ГЛАВА 5

Невозможно было понять, что по дороге едут два военных джипа: с расстояния виднелось только облако пыли за ними. Два автомобиля подпрыгивали на ухабах, один за другим. В разреженном воздухе высокогорья двигатели на высоких оборотах громко ревели.

Лейтенанта Чэня Чжи вот уже три часа мотало на потрепанном пассажирском сиденье. Темно-зеленая военная форма стала серой от пыли, сидеть было неудобно, его массивное тело все время кидало вверх и вперед, как если бы он хотел увидеть что-то в боковом зеркале джипа. На самом деле он хотел только одного: немного размять мышцы, занемевшие от долгого сидения. Поясница ныла, и каждый новый ухаб болью отдавался во всем теле.

Он смотрел сквозь лобовое стекло, и его мучили противоречивые чувства: с одной стороны, он мечтал, чтобы это путешествие поскорее закончилось, с другой — боялся того, что ждет в конце. Переднее колесо снова попало в выбоину, ударилось о колесную арку, и все, что лежало на торпеде, подскочило. Чэнь посмотрел на водителя, поражаясь, сколько выбоин тот находит, но ничего не сказал. Двигатель ревел слишком громко, перекричать его было трудно.

Чэнь залез в карман рубашки и вытащил кожаный бумажник. Там за его собственной фотографией и военным удостоверением лежала лента из четырех фотографий, снятых в будке-автомате на вокзале Лхасы. На фотографиях был его четырехлетний сын, сидевший на руках у матери, а сам Чэнь в гражданском неловко пристроился за ними, опустившись на колени. Сын пытался вырваться от матери, которая повернула голову к Чэню, словно прося о помощи. Он спрашивал себя, почему ему так нравилась эта фотография. Потому что она казалась настоящей, естественной, ничуть не похожей на то, во что превратилась жизнь сегодня.

Они фотографировались четыре года назад, еще до того, как он поступил на службу.

После всех перемен единственным, что осталось от прежнего, были его прогулки с сыном мимо того самого вокзала в редкие уик-энды, когда у него выдавалось свободное время и он отправлялся поиграть в маджонг. Другие игроки никогда даже не заикнулись, что он таскает с собой мальчишку. Правда, вряд ли они осмелились бы. Все знали, что Чэнь работает в Бюро общественной безопасности, а с агентами БОБ лучше не связываться.

Он краем глаза засек какое-то движение и, повернувшись, увидел, что водитель нагибается над рулем. Джип подпрыгнул и начал медленно притормаживать. Впереди на солнцепеке показалось несколько домиков.

Они подъехали к первому джипу. Чэнь видел, как солдаты повыскакивали из переднего автомобиля и разбежались по деревне. У всех на плечах висели винтовки. Местные жители отступили к домам, глядя на происходящее широко раскрытыми глазами.

Чэнь смотрел через запыленное лобовое стекло. Несмотря на долгие часы удушающей жары в джипе, он хотел одного: оставаться на месте.

В Пекине наверняка знали, как ему это не понравится. Так всегда. Всегда испытание. И он понимал, что если откроет дверь, ему придется пройти через все это. Жребий будет брошен.

Услышав робкий стук в окно, Чэнь повернулся и в нескольких дюймах от стекла увидел человека. Чэнь сделал резкое движение рукой, показывая, чтобы тот отошел, после чего, тяжело вздохнув, взялся за дверную ручку.

Воздух снаружи был как в пекле. Все покрывала пыль: дома, машины, людей. Мир казался серым и безмолвным, как могила.

Расправив плечи и распрямившись в полный рост, Чэнь дал человеку знак приблизиться. Это был не тибетец. Возможно, индиец. Или метис. Глаза у него бегали, ни на миг не останавливаясь, как муха, которая если куда и садится, то сразу же снова взлетает. Чэнь обратил внимание на его ужасные зубы: выцветшие корни торчал и из десен за кривыми обломками зубов.

— Где он? — спросил Чэнь, глядя на человека.

— Сначала деньги, — ответил человек, медленно потирая большим пальцем средний и указательный.

Чэнь засунул руку в задний карман и вытащил перехваченную резинкой небольшую пачку банкнот по пятьдесят юаней. Он швырнул деньги, сохраняя дистанцию между собой и человеком.

Тот не торопился — принялся пересчитывать банкноты, загибая уголок каждой. Наконец он молча указал на ничем не примечательный дом в стороне от центральной площади.

— Ты уверен?

— Уверен, — вполголоса ответил человек. — Я следил.

Чэнь дал знак солдатам, несколько раз махнув рукой, и они пристроились за ним. Пройдя всего несколько шагов, он почувствовал, как под мышками и сзади, на шее, выступил пот. Почти бегом он добрался до кривой деревянной двери и ударом ноги распахнул ее.

Поначалу он не видел ничего, кроме черноты.

Тонкие лучики света проникали сквозь щели в стенах, и в конечном итоге ему удалось разглядеть крохотное жилое помещение: очаг в середине, несколько котлов и две-три низкие деревянные табуретки. Из-за угла неожиданно появилась молодая женщина в грязном переднике. Она закричала при виде солдат, Чэнь щелкнул пальцами, и двое его людей схватили женщину и вытащили на улицу.

Пригибаясь под низким потолком, Чэнь пошел в глубь дома и обнаружил еще две комнаты. Во второй на полу, скрестив ноги, сидел мальчик. Чэнь переступил порог, и испуганные карие глаза мальчика провожали каждое его движение.

Он был худой и чумазый, с полосками грязи на лице. Несмотря на юный возраст, в его взгляде чувствовалось удивительное спокойствие, словно, разрываясь между страхом и смущением, он еще не выбрал что-то одно.

Он остался сидеть, подняв подбородок и разглядывая человека, грозно нависшего над ним.

— Как тебя зовут? — спросил Чэнь на тибетском, чувствуя, как слова свободно слетают с губ.

— Гедун, — спокойно ответил мальчик.

Услышав ответ, Чэнь на мгновение зажмурился, будто не допуская в сознание это слово. Когда он открыл глаза, мальчик все еще смотрел на него.

— Иди сюда, — позвал Чэнь, делая приглашающий жест.

Мальчик встал и неуверенно шагнул вперед, нервно сжав маленькие ручки в кулаки.

— Все будет хорошо, — услышал Чэнь свой голос. — Закрой глаза.

Он смотрел на руки мальчика, стараясь не думать о собственном сыне.

— Ну же, закрой глаза, — повторил он.

Мальчик зажмурился, и когда веки сомкнулись, из-под них выкатились две слезы, оставив на грязных щеках светлые дорожки.

Губы мальчика все еще шептали слова молитвы, когда его настигла пуля. Оглушительный хлопок, и маленькое тело отбросило к стене, ударило о нее, а потом оно рухнуло вниз безвольным комком.

В комнате воцарилась жуткая тишина. Чэнь опустился на колени, борясь с перехватившим горло удушьем.

Ощущение оказалось вполне реальным: он вдруг стал задыхаться. Воздух не проходил в легкие. Он рванул ворот рубашки, отчаянно пытаясь ослабить галстук. Его шатало, когда он метнулся прочь из дома, перевернув котел на очаге. Выскочив на улицу в жуткую жару, он услышал, как котел катится по полу.

Они все были там и смотрели на него. Когда он проталкивался сквозь толпу к джипам, его провожали пустыми непонимающими взглядами. Он оперся о машину и наконец глубоко втянул в легкие сухой воздух. Рванув дверь, он принялся как безумный искать пачку сигарет у водителя — он видел ее прежде. Она оказалась под сиденьем со стороны двери. Чэнь сорвал обертку, сунул сигарету в рот, попытался затянуться. Не вышло. Он попробовал еще раз — изо всех сил всосал воздух через фильтр.

Почему ничего не получалось?

Его трясущиеся руки перехватил сержант, задержал на секунду и поднес к сигарете зажигалку. Чэнь затянулся раз и сразу же второй, третий. Наконец он выдохнул — протяжно, неровно. Облачко дыма устремилось в небеса.

— Принесите тело. В Пекине захотят его увидеть, — сумел выговорить он. — И отгоните от дома этих уродов.

Сержант резко кивнул и побежал к дому, выкрикивая приказы. Чэнь посмотрел ему вслед, потом тихо обогнул неподвижные джипы и шагнул в тень ближайшего дома. Он затянулся еще раз, потом наклонился, уперев ладони в колени, и его вырвало.