ГЛАВА 42
Шара быстро шла по коридору, держа на руках мальчика. Время от времени она останавливалась и пересаживала ребенка с одной руки на другую, при этом голова его перекатывалась по ее груди и с губ срывалось едва слышное бормотание. Глаза были зажмурены от боли.
Над коленкой у мальчика виднелся глубокий порез. Шара зажимала его свободной рукой, и кровь тоненькой струйкой вытекала из-под пальцев и капала на его икру.
— Мы почти пришли, Бабу, — выдохнула она, гладя растрепанные волосы. — Это просто маленькая неприятность. И только. Помни, мы должны быть тихими, как мышки.
У входа в лазарет она остановилась и вытянула шею посмотреть, что там, за открытой дверью. Она уже собиралась войти, когда увидела одного из помощников Реги в дальнем углу комнаты — его почти полностью скрывали полки. В руке он держал стеклянный сосуд с прозрачной жидкостью и смотрел в него на свет, близко поднеся к глазам и едва не касаясь стекла лицом. Шара быстро отпрянула в тень коридора, ее взгляд инстинктивно метнулся к двери, откуда она пришла.
Шара поспешила назад, миновав ряд дверей по обе стороны коридора. У себя за спиной она услышала негромкий звон стекла, поставленного на твердую поверхность, потом звук шагов. Она отодвинула засов ближайшей двери и заскочила внутрь. Комната была маленькой, с двумя аккуратными кроватями в нескольких футах друг от друга. На одной из них горбились простыни, из-под которых выглядывала голова Билла.
Шара несколько секунд постояла у двери, не сводя с Билла глаз. Он лежал лицом к стене, рука безвольно свешивалась с кровати. Простыни поднимались и опускались в ритме дыхания. Он либо спал, либо, что вероятнее, был без сознания.
Посадив Бабу на свободную кровать, она жестом велела ему молчать и принялась обшаривать деревянный шкафчик справа от двери. Внутри стояли всевозможные медицинские средства.
Через несколько секунд она повернулась к мальчику, держа под мышкой марлю, а в руках — иголку, нитку и маленькую бутылочку, до половины наполненную прозрачной жидкостью. Плеснув жидкости на марлю, она поднесла ее к порезу на ноге Бабу.
— Будет немного щипать, — прошептала она. — Но ты должен терпеть молча.
Она протянула руку и через голову сняла с шеи мальчика молельные нефритовые четки.
— Сжимай, когда станет больно.
Бабу набрал полную грудь воздуха, пальцы вцепились в четки, когда она осторожно провела марлей по его ноге, стирая кровь.
— Храбрый мальчик, — выдохнула Шара. — Теперь я наложу пару швов. Будет больно, но недолго. Ты как, сможешь еще немного потерпеть?
Бабу кивнул, но зрачки его карих глаз расширились, когда он увидел, как Шара подносит иголку к свету и продевает в ушко нить. Он еще крепче сжал четки.
Шара, чтобы подбодрить мальчика, стиснула ему плечо и наклонилась. Волосы упали ей на лицо. Когда кончик иглы проткнул кожу, нога Бабу напряглась, и он вскрикнул, но тут же обеими руками зажал себе рот. Шара метнула озабоченный взгляд в сторону двери и продолжила накладывать шов, губы ее вытянулись в трубочку от напряжения.
Она накладывала второй стежок, когда с соседней кровати раздалось шуршание. Она повернулась и увидела Билла, смотрящего на нее. Лицо у него было бледно, переносица распухла и посинела.
— Шара? — сказал он хрипловато. — Что вы здесь делаете?
— Мальчик повредил ногу, — ответила она, заканчивая последний стежок. — Упал с лестницы и поранился. Ничего серьезного. Вам лучше еще поспать.
Билл привстал на подушках и поморщился, протащив ноги по кровати. Его икры и нижняя часть бедер были забинтованы.
— Поспать? — переспросил он, и лицо его посуровело. — Что вы имеете в виду, черт возьми, — «поспать»? Почему ко мне так никто и не заглянул? Тут были два монаха, но оба ни слова не понимают по-английски. Что происходит?
Шара вздохнула и, легонько похлопав Бабу по плечу, встала. Ее взгляд скользнул по лицу Билла, она присмотрелась к синяку, оставшемуся после падения на каменную ступеньку. Правый глаз почти полностью заплыл уродливой желто-лиловой опухолью, а крепкий подбородок зарос щетиной, которая уже успела превратиться в бородку.
— Извините, Билл. Я знаю, вас оставили в неведении. Но сейчас мне нужно отнести Бабу в покои настоятеля. Он ни в коем случае не должен находиться здесь. Я вернусь и все объясню…
— Нет, Шара. — Билл едва не сорвался на крик.
Шара подняла открытую ладонь, призывая его успокоиться. Лоб Билла прочертили глубокие морщины, а когда он подался вперед, чтобы сказать что-то, от раненых ног по всему телу прокатилась волна боли, он сжал челюсти и зажмурился, борясь с нею. Наконец он все же сумел открыть глаза.
— Мы спасли вас во время метели. Уж по крайней мере, объяснить что-то вы можете?
Шара несколько мгновений молчала, погруженная в мысли. Потом она неторопливо кивнула.
— Хорошо. Вы правы. Но я могу сказать вам далеко не все — только то, что мне разрешено говорить.
— А в ваши планы входило оставить нас? Вы ведь с самого начала собирались так поступить?
— Простите, Билл. Мне очень жаль. Но вы с Лукой были моим единственным шансом — без вас я бы никогда не поднялась по стене. Мой проводник лежал больным в Менкоме, и у меня не оставалось выбора.
Она притронулась к руке Билла.
— Извините, что оказались втянутыми в эту историю. Ничего такого я не планировала.
Он посмотрел на нее и убрал руку.
— А где, черт побери, Лука? Когда я его увижу?
— Скоро, я надеюсь.
— Скоро? Что это значит?
Шара оглянулась на дверь, словно ожидая, что та в любую минуту откроется.
— Это все… очень непросто, — вздохнула она наконец. — Больше я не могу сказать. Вам придется мне поверить.
— Мне плевать, просто или непросто, — отрезал Билл, снова повышая голос.
Он медленно моргнул, чувствуя, как кружится от усилий голова.
— Шара, у меня семья, к которой я должен вернуться. Вы понимаете? Семья. Мы с Лукой уберемся отсюда, как только я встану на ноги.
Билл ухватил ее запястье и дернул на себя так, что они оказались лицом к лицу.
— Вы понимаете? — повторил он, чувствуя, как его переполняет гнев.
Он кинул взгляд на другую кровать, где сидел Бабу. Мальчик смотрел то на него, то на нее, по щекам текли слезы — неожиданная злость Билла, казалось, напугала его.
Билл отпустил Шару и медленно откинулся на подушку.
— Простите, — прошептал он. — Я не хотел кричать. Просто я схожу с ума, лежа здесь и думая обо всем.
Шара подошла к Бабу, положила руку ему на плечи и улыбнулась, пытаясь успокоить.
— Я знаю, что ввела вас в заблуждение, — сказала она, не поворачиваясь к Биллу. — Но у меня были на то веские причины. И я прошу вас хотя бы не считать мои поступки злым умыслом. Вы говорите, что надо возвращать долги… что ж, мы принесли вас сюда и лечим ваши раны. Я молю об одном: чтобы вы проявили немного терпения.
Она убрала с лица прядь черных волос. Когда она обернулась, Билл увидел, какая неимоверная усталость вдруг исказила ее черты.
— Вы и представить себе не можете, чего мне стоило доставить вас сюда. Вы не должны были видеть Гелтанг, а теперь, когда увидели… этого уже не изменить.
Билл посмотрел на Бабу, и выражение его лица смягчилось: он вспомнил собственного сына, Хэла.
— Можете объяснить ему, что я извиняюсь за крик? — спросил он.
Поднеся руку к лицу, он провел пальцами по сломанному носу, по растрескавшимся губам и улыбнулся невесело.
— Не удивлен, что он меня испугался. Видок у меня, наверное, ужасный.
Шара прошептала несколько слов по-тибетски и взъерошила мальчику волосы.
— Не беспокойтесь. Бабу, конечно, маленький, но он гораздо сильнее духом, чем может показаться. Мы вместе пересекли весь Тибет.
Слушая ее, Билл протянул руку и взял свой блокнотик со столика у кровати. Тут были и другие его вещи, включая помятую фотографию Кэти и детей. Выдрав листочек, он начал складывать его.
— Да, конечно, я не должен был срываться. Извините.
— Вам многое пришлось пережить, — проговорила Шара. — Нам всем досталось.
Билл помолчал и снова, чуть поморщившись, приподнялся на подушке — усилие далось ему не без труда. Он раскрыл ладонь — на ней лежал свернутый из бумаги лягушонок.
— Ква-ква, — вполголоса произнес он.
Шара передала лягушонка Бабу, тот взял игрушку, и страх исчез с его лица, сменившись любопытством. Мальчик надавил на бумажную голову, недоумевая, как у лягушонка двигаются ноги. Еще секунда, и нос Бабу сморщился, улыбка озарила лицо.
— Ква-ква, — повторил он, и улыбка стала шире.
Билл собрался было заговорить, как дверь вдруг открылась и в комнату сначала заглянул, а потом вошел коренастый монах. Он внимательно осмотрел всех, потом сложил руки на груди, и заиграли обнаженные бицепсы. От макушки все лицо монаха рассекал шрам.
— Дранг, — с досадой сказала Шара.
Монах не ответил. С безразличным видом он отошел чуть в сторону и замер. Шара сделала Бабу знак помалкивать, и в этот момент в комнате появилась еще одна фигура. Даже прежде, чем человек откинул капюшон, Шара узнала его. Ошибиться было невозможно: Рега.
— Тяти делек, досточтимый отец. — Шара низко поклонилась. — Ваше присутствие честь для нас.
Рега не ответил. Голова его склонилась набок, ноздри раздувались — он чувствовал резкий запах дезинфекции.
— Отец? — повторила Шара, и голова монаха резко дернулась в ее направлении.
— Мне сообщили, что в этой комнате шум, — сказал наконец Рега. — Что здесь происходит?
Шара посмотрела на Билла, а тот переводил взгляд с нее на монаха, пытаясь понять, о чем они разговаривают.
— Я зашла проведать больного, — быстро ответила Шара. — Но у меня срочные дела. Прошу меня извинить… — Ее голос смолк, потому что внимание Реги привлекло нечто другое.
Он повернул голову в сторону Бабу, сидевшего на кровати.
Старый монах двинулся к Бабу, и тот подался назад, молельные четки нервно звякнули в руке.
— Шара? — позвал он высоким испуганным голосом.
Ноздри Реги снова раздулись.
— Наконец-то я встретил мальчика. Сына губернатора Депона.
Он вытянул руку с длинными изящными пальцами.
— Подойди ко мне, дитя.
Шара натянуто улыбнулась.
— При всем уважении, досточтимый отец… Его святейшество настоятель запретил мальчику общаться с другими членами ордена. Я отнесу его назад.
— Но он же находится здесь с европейцем? А я прошу лишь познакомиться с мальчиком настолько необычным, что он даже не прошел у нас инициацию. — Губы Реги растянулись в вымученной улыбке, обнажив гнилые зубы. — Увидеть я могу только прикосновением. Ты ведь не откажешь слепому старику?
Шара помедлила секунду, быстро посмотрев на Дранга, стоявшего у дверей. Его внимание, казалось, целиком поглощали нефритовые четки Бабу. Наконец он повернул голову и встретился с ней взглядом, после чего сделал шаг в сторону и загородил дверной проем.
Шара помогла Бабу слезть с кровати, и когда Рега подошел, мальчик стоял неподвижно, вытянув руки вперед.
— Стой спокойно — досточтимый отец хочет познакомиться с тобой, — сказала Шара, чувствуя напряжение в собственном голосе.
Костлявая рука Реги прошлась по щекам мальчика, по затылку, переместилась на подбородок. Когда пальцы коснулись закрытых глаз Бабу, четки выпали из руки мальчика и звякнули об пол. Наконец Рега распрямился, сжав пальцы.
— Ты говоришь, что ты сын губернатора, но я готов утверждать, что ты родился на плоскогорье. Скажи мне, дитя, когда ты попал в Лхасу?
— Послушайте, отец, он всего лишь ребенок, — возмутилась Шара. — Он слишком мал, чтобы отвечать на вопросы.
— Слишком мал или не может ответить? — парировал Рега. — За последнее время произошло столько неправильного, что я сам решаю…
Его прервали чьи-то быстрые шаги. В дверях появился молодой монах, обвел всех в комнате безумным взглядом, потом быстро поклонился и согнулся, уперев руки в колени и стараясь перевести дыхание.
— Отец, я должен поговорить с вами.
Рега повернулся, скрипнув зубами.
— Подожди, нетерпеливое дитя, — прошипел он, поднимая палец. — Я занят.
— Отец, выслушайте! Случилось нечто ужасное.
Рега помедлил секунду, потом движением руки приказал Дрангу следовать за ним. Он вышел из комнаты, и одеяния развевались за его спиной. Когда его шаги затихли в коридоре, Билл приподнялся на кровати.
— Что это было?
— Объясню позднее, — мгновенно ответила Шара и подхватила на руки Бабу. — Извините, Билл, мне не стоило приносить его сюда. Я вернусь. Обещаю.
Она пошла с Бабу к двери, но тот стал вертеться на руках, взгляд его был прикован к полу.
— Шара, подожди! — воскликнул он, шлепнув ее по плечу.
— Не сейчас, — рассеянно сказала Шара. — Нужно торопиться.
Бабу продолжал вырываться, но она уже выбежала в коридор, оставив Билла одного в комнате, где вдруг воцарилась тишина.
Два часа спустя кто-то осторожно отодвинул засов на дверях комнаты Билла.
Дверь чуть приоткрылась, и Билл, почувствовав сквозняк, шевельнулся во сне, но не проснулся. В комнату беззвучно вошел Дранг. Он не сводил глаз с Билла, шрам, рассекавший лицо монаха, блестел на свету. Он сделал несколько шагов, и его войлочная обувь тихо шлепала по каменному полу.
То и дело посматривая на кровать, он присел и принялся шарить руками по полу. Наконец он нащупал четки, которые искал, и, бросив последний взгляд на спящего Билла, отступил к двери.
В коридоре он поднес четки к ближайшей лампаде и в тускловатом свете увидел серебряную подвеску и причудливый знак на ней. Он правильно сделал, что вернулся за четками.
Он уже встречал этот знак прежде.
