«Опасно. Здесь опасно. Оно приближается».

«Идти. Надо идти. Сейчас».

Норт с трудом поднялся на ноги. Пальцы окоченели. Его шатало. Ватную тишину разрывала странная мешанина звона и нарастающего рева.

«Что с моими ногами?»

Тяжелые капли дождя барабанили по лицу. Он посмотрел в грозовое небо – природа разбушевалась не на шутку.

«Не могу дышать. Не могу дышать. Воздуха».

Он потянул завязки бронежилета. И, оступившись, шагнул на проезжую часть.

«Не сюда. Оно ждет».

Норт смешался с толпой, пригнулся и съежился. Прячась от «этого». Держась от «этого» подальше. Но он чувствовал, как «оно» горячо дышит ему в спину. Знал, что «оно» идет по его следу, тяжело ступая по земле. Норт был жертвой, дичью. В отчаянии он искал спасения в толпе. Слепой щенок, танцующий со смертью.

«Осторожно! Вперед! Оно рядом!»

Толпа не хотела расступаться. Он пробивал себе путь локтями и коленями. Толкался и отбивался.

Тысячи направлений. Миллион возможностей. Бесконечные пути.

Его обнаружили через полчаса в уютном магазинчике в двух кварталах от места событий. Он стоял между полок с консервами – бронежилет у ног, футболка в клочья,– выковыривал пилочкой для ногтей мед из банки и мазал им свои многочисленные порезы и царапины.

Тягучими ручейками мед вязко стекал по телу Норта, перемешиваясь с кровью.

Детектив разорвал футболку на полосы и как раз перевязывал руку, когда явились остальные. Хозяин магазинчика маячил у входа, сжимая в руках бейсбольную биту и от всей души надеясь, что не придется пустить ее в ход.

Полицейские окаменели.

Брудер явился в пластиковом капюшоне поверх фуражки и прозрачном дождевике, наброшенном на форму. Он шагнул внутрь магазина, и дождевые капли, падающие с плаща, застучали по полу: кап-кап-кап. От этого звука Норта передернуло.

– Детектив?

Норт не ответил. Он густо смазал глубокую рану пахучей желтой массой и туго перевязал.

– Послушай, ты куда-то пропал. И не отвечал на вызовы по рации.

– Работал.

Норт произнес это таким будничным тоном, словно то, чем он сейчас занимался, было обычным делом.

Завидев подкрепление в лице копов, владелец магазина осмелел. Размахивая битой, он принялся жаловаться на хулигана. Брудер положил одну руку на кобуру с пистолетом и поднял вторую, жестом останавливая поток жалоб.

– Я разберусь с этим, ясно?

Он осторожно прошел между полок к Норту.

– Почему ты убежал? Криминалисты даже не знают, где нужно устанавливать заграждение. Все сбились ног, разыскивая тебя.

– Дела.

Норт поднял на Брудера ввалившиеся, покрасневшие глаза.

– Господи!

Брудер оглянулся на патрульных, застывших у дверей. Когда дело касалось одного из своих, все обычно терялись. По крайней мере, детектив держался спокойно.

Норт бросил взгляд за окно.

– Его поймали?

– Нет, улизнул.

Норт качнул головой – то ли кивнул, то ли сокрушенно подосадовал. Казалось, он мысленно ведет какой-то разговор, который не касался никого из окружающих.

– Ты собираешься заплатить этому парню за товар?

Детектив молчал, явно сбитый с толку этим простым вопросом. О чем он думал, так и оставалось непонятным.

– Я… Я взял чужой велосипед.

– Ты взял велосипед.– Брудер почесал затылок, пытаясь осмыслить связь между своим вопросом и данным ответом.– Ладно, я оплачу. Потом вернешь.

– Спасибо.

– Может, поедем отсюда?

Норт посмотрел на густую пелену дождя, которая завесила выход из магазина.

– Конечно.

Его усадили на заднее сиденье патрульной машины. Завернули в одеяло. Загнанный и уставший, Норт послушно дал себя укутать, словно зверь, пойманный в сеть.

Его повезли туда, где криминалисты в дождевиках и резиновых перчатках изучали место происшествия.

Проливной дождь – самое худшее, что может грозить работе экспертов. Поэтому они суетились, спеша зафиксировать все следы. Им удалось отыскать грязный пустой шприц, закатившийся под синий мусорный контейнер.

В шприце еще осталось немного красноватого препарата, который осторожно выдавили в бумажный пакетик. Все улики должны быть тщательно исследованы.

Один из государственных следователей – Роберт Эш – подошел к машине и торжественно, словно трофей, показал Норту сумку. Но восторг Эша тут же улетучился, когда он увидел, в каком состоянии находился Норт.

Тот даже не заметил, что на него смотрит человек, с которым он много раз встречался по службе.

Поэтому Эш оставил его в покое и заговорил с Брудером:

– Он трогал шприц? Ему нужно поскорее сделать анализ крови. Бог знает, что там было.

– Ну, тогда волноваться не о чем,– выдавил Брудер кривую улыбку.

Подошел доктор и осмотрел Норта. Тот был в порядке, просто нуждался в отдыхе.

Сознание Норта блуждало где-то далеко, он почти не отдавал себе отчета в происходящем, пока его везли домой. Коллеги доставили его на третий этаж старого дома в Вудсайде, в котором даже не было лифта.

– Я позвонил в четвертое отделение, – пояснил Брудер. – Тебе разрешили отдохнуть пару дней.

Сколько на самом деле нужно времени, чтобы окончательно выйти из этой тьмы?

Когда он остался один, перед глазами снова поплыли яркие вспышки. Видения. Хлоп! Новый призрак. Новый приступ безумия. Хлоп! Им не было конца.

Хлоп.

Его пробил пот. Мурашки поползли по спине. Стены пошли трещинами. Костлявые пальцы показались в щелях. Закачались голые ветви деревьев. Отчаянье уводило его еще глубже в мир призраков и темноты.

Жгучая боль кольцом охватила голову, от виска до виска. Мозг сжался, ожидая… чего? Хлоп!

– Я пришел. Он не знает, что я здесь.

– Не знает?

– Он занят. У нас впереди вся ночь. Вся ночь!

Он сорвал с нее одежду. Разорвал бюстгальтер и приник ртом к полным грудям. Сжал зубами сосок и жадно впился пальцами в белую мягкую кожу. Сгреб горстями круглую попу, придвигая навстречу своей окаменевшей животной ярости. И тараном заколотил в ее врата.

Хрип и стоны, и сладкий вкус запретной тайны, и нестерпимая жажда.

И перед самым концом, перед завершением обыденного взрослого греха, она обхватила его за шею, и их глаза встретились. Такие похожие, такие родные глаза.

Но даже это не остановило его.

Он отпустил себя на свободу. Судорога была столь сильной, что она закричала.

Он излился в нее. В свою мать.

Норт очнулся, рыдая. Он лежал голым в собственной постели, испачканной спермой и трехдневным потом. Его мать!