Квартира докрасна раскалялась от его отчаяния. Как только выпадала свободная минута, Норт всей кожей ощущал неотвратимость, врастающую в его кости. Рок навис над ним, словно дамоклов меч, грозя разрубить пополам. Он держался из последних сил, чувствуя, что вот-вот сорвется в пропасть безумия.

Что с ним? Неужели это он нарисовал на стене быка, вывозив пальцы в собственном дерьме? Детектив чувствовал на голой коже горячее дыхание страшного зверя и боялся смотреть в его ненавидящие глаза.

Норт надел теплое пальто и вышел, злобно завидуя тем, кто еще мирно спал в своей кровати.

Вчера он оставил машину почти в четырех кварталах от дома, иначе не оберешься хлопот. Норт не любил приезжать домой на служебной машине, слишком уж это было заметно. Словно орать в рупор, что здесь, в этом доме, живет поганый коп. Такие заявления здорово осложняют жизнь.

Водительское сиденье было холодным и влажным. Он включил подогрев и принялся греть руки над струей теплого воздуха.

Улицы были пустынны. Если выехать на бульвар Макгиннеса, можно быстро проскочить Уильямсбургский мост. Но сегодня он не собирался ехать в центр города. У него были дела в другом месте. Детектив повел машину на север, по шоссе I-278.

Норт поехал на Сто восемьдесят седьмую улицу, в западной части Бельмонт-авеню. Кто-то из сорок восьмого участка советовал посетить кабачок в этом месте, у которого есть охраняемая стоянка. Есть шанс по возвращении найти машину на том же месте, куда ее поставил. И добро пожаловать в южный Бронкс! Как сказал Тим Дог: «Сучий Комптон».

С ностальгией вспоминая бурные семидесятые годы, детектив разглядывал Бронкс, который сильно напоминал послевоенный Берлин. Местные жители до сих пор были не прочь поджечь собственный дом, чтобы получить денежки за страховку. Здесь чернеет выжженными окнами каменный дом, там – одна крыша осталась. Большинство развалин вот-вот рухнет. А рядом – веселая линия семейных коттеджей, новеньких и чистых. Тут только отстраиваются. И повсюду – брошенные автомобили, злобные надписи и угрюмые взгляды. В голове не стихали тревожные звоночки. «Сучий Комптон».

Норт постучал в обшарпанную дверь дома номер два-С. Он услышал, как внутри со звоном набросили цепочку и отперли замок. Потрескавшаяся деревянная дверь со скрипом отворилась.

– Чего надо?

– Самуэль Бейли?

Минутная заминка.

– Не знаю такого.

Норт показал свой жетон.

– Думаю, сэр, вы знаете, кто такой Самуэль Бейли.– Все, что он мог разглядеть в проеме двери,– это щетка седых волос и красный пористый нос.– Прошу прощения за ранний визит.

– Ты чокнулся, что ли?

Норт промолчал. Честно говоря, он сам не был уверен в собственной вменяемости.

– Ты из Красного Креста? Если да, то разговора не будет.

– Нет, я не из Красного Креста, сэр. Я из полиции. Я звонил…

– Я трубку не беру.

– Мне нужно всего пять минут вашего времени.

– Для чего?

Норт подавил раздражение.

– Может, мы продолжим разговор в квартире?

– А что, у меня проблемы?

«Похоже, да».

– Мне порекомендовали вас как эксперта. Насколько я понимаю, вы разбираетесь в старинных медицинских инструментах?

– Типа да. Порекомендовали, говоришь?

– Мне нужен ваш совет.

Норт выудил из кармана фотографию старинного шприца и поднес ее к двери, чтобы Бейли смог рассмотреть снимок.

– Так что, вам нужна консультация? Не задаром, понимаешь?

«Наконец-то!»

– Что вы хотите?

Бейли облизался.

– Э… я… я не ел уже два дня. Бутерброд? И наверное, что-то, чтобы его запить. Славный крепкий бурбон.

Есть старая поговорка: в Америке не голодают. Это неправда. Голодают, только для этого нужно постараться.

Самуэль Бейли схватил коробочку с бутербродом и прижал к груди, словно боялся, что ее сейчас отнимут. На банку содовой он посмотрел с презрением. Потом направился вглубь дома, лавируя между серыми железными конструкциями и жалкими искореженными жестянками, которые составляли большую часть интерьера.

От этих апартаментов у Норта мурашки пошли по спине. В нос шибануло ароматами давно не мытого тела и застарелой мочи. В крохотной квартирке не нашлось места для отдельной кухни, поэтому барная стойка и электрическая плита стояли в жилой комнате, в дальнем углу. Детектив отметил, что хозяин давно уже не готовил: керамическая поверхность плиты была покрыта густым слоем жирной пыли.

Бейли нашел то, что искал. Он вытащил толстый справочник из груды журналов, принялся листать его одной рукой. Во второй он держал фотографию.

– Отличное состояние. Это кому-то принадлежит?

Эксперт был одет в боксерские трусы и потрепанный халат, который распахнулся и явил Норту неаппетитное зрелище тощих ног.

– Если только мы не найдем его хозяина, шприц будет храниться у нас до ближайшего аукциона.

– Прекрасная работа! Отделка серебром высокой пробы. Выгравированные вручную цифры на стеклянной поверхности. Сделан примерно в тысяча восемьсот семидесятом году Фергюсоном из Лондона.

– Вы видели такие вещи прежде? Я хотел узнать, где можно достать такую штуку?

– Я бы отправился на «И-Бей».

Верхняя губа Бейли, заросшая темной щетиной, почтительно дрожала, когда он разглядывал необычный экспонат.

– На « И-Бей » легко засветиться. А если вы не хотите светиться?

– Бримфилд.

– Что это?

Норт полез в карман за блокнотом. Блокнота там не оказалось.

– Бримфилд, штат Массачусетс, там проводится самый большой аукцион на открытом воздухе. По антиквариату. Пять тысяч специалистов со всей страны. Восемьсот квадратных акров под стенды. Можно выставить или купить все, что хочешь, и на тебя даже не обратят внимание. Бримфилд!

В другом кармане тоже не было блокнота.

– Адрес знаете?

– Конечно, но еще рано. Аукцион длится пять дней. Он проводится в мае, июле и сентябре. До сентябрьского аукциона три недели.

«Тупик, это не то».

Норт обшарил все свои карманы.

«Где же мой блокнот?»

У него была ручка, но не было записной книжки. Оставалась фотография Гена, которую он скопировал с видеозаписи. Норт показал ее эксперту.

– Вы видели прежде этого парня? Может, кто-то связывался с ним?

Бейли оторвался от справочника и посмотрел на фото. С минуту он щурился, разглядывая снимок, потом покачал головой:

– Увы.

Норт перевернул фотографию и сделал пометку на обратной ее стороне.

– А что значат эти буквы – ГГБ?

– Вот, ищу.– Бейли с нарастающим раздражением перевернул еще несколько страниц.– Любопытствую.

Он достал с полки еще один пухлый справочник. Его страницы заполняли столбцы имен и номеров телефонов. Некоторые имена были подчеркнуты ручкой. Листы этой книги пожелтели. Норту оставалось надеяться, что сведения не устарели.

– ГГБ. Гудзонская государственная больница. Это психушка.

– А где она находится? – спросил Норт, делая пометки.

– В округе Датчес.

– До сих пор?

– Более того, это музей.

«Музей? Значит, Шеппард прав?»

Норт попытался представить суть дела. Выходит, Ген является в музеи, ворует экспонаты… А что потом? Приезжает в город и ищет скупщика краденого?

– Вы никогда не слышали, чтобы здесь продавали какой-нибудь экспонат оттуда?

– Не-а. Да разве я знаю, что там есть? Там до сих пор торчит священник, который изгоняет бесов из больных.

– Вы же сказали, что это музей.

– Да, в старой части. Я сотрудничал с ними много лет назад. Но одно крыло у них открыто. Там Гудзонский психиатрический центр.

«Другая версия: может, Ген – пациент?»

Норт вскочил, чем несказанно удивил Бейли.

– Чего?

– Спасибо, что уделили мне время.

Бейли проводил детектива до двери.

– Знаете, только не обижайтесь, но вы кажетесь мне больным. В смысле вы заболели. Может, вам нужно подлечиться?

Норт пропустил совет мимо ушей, зато сдержался и ничего не ответил. Его мысли были уже далеко. Священник, который до сих пор изгоняет бесов?

«Я – проклятие Сатаны».

Он вытащил дорожный атлас и поискал по индексу. Округ Датчес находился на севере штата. Если выехать прямо сейчас, к обеду можно добраться.

Может, Ген сбежал оттуда? Неужели он ехал только затем, чтобы сделать то, что он сделал? Если так, то кто же был в машине? Они приехали сюда вместе?

Он позвонил в участок и попросил Нэнси отыскать номер ближайшего к больнице управления шерифа. Вдруг туда поступали заявления о краже?

Норт отбросил атлас на пассажирское сиденье. На нем спокойно лежал черный блокнот, который он так искал. Прокляв свою забывчивость, Норт сунул блокнот в карман пальто и включил зажигание. Капот «лумины» начал выдвигаться на проезжую часть. В зеркальцах промелькнула другая машина.

Би-би-и!

Норт ударил по тормозам. Ярко-красная «тойота» метнулась в сторону, стараясь не сбить велосипедиста, который ухитрился вклиниться между двумя автомобилями.

Велосипедист спокойно прокатил мимо, так и не осознав, что был на волосок от гибели.

Норт застыл.

«Идиот!»

Он смотрел вслед велосипедисту и машинально потирал ушибленное колено. В голове начала разливаться волна боли.

Детектив уронил гудящую голову на усталые руки, а волна боли раскатилась перед глазами обрывками воспоминаний. Он чувствовал, как нервы натянулись, разгораясь пламенем, которое пульсировало, растекаясь во все стороны, где-то в области затылка.

Норт стряхнул морок воспоминаний и покрепче вцепился в рулевое колесо. Он тяжело и хрипло дышал.

Он видел уже их прежде – и женщину, и машину. У Центрального парка.

Те же самые? Или просто совпадение? Или она помогала ему удрать?

Зазвонил телефон. Норт не спешил отзываться. Ему казалось, что он вот-вот нащупает ниточку.

– Норт.

На другом конце помолчали, потом раздался голос лейтенанта Хиланда. Он вздохнул, словно сожалея о том, что ему предстоит сообщить, и мрачно сказал:

– Только что звонили из Центральной. Мэнни Сиверио умер.

«Значит, я ему соврал».

Мэнни Сиверио, офицер полиции, кровь которого пролилась на ступени музея. Удар был слишком жесток.

– Когда?

– Пару часов назад.

Норт промолчал. Все изменилось, как только в деле появился первый погибший.