РУНЫ
М а р с и й:
Чернь, чернь, невыносимый мрак!
Сгинь, призрак вековой!
Достаточно уже, что я низвержен.
Нашел я тайную связующую нить
Идей и помыслов чрез бесконечность лет,
В хитросплетениях земной и высшей жизни,
Приведшую меня к истокам темным
Предписанного мне существованья.
Познал я тайный замысел. Кем был я… Кто я есть.
Свершится рун магический завет, и сам я промелькну,
Подобно тени в поднебесной выси…
О л и м п и е ц:
И в жизни, и в смерти, на суше и в море
Преследовать тебя я буду неуклонно.
Алистер Кроули
Мне нужно было немедленно куда-то приземлиться. Я рухнула на стул, чувствуя, как пол уходит у меня из-под ног, увлекая в блаженную пустоту. Опустив голову, я уткнулась лбом в колени, чтобы окончательно не потерять сознание.
Сэм жив. Жив.
Неужели он действительно еще жив? Или я брежу?.. Подобные бредовые мысли иногда посещают людей во сне — и эти сны кажутся вполне реальными. Но голос Сэма продолжал доноситься из трубки, гудеть мне в ухо, хотя я только что вернулась с его похорон. Очевидно, самое время провериться у психиатра.
— Ариэль, что ты молчишь? — Голос Сэма звучал тревожно. — Я не слышу даже твоего дыхания.
Так оно и было: я перестала дышать. Потребовалось осознанное усилие для возобновления этого инстинктивного физиологического процесса. С трудом глотнув воздуха, я вцепилась в подлокотник кресла, выпрямилась и заставила себя выдавить хриплый ответ.
— Здорово, — сказала я в трубку.
Это прозвучало нелепо, но я не представляла, что вообще следует говорить в подобном случае.
— Мне чертовски жаль, Ариэль. Я понимаю, каково тебе должно быть сейчас, — сказал Сэм. Его высказывание по нынешним временам прозвучало чертовски слабо. — Только, пожалуйста, не задавай пока никаких вопросов, потом я все объясню. На самом деле если ты сейчас не одна, то вообще опасно говорить о чем-то определенном.
— Вы правы, — быстро ответила я, все еще пытаясь совладать с хаосом мыслей и хоть немного привести в порядок биоритмы моего внутреннего мира.
— Все понятно, — сказал Сэм. — Я названивал тебе сегодня с самого утра, но просто вешал трубку, поскольку ее снимала не ты. Раз уж я наконец-то поймал тебя, нам надо первым делом найти какую-то надежную телефонную связь, чтобы я мог внятно объяснить тебе все, что произошло.
— Можете позвонить мне домой, — предложила я, осторожно выбирая слова.
Я отъехала на своем вращающемся кресле подальше от Оливера, который, сидя ко мне спиной, все еще печатал что-то на компьютере.
— Плохая идея: твой домашний телефон прослушивается, — сказал Сэм, а уж он-то разбирался в таких вещах. — Этот рабочий номер чист, по крайней мере на данный момент… и нам хватит времени, чтобы договориться. Твоя машина также небезопасна, — добавил он, предвидя мое следующее предложение. — Кто-то уже взломал замок и провел тщательный обыск. Я оставил там узелки, чтобы предупредить тебя. Надеюсь, ты не припрятала ничего особо ценного ни в машине, ни дома: я убежден, что за тобой следят настоящие профессионалы, причем практически постоянно.
Настоящие профессионалы? Что бы это могло значить? Что меня тоже каким-то образом втянули в шпионский триллер? Только этого мне и не хватало, учитывая все, что произошло со мной за последние двадцать четыре часа. И хотя я не поняла, что подразумевал Сэм под «особо ценным», но сдержанно сказала:
— Я не заметила никакой… — И вместо «пропажи» добавила: — Никакой путаницы.
Оливер встал и потянулся. Когда он глянул в мою сторону, я развернулась на кресле к своему рабочему столу и начала изображать деловую активность, словно мне передавали по телефону важные технические данные. В голове у меня еще царил хаос, но из него выплыла одна разумная мысль, подсказавшая мне, что необходимо как можно быстрее закончить разговор с Сэмом. Я спросила его:
— Так что вы предлагаете?
— Нам нужно придумать, где мы сможем в назначенное время спокойно разговаривать по телефону без лишних свидетелей, учитывая наличие слежки. В общем, уличный телефон-автомат нам не подойдет.
А ведь именно он первым пришел мне на ум. Вычеркиваем.
— А компьютерные данные вас не устраивают? — спросила я, все еще старательно выводя каракули в блокноте.
Я молила Бога, чтобы Оливер вышел куда-нибудь проветриться.
— Компьютер? — сказал Сэм. — Тоже недостаточно безопасно. Любой придурок может влезть в твой служебный компьютер, и в особенности с вашей системой защиты. Нам понадобился бы многоуровневый защитный шифр, но время нас поджимает. Поблизости от твоей конторы есть одна безымянная ковбойская забегаловка. Я позвоню тебе туда через пятнадцать минут.
— Через пятнадцать минут у меня встреча с шефом, — сообщила я. — Я, конечно, попробую…
В тот же момент, идеально своевременно, в дверях появилась голова Пода.
— Бен, я досрочно выяснил все вопросы. Заходи в мой кабинет, как только закончишь здесь. Нам нужно обсудить нечто важное.
— Ладно, я понял, что тебе надо идти, — тихо сказал Сэм.
Оливер направился вслед за Подом на это совещание, а Сэм добавил:
— Тогда я позвоню туда через час. И если тебя там еще не окажется, то буду звонить через каждые пятнадцать минут, пока не дождусь твоего ответа. Эй, Ариэль... Мне правда ужасно жаль, что все так вышло.
После этого наша связь прервалась.
Слегка трясущейся рукой я положила трубку на телефон и неуверенно попыталась встать. Под перехватил Оливера у двери.
— На этом совещании ты нам не понадобишься, это поручение касается только Бен. Ей придется на пару недель съездить в командировку по одному срочному проекту. Вольфгангу Хаузеру из МАГАТЭ требуется помощь в одном «пожарном дельце».
Он вышел, а Оливер с недовольным ворчанием вернулся к своему рабочему столу.
— О мой Морони, чем я заслужил такую кару? — взвыл он, возведя глаза к потолку, словно надеялся обнаружить там лик этого мормонского пророка. Потом он сердито посмотрел на меня. — Ты хоть понимаешь, что это означает? Я проиграл целый годовой бюджет на покупку разноцветных макаронных изделий из Северной Италии плюс заначку на изысканный виноградный уксус с травами и специями!
— Ах, Оливер, мне очень жаль, — сказала я и похлопала его по спине, в неком оцепенении проходя к выходу.
Святое дерьмо! Похоже, у меня сегодня день сногсшибательных сюрпризов.
В ядерном центре в Айдахо, где я работала, впервые в мире начали заниматься научными исследованиями по ядерной безопасности. То есть мы изучали возможные причины аварий и методы их предотвращения.
Одна из тем данной области знаний, недавно приобретшая особо важное значение — организация сбора и удаления ядерных отходов, — отлично согласовывалась с проектом, над которым мы с Оливером корпели последние пять лет. Мы располагали полнейшей базой данных для определения и отслеживания мест хранения и захоронения ядовитых, опасных и трансурановых веществ. Как пионеры в этой области, мы также вполне справедливо считали, что у нас накопились и самые большие в мире запасы «грязного» юмора — саркастических шуточек типа: «Отходы других людей — наш хлеб с маслом».
Но у нас с Оливером было скромное меню. Настоящая научная кормушка, открывшаяся здесь, в Айдахо, состояла из проводимых в лавовой пустыне широкомасштабных испытаний и проверок разных видов аварий, в том числе и связанных с расплавлением активной зоны ядерных реакторов. Конечно, нет ничего удивительного в том, что Международное агентство по атомной энергии, сторожевой пес нашего ядерного мира, направило к нам в Айдахо своего представителя Вольфганга Хаузера, чтобы поделиться планами работы, но я была совершенно не готова к последнему сообщению Пода о предстоящей мне командировке.
— Ариэль, ты в курсе проблем, происходящих сейчас в Советском Союзе? — спросил он меня для начала, когда я расположилась в его кабинете за закрытой дверью.
— Гм... Ну, в общем да. В смысле, мне известно то, что говорят об этом каждый день в шестичасовых новостях, — ответила я.
Горбачев поимел жуткие неприятности, предоставив свободу стране, в которой миллионы были невинно арестованы или убиты, и все только затем, чтобы народ перестал обсуждать свои несчастья на кухне за чашкой чая.
— МАГАТЭ озабочено тем, — продолжил Под, — что Советский Союз может потерять контроль, причем безвозвратно, над некоторыми из своих республик, где сосредоточены большие запасы ядерных веществ и оружия, не говоря уже о бридерных реакторах, от которых они никак не избавятся, хотя многие из них давно устарели и не имеют современных систем контроля. Все это попадет в руки необученных провинциалов, лишившихся централизованного управления, неспособных предотвратить потери и нормально справиться с ситуацией.
— Святое дерь... провидение, — вовремя сдержалась я. — Но я-то чем тут могу помочь?
Он откинул назад голову и рассмеялся на редкость сердечным и искренним смехом. Несмотря на его вполне заслуженную репутацию, я в общем-то невольно относилась к Пастору Оуэну Дарту с симпатией. Вечно спутанная рыжая шевелюра и потрепанное ожесточенное лицо вполне соответствовали, на мой взгляд, внутренней сущности этого жилистого и угловатого вояки, бывшего чемпиона армии по боксу и ветерана Вьетнамской войны. Под был лишь слегка выше меня ростом, но запросто умел разрешать любую сложную ситуацию. Правда, мое положение облегчалось тем, что мне пока не приходилось противоречить ему. К несчастью для меня, наше с ним мирное сосуществование, похоже, осложнялось непредвиденными обстоятельствами.
— Будешь помогать Вольфу Хаузеру — сказал Под. — Вы познакомитесь с ним, когда он вернется. Если бы я знал, что ты сегодня появишься на работе, то задержал бы его до личной встречи с тобой. А сейчас он уже уехал до конца недели по каким-то срочным делам в другой штат. Я могу сказать тебе даже больше, но чисто между нами: на несколько недель вы с доктором Хаузером отправитесь в Россию. Все организационные вопросы почти улажены.
В Россию? Я не могу улететь в Россию. В первую очередь из-за Сэма, вновь восставшего из могилы, ведь он, скрываясь бог знает где от банды наемных убийц, умудрился тайком подобраться к нашей парковке и оставить мне узелковое послание. И сейчас-то у нас с Сэмом возникли сложности со связью, а уж в Советском Союзе, насколько я знала, вообще нет нормально работающих телефонов! И как бы ни привлекала меня идея отправиться в безумно дорогостоящую заграничную командировку в приватной компании с шикарным доктором Вольфгангом Хаузером, источающим пьянящий сосновый аромат, я поняла, что должна немедленно остановить это.
— Сэр, я благодарю вас за такую благоприятную возможность, — сказала я Поду, — но, честно говоря, не понимаю, чем могу быть полезна в данном проекте. Я никогда не бывала в России и не говорю на русском языке. У меня нет степени профессора физико-химических наук, поэтому я не сумею даже сделать классификацию предложенных мне на проверку веществ. Ведь я всегда занималась только безопасностью — выявлением и отслеживанием того, что выкопали и опознали другие.
Кроме того, вы сказали Оливеру Максфилду, что эта командировка займет всего пару недель и не помешает работе над нашим с ним общим проектом.
Я даже запыхалась, изо всех сил отгребая назад, но мое каноэ упорно продолжало мчаться к обрыву.
— Не волнуйся, — неутешительным тоном утешил меня Под. — Мне пришлось кое-что рассказать Максфилду, чтобы он не удивлялся, почему его не подключили к этому заданию. В конце концов, у вас с ним действительно совместный проект.
Мне хотелось спросить, почему же в действительности не подключили Оливера. Но в голосе Пода появилась та холодная отчужденность, которую он обычно использовал для тех, кому уже заготовил речь на панихиде. Он поднялся из-за стола, чтобы проводить меня к двери. Мне стало как-то жутковато от моих будущих перспектив.
— В сущности, — добавил он на ходу, — МАГАТЭ выбрало тебя несколько месяцев назад, основываясь на твоем послужном списке и моей рекомендации. Твое назначение всесторонне рассмотрено и одобрено. И честно говоря, Бен, ты должна крепко ухватиться за такую возможность. Это просто великолепное задание. Тебе бы следовало поблагодарить меня за покровительство в таком назначении.
От полученных мной за сегодняшний день сюрпризов у меня голова пошла кругом. И когда шеф открыл дверь кабинета, я выпалила:
— Но ко всему прочему у меня нет российской визы!
— Все уже сделано, — сухо сказал Под. — Тебе вручат визу в Нью-Йорке, в Советском консульстве.
Проклятье, и тут неудача. Что ж, по крайней мере, я узнала плохие новости перед секретным разговором с Сэмом. Может, ему удастся придумать не только как разрешить все наши личные проблемы, но и как мне отделаться от командировки.
— Кстати, — добавил Под примирительным тоном, стоя на пороге своего кабинета. — Насколько я понял, ты отсутствовала на прошлой неделе, чтобы отметиться на семейных похоронах. Надеюсь, ты потеряла не самого близкого родственника.
— В данный момент я бы сказала, что ближе не бывает, — уклончиво ответила я и коснулась руки Пода. — Но спасибо, что вы спросили.
Спускаясь по лестнице, я глянула на часы и задумалась, насколько близко в действительности находится сейчас Сэм. Натянув дубленку, я потеплее укуталась и направилась в ковбойский салун.
Отделанный темными деревянными панелями зал пропитался смесью пивных паров и сигаретного дыма. Музыкальный автомат наигрывал какую-то мелодию. Я пришла минут на двадцать раньше назначенного времени, устроилась за ближайшим к телефону столиком и в ожидании звонка заказала «Кровавую Мэри» без водки. Наконец телефон зазвонил. Я вскочила и схватила трубку после первого же звонка.
— Ариэль, — с облегчением сказал Сэм, услышав мой голос. — Я сходил с ума с самых похорон. Мне так хотелось все объяснить, рассказать тебе, что произошло, отчего все так получилось. Но сначала скажи мне, с тобой все в порядке?
— Вроде бы я начала приходить в себя, — сообщила я ему. — Только не пойму пока, плакать мне или смеяться. Я безумно рада, что ты жив, но в бешенстве оттого, что ты заставил нас — особенно меня — пройти через весь этот ужас. Давай, живо объясняй, почему тебе пришлось притвориться, что ты умер. Кто еще знает об этом, кроме меня?
— На данный момент никто не знает, кроме тебя. — Его голос звенел от напряжения, точно гитарная струна. — Мы с тобой окажемся в огромной опасности, если еще хоть одна живая душа узнает, что я жив.
— Что значит «мы с тобой», бледнолицый? — процитировала я вопрос Тонто к Одинокому Рейнджеру, заданный, когда их окружили враждебно настроенные апачи.
— Ариэль, сейчас не до шуток. Тебе теперь угрожает даже более серьезная опасность, чем мне. Я так боялся, что ты не поедешь прямо домой в Айдахо, что забьешься вдруг в какую-то норку, чтобы побыть в одиночестве, и не сможешь получить посылку. Обнаружив, что твой телефон прослушивается, а машину тщательно обыскали, я продолжал молиться, чтобы тебе хватило сообразительности спрятать ее где-то в безопасном…
Официантка, сметя чаевые со столика, бросила на меня вопросительный взгляд, безмолвно спрашивая, не желаю ли я повторить заказ.
Я отрицательно покачала головой и сказала Сэму:
— Не поняла. — Хотя на самом деле, к сожалению, как раз поняла. Когда официантка удалилась, я добавила хриплым шепотом: — Какую посылку?
Из трубки доносилось лишь холодное молчание. Я почти чувствовала напряженность на другом конце провода. Когда Сэм наконец заговорил, его голос дрожал.
— Только не говори мне, Ариэль, что ты ничего не получила, — сказал он. — Ради бога, не говори. Мне необходимо было избавиться от них, и как можно быстрее, до похорон. И только на тебя я мог полностью положиться. Я написал на посылке твой адрес и послал ее по почте. Обычным почтовым отправлением. Я был уверен, что никто ничего не заподозрит, что можно послать их таким нахально открытым способом, а не заказным письмом. И надеялся, что ты получишь все сразу по возвращении домой, что посылка будет ждать тебя на почте. Как же ты могла не получить ее, если только… Может, ты еще не заходила забрать почту?
— Святое дерьмо, Сэм, — прошипела я. — Во что ты меня впутываешь? Что еще такое ты послал мне по почте? Не мое «наследство», я надеюсь?
— Кто-то упоминал о нем во время похорон? — спросил он, тоже переходя на шепот, словно его могли подслушать на линии.
— Кто-то?!! — Я с трудом сдержалась, чтобы не заорать. — Завещание зачитали прилюдно. Огастус и Грейс устроили пресс-конференцию! Газеты обрывают телефоны, пытаясь найти его! Дядюшка Лаф летит из Австрии! Ну как, достаточно упоминаний?
У меня запершило в горле от такого яростного аэродинамического шипения. Мне не верилось, что вся моя недавняя спокойная и упорядоченная жизнь вдруг разбилась вдребезги, рассыпалась, как конфетти из хлопушки. Мне не верилось также, что Сэм жив и что мне хочется убить его.
— Ариэль, пожалуйста, — сказал Сэм. Его голос звучал так, словно он рвал на себе волосы. — Ты уже забирала почту или нет? Может ли быть какое-то разумное объяснение тому, что ты не получила… — он слегка помедлил, — этот пакет?
Мне стало тошно. Нетрудно было догадаться, что содержится в этом пакете: рукописи Пандоры. Рукописи, которыми все так страстно хотели завладеть. Рукописи, из-за которых, как я полагала, погиб Сэм.
— Я забыла отменить доставку почты, — сказала я Сэму. Услышав его резкий вздох, я раздраженно добавила: — Я была слегка расстроена! Мне пришлось отправиться на похороны одного очень близкого человека. И я просто забыла!
— Но если посылка все это время пролежала в твоем почтовом ящике, — неизменным шепотом сказал Сэм, — то где же она теперь?
Ужасно. Она лежит в куче размокшей корреспонденции на полу в гостиной — или же погребена под семифутовым сугробом. Потом в моей памяти нарисовалась картина погружения в снег, когда я выбросила почту на дорогу под колеса машины.
— Я вытащила всю почту из ящика, когда приехала домой вчера ночью, — сообщила я Сэму, — и оставила ее на полу в гостиной. Вчера мне было не до почтовых разборок. Наверное, там она и валяется.
— О господи, — сказал Сэм. — Уж если твой телефон начали прослушивать еще до твоего возвращения, то и дом наверняка успели тщательно обыскать, может, даже не раз с того времени, как ты уехала сегодня на работу. Ариэль, меня едва не убили из-за этого пакета, а твое единственное спасение в том, что они до сих пор считают, будто ты его еще не получила. Но я не думал о твоей безопасности, посылая его тебе.
— Как мило, — ответила я. — Я всю жизнь мечтала получить нечто вроде душеспасительного письма, рассылаемого по цепочке, где тебя угрожают поразить громом и молнией или вечным проклятием, если ты не отправишь его дальше!
— Ты ничего не понимаешь… нас проклянут… — сказал Сэм.
Мне еще не приходилось слышать такого отчаяния в его голосе. После гнетущей паузы его голос донесся до меня словно со дна колодца:
— Очень важно, Ариэль, чтобы пакет не попал в плохие руки. Очень важно не только для нас… не только ради спасения наших с тобой жизней…
— Извини, но я-то тут при чем? Ты что, совсем рехнулся? Что ты пытаешься мне сказать? Что я должна расстаться с жизнью из-за того, чего в глаза не видела? Из-за того, о чем и знать-то не желаю?
— Это часть тебя, а ты — часть этого! — вдруг вспылил Сэм. — И хотя мне жаль, ужасно жаль, что пришлось вовлечь тебя в эту историю, Ариэль, но что сделано, то сделано. Ты единственная, кто может найти этот пакет. Скажу даже больше: ты должна его найти. На карту поставлены наши жизни, и если ты потерпишь неудачу, то, уверяю тебя, они не будут стоить и ломаного гроша.
Я понятия не имела, что делать. Мне очень хотелось, чтобы весь этот кошмар закончился. Мне хотелось, как в детстве, спрятаться под кровать и сосать палец. Но я попыталась собраться с духом.
— Ладно, давай начнем сначала. Как выглядел этот пакет? — спросила я Сэма.
Он, кажется, тоже пытался сосредоточиться. И явно нервничал.
— Он был размером примерно в две пачки писчей бумаги.
— О, так это же здорово! Ничего такого в почтовом ящике не было. — Я точно знала это, поскольку, проваливаясь в снег, держала всю почту в одной руке и смогла даже вышвырнуть ее на дорогу. — Вот и нашлось нормальное объяснение. Твою посылку еще не доставили.
— Тогда у нас есть небольшая передышка, но это не надолго, — уныло сказал Сэм. — Ее могут доставить сегодня, а тебя нет дома. Но вполне вероятно, что они следят или, по крайней мере, начнут постоянно следить за твоим домом.
Мне жутко хотелось спросить, кто же эти «они», но нужно было сначала выяснить главное.
— Я могу сегодня зайти на почту и приостановить доставку… — начала я, но Сэм прервал меня:
— Слишком подозрительно. Тогда они поймут, что документы придут по почте. Как я уже говорил, мне кажется, тебя не тронут, пока точно не убедятся, что ты получила этот пакет… или пока не получат его сами, или не выяснят, как именно ты должна его получить. Так что на данный момент тебе нечего бояться. Я предлагаю тебе сегодня прийти домой с работы и, как обычно, небрежно проверить почтовый ящик. Я попытаюсь как-нибудь связаться с тобой. Но на всякий случай позвоню тебе сюда завтра в это же время.
— Хорошо, — сказала я. — Но если тебе понадобится быстрее добраться до меня, то адрес моей компьютерной почты — ABehn@Nukesite. Ты можешь как угодно зашифровать сообщение. Просто пришли мне ключ к шифру в другом сообщении, ладно? И, Сэм, на выходные прилетает дядя Лаф. Я собиралась встретиться с ним в «Приюте Солнечной долины». Он сказал, что расскажет мне историю… моего наследства.
— О, в устах Лафа она будет потрясающе интересной, поверь мне. Мой отец никогда особо не распространялся о нашей семейной истории, так же как и твой. И еще, если ты остановишься в «Приюте», то, возможно, тебе удастся улизнуть от слежки и мы с тобой встретимся в горах. Ведь мы оба знаем их как свои пять пальцев.
— Отличная идея. Боюсь только, что мне придется отправиться туда вместе с моим домовладельцем и котом, — сообщила я, — но мы все равно что-нибудь придумаем. Допуская, разумеется, что еще будем живы.
Мне жутко не хотелось прерывать эту родственную звуковую связь, но я увидела, что официантка вновь направилась к моему столику, и поняла, что пора заканчивать.
— Более того, Умница, — сказал Сэм. — Я надеюсь, что мы будем жить очень, очень долго и счастливо. И еще, милая… пожалуйста, прости меня. У меня не было иного выхода.
— Ладно, со временем расскажешь.
Я лишь молилась, чтобы этого времени у нас обоих оказалось еще достаточно. По крайней мере, достаточно для того, чтобы мы заполучили смертоносные документы Пандоры.
Оливер решил подольше задержаться на работе, чтобы высвободить время в конце недели для лыжной поездки, поэтому я заскочила в гастроном и купила нам с Ясоном курицу с гарниром на ужин. До дома я добралась уже в темноте, но луна просвечивала сквозь дрейфующие облака, и я почти видела подъездную дорогу с изрядно осевшим снежным покровом. Я вылезла и бросила немного соли и гравия перед машиной. Потом поставила машину на место и выпустила Ясона прогуляться по снежку в рассеянной лунной темноте.
Выложив продукты, я как можно небрежнее поднялась по аллее к почтовому ящику. В голове моей звучал голос Сэма, советовавшего вести себя как обычно, но сердце отчаянно колотилось. Я бездумно глянула, как Ясон носится по покрытому коркой снежному склону. Мне хотелось, чтобы, невзирая на возможные ужасные последствия, ожидаемая посылка оказалась в ящике, просто чтобы закончился противный ужас, испытываемый мной при мысли о ней.
Когда я вытащила почту из ящика, набежавшее облако вдруг закрыло луну и трасса погрузилась в темноту. Однако я на ощупь поняла, что нет там никакого объемистого пакета. У меня невольно сжалось сердце. Это означало, что меня ждет еще один тревожный день, а возможно, даже не один, и наша с Сэмом жизнь будет в опасности, пока мы не заполучим этот пакет. Но теперь положение резко осложнялось, поскольку я больше не пребывала в блаженном неведении.
И именно в этот момент у меня в мозгу словно вспыхнула лампа-вспышка. Я поняла, в чем мы ошибались.
Никто не забирал таинственный пакет Сэма. Его просто не было в почтовом ящике, да и не могло быть! Ведь в мой маленький почтовый ящик не засунешь и одной пачки писчей бумаги. А поскольку, как я сама обнаружила прошлой ночью, снег не дал возможности почтальону добраться до дома, чтобы вручить его из рук в руки, то пакет этот вернули на почту. В таких случаях почтальоны обычно оставляют адресатам желтую квитанцию с просьбой позвонить в почтовое отделение в течение приемных часов и забрать пришедшую на их имя посылку.
Кем бы ни были упомянутые Сэмом «профессионалы», понятно, что никакой грабитель или шпион не будет глупо торчать на шоссе в сельской местности, где все соседи знают друг друга, только для того, чтобы после доставки почты порыться в ней ради обнаружения желтого почтового квитка. Особенно если нет ни малейших подозрений, что «драгоценный» предмет прибудет простой, а не заказной почтой.
Даже если кто-то нашел почтовую квитанцию, вряд ли он попытался бы получить мой пакет на почте. Это было бы чересчур рискованно в городке нашего масштаба, где любого чужака, пытающегося заполучить чью-то посылку, не только хорошо запомнят, но еще и потребуют у него предъявить права на ее получение. Мы, жители штата Айдахо, подозрительно относимся к чужакам. Если моя посылка действительно прибыла, то желтая квитанция, возможно, лежит в куче корреспонденции на полу в доме, где ее могли обнаружить, если обыскивали дом сегодня днем. Даже если я не найду эту бумажку сегодня вечером, то завтра прямо с утра первым делом заеду на почту и сама заберу посылку — по квитанции или без нее.
Я направилась к дому с сегодняшней корреспонденцией в руках, намереваясь разобрать кучу подмокшей почты на полу. Но на полпути подъездной дороги облака вдруг разделились, и поток лунного света вновь залил снежное покрывало газона. Я увидела, что Ясон сидит на этих напоминающих взбитые сливки снежных волнах и выцарапывает из них лапой какой-то листик. Я позвала его проследовать за мной на ужин. И вдруг похолодела. Кот играл отнюдь не с простым листиком: из снега торчал уголок желтой квитанции, вероятно выпавшей у меня из рук прошлой ночью!
Она была отлично видна, однако почти недостижима. Снежная корка могла выдержать вес одного стройного кота, но явно не выдержит стофунтовый вес здоровой ядерной или, образно выражаясь, ядреной девицы. Если я попытаюсь добраться до того места, где играет Ясон, то повторю опыт вчерашнего погружения. Нельзя сейчас и напялить лыжи, как я сделала прошлой ночью. Если за мной следят, то такой поступок явно вызовет значительно большее подозрение, чем заход в телефонную будку. Сэм не одобрил бы.
Оставался, конечно, один шанс: я надеялась, что одержимость и незаурядные игровые способности Ясона распространяются не только на его красный резиновый мячик.
— Давай, Ясон, неси сюда свою добычу, — прошептала я, присев на дорожке и протягивая к нему руку.
Глянув на меня, Ясон взмахнул хвостом. Вновь наползли облака, погрузив нас во тьму. Я с трудом различала черные очертания Ясона на фоне белого снега, но при таком освещении — вернее, при его отсутствии — листочка уже было не видно. Дай бог, чтобы кот не решил поиграть со мной, закопав квитанцию поглубже, иначе утром мне придется производить археологические раскопки. Их было бы трудно провести «небрежно», как советовал ^чне поступать Сэм, да и выглядеть они будут куда подозрительнее лыжной прогулки в палисаднике.
— Ну давай же, Ясон, — прошептала я немного громче, размышляя, не прячутся ли незримые ищейки в придорожных кустах.
Стараясь вести себя как обычная женщина, приглашающая на ужин своего обычного кота, я спокойно пошла к дому. Если бы я начала вести себя чересчур нормально, то и сам Ясон заподозрил бы что-то неладное. У нас с ним были довольно своеобразные отношения. Тем не менее он должен был понять мою просьбу. Я еще не успела дойти до двери, как он уже терся о мои ботинки, как делал всегда, когда хотел, чтобы его взяли на руки. Я вновь присела в этом чернильном мраке, стащила перчатки и обхватила руками мордочку Ясона, чтобы восполнить недостаток зрения осязанием. Изо рта у него торчал клочок бумаги.
«Слава богу», — подумала я, предпочитая не зацикливаться на том, что может последовать сразу за этим открытием. Вновь разволновавшись, я осторожно вытащила у него изо рта бумажку и зажала ее дрожащими пальцами.
— Умница котик! — прошептала я.
Ясон заурчал в ответ, и я погладила его лоснящуюся головку.
В то же мгновение подъездная аллея озарилась ослепительным светом; яркий световой поток залил меня с головы до ног, и я застыла, как заяц, в этом сиянии, глядя, как на меня стремительно надвигается огромная гудящая машина. В панике я не могла даже сообразить, куда бы укрыться. Ясон мудро спрятался за меня, видимо надеясь, что я смогу спасти его от страшного чудовища. Но на какую-то долю секунды мой разум вдруг прояснился, и я успела спрятать полоску желтой бумаги в рукаве дубленки.
Рычащая махина с высоко расположенными желтыми фарами приблизилась ко мне, загородив всю нашу подъездную аллею. Оглушенная и ослепленная, я тупо стояла, пытаясь на всякий случай нащупать дверцу моей машины. И вдруг все разом стихло и погасло, и мы погрузились в темную тишину, хотя я и раньше ничего не видела. Открылась и захлопнулась дверца, и до меня донесся знакомый квебекский выговор Оливера:
— Неугомонные «Сверчки», они никогда не устают гоняться по снегу!
— Что это за чудо-юдо? — отозвалась я в темноту. — Одни фарищи чего стоят! Ты перепугал меня до безумия.
— Хочешь сказать, что теперь ты без ума от меня? — Его голос приближался ко мне из темноты. — Выйдя с работы, я обнаружил, что в моей машине замерзло масло. Видимо, к вечеру резко похолодало. Хорошо еще, что Ларри, наш программист, одолжил мне до завтра свой фургон. Я подкинул его до городской квартиры, а потом поехал сюда.
Удивившись, как Оливеру удалось так тихо и незаметно подъехать сюда по нашей темной, пустынной трассе, я испытала, однако, такое облегчение оттого, что это оказался именно Оливер, а не ожидаемая банда тайных головорезов-убийц, что с радостью обняла его, когда он оказался рядом, и мы все втроем спокойно вошли в дом.
— У меня есть только кусок курицы, — сообщила я Оливеру на лестничной площадке, где разделялись наши пути. — Я думала, что ты перекусишь в конторе.
— Какая уж там еда, — отмахнулся он. — Я целый день отрабатывал наш вкусный завтрак. С тех пор у меня и маковой росинки во рту не было. Но сегодня мне почему-то уже ничего не хочется, и если не возражаешь, то вы с аргонавтом ужинайте без меня. Может, здоровый сон сотворит чудо.
Снизу мы услышали, что зазвонил мой телефон. Оливер удивленно приподнял брови. Обычно мне очень редко звонили домой.
— Надеюсь, у моего телефона не выработается дурная привычка, — заметила я. — Наверное, пора вспомнить, что мы живем в двадцатом веке, и приобрести один из этих зловредных автоответчиков.
Мы с Оливером разошлись, я припустила вниз по лестнице и схватила трубку после шестого звонка.
— Ариэль Бен? — произнес резкий женский голос с явно выраженным среднеатлантическим акцентом. — Говорит Хелена Вурхер-Лебланк из «Вашингтон пост».
Ну и дела, вот это фамилия! Но мне все равно никогда не нравились журналистки: чересчур напористые.
— Мисс Бен, — продолжила она, не дождавшись ответа, — надеюсь, вы не возражаете, что я беспокою вас в столь печальное для вас время. Я безуспешно пыталась дозвониться вам на работу, и в итоге ваши родственники дали мне ваш домашний номер. Они заверили меня, что вы не откажетесь ответить на пару вопросов. Вам сейчас удобно разговаривать?
— Удобнее не бывает, — со вздохом ответила я.
У меня начала трещать голова от множества сегодняшних треволнений. Мой ужин оттаивал, дом вымерзал, а в рукаве у меня прятался клочок желтой бумаги, который был взрывоопаснее нобелия, чей полураспад может оказаться гораздо длиннее моей жизни, если я как можно скорее не придумаю, что с ним делать. Интервью для «Вашингтон пост»? Отлично, почему бы и нет?
— Что вам хотелось бы узнать, мисс… гм, Лебланк? — вежливо поинтересовалась я, одновременно вытаскивая из рукава добытый Ясоном желтый квиток и читая его.
Ну так и есть: почтовый индекс Сан-Франциско. А объяснение задержки доставки гласило: пакет слишком велик для почтового ящика.
Присев на кожаный диван, я сбросила куртку. Потом засунула квитанцию в задний карман брюк и начала разводить огонь в камине, где обычно готовила ужин. Ясон, запрыгнув на каминную полку, попытался лизнуть меня в щеку, и я слегка потрепала его по уху. Неожиданно, на какой-то краткий миг, я задумалась, чье же разорванное на куски тело лежит сейчас в том гробу под могильной насыпью. А может, они захоронили пустой свинцовый гроб или сунули туда камни вместо Сэма?
— Ваш покойный кузен, вероятно, был очень смелым человеком, — плавно перешла мисс Ву-Лебланк к теме нашего разговора.
— Послушайте, мадам, в данный момент я совершенно не расположена обсуждать моего покойного кузена, — заявила я, подбрасывая новые дрова на остывшие с ночи угли. — С чего вдруг такой внезапный интерес ко мне и моим родственникам? Никто пока, к сожалению, не смог дать мне внятного объяснения.
— Мисс Бен… Ариэль… Вы позволите мне называть вас просто Ариэль? Как вы знаете, три поколения вашей семьи производили личностей, весьма знаменитых своими дарованиями и…
И алчностью, с удовольствием добавила бы я, но она нашла более дипломатичное определение:
— Вкладом в мировую экономику и культуру. Однако до сих пор никто не занялся всесторонним изучением семьи, чей вклад…
— Неужели «Вашингтон пост» решила заняться всесторонним изучением нашей семьи? — встряла я. Что за шутки! — Вы планируете напечатать ряд очерков в воскресном приложении?
— Ха-ха, — зазвенела она. Но быстро затихла, вспомнив о том, что я переживаю «печальное время». — Нет, конечно нет. Мисс Бен, можно я перейду непосредственно к сути интересующего меня дела?
Да ради бога, ведь мы обе знали, под что она подкапывается! Но я лишь кратко выразила согласие.
— Разумеется, нас интересуют рукописи. Наша газета хотела бы приобрести эксклюзивные права на их публикацию. Мы, естественно, готовы заплатить за них крупную сумму. Но нам не хотелось бы начинать торговую войну.
Торговую войну?!
— О каких именно рукописях вы говорите? — изображая наивную простушку, спросила я: пусть поработает, чтобы получить мой ответ.
Коснувшись кончиками пальцев интригующего желтого квитка в кармане брюк, я прищурила глаза; потом начала поджигать растопку, размышляя, как могла бы упроститься жизнь, если бы я случайно уронила этот листок в огонь. Но следующие слова мисс Хелены резко вернули меня к реальности.
— Вообще-то нас интересуют письма и дневники Зои Бен, — заявила она. — Насколько мне известно, ваша семья сообщила вам, что…
— Зои Бен?!! — воскликнула я, едва не подавившись этим именем. Хуже этого и представить ничего нельзя было. — Какое отношение имеет к этим рукописям Зоя?
— Кажется невероятным, мисс Бен, что вы не в курсе того, какое наследство вам завещано.
Резкий голос Хелены стал вдруг почти бархатистым от удивления.
— Может, вы меня просветите? — предложила я. Теперь я слушала ее предельно внимательно. Чего только не писали о моей ужасной тетушке Зое — сводной сестре моего отца, которая считалась в семье паршивой овцой. Да и сама Зоя частенько давала откровенные интервью. Но впервые я слышала о каких-то письмах и дневниках. Кроме того, неужели в жизни Зои существовало нечто еще более мерзкое, чем то, что она уже успела поведать миру в широкой печати?
— Я присутствовала на пресс-конференции в Сан-Франциско, мисс Бен. — Хелена сделала глубокий вздох. — Нам сообщили, что, будучи единственной наследницей вашего покойного кузена Сэмюэля Бена, вы также имеете все права на имущество, унаследованное им от вашей бабушки, известной оперной певицы Пандоры Бен, и вашего дяди, горнорудного магната Эрнеста Бена. Отвечая на вопросы журналистов, ваш отец и мистер Абрахаме, душеприказчик, сообщили, что, насколько они понимают, ваше наследство может включать не только переписку Пандоры Бен с мировыми знаменитостями и ее частные письма, но также и письма ее приемной дочери Зои, известной…
Шлюхи? Это слово крутилось у меня на языке, но она закончила так:
— Танцовщицы.
Я уже упоминала, что в нашей семье весьма сложные родственные связи.
— К сожалению, Хелена, мне не удалось побывать на столь содержательной пресс-конференции, — сказала я. — Но вам, очевидно, намекнули и о том, где сейчас находятся эти важные документы?
Я могла поклясться, что во время оглашения завещания о них не сказали ни слова.
— Пожалуй, да, мисс Бен. Именно поэтому мне и пришлось так срочно дозвониться до вас, поскольку в таком деле время играет весьма существенную роль. Согласно завещанию в случае смерти вашего кузена все его состояние передается в ваши руки не позднее чем через неделю со дня оглашения завещания.
Святое дерьмо. По милости моего драгоценного кровного братца Сэма, оставившего мне несметное богатство, я оказалась втянута в какую-то чертовски опасную игру.
На самом деле я не сказала бы, что никто не способен проследить родственные связи моего семейства. Просто это чертовски неприятное занятие.
Мой дед, Иероним Бен, приехавший из Голландии в Южную Африку, был женат дважды. Первый раз — на Гермионе, богатой вдове также голландского происхождения, жившей в Южно-Африканской Республике со своим маленьким сыном, моим дядюшкой Лафкадио, которого Иероним усыновил, дав ему свою фамилию. От брака Иеронима и Гермионы родилось двое детей: мой дядя Эрнест, родившийся еще в Южной Африке, и моя тетя Зоя, появившаяся на свет уже в Вене, куда семья перебралась в самом начале нынешнего столетия. Таким образом, дядя Лаф стал сводным братом этих двух детей, поскольку все трое родились от одной матери.
Когда Гермиона заболела в Вене, дети ее были еще маленькими — так гласит предание, — и мой дед по просьбе Гермионы нанял привлекательную молодую студентку Венской консерватории в качестве няни или помощницы по хозяйству, а заодно и учительницы музыки для младших детей. После смерти Гермионы эта молодая женщина, Пандора, стала ее преемницей, быстро пройдя несколько этапов: вторая жена моего деда, мать моего отца Огастуса, а после побега с дядюшкой Лафом — самая знаменитая оперная певица в недавно образовавшейся Австрийской Республике.
Более сложная судьба оказалась у нашей паршивой овцы, тетушки Зои. Считалось, что Зоя едва помнила свою больную и умирающую мать, а еще меньше — вечно занятого отца и, воспитанная практически одной Пандорой, предпочла убежать с ней и Лафом, создав тем самым то, что позднее назвали «семейным расколом». Дальнейшая жизнь Зои — Королевы Ночи, самой обольстительной танцовщицы, дамы полусвета и содержанки множества богатых и знаменитых со времен англичанки Лолы Монтес, — требует отдельного описания.
Но сейчас мне до смерти (так уж говорится) хотелось узнать, много ли дядя Лаф, главное действующее лицо нашей семейной драмы, знал об унаследованных мною документах: кому они исходно принадлежали — Пандоре или Зое, а также какую роль эти дамы играли в общей истории. Всю эту информацию я надеялась получить от него в конце недели. Если, конечно, проживу так долго.
Очевидно также, что Сэм знал гораздо больше, чем сообщил. А мне еще следовало понять, почему какие-то письма и дневники пятидесятилетней давности до сих пор считаются столь загадочными и волнующими, и почему мой отец сказал, что они зашифрованы (о чем, кстати, никто больше не упомянул), и почему Сэм разыграл собственную смерть при содействии правительства США и представил меня перед всеми своей наследницей по законному последнему волеизъявлению. Это последнее «почему» вызывало у меня молчаливую и бессильную ярость. Но сегодня, не имея никакой возможности связаться с Сэмом даже по телефону до завтрашнего урочного посещения ковбойского салуна, я должна была придумать, как лучше уберечься от опасностей и остаться живой.
Первым делом я закончила разговор с Хеленой, журналисткой, раскапывающей подробности звездной жизни для «Пост» (у которой мне удалось выведать гораздо больше, чем ей у меня). Я заверила ее, что когда получу документы, то извещу ее в первую очередь.
Далее крайне важно было обдумать мои планы на последующие несколько дней: оставить ли посылку спокойно лежать на почте, спрятав лишь крошечную квитанцию на ее получение, или же все-таки забрать этот пакет и постараться придумать, как спрятать его до передачи Сэму. Уж он-то определенно первый претендент на получение обратно этих спорных и щекотливых документов. И каким бы ни было их содержание — а сейчас мне абсолютно не хотелось думать об этом, — вероятно, лучше всего предать их забвению. Какой же дурой я была, надеясь, что смогу освободиться от нашей ужасной семейки, окопавшись, как картошка, в захолустном Айдахо!
Вечером, перед тем как лечь спать, я сняла и убрала в ящик комода висевший над кроватью плетеный «уловитель снов», отгонявший дурные сновидения. Я подумала, что если настроюсь на определенную душевную волну, то, возможно, увижу во сне ту путеводную нить, что поможет мне пройти через кошмарный лабиринт, в который внезапно превратилась моя жизнь.
Я проснулась еще затемно, в холодном поту.
Мне снилось, что я несусь что есть мочи — и не просто так, а на четвереньках — через какие-то низкие и непроглядно густые камышовые заросли. За спиной у меня раздается горячее дыхание здоровенного темного зверя с алчно распахнутой пастью, который клацает челюстями, стараясь схватить меня. Сквозь камыши я замечаю впереди открытую поляну, а за ней длинный забор. Успею ли я добежать и перепрыгнуть через забор, чтобы спастись от преследования этой зверюги? Уже совершенно выдохшись, я из последних сил пробегаю по поляне и запрыгиваю на забор…
В этот самый момент я проснулась и села в своей кровати. Ясон, обычно заползавший ко мне ночью и как-то вклинивающийся между мной и теплой подушкой, тихо спал на боку. Глаза его были плотно закрыты, но лапы заметно подергивались, словно он тоже удирал от какой-то опасности. Мне стало смешно.
— Проснись, Ясон, — сказала я и слегка потрясла его, вынудив приоткрыть глаза.
Интересно, какие глупости можно было бы узнать, проникнув в кошачьи сны?
К этому утреннему пробуждению у меня созрело по крайней мере одно решение на сегодняшний день. Я заберу с почты этот пакет. У меня нет иного выбора. Я никогда не прощу себе, если упущу его, если позволю этому проклятому наследству безвозвратно исчезнуть. Куда его спрятать — другой вопрос. На работе небезопасно: слишком много народу болтается там целыми днями. И вообще, пока я не увижу воочию этот пакет, я не буду знать, можно ли его спрятать в одном месте, к примеру в шкафу или в портфеле, учитывая, что он не влез в почтовый ящик.
Выйдя из дома, я с облегчением увидела, что позаимствованный Оливером фургон больше не загораживает выезд, так что мне удалось без проблем вырулить на шоссе. Должно быть, он сговорился с этим программистом, Ларри, что заедет за ним с утра пораньше.
Я затормозила перед почтовым отделением минут через десять после его открытия и оставила машину на ближайшей, пока пустующей парковке. Приветливо кивнув по пути почтовому служащему, посыпавшему ступени каменной солью, я прошла внутрь, чувствуя, как колотится в груди сердце, а в голове звучат литавры, отбивающие некий латиноамериканский ритм. С чего это я так распсиховалась? Совершенно никто здесь не имел ни малейшего понятия о содержимом посылки, которую я собиралась получить.
Подойдя к отделу выдачи, я подала желтый квиток стоявшему там Джорджу. Он удалился в заднюю комнату и вскоре вернулся, притащив большой — по габаритам больше, чем пачка писчей бумаги, — пакет в коричневой обертке, перевязанный веревкой.
— Извините, миз Бен, что вам пришлось самой приехать за посылкой, — сказал Джордж, обнажив в улыбке широко расставленные зубы. Он почесал в затылке. — Я с удовольствием отдал бы ее тому парню, который только что заходил сюда по вашему поручению, но он сказал, что вы потеряли квиток доставки. Тогда я объяснил ему, что в таком случае вы должны прийти лично или прислать подписанную вами записку с разрешением получить посылку. Но как видно, вам все же удалось найти квитанцию.
Я стояла точно глухонемая, все звуки доносились до меня так, словно я находилась под стеклянным колпаком. Я молча держала в руках пакет. Растерянный взгляд Джорджа явно говорил, что он прикидывает, как лучше поступить — предложить мне воды или вывести на свежий воздух.
— Понятно, — умудрилась выдавить я и откашлялась. — Все в порядке, Джордж, мне все равно нужно было ехать в вашу сторону. Так что я забежала по пути.
Медленно направившись к двери, я соображала, как лучше задать отчаянно интересующий меня вопрос. И придумала, уже перед самым выходом.
— Кстати… — обернулась я к Джорджу. — Я просила пару своих приятелей при случае заскочить к вам за моим пакетом.
Так кто же из них в итоге зашел к вам, чтобы я могла сказать другому не беспокоиться?
Я думала, что он скажет: «какой-то приезжий» или что-то в таком роде. Но его слова заставили меня похолодеть.
— Ну, по-моему, заходил ваш домовладелец, мистер Максфилд. У вас с ним почти одинаковые адреса. Именно поэтому мне было неловко отказывать ему в выдаче посылки. Но правила есть правила.
Оливер! Мне как-то поплохело. Мгновенно вспомнился фургон, ослепивший меня прошлым вечером, и сегодняшняя пустая подъездная аллея со следами шин. С вымученной улыбкой я поблагодарила Джорджа. Вышла на улицу, забралась в машину и тупо уставилась на лежащий на коленях пакет.
— Ты во всем виноват, — сказала я ему.
Я понимала, что не стоит сейчас открывать пакет, но ничего не могла с собой поделать. Пошуровав в бардачке, я достала оттуда охотничий нож с костяной ручкой для разделки оленей, который в жизни не касался ни одного оленя. Потом перерезала шпагат и вскрыла посылку. Мне отчаянно хотелось узнать, какого сорта ядовитое зелье мне предстоит выпить. Увидев первый лист, я начала смеяться.
Текст был написан на каком-то непонятном языке, он состоял даже не из букв, а из затейливых знаков, показавшихся мне, правда, странно знакомыми. Я пролистала остальную пачку, как колоду карт: действительно, по объему около двух стандартных пачек бумаги, и все эти похожие друг на друга страницы исписаны черными чернилами и явно одной рукой. Все страницы заполнены стройными рядами каких-то стрелочек, кружочков и ромбиков, подобных тем символическим рисункам, что изображались на индейских вигвамах. Но что именно они все-таки мне напоминали?
Наконец я поняла, что именно. Однажды я видела такие же знаки на кладбище в Ирландии, куда Джерси возила меня на встречу с ее предками. Это были руны, рунические письмена древних тевтонов, живших когда-то в Северной Европе. Вся эта чертова рукопись была написана на языке, существовавшем тысячи лет назад и сейчас благополучно забытом.
Как только понимание этого осенило меня, я заметила краем глаза какое-то целенаправленное движение на парковочной стоянке. Оторвав взгляд от манускрипта, я увидела, что Оливер, скользя по подсоленному ледяному тротуару, направляется к моей машине! Я бросила рукопись на соседнее сиденье, где она частично вылезла из пакета, и даже не стала поднимать упавшие на пол страницы. Пытаясь впихнуть ключ в зажигание, я от волнения долго не могла попасть в нужное место. И когда мне удалось завести машину, Оливер был уже на подходе. В панике я резко откинулась назад и нажала локтем на дверной замок, заблокировав все дверцы.
Взявшись за ручку дверцы со стороны пассажирского сиденья, Оливер что-то говорил, но я не стала его слушать и подала вперед рычаг управления. Машина выехала со стоянки, таща Оливера за собой, пока он наконец не отпустил ручку дверцы. Я мельком глянула на выражение его лица, прежде чем свернуть на улицу. Он неотрывно смотрел через окно на мою рукопись!
Встроившись в уличное движение, я поняла, что Оливер очень заинтересовался этим манускриптом, и еще больше испугалась: ведь теперь ему было известно, что я получила его. На данный момент не осталось никаких шансов спрятать рукопись где-то в пределах города. Значит, у меня был один выход — спрятать ее где-то за городом. Но где?
Оливер знал, что в эти выходные я встречаюсь со своим дядей в Солнечной долине, поэтому сейчас мне туда явно не стоило ехать. Нужно было выбрать какой-то иной путь, и побыстрее, прежде чем он дойдет до своей машины и устремится в погоню. Может случиться самое худшее, если он поймает меня вместе с этим манускриптом.
Не имея ни времени на раздумье, ни хотя бы одной стоящей мысли в моей пустой голове, я погнала на полной скорости в направлении Свона, Лебединой равнины, решив проехать через Титонский перевал в ущелье Джэксона.
