УРАН
Я хотела бы на сей раз затронуть величайшее духовное событие, имевшее место… освобождение энергии атома… Я обращаю ваше внимание на слова «освобождение энергии». Именно освобождение является отправной установкой новой эры, и оно остается извечно неизменным для духовно ориентированных соискателей.
Это освобождение запустило процесс высвобождения сущности, неких духовных сил, удерживаемых внутри атома… Ибо сама сущность, великая и мощная инициация сравнима с теми инициациями, что выпускают на свободу человеческие души… Время спасительной силы уже настало.
Воплощение Священноначалия. «Тибетские каноны», переданные через Алису Бейли 9 августа 1945 года
Цикл Урана начинается, когда эта планета достигает северной точки своей орбиты… Последний наиболее знаменательный гелиоцентрический проход Урана через северную точку орбиты произошел 20 июля 1945 года, спустя четыре дня после первого атомного взрыва в Аламогордо, штат Нью-Мексико, что поистине ознаменовало начало новой эры — светлого или темного будущего… Явления не зависят от нас, мы зависим от явлений.
Дейн Рудьяр. Астрологическое расписание
Важнейшая задача жизни любого человека — открыть тайный замысел его воплощения и следовать ему осмотрительно, но увлеченно… Уран открывается в нас легендарным Священным Копьем. В руках Святого Царя оно творит Храм Грааля в сердце Сада Демонической Магии… Уран есть египетский урей — змеиный символ власти фараонов, медлительный, однако всегда неожиданный владыка жизни и смерти. Велик труд расшевелить его, но в движении он неотразим… Если вы не направите его силы на созидание, он начнет разрушать.
Алистер Кроули. Уран
Не успев еще выработать какой-то реальный план действий, я точно знала одно: что должна найти Сэма. Какой бы ужасной ни представлялась мне наша встреча с рассказом обо всех моих губительных просчетах, не последним из которых был мой флирт с Вольфгангом, подобный играм Нерона во время пожара Рима, но я вдруг с еще большим ужасом осознала, что если по моей милости кто-то узнал, что Сэм жив, то ему сейчас угрожает гораздо большая опасность, чем раньше.
На завершающем этапе путешествия Вольфганг вел себя необычно молчаливо, что меня вполне устраивало. Приземлившись в Айдахо, мы уже договорились о том, что Вольфганг поедет прямо в центр и сообщит успевшему вернуться из Вены Поду о нашем благополучном возвращении. А я заскочу домой бросить вещи и тоже приеду на работу. Единственным оружием в моем скудном арсенале было то, что Вольфганг пока не подозревает, что я подозреваю его, поэтому приходилось действовать как можно быстрее.
Насколько я понимала, сейчас — в десять утра — Оливер должен быть уже в конторе, поэтому я спокойно смогу позвонить из дома деду Сэма, Серому Медведю. Хотя моя линия, возможно, по-прежнему прослушивается, я, по крайней мере, смогу таким образом известить Сэма о том, что уже вернулась в город.
Притормозив на шоссе, я увидела машину Оливера на подъездной аллее и еще одну машину — судя по номеру, взятую напрокат — на дороге около наших почтовых ящиков. Поскольку наш дом стоял особняком, можно было не сомневаться, что Оливер принимает гостей. Только этого мне и не хватало! Я съехала на подъездную аллею, чтобы развернуться и попытаться осуществить новый план, когда из задней двери высунулась голова Оливера. Его темная шевелюра была взлохмачена больше обычного, и он как-то диковато глянул в мою сторону. Он начал отчаянно жестикулировать, показывая, что мне лучше как можно скорее зайти в дом. Вопреки моим здравым рассуждениям, я выключила зажигание и вылезла из машины. Не успела я вымолвить ни слова, как подбежавший Оливер крепко взял меня за руку.
— Господи, куда же ты запропала? — прошипел он с почти истеричным выражением. — За две недели ты не ответила ни на одно из моих сообщений! Ты вообще представляешь, что здесь происходит?
— Понятия не имею, — призналась я, начиная испытывать нешуточный страх. Показав на припаркованную на дороге машину, я спросила: — Кто у тебя в гостях?
— У тебя в гостях, моя милая, — сообщил мне Оливер. — Она примчалась из Солт-Лейка и переночевала у меня наверху, где было потеплее. Я только что запустил ее в твои апартаменты за компанию с мелким аргонавтом. Кто же такая эта она?
— И как говорим мы, ковбои, — мрачно добавил Оливер, спускаясь за мной по крутой лестнице на мой цокольный этаж, — я боюсь, что благодаря тебе наш утлый челн попал в чертов водоворот без руля и без ветрил.
В гостиной моих обширных полуподвальных апартаментов меня поджидал большой сюрприз. За дальним концом стола сидела моя новая сводная сестрица, Беттина Брунхильда фон Хаузер, с которой я беседовала всего пару дней назад из телефонной будки венского аэропорта.
Оливер был прав: ее присутствие не могло означать ничего хорошего. Но я не собиралась заранее переживать. Бэмби встала и прошла по комнате навстречу мне. Ее изумительный спортивный костюм имел рыжеватый оттенок итальянского бисквитного печенья biscotti, и сама она выглядела в нем так, словно только что окунулась в карамельную ванну. Ясон ластился к ней, презрительно игнорируя меня. Я оставила пальто и сумку в коридоре на настенной вешалке.
— Фрейлейн Бен, то есть Ариэль, — начала Бэмби, быстро поправившись. — Ваш Onkel послал меня к вам, как только понял, какая опасная сложилась ситуация.
Она глянула на Оливера своими глазами с золотистыми крапинками, и он слегка зарумянился.
— Я подозреваю, мне намекают, чтобы я потихоньку испарился, — сказал он.
— А какой смысл? — спросила я его и добавила: — Разве не ты оборудовал всю мою квартирку и телефон подслушивающими устройствами? Ведь для того твой шеф и держал тебя здесь столько времени — чтобы ты шпионил за мной!
— По-моему, тебе лучше рассказать ей все, — посоветовала Бэмби Оливеру, изрядно удивив меня. — Расскажи ей то, что ты рассказал мне вчера вечером. А потом уж я по мере возможности объясню все остальное.
— Наш отдел командировал меня сюда пять лет назад, как только Под взял тебя на работу, — сказал мне Оливер. — Тогда мы еще не знали точно, кто из членов вашей семьи замешан в этом запутанном деле, но много знали о Пасторе Дарте и его сообщниках. Мы уже давно внимательно следили за ними. Нас насторожило, с чего вдруг Дарт взял тебя прямо из университета в свой отдел. Хотя, возможно, одна важная причина у него для этого имелась: твои близкие и родственные отношения с Сэмом.
Чем дальше в лес, тем больше дров. Значит, теперь еще и Под оказался натуральным злодеем, о чем и свидетельствовало его часто употребляемое прозвище Prince of Darkness — Князь Тьмы, а короче, Сатана.
— Неужели Сэм знал, что ты шпионишь за мной? Или ты шпионил и за ним тоже, хотя он часто работал на твоего шефа, Терона Вейна?
— Мы ни за кем не шпионим, — сказал Оливер. — Мы работаем в международном агентстве по линии Интерпола, которое координирует действия правоохранительных органов разных стран по выявлению преступной деятельности, особенно связанной с контрабандой оружия космического века. Мы выяснили, что много людей, вовлеченных в такую деятельность, умудрились пролезть на самые высокие должности в учреждениях, созданных для контроля за ней. Первыми в этом списке стоят организации по борьбе с наркотиками, но подсадные утки есть также в КГБ и даже в самом ЦРУ. Мы опасаемся, что они вскоре начнут продавать «свеженькую продукцию» — включая ядерные материалы — на открытом рынке, так же как сейчас они со скидкой продают своих собственных тайных агентов самым влиятельным перекупщикам!
Такой длинной и такой серьезной речи мне еще не приходилось слышать от Оливера, но он пока не рассеял мои сомнения.
— Если ты не шпионил, то почему прослушивается мой телефон? — спросила я. — Почему вы работаете подпольно? Почему ты хотел вместо меня получить рунический манускрипт?
— Меня послали защищать тебя, как только мы узнали, к чему они стремятся, — сообщил мне Оливер. — Хотя чаще всего мне приходилось защищать тебя от тебя самой.
Напоминает герра Вольфганга, подумала я.
— Увидев этот манускрипт в твоей машине, я сразу понял, что это не те документы, которые твой кузен Сэм описывал нашим сотрудникам. Когда ты решила поработать вечерком, я незаметно следил за тобой, выяснив в итоге, что ты собралась спрятать манускрипт в справочнике министерства обороны — чудесный выбор! Я вытащил его, конечно, и снял копию, чтобы он не пропал безвозвратно. По словам Бэмби, Лафкадио опасается, что другие документы, принадлежавшие твоему кузену, уже попали в руки ее брата.
Я вздохнула с облегчением, узнав, что по крайней мере рунический манускрипт находится теперь не только в кругу моей семьи. И его новый обладатель Оливер, как я уже начала надеяться, был на моей стороне. Но мои стремления добраться до истины привели меня к одному важному выводу — что реальная опасность, заключенная в этих документах, может подстерегать нас совсем с другой стороны.
Естественно, я не забыла, что после рассказа о том, как Терона Вейна взорвали вместо него, Сэм всячески предостерегал меня, чтобы я не слишком явно выражала свой интерес к почте или почтовому ящику. Он сказал тогда, что если кто-то узнает, как и где можно заполучить эти манускрипты, то этому человеку будет легче добраться до них, когда один из нас будет мертв. Теперь я поняла: предостережения были связаны не с тем, что посланный мне по почте пакет был единственной существующей версией этих документов, а скорее с тем, что только один Сэм знал, где спрятаны оригиналы наследства Пандоры. И вот сейчас у меня возникло сильное подозрение, что типам, охотящимся за этими документами, не просто нужно узнать их содержание, но необходимо убедиться, что никто больше не знает его. То есть оказавшиеся в руках Пода и Вольфганга документы останутся единственной копией, если Сэм погибнет. Нетрудно представить, как мог дальше разворачиваться сюжет. На сей раз я не стала отворачиваться от очевидного.
— Значит, Под работает на вражеской стороне. Ты предупредил меня в телеграмме, но я получила ее слишком поздно, — сказала я Оливеру. — Вольфганг уже завладел этими манускриптами, хотя ты предупреждал меня и насчет него.
— По-моему, мой брат действительно влюбился в вас, — сказала Бэмби. — Если бы вы встретились с ним раньше, эта любовь могла бы спасти его, заставив пересмотреть свои взгляды.
Вольфганг весьма образованный человек с высокими идеалами, даже если пребывает в печальном заблуждении. Думаю, что он удивился, обнаружив, что способен на такие сильные чувства. Но все равно, сейчас его уже не спасти, не помогут никакие разговоры. Где сейчас мой брат?
— Он поехал в нашу контору прямо из аэропорта, — сообщила я. — Вскоре я собиралась присоединиться к нему.
— Тогда нам нужно действовать немедленно, — сказала Бэмби. — Обнаружив, что Оливера нет на работе, он может поехать сюда. И если, по его мнению, тебе известно, где твой кузен спрятал оригиналы, то ты в ужасной опасности. Нужно остановить моего брата, пока он еще кого-нибудь не убил.
Я в ужасе взглянула на нее, а Оливер мягко положил руку мне на плечо. Господи, о чем она говорит? Но, естественно, я все поняла. Наверное, я давно должна была догадаться.
— Мы были не вполне уверены, — сказал Оливер, обращаясь к Бэмби.
В голове у меня зашумело, словно я на мгновение оглохла. Потом откуда-то издалека до меня донесся голос Бэмби:
— Нет, я уверена. Мой брат Вольфганг убил Сэмюэля Бена.
Я проводила бурные ночи любви с мужчиной, оказавшимся хладнокровным убийцей. Сжимая меня в объятиях, он думал, что убил Сэма. Мне показалось, что я хлебнула абсента, приправленного опиумом, или даже цикуты, что привела Сократа к блаженному состоянию отрешенности от жизни — хотя такая перспектива была бы сейчас как нельзя более уместна. Где бы найти на земле подобное место?
Оливер, похоже, собирался что-то предложить, когда до нас донесся странный звон. Мы мгновенно переглянулись, даже не осознав еще, что звенит редко используемый звонок на задней входной двери дома. Поскольку главный вход в дом отделялся от дороги крутым спуском к «переднему двору», большинство людей подъезжали к задней двери, игнорируя подъездную аллею.
Мы бросились к высокому ряду окон моей полуподвальной жилой комнаты и выглянули на улицу. Нам была видна лишь дорога, но не тот, кто стоял на переднем крыльце. За малолитражкой Бэмби припарковался здоровенный «лендровер» с номерами нашего штата. На его переднем крыле красовалось изображение стоящего в профиль медведя-гризли. Я улыбнулась. Похоже, наши дела наконец пойдут на лад.
— Ты знаешь, кто это может быть? — спросил Оливер.
— Знаю не только машину, но и самого медведя. Открывай дверь, — велела я ему. — А мы с Бэмби пока отловим Ясона и соберем для всех нас теплые вещи. Возможно, нам придется пожить немного в блаженном уединении.
— Но кто это? — спросил Оливер. — Вряд ли нам стоит сейчас открывать дверь, если только ты не на сто процентов уверена, кто к нам заявился.
— Уверена на все сто, — заверила я. — Это медведь, который тащился сюда из самой Лапуаи — добрых пятьсот миль. Он эмиссар моего дорогого покойного кузена Сэма.
Бэмби и Оливера слегка ошеломило появление Серого Медведя. Как большинство индейцев племени «Проколотые носы», длинноногий и широкоплечий Серый Медведь был необыкновенно хорош собой. Природа наградила его выразительными чертами лица, прямым носом и ямочкой на подбородке; в его темных, заплетенных в косы волосах белела тесьма, а такие же, как у Сэма, серебристые глаза под черными бровями сверкали, как магические кристаллы, позволяющие постичь суть времен.
На нем была расшитая бисером куртка с бахромой и наброшенный на плечо дорожный плед. Он подошел ко мне и решительно, но мягко завладел моей рукой.
Как я уже говорила, Серый Медведь никогда особенно не жаловал меня, в основном благодаря моей принадлежности к нашей странной семейке. Но его рукопожатие явно показало, что он понимает и ценит то, что я помогала Сэму. Конечно, ни ему, ни Сэму пока неизвестно, как великолепно я успела напортачить. Я представила Серого Медведя моим спутникам.
Серый Медведь, как обычно обойдясь без церемоний, сообщил мне:
— Он беседовал с твоим духом и знает, какое решение ты приняла. Он одобряет. И просит тебя приехать.
Сэм умудрился прочесть мои мысли. Ничего удивительного: Сэму обычно удавалось подключаться ко мне на больших расстояниях. И разве я не чувствовала, что все последние недели он ходит в психологических мокасинах по моим следам?
— Больше он никого не приглашал, — добавил Серый Медведь, показав на Оливера и Бэмби. — Я должен привезти только тебя.
Я пребывала в легком затруднении. Эта парочка уже готова была рассказать мне правду — ту правду, что, возможно, окажется очень полезной не только для моей безопасности, но и для безопасности Сэма.
— От чьего имени он говорит? — спросил Оливер. — Куда ему нужно увезти тебя и почему он не хочет, чтобы мы поехали вместе с тобой?
Прежде чем я придумала, что ответить, Бэмби разрешила эту проблему, хотя, признаться, я не совсем поняла, почему ей это удалось.
— Я дочь Халле, — сказала она Серому Медведю. — Я приехала из Вены, чтобы рассказать все, что мне известно, о человеке, который был отцом Сэма и отчимом Ариэль, — об Эрнесте Бене.
— А-а, — без всякого выражения протянул Серый Медведь. —
Я понял.
Засунув Ясона в рюкзак, я успокаивающе погладила его. Мне не хотелось оставлять кота одного в доме, поскольку я даже не представляла, как долго и где мне придется странствовать. Я закинула его на плечо, рядом с моим обычным рюкзаком с вещами, которые могли нам понадобиться в поездке в горы вместе с Ясоном. Я залезла на переднее сиденье «лендровера», а Бэмби и Оливер уселись сзади. Значит, можно будет, развернувшись, слушать историю Бэмби и одновременно посматривать, нет ли за нами хвоста.
— Ладно, друзья, — сказала я Бэмби и Оливеру, когда мы, выехав из города, направились к северу вдоль хребтов Скалистых гор. — Я не могу сказать вам, куда именно мы едем, потому что сама не знаю. Но я знаю, к кому сейчас везет нас Серый Медведь. Следовательно, могу вас уверить, что мы едем не в пустыню. Скоро мы разрешим все наши сомнения раз и навсегда.
Оливер озадаченно смотрел на меня, потом постепенно в глазах у него загорелся слабый огонек понимания.
— Господи! — воскликнул он. — Неужели ты хочешь сказать, что на самом деле он не умер?
Я медленно кивнула. По крайней мере, одно мне все-таки удалось: не разболтать всему свету секретную информацию о том, что Сэм до сих пор пребывает в мире живых. И как только мы распутаем этот клубок, все вскоре наладится.
— Но если Сэм жив, то кого же убил Вольфганг? — спросила Бэмби, явно превзойдя тот порог сообразительности, что я определила для нее в нашу первую встречу.
Я огорченно глянула на Оливера.
— О нет, — сказал Оливер, вдруг догадавшись, в чем дело. — Весь прошлый месяц я чувствовал, что произошло нечто ужасное. Работая на задании, мы редко разговаривали с ним, но я знал, что Терон Вейн поехал в Сан-Франциско на той неделе, когда убили твоего кузена. И я удивился, не получив от него никаких известий о жестоком убийстве человека, сотрудничавшего с нами в деле, которым я занимаюсь уже пять лет. Я даже хотел сам связаться с Тероном, но подумал, что, возможно, у него есть серьезные причины пока залечь на дно. — Он мрачно усмехнулся. — Теперь ясно, что предчувствия меня не обманули.
Наша машина петляла, поднимаясь по горным дорогам среди густых сосновых лесов и переезжая по пути быстрые темные реки, а я приглядывалась к мелькавшим за деревьями отвесным пенным водопадам, вдыхала сосновый аромат и слушала историю Бэмби. Когда она закончила ее, последние кусочки картинки-загадки, которые я так долго и так уклончиво искала, наконец встали на свои места.
— Моя мать Халле воспитывалась в семье ее отца, Хиллманна фон Хаузера, — сказала она. — Как ты понимаешь, у нас с Вольфгангом фамилия нашего дедушки.
— Из телефонного разговора с Джерси, моей матерью, я поняла, что у вас с Вольфгангом разные отцы, — сказала я, не желая на самом деле открывать историю не вполне законного происхождения Бэмби по вине моего грешного отца, Огастуса. Но именно тут меня подстерегала очередная неожиданность.
— Да, отцы у нас разные, но в пределах одной семьи, — сообщила мне Бэмби. — Отцом Вольфганга, законным мужем моей матери Халле, был Эрнест Бен.
Меня уже трудно было потрясти подобными семейными откровениями. Но в свете сказанного раньше о причастности Вольфганга к убийству Сэма сведения о том, что у Сэма и Вольфганга был один отец, Эрнест, приобретали особую весомость. То есть они сводные братья, так же как мы с Бэмби — сестры благодаря моему отцу Огастусу. Я глянула на Серого Медведя, и он, заметив это боковым зрением, утвердительно кивнул, не отрывая взгляда от дороги.
— Верно, я знал это, — сказал он. — Я знал Эрнеста Бена много лет. Эрнест был красив и богат. Он приехал на северо-запад Айдахо задолго до войны, чтобы приобрести права на землю, пятьдесят тысяч акров к северу от Лапуаи, гористую местность, богатую полезными ископаемыми, — отхватил себе для разработки изрядный кус у Матери-Земли. А уж война, известное дело, сделала его еще богаче. После войны, лет в сорок, Эрнест вернулся в Европу и женился на молодой женщине, Халле. Какое-то время он пожил в Европе. У них родился сын Вольфганг. А потом он вдруг вернулся сюда в Айдахо, в свои северные владения, но вернулся один, без той женщины и без ребенка. Сказал, что они умерли. Он знал мою дочь, Ясное Облако, с детства и попросил у меня разрешения взять ее в жены. Она очень привязалась к нему, но это было… не в наших обычаях. Эрнест Бен был белый чужак. Кто знал, захочет ли он жить по нашим обычаям? Он ведь мог опять уехать в другую страну и никогда не вернуться. Когда я спросил его, любит ли он мою дочь, Эрнест Бен сказал, что, по его мнению, он вообще не способен на любовь. Честно говоря, его ответа мы так и не поняли. Признаться в такой вещи — все равно что сказать, что ты уже умер. Однако он обещал заботиться о моей дочери и оставить нам на воспитание детей, если таковые появятся. Вторую часть обещания он не выполнил. Когда Ясное Облако умерла, отец Сэма забрал его из нашей резервации. Потом он женился на твоей матери, Джерси, и мы испугались, что навсегда потеряли Сэма.
Серый Медведь рассказывал все это без горечи, хотя вид у него был какой-то отрешенный. Потом он добавил:
— Эрнест Бен сказал еще одну странную вещь, как раз перед женитьбой на моей дочери. Он сказал: «Я молю Бога, чтобы этот союз очистил меня от грязи». Он так и не объяснил, что имел в виду, и никогда не пытался зайти в нашу парильню для очищения.
Что-то из сказанного им продолжало тревожить меня.
— По твоим словам, Эрнест Бен приобрел земли в Америке до начала Второй мировой войны, — сказала я. — А когда именно?
— В тысяча девятьсот двадцать третьем году, — сказал Серый Медведь.
Такое известие, бесспорно, имело значение… хотя после несложного подсчета оно потеряло смысл.
— Но Эрнест родился в тысяча девятьсот первом году, — сказала я. — К этому времени ему было всего двадцать два года. Разве мог его отец доверить такому молодому человеку покупку и управление обширными землями в чужой стране…
Оливер и Бэмби смотрели на меня несчастными глазами.
— О боже, — сказала я.
Значит, вот что это была за «грязь», о которой моя семейка по вполне понятным причинам предпочитала молчать, — как будто двоеженства, похищения детей, кровосмешения, фашизма и убийства было еще недостаточно. К концу нашей двухчасовой поездки по склонам хребта Биттеррут в Скалистых горах, обогатившись сведениями Серого Медведя и Бэмби, я увязала концы очередных разорванных нитей. И поняла, что мне следовало бы принести извинения обеим моим бабушкам, особенно Зое.
Мюнхенский путч Гитлера произошел 9 ноября 1923 года. В это время война еще даже не маячила на горизонте, но Иероним Бен знал, что война будет обязательно. И он также знал, на чью сторону встанет. Он послал Эрнеста в Америку — приобрести земли и права на разработку полезных ископаемых. Через десять лет, когда Гитлер стал канцлером Германии, Иероним послал вслед за первым своего второго, уже достигшего совершеннолетия сына: моего отца, Огастуса. Эти два молодых парня ползали, как кроты, по горам и пещерам Нового Света, запасая ценное сырье, а в мире меж тем назревала очередная война.
Мой отец обрабатывал восток, Пенсильванию. А Эрнест перепахивал запад, Айдахо. И лишь один птенец вывалился из этого дурдома. Им была Зоя.
Зоя предпочла сбежать от своего родителя с цыганами, но, когда она достаточно подросла, Иероним Бен пожелал облагородить кровь своих потомков, использовав для этого свою дочь, его единственную кровную наследницу. Именно он подослал к дочери своего сослуживца и приятеля Хиллманна фон Хаузера, чтобы тот соблазнил ее в Париже. Как бы сама Зоя ни относилась к этому роману, соблазнитель забрал ее дочь Халле и отдал на воспитание своей почтенной, но бесплодной арийской жене. Зоя вышла замуж за беспутного ирландца и родила второго ребенка — Джерси, мою мать.
Мало того что Иероним Бен, по существу, украл моего отца Огастуса у Пандоры, он присвоил себе и двух сыновей своей сестры-жены Гермионы, зачатых Кристианом Александером: Лафа в качестве приемного сына и Эрнеста, в чьем свидетельстве о рождении Иероним Бен числился законным отцом. Таким образом, две Зоиных дочери, Джерси и ее сестра Халле, были единственными кровными внучками Иеронима. В свете всего этого становилось очевидным, почему Иероним замыслил переженить их со своими благоприобретенными «сыновьями»: Халле — с Эрнестом, а Джерси — с Огастусом. Он провернул это ловкое дельце ради того, чтобы любые будущие восприемники его богатства и могущества были гарантированно связаны с ним кровными узами через Зою.
Огромной ложкой дегтя в этой бочке меда было, разумеется, то, что он ошибся в подборе пар. Мой стремящийся к власти и славе отец Огастус составил бы отличную пару с Халле, красивой блондинкой, которой было дано самое распрекрасное арийское воспитание, какое только могли пожелать ее нацистские родственнички. Плодом их незаконной любовной связи стала Бэмби. А Эрнест и моя мать, Джерси, соединившиеся под конец жизни, были счастливы настолько, насколько могут быть счастливы два использованных в корыстных целях и душевно травмированных человека.
Таким образом, говоря о несмываемой грязи, Эрнест имел в виду то, что он окончательно осознал лишь после женитьбы на Халле фон Хаузер. Не только то, что папочка новоявленной супруги занимался поставкой оружия (чем дочь его очень гордилась), но и то, куда переправлял его собственный «нейтральный» голландский отец Иероним Бен всю ту руду, что Эрнест старательно добывал долгие годы.
Медленно и мучительно Эрнест начал распутывать семейное прошлое, в основном покрытое мраком. Ему сильно поплохело, когда выяснилось, что он, Огастус и Иероним нажили свои огромные состояния на людских страданиях, причем Иероним полностью осознавал, что он делает. Но когда Эрнест понял, что был слепым орудием в руках человека, которого считал своим отцом, — человека, одержимого идеями не только выведения высшей расы, но и мирового господства, — жить с таким знанием Эрнесту стало почти невыносимо.
Нарожавшая дочерей Зоя, в свою очередь, приехала в оккупированную Францию, чтобы попытаться убедить ее бывшего соблазнителя позволить ей увезти Халле из захваченной фашистами страны, и оказалась там в ловушке, как Пандора и Лаф — в Вене. С какой грустной иронией, должно быть, смотрела Зоя на моего великолепного арийского соблазнителя, когда, сидя напротив меня в парижском ресторане, излагала мне собственную версию ее жизни между двумя войнами.
Но истинная ирония для всех моих родственников заключалась в том, что их связи с Иеронимом Беном, Хиллманном фон Хаузером и Адольфом Гитлером — согласно рассказу Бэмби — не только помогли им самим выжить, но и позволили им без вреда для себя защитить или спасти от смерти сотни людей. Включая и мужа Пандоры, Дакиана Бассаридеса, с помощью Зои постоянно переправлявшего цыганских беженцев через южную границу Франции.
— А Вольфгангу известна вся эта история? Ну хотя бы то, что Сэм приходится ему братом? — спросила я Бэмби.
Она немного помолчала, серьезно глядя на меня своими зелеными глазами с золотистыми крапинками.
— Я не уверена, — наконец сказала она. — Но я знаю, что моя мать имела на него очень большое влияние — в основном
именно поэтому Лафкадио начал презирать его, хотя он неохотно говорит на эту тему. Я постепенно вытянула часть этой истории у Лафкадио, а ему, должно быть, рассказал ее Эрнест, приехавший много лет назад в Вену повидаться с Пандорой. Видимо, Пандора с самого начала знала всю подноготную.
Еще бы!
Мне вспомнилось, что сказал Вольфганг, глядя на Дунай, бегущий за стенами его средневековой башни, когда мы с ним стояли под ее стеклянным куполом в ту самую ночь: «Отец как-то раз взял меня посмотреть на нее. Я помню, как она пела „Das himmlische Leben“ Малера. А потом отец повел меня за кулисы, и я подарил ей маленький цветок, а она взглянула на меня такими глазами… твоими глазами».
— Взяв в жены мою дочь, — продолжил Серый Медведь, — Эрнест Бен дважды ездил в Европу. Когда Сэму исполнилось три года, Эрнест отправился поговорить с Пандорой, матерью его брата Огастуса, о важном семейном деле. А потом, вскоре после смерти Ясного Облака, ездил на похороны Пандоры и на этот раз взял Сэма с собой. Пандора завещала ему что-то, что он должен был получить лично, объяснил мне Эрнест. Вернувшись в Айдахо, он навсегда покинул нашу резервацию.
У меня остался только один вопрос. И к счастью, я уже так привыкла к ошеломляющим ответам, что даже почти не вздрагивала.
— А как получилось, что после смерти твоей матери ты переехала жить к Лафкадио? — спросила я Бэмби. — Разве к тому времени ты его уже хорошо знала?
— Моя мать вовсе не умерла. Она здравствует и по сей день, если не ошибаюсь… ведь я не видела ее десять лет, с тех пор, как ушла из дома, — прищурив глаза, сообщила Бэмби. — Но по-моему, ты уже давно должна была понять, что именно ее тень маячит за всем этим делом!
Если мать Бэмби, Халле фон Хаузер, «тенью маячила за всем этим делом» и если она и вправду была настолько ужасна, что ее муж сбежал и женился на Ясном Облаке и даже ее дочь Бэмби ушла из дома в пятнадцать лет, перебравшись к Лафу, то справедливо было предположить, что именно Вольфганг поддерживал связь с этой темной ветвью нашей семьи.
— Но какова же роль Огастуса? — спросила я Оливера, надеясь, что он знает.
— Твой отец один из первых в нашем списке, — проинформировал меня он. — Очевидно, его рыцарский роман с матерью Бэмби длился много лет, и хотя сейчас каждый из них уже обзавелся новым законным партнером, между ними, видимо, сохранилось отличное взаимопонимание. Лет десять назад твой отец помог Халле фон Хаузер хорошо устроиться в Вашингтоне, благодаря чему на данный момент она уже приобрела большое политическое влияние как в Америке, так и за границей. На самом деле, распутывая связи этой парочки, надо держать ухо востро. Заседая в составе правления нескольких музеев и серьезной газеты, Халле является известной в столичном обществе акулой…
Святое дерьмо!
— А та газета, часом, не «Вашингтон пост»? — вмешалась я. — И фамилия нового муженька Халле, часом, не Вурхер-Лебланк?
От такого сочетания несло явным голландско-бельгийским душком, доносившимся из того самого места, где находился гиммлеровский nouveau paradis, то бишь новый парадиз, как говорят в тех краях.
Оливер улыбнулся.
— Ты, несомненно, хорошо поработала на досуге. Естественно, она предпочла слегка подкорректировать свое имя, назвавшись Хеленой на тот случай, если вдруг в чьей-то памяти всплывет особа с редким и запоминающимся именем Халле. Мне также вспомнилось, с каким интересом на том ужине в Сан-Франциско мой отец и его последняя жена Грейс пытались выяснить, что именно мне известно о моем наследстве. Они даже устроили пресс-конференцию с целью выпытать дополнительные сведения у душеприказчика, а также получить хороший предлог для дальнейших разведывательных звонков мне домой — в надежде на более ощутимые успехи — относительно содержания и местонахождения манускрипта, находившегося в распоряжении Сэма. Позвонившая мне позднее миссис Вурхер-Лебланк из «Вашингтон пост» не сказала, что она репортер, а заявила только, что хотела бы приобрести мои бумаги. Сейчас я уже почти не сомневалась, что в роли этой покупательницы выступала именно мать Вольфганга и Бэмби, Халле фон Хаузер.
Знала ли Джерси о том, что ее сестра жива, или о том, что она и мой отец, закончив плотские игры, слились в экстазе на духовном поприще? Она пока не говорила мне об этом, но вскоре слова Серого Медведя прояснили ситуацию.
— Естественно, у меня возникли серьезные подозрения насчет такой внезапной, необъяснимой смерти первой жены и сына Эрнеста, — заметил он мне. — Но у меня не было никаких доказательств того, что они живы, вплоть до недавнего расследования, проведенного Сэмом в Юте. По мнению Сэма, твоя мать и Эрнест пришли к выводу, что лучшей защитой их детей от прошлого будет полное неведение.
Я собиралась уточнить кой-какие детали, когда Серый Медведь резко сбавил скорость «лендровера» и свернул с трассы. Лесная дорожка, густо усыпанная покрывалом из сосновых иголок, источала сильный хвойный запах. Бэмби, Оливер и я, погрузившись в молчаливое спокойствие, смотрели, как осторожно Серый Медведь маневрирует на своем крупногабаритном джипе по узким дорожкам между плотными рядами сосновых лап, сплетенных наподобие гобелена. После бесконечного кружения по лесу дорога наконец плавно пошла в гору, и мы направились прямиком к вершине. Когда подъем стал слишком крутым, Серый Медведь затормозил около узкой расселины и выключил мотор. Он повернулся ко мне.
— Я отведу вас дальше к реке, а там нас встретит мой внук, — сказал он. — Однако он ждет, что я приведу только тебя, поэтому не лучше ли твоим попутчикам остаться пока здесь, у машины?
Я вопросительно глянула на Оливера и Бэмби, ожидая их реакции.
— Я предпочла бы пойти с вами, — возразила Бэмби. — И помочь всем, чем смогу. Я считаю себя ответственной за многие неприятности, произошедшие у тебя и твоего кузена… нашего кузена, — поправилась она. — Возможно, их удалось бы избежать, если бы я рассказала тебе все, как только узнала, что ты познакомилась с моим братцем.
— Что ж, это решает все, — заявил Оливер, прикрывая свой квебекский акцент тягучим западным произношением. — Никакой уважающий себя ковбой не пустит пару таких телок, как вы, бегать по горам без присмотра.
Но он разинул рот, когда Бэмби вытащила из кармана маленький браунинг и крутанула его с профессиональной сноровкой, какой позавидовала бы и знаменитая снайперша Анни Оукли из шоу Буффало Билла. Оливер обычно говорил, что ищет ковбойскую девушку своей мечты, но сейчас он испуганно поднял руки.
— Ради всего святого, — воскликнул он, — убери эту игрушку подальше, пока никого не задела! Зачем ты вообще ее взяла?
— Моего деда Гиллмана назначили инструктором в Baller-mann Gewehrschiessen — это что-то вроде стрелкового клуба — в Центральной Германии. Все в нашей семье непременно должны были научиться стрелять, — поведала Бэмби Оливеру. — Я прилично освоила вальтер, люгер, маузер и все модели браунингов, и у меня есть разрешение на ношение оружия для самозащиты.
Правильно. Никогда не знаешь, кто может вечером подстерегать молодую золотоволосую виолончелистку. Особенно из такой семейки, как наша.
— Пусть захватит его с собой, — сказала я Оливеру. — На всякий случай.
Мы поднимались за Серым Медведем по длинному скалистому ущелью. По мере приближения к вершине идти становилось все труднее, когда среди россыпи мелких камней начали попадаться внушительные обломки скал, скользившие под ногами. Мне определенно не хотелось попасть в очередную лавину. К тому же от камнепада не убежишь на лыжах.
Мы поднялись на горный хребет, возвышавшийся футов на двести над густым ковром лесной долины, прорезанной широкой блестящей лентой реки. Глянув на этот пейзаж, я мгновенно поняла, где мы находимся: у горных водопадов, в любимом месте Сэма.
Река здесь была широкой, и вода обрушивалась вниз сплошным блестящим потоком, поблескивающим на солнце, как волосы Бэмби. Лишь водная пыль, клубившаяся у основания водопада, давала хоть какое-то представление о том, что именно эти бурные падающие воды прорыли само ущелье, раздробив древние скалистые твердыни до состояния мелкого гравия. В детстве я приезжала сюда как-то раз с Сэмом. То была моя последняя загородная прогулка перед отъездом в школу, и он хотел показать мне одно местечко.
«Вот мое тайное убежище, Умница, — рассказал он мне тогда. — Я обнаружил его, когда впервые отправился один на рыбалку, еще совсем мальчишкой. Никто не заглядывал туда, наверное, много тысяч лет».
Держась за руки, мы перешли вброд реку над водопадом и немного спустились вниз по крутому скалистому склону. В скале обнаружилась узкая трещина. Почти не заметная со стороны, она находилась так близко к водопаду, что края ее поросли скользким зеленым мхом от постоянных брызг. Сэм взял меня за руку и, проскользнув боком в эту щель, протащил меня за собой.
Мы оказались в большой пещере, сразу за сплошной стеной ревущего водного потока. В глубине, через несколько метров, царила уже полная темнота. Сэм достал фонарик и включил его.
Я была совершенно потрясена. Своды и потолок пещеры выглядели как сказочная хрустальная страна, сияющая всеми цветами радуги. Множество настоящих радуг сверкало и отражалось в мириадах призматических кристаллов, хаотично покрывавших пещерные своды.
«Если когда-нибудь мне или тебе захочется спрятаться или припрятать какую-то ценную вещицу, — сказал мне Сэм в той бездыханной тишине, отделенной большим провалом пустоты от ревущего водопада, — то лучшего места, чем эта пещера, просто не придумаешь».
И вот сейчас я в компании с Серым Медведем, Оливером и Бэмби стояла на горной вершине, издали поглядывая на водопад. У меня уже не оставалось никаких сомнений по поводу того, куда именно мы направляемся. И я точно знала, что спрятано в тайной пещере.
За полчаса, пробираясь по скалистым тропам, затененным деревьями и густым подлеском, мы дошли до реки. Когда мы оказались на относительно ровном участке берега над водопадом, я сообщила моим спутникам, перекрывая шум воды:
— Здесь придется перейти реку вброд. Нам нужно попасть на другую сторону водопада. На много миль вокруг нет более мелкого места для безопасной переправы.
— Боюсь, для меня лично здесь вообще нет безопасного места, — сказал Оливер, глянув на меня широко раскрытыми черными глазами. — Мне вовсе не улыбается признаваться в этом в такой час, но я так и не научился плавать!
— Тогда тебе не стоит рисковать, — согласилась я. — Хотя вода здесь едва доходит до колен, но перед водопадом течение жутко бурное и быстрое. Лучше подожди здесь, пока мы сходим и найдем Сэма.
Серый Медведь, уже далеко не юноша, тоже предпочел подождать на этом берегу с Оливером. Когда мы с Бэмби сняли обувь и закатали брюки, собираясь лезть в воду, я поставила свой рюкзак рядом с Оливером. И с удивлением увидела торчавшую из него морду Ясона — батюшки, я же совершенно забыла о нем! Его горящий взгляд устремился на манящую речную гладь, а уши возбужденно подергивались при виде такого огромного плавательного бассейна.
— О нет, нет, нельзя, — строго сказала я ему и, запихнув поглубже в рюкзак, поручила заботам Оливера. — Только уносимых водопадом котов нам сейчас и не хватает. Оливер остается за старшего. — Я погрозила коту пальцем и добавила: — Больше не получишь никакой копченой рыбки от твоего домовладельца, если будешь плохо себя вести до моего возвращения.
Когда мы с Бэмби, взявшись за руки, вошли в реку, я слегка запаниковала. Вода оказалась значительно холоднее, а течение — сильнее, чем мне помнилось по прошлому переходу. Я тут же поняла, в чем дело. Мы с Сэмом были здесь в конце лета — в самое жаркое время года, и тогда стояла такая сушь, что даже объявили об угрозе распространения пожаров в лесах. • А сейчас, в начале весны, уровень воды в реках максимально высок и течение соответственно максимально быстрое. Его напор был таким сильным, что ноги сразу заскользили по галечному дну. Попытайся я приподнять одну ногу — и меня вполне может утащить к водопаду. Причем вода доходила нам всего лишь до середины икры, а что же будет на середине реки, где она наверняка поднимется выше колен?
В шуме ревущей водной стихии я уже собралась крикнуть Бэмби, что нам лучше, пока не поздно, вернуться на берег к Оливеру, но в тот же самый момент краем глаза уловила какое-то движение футах в пятидесяти, на другом берегу реки. Внимательно посмотрев в ту сторону, я увидела стройную высокую фигуру Сэма, темнеющую на фоне залитого солнечным светом неба. Он жестом велел нам стоять, где стоим, скинул мокасины и вошел в реку. Когда он приблизился к нам с Бэмби, я заметила, что от его талии тянется веревка, видимо закрепленная где-то на его берегу. Дойдя до нас, он схватил меня за плечи и крикнул:
— Слава богу! Подождите здесь, я быстро закреплю веревку на том берегу и помогу вам переправиться.
Когда Серый Медведь привязал второй конец веревки к дереву, Сэм, Бэмби и я, держась за нее, направились к противоположному берегу реки. Мы благополучно достигли его, но я почувствовала себя совершенно выдохшейся от напряжения и внимания, которые требовались, чтобы сохранить равновесие, даже держась за веревку, хотя вода поднималась ненамного выше колена. Состояние Бэмби было примерно таким же.
Сэм первым вылез на каменистый берег и по очереди помог выбраться нам. Потом молча — все равно из-за шума ревущего потока сейчас не было бы слышно даже крика — Сэм спустился на скальный выступ за водопадом и протянул руки к Бэмби. Он снизу обхватил ее за талию, а я пыталась с сомнительной надежностью поддерживать ее сверху. И вот тут внезапно произошло нечто ужасное.
Сэм стоял босиком в водной пыли на узком выступе, практически вплотную к Бэмби, его длинные темные волосы развевались в тумане брызг, смешиваясь с ее золотистыми прядями. Когда он взглянул на нее, все еще держа руки на ее талии, и его серебристые глаза улыбнулись ее золотистым, меня вдруг пронзила острейшая боль.
Господи, что со мной происходит? Вряд ли сейчас уместно терзать душу когтями безобразного зеленого дракона ревности. Да и с чего мне испытывать подобные чувства? Мне, едва не погубившей всех и пренебрегавшей любыми мольбами о благоразумии? Более того, я же понимаю, что Сэм никогда, никогда — ни разу, ни словом ни делом — не показал, что его отношение ко мне выходит за рамки братской любви. Так почему же я не могу быть достаточно объективной и заботливой, чтобы поддержать его теперь с той же братской любовью и доверием, с какими он поддержал меня, когда я рассказала ему о своих чувствах к Вольфгангу Хаузеру? Но, боже, я просто не в силах была сделать это. Я смотрела на них, и мне казалось, словно кто-то всадил мне нож в самое сердце и провернул его. Однако, учитывая сложившуюся ситуацию, сейчас явно не стоило терять рассудок.
Все эти мысли пронеслись у меня в голове за те несколько мгновений — хотя мне они показались часами, — что Сэм и Бэмби стояли, сцепившись взглядами и явно забыв обо всем на свете. Но вот Сэм направил Бэмби в пещеру и протянул руки ко мне.
Поставив меня на выступ, Сэм, перекрывая шум воды, спросил меня на ухо:
— Кто это?
Я также крикнула ему в ухо:
— Моя сестра!
Он слегка отстранил меня, недоверчиво покачал головой и рассмеялся, хотя до меня не донеслось ни звука. Направив и меня к щели, он быстро прошел следом.
Фонарик Сэма освещал нам путь в блестящем лабиринте, вырезанном за миллионы лет в твердой скальной породе и украшенном пропитывающими ее водами. Мы довольно далеко углубились в пещеру и наконец остановились в зале, где можно было спокойно говорить, слыша лишь отдаленный шум водопада. Я представила Сэма Бэмби.
— Ладно, девушки. — Голос Сэма, блуждая между сталагмитами, гулко отдавался от сводов хрустального зала. — Мне хотелось бы сейчас молча наслаждаться редкостной красотой, посетившей ради меня эти дикие края. Но боюсь, пока у нас слишком много более важных дел.
— И нам с Беттиной надо сообщить тебе кучу всяких новостей, да, кстати, и Оливеру тоже. — сказала я Сэму. — Наверное, опасно пока перевозить куда-то наследство Пандоры — я догадываюсь, что оно где-то здесь. Сначала выслушай, что мы тебе расскажем. Кроме того, лучшее место для тайника трудно придумать.
— Я вовсе не собирался прятать его, — сказал Сэм. — На мой взгляд, эти манускрипты и так уже слишком давно прячут. «Честность — лучшая политика», — это твой девиз, Умница, ты ему меня научила. — Он улыбнулся Бэмби и добавил: — Ты знаешь, что тотем твоей сестры — горный лев? Интересно, каким бы мог оказаться твой тотем?
Бэмби улыбнулась в ответ, а у меня зачесались руки… возможно, просто от пещерной сырости или холода.
— Если ты не собирался прятать их, то что бы тебе хотелось с ними сделать? — спросила я Сэма, едва шевеля онемевшими губами. — Весь мир, похоже, только и делает, что гоняется за этими злосчастными Пандориными манускриптами.
— У моего деда возникла потрясающая идея. Он еще не поделился с вами? — сказал Сэм. — На его взгляд, самое время сейчас индейскому народу сделать что-то полезное для наших резерваций, в том числе с достойной щедростью отблагодарить Землю-Матушку.
Поскольку мы с Бэмби промолчали, Сэм продолжил:
— Серый Медведь полагает, что пора открыть первое электронное издательство коренных американцев!
Манускрипты, уложенные Сэмом в светонепроницаемые и герметичные тубусы, находились в глубине пещеры. Если не знать, что искать, то в тусклом свете фонаря их вполне можно было принять за очередную группу поднимающихся с пола сталагмитов.
Когда мы встречались с ним утром на Овечьем лугу в Солнечной долине, Сэм говорил мне, что старательно скопировал на бумагу перешедшую ему от отца Пандорину коллекцию, тексты которой были написаны на пергаментах, на тонких деревянных дощечках и на медных скрижалях. Также он говорил, что запечатал их в герметичные контейнеры и спрятал в таком месте, где — на его взгляд — их никогда не найдут. Свою простую бумажную копию, причем единственную, Сэм взял из банка в Сан-Франциско сразу после убийства Терона Вейна и отослал мне по почте. А я провезла ее через полмира и старательно разложила по книгам австрийской государственной библиотеки. Но теперь эти документы — по словам Вольфганга — находились в руках отца Вергилия и Пода.
Идея Серого Медведя заключалась в том, чтобы собрать воедино все древние манускрипты, запечатанные в контейнерах в этой пещере, еще раз скопировать их и перевести на английский язык — уже вместе с руническим манускриптом неизвестного происхождения, полученным мной от Джерси. А затем — начать публиковать их один за другим в компьютерной сети, для назидания и просвещения широких масс человечества.
После публикации, полагал Серый Медведь, нам следует распределить оригиналы древних документов — тонкие металлические пластины и пергаментные свитки — по разным индейским музеям и библиотекам Америки, предоставив им необходимые средства для надлежащего хранения и обращения.
В отличие от знаменитых древних свитков Мертвого моря, уже сорок лет тщательно скрываемых несколькими тоталитарными торговцами историческими ценностями, замечательная экзотическая коллекция Пандоры и Клио будет доступна для изучения и анализа научным специалистам любых областей знаний. Если мы переведем их сами, то, по крайней мере, будем уверены, что никто ничего не утаил. А если обнаружим в них нечто опасное — к примеру, если есть на Земле какие-то особо опасные, священные или уязвимые места, как намекал Вольфганг, рассказывая об изобретениях Теслы, — то мы можем обнародовать и такую информацию, чтобы можно было предпринять соответствующие защитные меры.
Мы трое организовали цепочку для перемещения фирменных герметичных тубусов: Бэмби вытаскивала их из пещеры, Сэм формировал из них три большие связки, надежно обвязанные бечевками, а я ждала на верхнем краю скалы. Потом Сэм поднял все связки, и я вытянула их за крепкую веревку наверх и уложила рядком, ожидая, пока мои родственнички тоже вылезут наверх.
Хотя по отдельности тубусы были легкими, как перышки, в совокупности они оказались довольно увесистыми; по моим прикидкам, наши с Бэмби связки весили фунтов по двадцать, а Сэму досталась самая тяжелая. Кроме того, несмотря на надежные крышки тубусов, Сэм опасался, что при попадании внутрь малейшей сырости ценное содержание некоторых хрупких раритетов может оказаться потерянным безвозвратно.
Поэтому мы взгромоздили связки на спины, и хотя они доходили нам до пояса, но все-таки были еще высоко над водой. Вдобавок Сэм закрепил их каким-то хитрым альпинистским способом, чтобы можно было быстро сбросить их при случайном падении в воду. Но мы надеялись, что при всей громоздкости нашей поклажи ее вес обеспечит нам более надежный контакт с дном для преодоления натиска речного потока.
Перед началом переправы я заметила, что на другом берегу нас ждет Серый Медведь вместе с Оливером, который со странным напряжением держал рюкзак с Ясоном. Потом я осторожно спустилась в ледяную воду, и мы, вцепившись в веревку, гуськом пошли к другому берегу: натяжение веревки поддерживал Сэм, возглавлявший процессию, Бэмби семенила в середине, а я замыкала шествие. Мне пришлось собрать воедино все умственные и физические возможности, заставляя себя удерживать равновесие, переставлять ноги и как можно надежнее внедрять их в каменистое русло. Из-за такой всепоглощающей сосредоточенности я, видимо, последняя осознала, что нас поджидает нечто ужасное. Сэм замер на середине реки.
На другом берегу из леса появились два человека, которых я меньше всего хотела бы здесь видеть: мой шеф Пастор Оуэн Дарт и герр профессор из австрийского Кремса Вольфганг К. Хаузер. Вольфганг держал пистолет у горла Оливера. В нескольких ярдах от него был крепко привязан к дереву Серый Медведь.
Как они нашли нас в этой глуши? Потом я осознала, что, пока Серый Медведь находился в доме Оливера, никто не присматривал за нашими машинами. За это короткое время в них вполне могли поставить «маячки» для отслеживания наших передвижений. Видимо, Вольфганг осознал необходимость этого, гоняясь за мной на машине по туманным горным дорогам.
Даже издалека я видела, как яркие бирюзовые глаза Вольфганга неотрывно смотрят на нашу троицу: сначала его взгляд скользнул по Бэмби и мне, а потом, полыхнув огнем, впился в Сэма, словно он не мог поверить тому, что увидел.
Мне захотелось плакать. Однако еще больше мне хотелось остаться в живых, хотя перспектив для осуществления такого желания в данный момент было не слишком много. Я вдруг заметила, что в руке Пода блеснул охотничий нож. Похоже, он собирался перерезать закрепленную на дереве толстую веревку, которая давала нам дополнительную опору в опасной переправе. Я похолодела от страха. Но потом заметила, что Вольфганг, отрицательно качая головой, что-то сказал Поду, и тот, согласно кивнув и глянув в нашу сторону, убрал свой чертов нож от жизненно необходимой веревки.
Мы с Бэмби и Сэмом стояли посреди реки, как три ледяные статуи, и я лишь надеялась, что за несколько последних часов Вольфганг, возможно, изменил свои убеждения, проделав некую радикальную операцию над собственной личностью. В конце концов, попыталась я рассуждать здраво, если их команда, завладев единственными сделанными Сэмом копиями, задалась целью уничтожить все следы оригиналов этих документов, то тогда непонятно, по какой причине Под так и не перерезал веревку, чтобы мы, увлеченные в водопад стремительным потоком, стали кормом для рыб.
Но конечно, причина у них имелась, хотя я поняла ее далеко не сразу. Если мы упадем прямо сейчас, то с нами отправятся в воду и Пандорины манускрипты — но им ничего не сделается, они просто уплывут! Множество древних посланий в современных сосудах пронесутся сотни миль по рекам Салмон, Снейк и Колумбия и начнут странствия по морским просторам. И тогда уже совершенно неизвестно, кто сможет найти или уничтожить их в таком свободном плавании. То есть необходимо было сначала завладеть сосудами, а потом уже покончить с их переносчиками.
Именно тогда Сэм сделал нам с Бэмби знак подойти поближе к нему. Когда мы сдвинули ряды, Сэм вдруг обернулся через плечо — и подмигнул мне! Господи, что бы это могло значить?
Примерно в тридцати шагах от нас Вольфганг вошел в воду прямо в ботинках и носках, даже не подвернув брюк. Перед собой — в качестве щита — он толкал Оливера, направив дуло пистолета ему в голову. За ними тащился Под, держа в руках нож и пистолет. Надо отдать должное Вольфгангу: вероятно, он отлично знал стрелковые способности своей сестрицы Беттины и экипировался по полной программе. Но я невольно переживала за Оливера, и не просто потому, что он мне нравился. Если мы трое превосходящими силами попытаемся сбросить наших преследователей в водопад, то это может стоить Оливеру жизни, поскольку он не умеет плавать.
В данных обстоятельствах трудновато было сохранить бодрое состояние духа, однако я постаралась сосредоточиться на том, что же хотел сказать мне Сэм своим подмигиванием. Он явно что-то придумал. Зная Сэма, я поняла одно: мы должны быстро среагировать в тот самый момент, когда он перейдет к каким-то решительным действиям. Но их начало привело меня в полное недоумение.
Подобно нам, Вольфганг и Под осторожно продвигались вдоль страховочной веревки, натянутой чуть ниже их по течению. Но как вскоре выяснилось, со страховкой они сильно просчитались. Мы с Бэмби стояли прямо за Сэмом и, наклонившись в разные стороны, наблюдали за их продвижением.
Как только они достигли середины потока, Вольфганг, не отводя пистолета от головы Оливера, шагнул в сторону от веревки в стремительно несущейся воде, пропуская Пода к Сэму. Когда Вольфганг вместе с мертвенно-бледным и мрачным Оливером слегка отступили вверх по течению, Дарт прошел вперед, явно нацеливаясь добраться до связки тубусов Сэма и все еще тупо держа в руках нож и пистолет.
Тогда небрежно, словно в намерении помочь Поду, Сэм слегка ослабил узел веревки, удерживающей на спине связку его тубусов, и совершенно неожиданно для всех вдруг быстро сорвал все крепления и сбросил ценный груз в воду. Пустотелые легкие тубусы, естественно, поплыли по течению к водопаду.
Если мне не изменяет память, именно в этот момент началась настоящая чертовщина.
Пастор Дарт бросил нож в воду и, крепко уцепившись за проходившую на уровне талии веревку, потянулся вперед, пытаясь схватить этот дрейфующий «айсберг». Но Сэм тут же резко погрузил страховочную веревку в воду, поэтому Под, не ожидавший изменения ее положения, потерял равновесие и упал вниз лицом в стремительно несущийся речной поток. Тогда Сэм опять резко поднял веревку вместе с Подом, повисшим на ней, как куча мокрого белья.
Пока Под барахтался, пытаясь встать на ноги, Вольфганг пихнул в бок Оливера, чтобы лучше видеть происходящее. Но тут разъяренный черный меховой комок, слишком долго удерживаемый в рюкзаке Оливера, прыгнул прямо на Вольфганга! Я даже не представляла, что у Ясона так много острых как бритва когтей и что он способен манипулировать ими с такой молниеносной скоростью и точностью.
Вольфганг вскинул руки, чтобы защитить лицо, а Ясон взлетел по ним на его голову и спрыгнул вниз. Пистолет Вольфганга вдруг взлетел высоко в воздух — благодаря быстродействию браунинга и великолепным способностям Бэмби. Вольфганг заорал, перекрывая шум водопада, но это не остановило его. Подняв раненую руку и перешагнув через страховочную веревку, он бросился вылавливать удаляющуюся связку тубусов, но в этот момент Сэм врезался в него сбоку, и они вместе рухнули в воду. Я быстро оглянулась, пытаясь отыскать Оливера, но он исчез так же быстро, как мой кот.
Все это произошло за какие-то секунды. Я наконец отцепила со своей спины затрудняющие движение тубусы и быстро привязала их к толстой страховочной веревке. Потом я взялась за Пода, который тоже потерял свой пистолет, пока барахтался в воде, пытаясь встать на ноги. Бэмби держала его под прицелом, а я сдернула с него галстук и крепко-накрепко привязала его запястья к страховочной веревке рядом с тубусами.
Бэмби стала освобождаться от своей ноши, а я пошла по веревке к Сэму и Вольфгангу, которые все еще боролись в воде. Вдруг у меня за спиной Бэмби издала пронзительный крик. Я оглянулась и, проследив за ее взглядом, увидела полупогруженное в воду и слегка побитое тело Оливера, плывущее по течению футах в тридцати от нас в сторону водопада.
Призвав на помощь небесные силы, я быстро соображала, что делать, когда увидела, как прямо передо мной Вольфганг вытащил Сэма из воды, нанес ему мощный удар в челюсть и, вновь утопив, кинулся догонять ускользающий объект его страстных желаний.
Сэм выпрямился, бросил взгляд в сторону водопада и заметил Оливера. Неожиданно он тоже нырнул в стремнину, уносящую Оливера. Чуть дальше за ним Вольфганг — он пока держался на ногах — уже почти поймал наш тубусный «айсберг», но в спешке поскользнулся-таки и потерял равновесие. В следующее мгновение поток унес и его.
Бэмби без потерь справилась с креплением своей связки. Держа наготове пистолет, она добралась до меня — я стояла в нескольких шагах ниже по течению — и крикнула мне на ухо:
— О господи! Неужели мы ничего не можем сделать? Они же все погибнут!
Надо признать, что ситуация именно так и выглядела. Я совершенно не представляла, как предотвратить ее. Даже если мне удастся быстро добраться до берега и отвязать от дерева один конец страховочной веревки, ее длины явно не хватит, чтобы помочь им. Мы с ужасом смотрели на жуткую сцену, разворачивающуюся перед нашими глазами: трех мужчин и драгоценный «айсберг» неумолимо несло к обрыву. У меня перехватило дыхание.
Переложив пистолет в правую руку — руку, мастерски владеющую смычком, — Бэмби вцепилась в меня левой, и тут мы с ней увидели, как связка полупрозрачных тубусов, начиненных убийственными манускриптами Пандоры, плавно подплыла к краю отвесной скалы и, грациозно повертевшись на нем, как стайка балерин, тихо соскользнула вниз. Через мгновение там исчезла и темная шевелюра Вольфганга.
А Сэм между тем стремительно подплыл к безжизненному телу Оливера — слишком поздно для того, чтобы успеть выбраться из бурного потока. Мы с Бэмби, оглушенные ревом стихии, молча смотрели, как последний представитель нашего поколения семьи Бен — не считая нас с ней — быстро исчезает в сулящей забвение бездне.
Пока мы стояли в том ледяном, стремительном потоке, я не могла ни плакать, ни молить о прощении или сострадании. Я не испытывала вообще никаких чувств к людям, создавшим и сохранявшим эту трясину предательства, — многие из них, как выяснилось, принадлежали к моей ужасной семейке. Но у меня еще было за что цепляться в этой жизни, как я цеплялась за страховочную веревку. Это была единственная вещь, оставшаяся на дне ящика Пандоры, когда она выпустила в мир все остальное, — вещь, называемая надеждой. Только она могла помочь мне выжить в этих безумных обстоятельствах. Я повернула к берегу, но Бэмби не отпускала мою руку.
— Что же нам теперь делать?
Ее голос донесся до меня сквозь шум стремительного водного потока — того самого потока, который только что на моих глазах унес все, что я любила.
— Первым делом, — так же громко крикнула я в ответ, — мы должны найти моего кота!
Связав вместе наши с ней тубусы, Бэмби подтащила их к берегу, а я проволокла по воде за шиворот лежавшего на спине Пода и бесцеремонно выпихнула его на берег. Бэмби держала на мушке моего грозного босса, пока я отвязывала от дерева деда Сэма, Серого Медведя. Он помог нам привязать на его место Пастора Дарта: зуб за зуб, кретин. Потом мы втроем отправились вниз по течению искать Ясона.
Мне так и не удалось толком понять, с чего вдруг я решила, что главное сейчас найти Ясона, или почему вообще рассчитывала, что он остался в живых. Правда, я понимала психологию Ясона, насколько можно, конечно, понять кошачью психологию. Его природные инстинкты естественно совпадали со способностями того мифологического героя, в честь которого он получил свою кличку: мой кот чувствовал себя в воде, как заправский аргонавт.
Пусть ему пока не приходилось преодолевать воды такого высокого и мощного водопада — высотой, наверное, футов сорок, а шириной под сотню футов, — однако в наших с ним прогулках по аквапаркам его невозможно было удержать от купания в стремительных потоках, несущихся с горок еще повыше этой, и к тому же он привык плавать в бурном течении Снейка. Течение Салмона после водопада становилось значительно более медленным и спокойным, поэтому я была почти уверена, что мы найдем Ясона живым, если, конечно, он не переломал кости при падении.
Кроме того, Ясону нравилось играть с любыми вещицами, будь то брошенный в воду мячик или затерявшийся в снегу желтый почтовый квиток. А вдруг ему захочется притащить к берегу связку легких тубусов с ценными манускриптами? Не говоря уже о телах Оливера, Сэма или Вольфганга, живых или мертвых.
Первым мы нашли Ясона, «рот до ушей, хоть завязочки пришей», как сказал бы Оливер. Рад-радешенек, он плавал в тихой заводи почти под самым водопадом. А добычей, которую он со своеобразной гордостью подталкивал к берегу, была куча плавающих тубусов — их веревка застряла в камнях. Несколько тубусов вывалились из связки и, слегка потрепанные стихией, также дрейфовали к заводи.
Поскольку мы с Бэмби все равно уже насквозь промокли, то слезли с берега в эту заводь, чтобы выловить их вместе с Ясоном, а Серый Медведь направился дальше на разведку. Он вернулся как раз к тому времени, когда мы сложили в кучу наш драгоценный улов.
— Дальше так просто не пройдешь, все заросло кустарником, — сообщил он мне. — Но я заметил их впереди. Ниже по течению, недалеко отсюда. Я видел три головы, все дрейфуют к небольшому затону, вдающемуся в берег.
— Живы? — спросила я.
— По-моему, да, — ответил Серый Медведь. — Но там отвесные, гладкие скалы. Мы не сможем вытащить их. Нужно как-то переправить их по воде сюда.
Речное дно здесь понижалось очень круто, и глубина была значительно больше, чем выше по течению. Хотя все мы — Серый Медведь, Бэмби и я — были довольно сильными пловцами, но для большей надежности привязали друг другу к груди выпавшие из связки тубусы. Бэмби спрятала в кустах свой браунинг, и мы по очереди вошли в темную воду.
Меньше чем через милю мы обнаружили наших героев в совершенно неожиданном состоянии. Сэм брел по воде, таща за собой не Оливера, а Вольфганга, лежавшего на спине с закрытыми глазами. Сэм, как опытный спасатель, поддерживал его за подбородок, а Оливер приплясывал вокруг них, жизнерадостный, как во время предпраздничного купания в ванне!
— Пират за бортом! — крикнул Оливер, завидев нашу спасательную флотилию. — А все женщины и аборигены спасены!
Когда мы подошли к ним, я сказала:
— Слава богу, что все вы живы. Но я думала, что ты не умеешь плавать!
— Конечно не умею, — радостно сказал он. — Меня спас твой рюкзак. Он держал меня на плаву после того, как я сгрезился с этой водной кручи. Просто жуть! Приводнившись внизу, я начал подпрыгивать, как мыльный пузырь.
Ну разумеется! Я же всегда таскаю с собой за город здоровенную пластиковую бутыль для фильтрования воды. Заполненная воздухом, она спасла жизнь Оливеру.
— А у тебя тоже все в порядке? — озабоченно спросила я Сэма.
Он выглядел ужасно, но все-таки не настолько плохо, как Вольфганг, потерявший много крови из-за огнестрельной раны на руке и кошачьих царапин на лице.
— Я почти уверен, что он сломал ногу при падении, — сообщил нам Сэм, продолжая идти по воде. — Наверное, отключился от боли.
— Ладно. Мы возьмем его на себя, — сказала Бэмби. — Надо поскорее выбираться отсюда.
Она помогла Серому Медведю перехватить Вольфганга у Сэма, а я показала Оливеру, как лучше использовать его «бутылочный» спасательный круг для более быстрого продвижения против течения сравнительно спокойной после водопада реки. Когда мы вылезли на берег, Серый Медведь поднял пребывающего без сознания Вольфганга на руки, и все мы, двинувшись обратно, забрали по пути Пода и оставшиеся рядом с ним контейнеры. Оливер нес на руках Ясона и держал под прицелом Пода, препровождая нашего — в ближайшем будущем уже бывшего — шефа к машине, а Сэм, Бэмби и я тащили самую драгоценную часть добычи.
Перепачканный в речном иле Сэм забрался на переднее сиденье «лендровера» рядом со мной, Серый Медведь устроился за рулем, за нами расположились Бэмби с Оливером и тубусами, а в просторной задней части машины поместились наши заложники. Я полностью выдохлась. Несмотря на все жизненные силы, что я потратила на эти манускрипты, мне почти хотелось, чтобы они действительно безвозвратно пропали на дне этой красивой, но опасной реки. После всего случившегося мое воображение настолько истощилось, что я не способна была видеть дальше собственного носа.
— И что же теперь? — спросила я участников нашего квинтета, которые выглядели такими же разбитыми и озадаченными, как я.
— Я лично могу сказать, — откликнулся Оливер, — что собираюсь выбросить в ближайший почтовый ящик мои идентификационные карточки ядерного центра, а с помощью пары других удостоверений быстро сдам властям этим двух субчиков за попытку массового убийства. — Он помолчал немного и добавил: — Остальные заботы мы обсудим позже.
— А я буду выполнять одно поручение, — гордо сказала Бэмби. — Пока мы возвращались от реки к машине, Серый Медведь предложил, чтобы мы с Лафкадио, используя наши многочисленные связи, помогли найти лучших археологов в академических кругах мира для тщательного исследования и установления подлинности этих раритетов. Нисколько не сомневаюсь, что нам это доставит удовольствие. Что же касается моего брата, то он будет пожинать плоды своих трудов. Как говорит Лафкадио: «Что посеешь, то и пожнешь».
Я сама пока совсем не готова была думать о Вольфганге, лежащем без сознания рядом с мокрым Подом в задней части машины.
— Но и с манускриптами еще придется повозиться, — сказал Сэм. — Нам надо будет встретиться с несколькими людьми, включая вашего отца и мать Беттины, которые наверняка пока не отказались от идеи любой ценой заполучить их.
Несмотря на мои чувства к упорствующему в своих заблуждениях отцу, я испытывала понятную боль оттого, что все так случилось, и подозревала, что Бэмби ощущает нечто подобное.
— Но пока мы не выведем из игры всех преступников, — добавил Сэм, — мне придется продолжать охранять эти документы, попутно разгадывая их загадки.
Что до меня, то я не имела ни малейшего представления, куда мне сейчас лучше ехать. Я невольно раздумывала, как буду жить после этих сумасшедших недель, перевернувших мою жизнь. В прошлой жизни остались рабочие заботы, недавно приобретенные друзья, командировки и опасности.
А я понятия не имею, что мне теперь делать, — призналась я всем.
— О, тебя ждет самая большая работа, — сказал Сэм с какой-то неопределенной усмешкой.
Я терпеливо подождала, пока он подкинет мне следующий мокасин.
— Тебе придется научиться танцевать, — сказал он.
