Глава 11

Скоростной поезд, район Реймса, наши дни

Зачем Майклу понадобился свиток, которому не менее тысячи семисот лет?

Почему он был готов заплатить сто тысяч евро за возможность прочитать написанное в нем, хотя даже не знал, о чем будет текст?

Откуда у него такие деньги?

Эти вопросы теснились в голове Эбби, пока она, сидя в поезде, смотрела в забрызганное дождем окно. На светящемся табло над дверью вагона была видна скорость поезда. 287 километров в час. Мчусь вперед, но куда?

Деньги у Майкла водились всегда. И незачем кривить душой: они были частью его привлекательности. Не сами деньги, а то, как он обходился с ними, его экстравагантные поступки. Для Эбби, дочери пастора, излишества были не просто исключены. Они были верхом безнравственности. Находиться рядом с тем, кто сорит деньгами без сомнений и сожалений, было глотком свободы. Его уникальный автомобиль, который в Приштине не осмеливались трогать даже местные гангстеры. Шампанское и дорогие вина, которые лились рекой каждый раз, когда они приходили в ресторан. Номера в дорогих отелях, когда они куда-нибудь выезжали. И всякий раз, когда Эбби начинало казаться, что она привыкла к этому транжирству и ее уже ничем не удивить, Майкл находил новый, еще более шокирующий способ потратить презренный металл, что, однако, вызывало у нее неизменный восторг. В тех редких случаях, когда она что-то говорила по этому поводу, Майкл лишь пожимал плечами и целовал ее в лоб.

На тот свет деньги с собой не заберешь.

Зазвонил телефон. Эбби не узнала рингтон и, лишь почувствовав на себе взгляды других пассажиров, поняла, что звонят ей. Впрочем, чему удивляться. Она впервые услышала, как звонит ее новый телефон.

Она нажала кнопку приема.

— Эбби? Это Марк. — Ей потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, кто это. — Марк с работы. Вы сейчас не в Англии?

Эбби насторожилась. Откуда он знает? Должно быть, рингтон прозвучал иначе.

— У меня нет особых дел в Лондоне, — ответила она. — Я подумала, что перемена мест мне не повредит.

— Верно. Черт. Смотрю, вам не сидится на месте. Домой собираетесь возвращаться?

— Я как раз на пути домой.

— Прекрасно. Позвоните мне, когда вернетесь, и мы организуем для вас встречу.

— Нашли работу для меня?

— Поговорим об этом.

Лондон

Марк встретил ее в фойе и провел в свой кабинет. Эбби вновь прошла по огромным, пустым, слегка пугающим коридорам. Статуи государственных деятелей Викторианской эпохи, одетых как древнеримские полководцы, стояли в тени — одна империя по соседству с другой. С потолочного фриза на нее взирали классические античные грации: Доверие, Стойкость, Справедливость. Все, во что Эбби когда-то верила.

Марк вновь привел ее на третий этаж, все в тот же конференц-зал. Окна выходили на огромный мраморный атриум, где столетие назад хозяйка империи принимала знаки почтения от своих заморских подданных. Теперь это место использовалось главным образом для проведения семинаров и вечерних приемов с коктейлями.

— Как поездка? Были в каком-то приятном месте?

— Я ездила в Париж.

— Ммм, замечательно. В это время года там просто прелестно. Надеюсь, вам удалось попасть на выставку Матисса? И как долго вы там пробыли? Где останавливались? Сколько вам положить сахара?

Казалось бы, совершенно бессодержательный разговор, пока Марк готовил кофе, но у Эбби возникло ощущение, что ее собеседник весьма внимательно вслушивается в ее ответы.

— Когда я смогу вернуться на работу?

— Что, не терпится, да?

Это надо же какой наглец! Я пригибалась под пулями в зонах боевых действий, в то время как ты прятался за сараем для хранения велосипедов, пуская слюни над порнографическими журнальчиками, подумала Эбби.

— Отдел кадров обеспокоен состоянием вашего здоровья, — сказал Марк. Последние три слова он подчеркнул жестом, означающим кавычки. — Прежде чем определить вас на новую работу, они настаивают на вашем полном освидетельствовании — медицинском, психиатрическом, профессиональном.

Эбби сделала максимально осмысленное лицо.

— Психиатрическое освидетельствование?

— Вы перенесли серьезную психологическую травму, стресс, пережили настоящее горе. В вашем досье сказано, что у вас была частичная потеря памяти.

— Да, была. Верно. Кратковременная. Разве они никогда не слышали о том, что навыки восстанавливаются?

— Мы просто беспокоимся за вас. — Марк снял очки и смерил ее взглядом типа «ничто не должно рассорить нас». Эбби захотелось отвесить ему звонкую пощечину.

— Тогда почему вы захотели увидеться со мной?

— Собственно, это не я, — ответил Марк и уничижительно улыбнулся. — Я всего лишь посредник, передаточное звено. Мальчик на побегушках.

— Привет!

В дверях вырос какой-то мужчина и, войдя в комнату, закрыл за собой дверь. У него были пепельные, коротко — Эбби сказала бы даже, неудачно — подстриженные волосы и суровое лицо. Это, а также предельно экономные, точно рассчитанные движения напомнили Эбби солдат, с которыми ей доводилось встречаться.

— Миссис Кормак, позвольте представиться. Мое имя Джессоп.

— Джессоп — с Воксхолла, — коротко пояснил Марк.

Это означало, что ее новый знакомый из внешней разведки.

Той самой, что известна как MI-6.

Джессоп сел за стол напротив нее, расстегнул принесенную сумку и вытащил из нее небольшой пластмассовый предмет в форме авторучки.

— Это ядовитые чернила или что-то другое? — На этот бестактный, почти хулиганский вопрос Эбби толкнули расшалившиеся нервы.

— Устройство для записи голоса, — ответил Джессоп и нажал на кнопку миниатюрного аппарата. Зажегся красный огонек.

— Эта беседа происходит в соответствии с положениями Закона о государственной тайне. Пожалуйста, назовите свое имя и подтвердите, что вам известно о том, что наша беседа записывается.

Беседа?

— При чем тут Закон о государственной тайне?

— Это всего лишь формальности, — поспешил заверить ее Марк. — Просто ставим точки над «і». Это необходимо для вашей же безопасности и защиты.

Ах, вот оно что! Оказывается, я под защитой. Что ж, приятно слышать.

— Чего вы хотите?

— Мы не верим в то, что смерть Майкла Ласкариса была случайной.

Эбби чуть не опрокинула на него чашку с кофе.

— Конечно, не случайной! Бандиты ворвались на виллу и убили его!

— Бывает так, что людей убивают случайно, — сказал Марк, пытаясь сгладить возникшую неловкость. — Просто человек оказался не в том месте, не в то время. Мистер Джессоп хочет сказать, что не думает, что это был именно такой сценарий.

— У нас есть все основания полагать, что мистер Ласкарис был убит намеренно, — повторил ту же мысль Джессоп.

Дыши глубже, мысленно велела себе Эбби. Спокойствие, только спокойствие

— И?

— Ранее вы заявили, что та вилла в Черногории якобы принадлежит некому итальянскому судье.

— Так мне сказал Майкл.

— На деле же она зарегистрирована как собственность некой фирмы в Венеции, организующей чартерные рейсы яхт. Которая, в свою очередь, является филиалом некой судоходной компании со штаб-квартирой в Загребе. Предполагается, что ее владелец — Золтан Драгович.

— Я обязана его знать?

— Вы работали на Балканах и никогда не слышали имени Золтана Драговича? — удивился Джессоп.

Марк оторвал голову от блокнота.

— У нее была потеря памяти, — произнес он, как будто в ее оправдание.

Но Эбби вспомнила и, положив руки на стол, бросила взгляд на Джессопа.

— Он гангстер.

Джессоп сухо усмехнулся.

— Можно сказать и так.

— Видите ли, это выглядит не слишком красиво, — вновь вмешался в разговор Марк. — Старший таможенный чиновник Евросоюза останавливается в доме, который принадлежит человеку, которого разыскивают по всей Европе.

— Майкл этого не знал, — стояла на своем Эбби.

— Он когда-нибудь упоминал имя Драговича?

— Никогда.

— Вы связывались с кем-либо из сообщников Майкла после того, как вернулись в Англию?

— Сообщников? — недоверчиво посмотрела на него Эбби. — Вы говорите таким тоном, будто он преступник.

— Коллег? Друзей? Родственников?

— Я навестила его сестру, живущую в Йорке. Хотела выразить ей соболезнования.

— Откуда вам известен ее адрес?

— Кто-то прислал мне его по почте. — Она в отчаянии посмотрела на Марка, но тот что-то писал в блокноте и не поднимал головы. — Разве не вы?

— Я не знаю, о чем вы.

Эй, выше нос, сказала она себе. С тобой случались вещи и похуже. Не ты ли сидела в хижине в какой-нибудь забытой богом дыре, и из всех присутствующих только у тебя одной не было оружия. Вспомни. Жуткий запах пота, крови и ружейной смазки. Боевики — некоторые из них совсем мальчишки — держат тебя на прицеле винтовок. Их ноздри раздуваются от кокаина, которого они нанюхались для храбрости. Тогда единственной защитой Эбби был листок бумаги из суда. Суда, до которого от тех мест было пять тысяч миль.

Но это было там — во «внешнем мраке». Кстати, фраза по-прежнему в ходу у старых сотрудников. Здесь же она дома. Все эти годы во всех этих адских точках планеты остаться в живых ей помогали — нет, не листки бумаги и не дипломатическая аккредитация. Отнюдь не они, а ее вера, непоколебимая вера в то, что, несмотря на все бессмысленные бюрократические ошибки, правительство ее страны пытается творить в мире добро. И вот теперь это же самое правительство заперло ее, Эбби Кормак, в комнате и искажает ее слова оскорбительными намеками и ложью.

— Что заставило вас поехать в Париж? — спросил Джессоп.

— Я решила устроить себе отдых.

— Менее двух месяцев назад в вас стреляли. Вы вернулись домой всего две недели назад. И вот теперь вы отправляетесь в другую страну на поиски приключений.

— Марк говорит, что в этом нет ничего удивительного. По его мнению, это часть процесса выздоровления.

Джессоп удивленно поднял брови и скептически посмотрел на нее. Эбби сочла это неким подобием комплимента. Марк взял папку и принялся листать лежавшие в ней бумаги.

— Согласно сведениям, полученным от нашего человека в Подгорице, на месте преступления полиция нашла золотое ожерелье. Вы сказали, что оно ваше, верно?

— Да, сказала.

— Подарок от Майкла?

— Да.

— Можно мне взглянуть на него?

Заметив, что Эбби собралась что-то сказать, Марк опередил ее возражения.

— Должен избавить вас от конфуза. Охранники на входе, досматривавшие вашу сумочку, сообщили, что видели лежавшее в ней ожерелье. Его вообще-то нельзя не заметить.

С этими словами он протянул руку.

— Прошу!

Эбби ужасно не понравился его приказной тон, начальственное выражение его лица. Будь это в ее в силах, она бы стерла с его физиономии эту самодовольную улыбочку. Вот только как это сделать? У нее возникло желание броситься прочь, сбежать отсюда, но красный огонек рядом с дверью даже не думал мигать. Вторым желанием было закричать в голос, но такой радости она им не подарит.

Она покопалась в сумочке и вытащила ожерелье. Марк расплылся в улыбке. Эбби тут же захотелось выбить ему все зубы.

— Думаю, мы на время оставим его у себя.

Конечно, устало подумала Эбби. Они хотят увидеть, как я сейчас поведу себя. Но они не дождутся моей истерики. Я сдержусь. По крайней мере, на это сил у меня хватит.

Взяв сумочку, Эбби встала.

— Думаю, мне пора.

Марк продолжал разглядывать ожерелье. Джессоп проводил ее до двери.

— Будьте осторожны! — предупредил он.

— Желаете, чтобы родное правительство в очередной раз не посадило меня под замок и не ограбило?

— Кто-то хотел убить Майкла. Вполне возможно, что они могут начать охоту и за вами.

С этими словами Джессоп провел карточкой-ключом по считывающему устройству замка. Зажегся зеленый огонек. Эбби молча шагнула за порог. Никто даже не попытался ее остановить.

Она не знала, куда пойти. У нее было такое чувство, будто она болтает ногами, уцепившись за конец веревки, уходящей куда-то в небеса. Каждое лицо, обращенное в ее сторону, каждый шаг за ее спиной, каждая рука, толкнувшая ее в уличной толпе на Трафальгарской площади, как будто обвиняли ее в чем-то ужасном, о чем нельзя говорить вслух. А ведь именно этому мы якобы хотели положить конец, подумала она. Вине без улик, обвинениям без доказательств. Чтобы никто не мог выставить человека за порог, отняв у него то, что принадлежит ему по праву.

Последнее показалось обиднее всего. Ожерелье было последней памятью о Майкле. Расстаться с ним было равносильно худшему из предательств.

Зачем тебе нужно знать? — устало спросил внутренний голос. Другой ответил, как и всегда, твердо и настойчиво: потому что он заслуживает справедливости.

Сначала Эбби брела, куда ее несли ноги, но постепенно в ее сознании сформировалась цель. Ее походка сделалась легче, шаг тверже, и она не без радости отметила, что шрам на боку дает о себе знать не так сильно, как раньше. Вскоре она оказалась на Саутгепмтон-роуд, миновала Рассел-сквер, прошла мимо Британского музея, после чего направила стопы на северо-восток, пока не оказалась на Юстон-роуд. Напротив высилось здание Британской библиотеки, огромная колоннада из красного кирпича, соседствующая с вокзалом Сент-Панкрас. Во дворике бронзовый гигант, изображающий Ньютона, склонился над свитком с записью математических законов. Вход в библиотеку, словно пара часовых, стерегли железные деревья без листьев. Внутри охранник затянутой в резиновую перчатку рукой порылся в ее сумочке. Здесь ничего нет, так и подмывало ее крикнуть во весь голос.

Да, она ушла из конторы без ожерелья, но из библиотеки с пустыми руками не уйдет. Марк с Джессопом проговорились, и теперь у нее было имя. А имена, в этом она убедилась за десять лет постоянных попыток биться в закрытые двери, — это ниточка, что способна вывести вас из лабиринта. Эбби вошла в читальный зал, села перед компьютером и взялась за поиски. Ответы не заставили себя ждать.

Золтан Драгович. Военный преступник, организатор работорговли, в том числе поставки на Запад секс-рабынь, наркобарон, шпион — в общем, полный джентльменский набор балканских «добродетелей». Определенно — миллионер, предположительно — миллиардер.

Место рождения точно неизвестно. Дата — по некоторым источникам, 1963 год. По слухам, сын отца-албанца и матери-сербки, однако, насколько известно, никто еще не признался в том, что Драгович их сын. Считается, что с середины 1980-х годов Золтан Драгович активно участвовал в жизни преступного мира итальянской столицы. Сначала — в качестве рядового бандита, затем сколотил свою собственную банду, соперничавшую с печально известной группировкой «Банда делла Мальяна». В результате кровавых разборок подмял под себя итальянцев. В 1991 году, когда его родная страна погрузилась в пучину хаоса, вернулся в Югославию и крупно нажился на кровавых событиях тех лет.

Эбби продолжила чтение. В 1991–1995 годах Драгович фактически организовал государство внутри государства. Силы НАТО пытались бомбардировками загнать страну в темное средневековье. Драгович их опередил, причем без всяких авиационных бомб. По сути дела он провозгласил себя — в духе варварских времен — вождем военизированного царства, основанного на грабежах, насилии и нескончаемых войнах. За это Драгович получил кличку Потрошитель. Его полувоенные формирования лишь слегка уступали по численности югославской национальной армии, а по свирепости превзошли все противоборствующие силы. Но если другие убивали людей по политическим или религиозным мотивам, то для Драговича на первом месте стояли деньги. Когда сербов попытались прижать экономическими санкциями, цены в стране взлетели до небес. А с ценами и его доходы. Бензин, золото, сигареты, обувь — если где и торговали ими, рынок этот обязательно принадлежал Драговичу. Он присвоил себе награбленные сокровища из музея в Сараеве и продавал их коллекционерам по всей Европе.

Но вскоре Дейтонские соглашения положили конец войне в Югославии, и Драгович на время затаился. Пока его подручные и командиры других полувоенных формирований тратили в Белграде свои военные трофеи на оргии с алкоголем и наркотиками, он ушел в тень. По всей видимости, вообще исчез из страны. Поговаривали, что Драгович опасался репрессий со стороны государственных властей, которым его молчание было только на руку. «Неужели Потрошитель боится смерти?» — вопрошал заголовок в сербском журнале «Време». Впрочем, согласно другим данным, Драгович якобы отправился в путешествие по крупнейшим городам Европы. Лондон, Париж, Амстердам, Франкфурт, Рим, Стамбул. То есть туда, где торговля героином процветала особенно бойко. В прессе промелькнуло сообщение о том, что в качестве туриста он даже побывал в Международном уголовном суде в Гааге. Прошел мимо охраны и пятнадцать минут посидел на галерее, на которую пускают посетителей. Никто не обратил на него внимания.

В 1999 году его покровитель Слободан Милошевич решил повторить «гастрольный тур» со старым репертуаром, а именно, предпринял короткую, но кровопролитную попытку сделать с Косово то же самое, что в свое время с Боснией. НАТО терпело это безобразие три месяца, после чего подняло в воздух бомбардировщики. Все решили, что Потрошитель — как и прочие сербские полевые командиры — попытается в последний раз нажиться на человеческом горе в дни войны, однако Драгович вопреки ожиданиям остался в Европе.

Кое-кто утверждал, что Потрошитель якобы поставлял для армии албанских националистов — УЧК — оружие, ранее принадлежавшее ирландской ИРА, закупками которого он занялся.

Возможно, свою роль сыграли его албанские корни, но нельзя было исключать и того, что он понял: Милошевич обречен. Возможно, поэтому он решил заранее приобрести благосклонность вчерашних врагов. Год спустя, если верить слухам, Дра-гович взялся помогать албанским террористам, пытавшимся разжечь огонь гражданской войны в соседней Македонии. На этот раз Драгович проиграл. НАТО вскоре вошло в Косово и Македонию и показало гангстерам, что такое настоящая военная власть.

Драгович больше не пытался свергать правительства, зато, как писала тогда пресса, взялся активно зарабатывать деньги. В то время как силы закона постепенно — стараниями либо гаагского суда, либо сербской полиции — отловили остальных его соучастников и «коллег», Драгович оставался в тени. Он стал последним гангстером прошлого, который еще не сложил оружия. Международный уголовный суд выдал ордер на арест Драговича, обвиняя его в военных преступлениях. Интерпол разыскивает его как активного участника наркоторговли и похищения людей. Однако со временем о нем постепенно начали забывать. Правоохранителям едва не повезло в 2008 году, когда турецкие власти задержали его в Стамбуле, однако Драговичу удалось бежать прежде, чем начались процедуры по его экстрадиции. Предположения о том, что к бегству Драговича — в награду за некие его услуги — приложили руку спецслужбы России, последними активно опровергались.

Чувствуя себя изрядно усталой, Эбби откинулась на спинку стула. Дело было не в Драговиче, не в его темных делах, а в ее болезненном копании в собственном прошлом. Драговина она ни разу не видела в глаза, а вот с некоторыми документами Международного трибунала по его делу работать ей приходилось. Однажды она отправилась вместе со взводом миротворцев НАТО в поездку в дальний уголок Боснии, где в заброшенном крестьянском доме якобы видели Драговина. Тогда они не нашли в том доме ничего, кроме кучи тряпья и дохлой вороны.

Она внимательно вглядывалась в фотографию на экране. В досье фотоснимков Драговина было крайне мало. Фото было маленькое и не очень резкое, как будто его вырезали из снимка больших размеров. Узкое лицо, заостренная нижняя челюсть и черные глаза, буравящие объектив, как будто Драговин заметил фотографа.

Что у Майкла могло быть с ним общего? Драговин заправлял одной из крупнейших преступных группировок в Европе. Полем его деятельности было главным образом Косово. Скорее всего, Майкл столкнулся с ним по каким-то служебным делам.

Тогда почему ты отвез меня на эту виллу, если знал, кому она принадлежит?

Эбби нажала на кнопку мыши с такой силой, что пластмассовая штуковина едва не треснула. Окошко на экране закрылось, лицо исчезло.

В читальном зале было душно. Эбби срочно требовался глоток свежего воздуха. Она прошла мимо стопок старинных книг, запертых в стеклянных витринах в центральной части здания, и спустилась по лестнице вниз, во внутренний дворик. Ей нужно было принять таблетку, но она ограничилась сигаретой. Копаясь в сумочке, Эбби увидела, что на телефоне зажегся экран. На время работы в читальном зале она выключила звук, но кто-то прислал ей текстовое сообщение. Сердце тотчас упало. Единственным, кому она звонила по этому телефону, был Марк.

Чего еще они от меня хотят?

Дрожа на холодном вечернем воздухе, она вынула из сумочки телефон и открыла сообщение. Странно, но номер отправителя не определялся.

ARCUMTRIUMPHISINSIGNEMDICAVIT. Пятница 17.00. Могу помочь.