11
Несколько часов прерывистого сна Ребекки правильнее было бы назвать дремой. С тех пор, как она перестала ездить сюда на лето, эта комната перешла в разряд гостевых (хотя гостей у Мэйлин не было). И все же Ребекка продолжала считать ее своей. Полежав немного с открытыми глазами, она встала, быстро приняла душ, оделась и спустилась вниз.
Байрон тоже проснулся и сейчас сидел на диване, протирая глаза. Он сделал вид, будто Ребекка и не звала его вовсе наверх ночью. Она тоже старательно сделала вид, будто спуститься в гостиную и увидеть Байрона, ночевавшего на диване, — в порядке вещей. Они даже не обменялись пожеланием доброго утра.
— Тебе не мешало бы еще поспать, — сказал Байрон. — Но прощание скоро уже начнется, и если мы хотим…
— Поехали, — перебила его Ребекка, указывая на свое черное платье и туфли. — Как видишь, я готова. Тебе что-нибудь нужно?
— Только выйти из дома и сесть за руль, — ответил Байрон, беря со столика брелок с ключами от машины, взятой напрокат.
Ехать до похоронного заведения «Монтгомери и сын» было недолго. Байрон завернул в задний двор. Они вошли через кухонную дверь. Байрон не стал звонить отцу — Уильям и так уже ждал их. Поверх темного костюма у Монгомери-старшего был надет передник с веселыми желтыми утятами. В руках Уильям держал деревянную ложку.
— Приводи себя в порядок, а я покормлю Ребекку завтраком, — сказал он сыну.
Байрон отправился наверх. Уильям подвел ее к столу, усадил и налил кофе. Ребекка обрадовалась домашнему уюту. Пусть это был не ее дом, но все-таки настоящий дом… если не вспоминать, что на другой его половине сейчас собирались пришедшие на похороны Мэйлин.
Вскоре перед Ребеккой оказалась тарелка с яичницей и ароматно пахнущими кусочками бекона.
— Ты, наверное, хочешь побыть с нею наедине, — тихо сказал Уильям. — Я помню: у вас были свои традиции. Мы можем обождать здесь, пока люди разойдутся.
Ребекка кивнула.
— Спасибо. Я не собираюсь прятаться весь день подряд, но…
Она закусила губу, чувствуя, что вот-вот расплачется.
— Не беспокойтесь. Я выдержу все, как надо. И поминальный обед тоже. У меня на это хватит сил.
— Я и не сомневаюсь, — сказал Уильям. — Я могу передать женщинам, чтобы приносили угощение и готовили твой дом к поминкам?
Слово «твой» резануло Ребекке слух. Для нее он по-прежнему оставался домом Мэйлин. Но формально Уильям был прав.
Монтгомери-старший ждал ее ответа.
— Конечно, пусть готовят, как считают нужным, — сказала Ребекка. — Где же еще проводить поминки, правда? Женщины уже постарались. Я утром посмотрела: кухня просто сверкает.
— У нас так принято, — напомнил ей Уильям. — Проворство у наших горожанок в крови. Чем меньше времени пройдет между смертью и похоронами, тем лучше.
Уильям не сказал ничего обидного. В его словах звучали мягкость и участие, но у Ребекки сдавило грудь.
— Суток не прошло, как вы мне позвонили. Потом эти сборы, полет, поездка домой и…
Ребекка слушала себя, понимая, что она нагромождает всевозможные причины. Пустяковые, несущественные. На самом деле, причина была всего одна: она не хотела видеть Мэйлин в гробу — неподвижную, безжизненную. Не хотела выслушивать чужие соболезнования и пустые слова традиционных утешений.
— Я все понимаю, — терпеливо улыбаясь, кивал головой Уильям. — Люди научились летать, а вот справляться с последствиями разницы часовых поясов так и не умеют. Ты очень устала. Никто не станет тебя упрекать. И потом, о твоем приезде знают совсем немногие.
— Спасибо, Уильям. Спасибо за все. Вы с Байроном… без вас я бы совсем растерялась.
Она улыбнулась. Улыбка вышла довольно жалкой, но все-таки это была улыбка.
— Мужчины Монгомери всегда присматривали за женщинами Барроу, — сказал Уильям и тоже улыбнулся. — Я делал для Мэйлин все, что было в моих силах. И Байрон сделает все для тебя.
Ребекка не знала, как реагировать на эти слова. Может, Монтгомери-старший думает, что ее отношения с Байроном никогда и не прекращались? Ей вовсе не хотелось трогать эту тему, особенно сейчас. Она сделала вид, что поглощена яичницей, и украдкой разглядывала старика. Насколько она помнила, темные круги под глазами были у него всегда. Однако сейчас к кругам добавились воспаленные глаза. «Он плакал по Мэйлин. Наверно, не меньше, чем я». Она потеряла бабушку. А Уильям — давнюю подругу и любимую женщину.
Ребекка поймала себя на том, что не ест, а пристально разглядывает Уильяма.
— У вас все… нормально? — спросила она и мгновенно почувствовала себя полнейшей идиоткой.
Какое тут может быть «нормально»? Если бы что-нибудь случилось с Байроном… Ребекка резко встряхнула головой, стирая из мозговых клеток эту мысль.
Уильям не обиделся на вопрос. Он ласково потрепал Ребекку по руке и подлил ей кофе.
— Думаю, у меня так же, как и у тебя, — сказал он. — С ее уходом мир сильно потускнел. Слишком долго Мэйлин была моим миром.
Его голос дрогнул, но Уильям справился с собой.
— Извини, мне нужно выйти в зал. Ты оставайся здесь и ешь. Когда они уйдут, я тебя позову. У тебя будет время остаться с ней наедине.
— Погодите. А мне нужно что-нибудь делать? — выпалила Ребекка, только бы не оставаться одной. — Какие-нибудь бумаги, которые подписывают в таких случаях?
— Сейчас ничего не нужно. Мэйлин дала мне весьма четкие инструкции на этот счет. Она не хотела, чтобы ты тратила время на разные бюрократические процедуры. Мы все с ней сделали заранее.
Уильям нагнулся и убрал ей с лица прядь волос, отчего Ребекка почувствовала себя совсем маленькой.
— Байрон скоро придет. Кстати, ты можешь сходить за ним. У нас в доме ничего не изменилось. А я пойду… к Мэйлин.
— Мэйлин там нет, — прошептала Ребекка. — Только пустая оболочка.
— Я знаю, но и ее оболочка достойна заботы. Поверь мне, Ребекка: Мэйлин заслужила прекрасный отдых. — В его глазах блеснули слезы. — Женщина редкостных достоинств. Сильная. Добрая. Смелая. Все эти черты она видела и в тебе. Ты должна быть смелой, Ребекка. Пусть она гордится тобой.
— Постараюсь, — прошептала Ребекка, отгоняя предательские слезы.
Уильям ушел, оставив ее наедине с горем. Первым импульсом Ребекки было подняться наверх и разыскать Байрона.
«Трусиха!» — мысленно отчитала она себя.
Нет, лучше она посидит здесь одна. Она годами жила одна и так же одна путешествовала. И почему справляться с горем легче, когда на тебя смотрят? Мэйлин еще много лет назад учила Ребекку скрывать от внешнего мира свои «ахиллесовы пяты». «Любовь моя, у каждого из нас есть уязвимые стороны, — говорила Мэйлин, когда Ребекке доставалось от одноклассников или незнакомых людей. — Чтобы быть сильной, нужна не только твердость характера. Нужно еще знать, когда спрятать свои слабости, а когда их можно показать. Среди своих можешь плакать. А перед миром ходи только с высоко поднятой головой».
— Я это помню. Я сильная, — шептала Ребекка.
Она закончила завтракать, а Байрон все еще оставался наверху. Ребекка не стала его ждать, а прошла через неприметную дверь, отделявшую жилую часть дома Монтгомери от его похоронного заведения. В зале прощания было людно. Ребекка шла, отвечая на приветствия, ровным голосом благодарила за соболезнования и не вздрагивала, когда незнакомые люди ее обнимали. Но как бы медленно она ни двигалась, в какой-то момент она оказалась перед гробом Мэйлин.
«Я знаю, что ты ушла. Тебя здесь нет. Это просто оболочка».
Однако тело было очень похоже на ее бабушку. Естественно, проницательный взгляд и улыбка исчезли, но во всем остальном это была прежняя Мэйлин.
Ребекка знала нужные слова. Фляжка лежала в ее сумочке, но знакомый ритуал требовал уединенности. Так всегда поступала и Мэйлин, с той лишь разницей, что она приходила раньше других.
Ребекка наклонилась и поцеловала Мэйлин в щеку.
— А теперь, бабушка, спи, — прошептала она. — Спи крепко и оставайся там, где я тебя положу.
