~~~

Знатная супружеская пара в сопровождении элегантно одетого слуги остановила лошадей и отдала их на попечение конюха. Сделав кое-какие распоряжения, они остановились поболтать под навесом. Утреннее солнце так ярко сверкало на белом мраморе фасада церкви Святого Сикста, расположенной на улице Мамуртини, что слепило глаза. Три века тому назад Доминик де Гусман объединил эту римскую базилику со старинным женским монастырем Санта-Мария-ин-Темпуло, обязав сестер, ранее пребывавших в православной вере, подчиниться католической церкви. Монахини владели несметными богатствами, что и позволяло им сохранять свои религиозные традиции. Доминиканский устав предписывал строгое затворничество, и со временем монастырь превратился в неплохое убежище для девиц знатного происхождения. Считалось, что они спасаются здесь от мирских посягательств, но на деле их помещали сюда, чтобы семейные богатства оставались нетронутыми.

Троица направилась к боковому входу в монастырь и постучала в дверь, надраенную до блеска и вправленную в каменную стенку на манер огромного сапфира. В окошке показалось лицо женщины в вуали и нагруднике.

— У нас разрешение от кардинала Росси на беседу с одной из ваших подопечных.

Из более широкой щели, уже почти в метр, высунулась прозрачная рука и повернулась ладонью вверх. Ферруччо вложил в нее поддельный пергамент с печатью кардинала, у которого когда-то долгое время гостил Джованни. По этой причине Росси и отправили с поручением в Палермо, где, как рассчитывал кардинал Борджа, испанский правитель поможет ему исчезнуть без особого шума. Для Ферруччо и Джованни главным было то, что он уехал из Рима.

Ждать пришлось долго, и Леонора воспользовалась скамейкой, которую ей за байокко принесла какая-то грязная девчушка. Возраст ее определить было невозможно по причине крайней худобы, а из-за врожденной деформации стопы она еще и хромала. Леонора дала ей серебряный карлино с изображением Папы и получила в ответ лучезарную улыбку.

Наконец дверь открылась, и какой-то грубый неотесанный тип с густыми бровями и тупым, угрюмым выражением лица впустил их. Они пошли за ним через портик, но он тут же сделал знак остановиться. За частыми колоннами просматривался прекрасный цветущий сад, а посередине сада возвышался густой куст с желтыми и зелеными цветами.

— Это рождественская роза, ядовитый морозник, позднее растение. Цветет ранней весной, — раздался женский голос, в котором не было ничего женственного.

Ферруччо и Джованни обернулись и с почтением поклонились. Видимо, перед ними была мать настоятельница. Леонора тоже склонила голову.

— Ее цветы прекрасны, но имеют тошнотворный запах. Если проглотить листья или лепестки, это может привести к смерти. Что говорит об опасностях, таящихся в красоте: за ней прячутся грех, грязь и смерть. Я Эуфемия Космопула, заведую этим монастырем. Кто из вас Ферруччо де Капитани?

— Это я, матушка, — ответил Ферруччо. — Со мной моя супруга Леонора и секретарь Джованни. Он служит у меня много лет.

— По какой причине вы хотите видеть одну из светских обитательниц монастыря? Поручительство кардинала открывает многие двери, но здесь командую я!

Джованни поспешил опустить глаза в знак покорности и все соображал, кто же еще не так давно говорил ему о морознике.

Ферруччо подошел к аббатисе и заговорил так тихо, что ей пришлось приблизить ухо к его губам:

— Это не ради меня, матушка, а ради вот этого молодого человека, сироты. Он рано потерял мать, а отец неизвестен. Мадонна Маргерита обещала поведать ему некоторые важные факты, касающиеся его происхождения. Возможно, он окажется родным сыном дядюшки ее супруга и в этом случае сможет гордиться родством с семейством флорентийских Медичи.

— Не больше и не меньше! — сказала аббатиса, глядя на Джованни, который стоял, потупив голову.

— Я знаю, сколько вы делаете для заблудших бедняжек. Его мать могла бы быть одной из них. В знак благодарности я хотел бы пожертвовать на монастырь пятьдесят золотых флоринов, с тем чтобы вы помянули эту несчастную в своих молитвах.

— Дар воистину щедрый, мы к таким не привыкли. Учитывая обстоятельства вашего секретаря, заступничество кардинала, а также то, что Маргерита еще не приняла постриг, думаю, что ее можно позвать. Разумеется, в присутствии одной из сестер и только в том случае, если она сама расположена принять визит мужчины.

— Разумеется, матушка.

— Подождите меня здесь.

Ферруччо слегка поклонился. Поведение аббатисы с самого начала ему не понравилось. Слишком уж она была враждебна поначалу и покладиста потом. Джованни нервно расхаживал взад-вперед.

Леонора тронула его за руку:

— Помни, что не надо проявлять нетерпения, увидев ее. Она будет безутешна. Я тебе говорю как женщина.

— Постараюсь ради нее, но это будет не легко.

— Я знаю, что такое любовь, Джованни. Это жажда, которая мучит, пока не напьешься, а потом захочешь еще и еще.

Они прождали больше двух часов, пока снова появилась аббатиса. Неожиданно откуда-то донесся хор, поющий «Kyrie Eleison», «Господи, помилуй», и «Christe Eleison», «Христос, помилуй». Голоса разнеслись по всему монастырю.

— Это наша старинная традиция и привилегия, — сказала аббатиса. — Трижды в день мы по сто раз повторяем «Kyrie Eleison» и «Christe Eleison».

Раз пять она тоже повторила молитву, сложив руки на груди и закрыв глаза. Потом правой рукой осенила себя крестом, сложив пальцы троеперстно.

— Мадонна Маргерита вас ожидает, Джованни. Только его, — заявила настоятельница, рукой отстраняя Ферруччо и Леонору. — Для вас и вашей супруги мы приготовили свежий лимонный сок. Вы можете подождать здесь. Жаркий день располагает к молитве и сосредоточению. Если вам что-нибудь понадобится, подайте знак Грегорио, и он тотчас же меня позовет.

Тип с низким лбом и густыми бровями молча возник у них за плечами и что-то хрюкнул в знак согласия.

Джованни вслед за аббатисой миновал деревянную дверь и вошел в комнату для свиданий. Он огляделся вокруг, но никого не увидел. Потом за его спиной открылась дверь.

Из ниши рядом с небольшим алтарем со статуей Девы Марии наконец появилась Маргерита. На ней было очень закрытое голубое платье до пят, на волосы наброшена светлая вуаль. Никаких украшений. Из широких рукавов высовывались худые, высохшие руки. У Джованни сжалось сердце, и он с трудом удержался от того, чтобы не броситься ей навстречу. Маргериту сопровождала низенькая толстая монахиня. На талии у нее висел массивный серебряный крест на толстой веревке, поверх белой туники была наброшена черная накидка, закрывающая ее с ног до головы. Маргерита подождала, пока монахиня подаст ей знак, только тогда подошла к Джованни и села напротив. У нее были глаза человека, потерявшего всякую надежду.

— Маргерита.

По ее лицу побежали слезы, Джованни попытался взять ее за руку, но она отстранилась и еле слышно прошептала:

— Любовь моя.

— Слушай меня, Маргерита, — сказал он тихо. — Мы пришли, чтобы вытащить тебя отсюда. Я здесь с другом. Это тот самый человек, что предупредил тебя тогда об опасности. С нами четыре коня, и мы уедем отсюда вместе. Ты свободна.

Маргерита слабо улыбнулась и покачала головой:

— Ах, Джованни, ты не знаешь. Джулиано добился специального разрешения на развод. Я больше не жена ему.

— Тем лучше. Теперь мы можем беспрепятственно быть вместе. Нам больше не надо прятаться. Ты станешь моей женой, Маргерита.

— Это невозможно. За мной следят. Я здесь как в тюрьме. Через десять дней меня заставят принять постриг. Меня ждет монастырь.

— Но мы увезем тебя сегодня. Они не имеют права держать тебя здесь против воли. Четверо монашек не смогут задержать нас. Я позову Ферруччо и Леонору. Ты с ней не знакома, но этой девушке можно доверять. Мы будем расчищать дорогу, а вы пойдете за нами. Только бы выбраться! Нас ждет новая жизнь. Мы уже нашли убежище неподалеку отсюда.

— Мне страшно, Джованни.

На этот раз он стиснул ей руку и поцеловал. Монахиня продолжала молиться, повернувшись к ним спиной. Они заглянули друг другу в глаза, позабыли обо всем и потянулись друг к другу. Дрожащие губы соединились.

Джованни поднялся, но Маргерита его удержала:

— Пожалуйста, не уходи.

— Я сейчас вернусь, любовь моя, и никто не сможет больше нас разлучить.

Он бросил последний взгляд на монахиню, перебиравшую четки. Выйдя во внутренний двор и стараясь пройти тем путем, которым вошел, он почему-то никого там не увидел. В противоположном углу он разглядел Ферруччо и Леонору и подбежал к ним. Они склонились над сторожем, растянувшимся на скамье. Если бы не сиплое дыхание, вылетавшее из ноздрей и рта, он казался бы мертвым. Губы его раздувались, как бычий пузырь.

— У него шишка на лбу, — сказал Ферруччо. — Я сделал ему не слишком больно, но он сильно разозлится, когда очухается.

В этот момент послышались шаркающие шаги, и появился какой-то человек с обнаженным мечом. Джованни застыл на месте.

— Ты его знаешь? — спросил Ферруччо, вмиг насторожившись и отводя в сторону Леонору.

— Да, — похолодев, ответил Пико. — Это Ульрих, начальник стражи Джулиано, мужа Маргериты.

Ульрих из Берна посторонился. Из-за его спины появился Джулиано Мариотто Медичи, крепко держа за руку Маргериту. За ними выступала аббатиса.

— Голубка Божья пожелала, чтобы эти святые стены, посвященные Ему, избежали позора и разврата. Убирайтесь и не смейте более противостоять воле Господа! Грегорио! Иди сюда!

Но гигант продолжал храпеть и хрюкать.

Джованни подошел ближе, Ферруччо встал чуть поодаль.

— Джулиано, оставь ее. Разойдемся с миром. Ты ведь с ней развелся, и она тебе больше не принадлежит.

— Да как вы смеете! — крикнула аббатиса и позвала снова, на этот раз громче: — Грегорио!

— Замолчи! — цыкнул на нее Джулиано. — Это мое дело! Ступай молиться!

Эуфемия Космопула ошеломленно поднесла руки к груди.

Как он мог себе такое позволить! Благочестивый христианин, скорбящий муж, поставивший ее охранять Маргериту от любого, кто о ней спросит, ибо это, несомненно, будет посланец демонов. Он же обещал ей всяческую помощь, только бы грешнице была гарантирована жизнь в покаянии, дабы спасти ее душу. А теперь он так с ней обращается! Она почувствовала, что сейчас потеряет сознание, и оперлась о стену, чтобы не упасть. Где же Грегорио?

— Я знал, что ты явишься, не выдержишь. Зря я не убил тебя тогда. Но теперь все кончено. Сейчас ты поймешь, что такое оскорбить Джулиано Медичи. Хочешь эту женщину? Возьми, она твоя навсегда!

Он с силой толкнул Маргериту к Джованни, и в этот момент Ульрих из-за ее спины нанес сильный колющий удар. Ферруччо удалось его отвести, ударив плашмя по мечу швейцарца. Быстро вращая свой тяжелый бастард, он попытался обезоружить Ульриха, но тот не отказался от атаки и встал в высокую позицию, чтобы нанести удар в голову. Ферруччо отскочил и набросил плащ на меч противника, вынуждая его отступить. Он добился, чего хотел: теперь он мог сражаться, не боясь ранить еще кого-нибудь.

Все произошло в один миг. Джованни почувствовал, что Маргерита падает ему на руки, и, когда она заскользила вниз, он увидел кинжал у нее между лопатками.

— Маргерита! — крикнул он во весь голос.

Пико пытался поддержать ее, гладил ей лицо. Она, видимо, это почувствовала, но тут же закрыла глаза. Джованни крепко обнял ее, потом, не веря, осторожно опустил на пол.

Со свирепой гримасой Джулиано Медичи пнул его ногой, и граф упал. Он лежал молча и, казалось, ничего не чувствовал. Джулиано навис над ним, рыча, как лев, но напоролся на вытянутую руку, сжимавшую кинжал с желобчатым лезвием. Они неподвижно глядели друг на друга, Джованни давил кулаком на живот врага. Тот ошеломленно опустил глаза и увидел, как по животу расползается красное пятно. Кровь залила кулак Пико. Медичи схватился за рану, упал на колени и почувствовал, что жизнь покидает его. Красная струйка вытекла изо рта, он пытался что-то сказать, но из горла вырвался только хрип.

Ульрих впервые в жизни находился в затруднении: человек, наступавший на него, был будто сделан изо льда. Краем глаза он заметил, что его хозяину пришел конец, а потому собрал последние силы, перемахнул через балюстраду и бросился к двери, следя за тем, чтобы не получить удара в спину.

Конюх, дожидавшийся снаружи, увидел человека, бегущего так отчаянно, словно за ним гналась стая демонов. Он с изумлением наблюдал, как тот падал, поднимался и снова падал, пока не исчез за изгибом стены.

Леонора прижалась к Ферруччо, Джованни держал на руках Маргериту. Рядом с ними, словно в молитве, стоял на коленях Джулиано Мариотто Медичи и смотрел на всех вытаращенными мертвыми глазами.

Мать настоятельница пришла в себя. Медленно отступая к стене, она нащупала рукой железное кольцо и изо всех сил дернула за него. Раздался звук монастырского колокола, резкий и пронзительный. На звук прибежали монашки и завизжали хором. Ферруччо и Леонора помогли Джованни, который все еще держал Маргериту, подняться на ноги. Окровавленной рукой он испачкал ей платье. Он обводил глазами лица стоящих рядом, словно ища и не находя ответа.

— Пойдем, Джованни. Здесь нам больше делать нечего. Сейчас явятся солдаты. Нам нельзя здесь оставаться.

Пико безучастно кивнул, в последний раз поцеловал Маргериту в лоб, бережно опустил ее голову на пол, потом встал и позволил другу подтолкнуть себя к выходу. Когда он вскочил на коня, в мозгу у него снова возник огненный шар. На этот раз он был ярче солнца, висевшего над их головами. Он разговаривал с шаром, и шар ему отвечал, но в его словах не было утешения, и Джованни впервые оттолкнул его прочь, пока тот не скрылся вдали и не погас.