Мэддокс одолел последний хребет и остановился, оглядывая ущелье, оставшееся внизу. Там два каньона сходились, образуя один, широкий, представляющий собой каменный амфитеатр с ровным основанием из желтого песка. Мэддокс тяжело переводил дыхание – ему пришлось чертовски долго идти до места слияния каньонов, и у него начинала кружиться голова, неизвестно отчего: то ли от жары, то ли от полученных ранений. Он отер пот со лба и шеи, аккуратно приложил мокрую руку ко вспухшим участкам кожи, которые пострадали от ногтей и пинков той стервы. Царапину от пули на бедре болезненно дергало, и Мэддокс думал, уж не попала ли туда какая зараза. Но больше всего он беспокоился насчет воды. Солнце стояло прямо над головой, и было, наверное, около сорока градусов, все вокруг буквально плавилось от жары. Жажда становилась мучительнее с каждой минутой.

Мэддокс отыскал глазами глубокую расселину в центральном каньоне. Именно в этот каньон Бродбенты и спустятся. Они направляются к воде, а до реки, по-видимому, добраться можно только так, если не идти в обход, длинным путем через Навахское Кольцо.

Мэддокс с трудом проглотил слюну. Рот его был словно набит засохшим клеем. Зря он не кинул в машину флягу с водой, когда отправлялся в погоню. Теперь-то уже слишком поздно. И потом Мэддокс знал: Бродбент с женушкой тоже страдают от жажды не меньше его самого.

Джимсон поискал взглядом место поудобнее, откуда можно будет их пристрелить. Среди массы валунов, скатившихся сверху, с краев каньона, намечалось множество хороших точек. Мэддокс, оглядывая красноватые склоны, выбрал одну, где несколько гигантских камней частично загородили откос, как раз напротив каньона, из которого выйдут будущие жертвы. Идеальное место для засады, еще лучше того, откуда Мэддокс застрелил Уэзерса. Однако надо было, чтобы из найденного укрытия легко и метко стрелялось, ведь предстояло уложить не одного, а сразу двоих, и к тому же Бродбент имел при себе оружие. А кроме того, Мэддокс неважно себя чувствовал. Он не собирался больше ходить вокруг да около, все, без дураков: надо прикончить гадов и выбираться из этой чертовой дыры.

Мэддокс стал осторожно спускаться, оступаясь и скользя, для равновесия хватаясь за полынь и кустарник. Ему попалась гремучая змея, прятавшаяся под камнем, она резко выгнулась дугой и зашумела погремушкой. Мэддокс обошел ее. Это была уже пятая змея за одно утро. Он спустился на дно ущелья, пересек его и полез по откосу, все время следя за тем, чтобы не осталось следов. У нагромождения камней Мэддокс остановился, посмотрел, нет ли вокруг змей, не увидел ни одной. Укрытие находилось на самом солнце, а пекло стояло адское, зато отсюда идеально просматривался противоположный край ущелья. Мэддокс снял с плеча винтовку и сел по-турецки, положив оружие на колени. Наскоро проверил винтовку – она оказалась в удовлетворительном состоянии – и установил ее для стрельбы. Из двух камней, упиравшихся друг в друга и образовывавших V-образную выемку, получилась превосходная бойница. В нее Мэддокс поместил ствол, наклонился, прицелился, подвигав винтовку туда-сюда. Лучшего обзорного пункта и не найти: Мэддокс полностью видел каньон, из которого спустятся Бродбенты: две отвесные стены из песчаника, между ними – ровный слой песка. Никакого укрытия, даже кустов нет, и бежать некуда, разве только обратно, наверх. Если верить встроенному в оптический прицел цифровому дальномеру, то когда Бродбент с женой выйдут из-за последнего поворота, они окажутся в 415 ярдах от Мэддокса. Он подпустит их по крайней мере еще ярдов на двести, а потом выстрелит. Все пройдет чисто, гладко и незаметно.

Несмотря на ломоту во всем теле и боль от ушибов, Мэддокс ухмыльнулся, представляя себе, как пули угодят этим гадам в спину, как забрызжет на песок кровь. Он опустил винтовку, снова положил ее на колени. В воздухе пахло пылью и нагретыми камнями, у Мэддокса внезапно закружилась голова. Господи Боже! Он закрыл глаза и стал повторять свою мантру, пытаясь хоть немного прояснить сознание и сосредоточиться, но не мог из-за сильной жажды. Мэддокс открыл глаза и снова посмотрел на каньон. Еще по меньшей мере десять минут. Он полез в карман и достал тот самый блокнот, засаленный, с загнутыми уголками, размером всего примерно четыре дюйма на шесть. Мэддокс поразился, до чего же невзрачным кажется блокнот. Полистал его. В нем были цифры – какой-то шифр, а на последней странице – два больших восклицательных знака. Что бы цифры ни значили, это Мэддокса уже не касается, Корвус сообразит, как с ними поступить. Мэддокс засунул блокнот в карман, переменил позу и вытер платком взмокшую шею. Несмотря на крайнюю усталость, он испытывал приток адреналина, состояние его было сродни опьянению от обострения всех чувств, что всегда происходило с ним перед убийством. Краски казались ярче, воздух – прозрачнее, звуки – четче. Это хорошо. Еще минут на десять такое восприятие сохранится.

Он опять проверил винтовку, больше для того, чтобы чем-то себя занять. Она обошлась ему почти в две тысячи, зато службу сослужила хорошую. Мэддокс погладил ствол и тут же отдернул руку: ствол страшно раскалился. Ох, Господи.

Мэддокс напомнил себе, что выполняет эту работу не ради денег, как какой-нибудь киллер. Им движут более высокие мотивы. У Мэддокса есть настоящее чувство долга.

К тому же хоть Корвус когда-то и вытащил его из тюрьмы, он же имеет возможность снова туда отправить, изменив свое решение. Поэтому надо было спасать собственную шкуру. Если он не прикончит обоих Бродбентов, тогда никто, даже Корвус, ему не поможет.