Глава 38
Мелекиэль
18 нисана, первый час ночи
К тому времени, как они приблизились к Эммаусу,[96] солнце уже давно скрылось за горизонтом на западе и стали видны самые яркие из звезд.
Йосеф пустил лошадь в галоп. Он был во главе колонны, они ехали по дороге, петляющей между фруктовых садов. Ветер нес запах зеленых листьев и гниющих гранатов, опавших зимой.
Увидев впереди дом без крыши, Йосеф почувствовал боль в сердце. Тита там не было.
Матья ехал на лошади прямо позади него.
— Где же он? — прошептал Матья.
Пропитанные потом черные волосы облепили его щеки.
— Не знаю, но молюсь, чтобы он был жив. Где твои братья?
— Следят за дорогой.
— Оставайся здесь. Я поеду туда один, — сказал Йосеф.
— Почему? Тебе может понадобиться моя помощь.
— Если это ловушка, то кто–то должен успеть уехать и предупредить твоих братьев, иначе их тоже поймают и казнят.
— Ты прав, — ответил Матья, задумчиво поглядев на него и кивнув. — Подожду здесь.
Йосеф остановил лошадь, не доехав до дома пару десятков шагов, и спешился.
— Тит? — позвал он, и еще громче: — Тит? Ты здесь?
Ответом ему был лишь шум ветра в проломах обвалившейся крыши.
Дрожа от нетерпения, Йосеф привязал Адольфуса к ветке разросшегося кустарника и пошел в сторону дома. Судя по запаху, его недавно использовали в качестве хлева. Оттуда исходил сильный запах навоза и прелого сена.
Он напряженно вглядывался в окна. Нервы были на пределе, он не мог унять дрожь в руках.
Затем он подошел к двери. Сквозь нее были видны упавшие стропила, битые горшки и кучи мусора.
— Тит?
Ветер сдвинул наполовину отвалившуюся доску, и она жалобно заскрипела. Йосеф инстинктивно выдернул кинжал из ножен и замер. Справа у стены он увидел блеснувшие крошечные глаза. Мышь убежала, испугавшись его.
Он прислушался.
Войдя внутрь, он обошел кучу овечьего навоза и на цыпочках двинулся к закрытой двери в противоположной стороне дома.
— Тит?
Толкнув дверь, он прошел дальше. Темнота. Когда они с Титом в последний раз приезжали сюда три года назад, здесь была кладовая. Сквозь запах навоза и плесени он почувствовал более сильный аромат сушеных фруктов и трав.
Пробравшись вдоль стены влево, Йосеф наткнулся на старый ящик. Коснулся рукой стены, на ощупь прошел дальше, пытаясь отыскать нишу в другой стене. Он помнил, что она здесь была — закрытая занавесью ниша, в которой селянин хранил самые ценные вещи, семейные реликвии. Нащупав рукой полусгнившую ткань, он понял, что нашел ее.
Сердце бешено билось. Безмолвно молясь, Йосеф просунул руку внутрь. Ничего, кроме толстого слоя пыли и паутины.
Отведя руку, Йосеф снова прижался к стене. Никакого послания. Тит здесь не побывал. По крайней мере, до сих пор. Если он здесь пока еще не был, то велика вероятность того, что и не будет. Возможно, ему пришлось скрываться многие часы, а может, и целый день, но он не должен был нигде задерживаться, зная, что сейчас время решает все.
Йосефа охватило отчаяние, и он не услышал еле уловимого скрипа в комнате. Ночь, становится холоднее, дерево скрипит, мелкие зверьки выходят наружу из своих убежищ в поисках пищи…
Он все же услышал повторный скрип и сосредоточил внимание на приоткрытой двери.
Когда скрип раздался в третий раз, Йосеф присел, укрывшись за опрокинутым буфетом и крепко сжимая в руке кинжал.
— Хозяин? — еле слышно прошептал кто–то.
— Тит!
Йосеф устремился к двери, распахнул ее и угодил прямо в руки поджидавших его четырех римских солдат. Они были в простых коричневых одеяниях и держали в руках гладии, короткие мечи легионеров. Лица их были чисто выбриты. Двое воинов схватили за руки Тита, лицо его было покрыто грязью и потом, каштановые волосы испачканы копотью и пылью.
— Брось нож! — приказал рослый блондин, наставив лезвие меча на Йосефа.
Его овальное лицо, выглядевшее почти женским из–за обрамлявших его светлых кудрей, не было похоже на солдатское, но бугры мышц, проступающие сквозь одежду, говорили, что это опытный воин.
Йосеф бросил кинжал на пол и поднял руки.
— Прости меня, хозяин, — сказал Тит дрожащим голосом. — Я приехал чуть раньше тебя, а они меня уже поджидали.
— Значит…
Ответ был ясен им обоим: Жемчужина у них.
Грудь Тита вздымалась в приглушенных рыданиях.
— Я, центурион Лутаций Красс, нахожусь здесь по приказу префекта Понтия Пилата. Ты арестован.
— По какому обвинению? — спросил Йосеф.
— Пойдем с нами, — ответил центурион, направляясь к двери.
Держащие Тита воины повели его следом. Оставшийся солдат взмахом меча показал Йосефу, что надо идти за ними.
Не опуская рук, он вышел наружу. В сгустившихся сумерках он увидел еще четверых солдат, стоящих на страже.
Сады потемнели, словно предвещая беду, но небо все еще слегка отсвечивало пурпуром.
Центурион Красс широким шагом пошел к деревьям. Йосеф, следуя за Титом, увидел восемь лошадей, мирно щиплющих траву в саду. И еще одну, вьючную, которая была привязана к нижней ветке дерева. На ее спине был большой сверток, обернутый льняной тканью, судя по всему — нетронутый.
У Йосефа перехватило горло. Надежда еще есть.
Возможно, если один из них сможет отвлечь охранников, другой…
Центурион пошел прямиком к лошади. Обрезал веревки ножом и спихнул сверток на землю. Йосеф вскрикнул и метнулся к лошади.
— Стой, или я убью тебя! — крикнул ему конвоир.
Йосеф остановился, и его глаза наполнились слезами. Он дрожал.
— Что это такое? — спросил центурион, указывая на сверток острием меча.
Тит и Йосеф переглянулись, но не ответили.
Хмыкнув, центурион нагнулся и проткнул ткань мечом. Резанул еще раз, и тогда наружу вывалилась человеческая рука. Меч сильно надрезал ее у запястья, и рука, из которой не вытекло ни капли крови, распахнулась, как открывшийся в беззвучном крике лиловый рот.
Йосеф был так ошеломлен, что не мог вымолвить ни слова. Он хорошо разглядел руку. Правая рука, мужская. А что с его кольцом? Кольцом его деда, которое он надевал на указательный палец? Он точно это помнил…
— Тебе известно, что кража тела распятого преступника — преступление? — спросил центурион.
Все поплыло перед глазами Йосефа.
Пнув сверток ногой, центурион резко дернул за край ткани, разматывая ее. Тело выкатилось на траву. Йосеф не смог сдержаться. Его душили рыдания, слезы прочертили линии по его щекам. Проживи он еще хоть тысячу лет, он никогда не забудет этих ужасных, мучительных мгновений. Будто его собственное сердце только что вырвали у него из груди.
Центурион глянул на тело и выпрямился.
— Ты, — обратился он к Йосефу. — Подойди, чтобы опознать тело.
Охранники подвели Йосефа к мертвецу. Он глянул на него, и у него подогнулись ноги.
— Э–это Дисмас, — заикаясь, сказал он. — Д–дисмас Зелот.
— Так я и думал. Меня послали, чтобы арестовать вас за кражу тела преступника, известного как Иешуа бен Пантера, но это не его тело.
Йосеф молча глянул на Тита, словно спрашивая, что он наделал, но тот помотал головой.
Центурион обеспокоенно посмотрел на них.
— Где же тело бен Пантеры?
— Не знаю, центурион, — ответил Йосеф, пожимая плечами. — Правда не знаю.
— Где тело? — спросил центурион у Тита, угрюмо взглянув на него.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Нам пообещали, что по прошествии праздников нам выдадут тело Дисмаса, чтобы мы перевезли его в Иоппе, к его родителям. Мой хозяин получил на это особое разрешение префекта! А сейчас…
Сглотнув, Тит указал на тело.
— Теперь его труп искалечен! Как я посмотрю в глаза его матери?
Йосефу очень хотелось броситься и расцеловать Тита.
Красс убрал меч в ножны и упер руки в бедра, пристально глядя на Йосефа.
— Ты Иосиф из Аримафеи?
— Да.
— Первосвященник Каиафа сказал префекту, что после того, как ты поместил тело бен Пантеры в свой склеп, он заключил тебя под стражу, чтобы не дать тебе сделать какую–нибудь глупость. Например, украсть тело и объявить, что твой друг воскрес, воплотив иудейские пророчества. Ты был помещен под стражу?
Вмешиваться в действия Совета семидесяти одного было противозаконно для римлян, если только Синедрион не просил особо об оказании помощи. Йосефу оставалось только молиться, чтобы так оно и было.
Он вытер слезы рукавом.
— Я не был заключен под стражу согласно римским законам, центурион. Таким образом, мой побег не входит в твою юрисдикцию. Или все–таки входит? Ты здесь, чтобы выполнить приказ Синедриона?
Красс презрительно скривил рот.
— Я не выполняю приказы, отданные евреями.
— Значит, мы свободны. Доброго тебе вечера, — сказал Йосеф и собрался уходить.
— Подожди, — раздраженно бросил Красс. — Как ты сбежал?
— У меня есть хорошие друзья.
Крассу совсем не надо знать, что Гамлиэль, часто пользовавшийся ключом Каиафы, чтобы навещать заключенных, просто втайне выпустил его.
Судорожно вздохнув, Йосеф остановился, ожидая заключительного удара.
— Мне приказано арестовать тебя за кражу тела бен Пантеры и вернуть тело префекту, но…
— При нас нет этого тела. Как нет и доказательств, что мы его украли. Или тебе приказано арестовать нас в отсутствие улик?
Если Пилат собирался целиком следовать букве закона, то тело было бы единственным доказательством, подтверждающим вину. Если же его нет…
Центурион холодно взглянул на Йосефа. Продолжало темнеть, лошади начали разбредаться по саду. Двое солдат отправились, чтобы привести их. Йосеф услышал звон сбруи, солдаты вели лошадей обратно.
— У нас нет доказательств, что совершено какое–либо преступление! — выходя из себя, рявкнул центурион. — Поехали в Иерусалим, доложим префекту обо всем.
— Передайте Луцию Понтию мои наилучшие пожелания, — слегка обиженным тоном сказал Йосеф.
Центурион мрачно посмотрел на него и махнул рукой солдатам. Те сели на лошадей и поскакали по извилистой дороге, ведущей к главному тракту. От копыт лошадей поднялась пыль.
Когда они скрылись из виду, ноги Йосефа окончательно отказались слушаться и он тяжело сел на землю. Тит опустился на колени прямо перед ним. В его глазах Йосеф увидел множество вопросов, на которые у него не было ответа.
— Солдаты ждали тебя здесь? — спросил Йосеф Тита.
— Да.
— Как такое могло случиться?
Тит поежился.
— Я не уверен, хозяин, но… по дороге сюда на окраине Эммауса я встретил двух учеников равви.[97]
— Кого?
— Клеопу и Кифу.[98]
Йосеф обвел рассеянным взглядом сад, привязанную к дереву вьючную лошадь, тело, лежащее на земле.
— Ты видел, чтобы они говорили с римлянами?
— Нет, но откуда бы они тогда тут взялись?
Йосеф прислушался к биению своего сердца. Оно все так же колотилось о ребра, будто не чувствуя, что опасность миновала.
— Не знаю, — пробормотал он.
Этим утром, семнадцатого нисана, людям впервые с начала праздников было позволено покидать свои дома. Марьям, должно быть, нашла гробницу пустующей и побежала к апостолам, чтобы рассказать им об этом. Почему же Кифа и Клеопа не в Ерушалаиме, не утешают безутешную паству? Там же больше сотни людей.
— Возможно, начались волнения и им пришлось уйти из города, — сказал Йосеф.
Но он и сам не очень в это верил.
Тит огляделся.
— А где Омывающийся на рассвете? Я не видел, чтобы он приехал с тобой.
— Я оставил его поодаль. Подозреваю, он заметил солдат и предположил, что случилось самое худшее. Он и его братья, должно быть, сбежали.
Тит презрительно сжал губы. Он всегда подозревал Матью в трусости, но сейчас сдержался и не высказал это вслух.
Йосеф заставил себя дышать глубже, надеясь, что это поможет ему успокоиться. Посмотрел на тело Дисмаса. Его не покидало ощущение крайнего изумления.
— Я не понимаю, — недоуменно сказал Тит. — Я думал, что мы…
— Я тоже.
Тит резко выдохнул.
— Что ж, тогда нам надо что–то делать с Дисмасом. Мы не можем оставить его здесь, на растерзание диким животным.
— Давай похороним его и отправимся дальше.
— Куда?
Йосеф провел пальцами по перепачканным волосам.
— Тела заворачивала в ткань Марьям. Она единственная, кто знает правду.
