8
После отъезда Майкла Роуан несколько часов просидела в полусонном состоянии на открытой ветрам западной террасе, греясь на солнце и бессвязно размышляя обо всем произошедшем. В конце концов она пришла к выводу, что несколько шокирована и потрясена последними событиями, но, надо признаться, нанесенные раны довольно приятны.
Конечно, ни стыд, ни чувство вины за то, что она взвалила на плечи Майкла груз своих сомнений и горя, никуда не исчезли. Однако сейчас Роуан это не особо тревожило.
Слишком долгое копание в собственных ошибках еще никого не сделало хорошим нейрохирургом. Гораздо правильнее, с точки зрения Роуан, признать ошибку как свершившийся факт, подумать, как избежать подобных промахов в будущем, и продолжать жить дальше. Во всяком случае, именно так она всегда поступала в аналогичных обстоятельствах.
Роуан критически проанализировала свое состояние: одиночество, грусть, необходимость поделиться с кем-то своими тревогами – все это вместе и заставило ее броситься в объятия Майкла. К тому же роль утешителя явно доставляла ему наслаждение. Все эти причины и свели их вместе, совершенно непредвиденным образом глубоко окрасив новые отношения неожиданными оттенками.
Потом Роуан стала снова думать о Майкле.
До сих пор у нее не было любовников такого возраста, и она даже представить себе не могла, что на свете существуют столь полное бескорыстие и абсолютная бесхитростность, какие явственно сквозили в словах и поступках Майкла. Роуан оказалась совершенно неподготовленной к этому и была буквально зачарована мягкостью и добротой встретившегося на ее пути мужчины. Что же касается его мастерства в постели, то оно было почти на уровне совершенства. Как и Роуан, он предпочитал жесткий и спонтанный секс, что-то вроде взаимного изнасилования… Как жаль, что нельзя прямо сейчас повторить пройденное.
Роуан слишком долго приходилось порознь удовлетворять свои духовные и телесные потребности: первые – за операционным столом, а вторые – с малознакомыми партнерами. Внезапно появившаяся возможность одновременно удовлетворить и то и другое с добросердечным, умным, неотразимо обаятельным мужчиной, обладавшим превосходной фигурой и притягательным сочетанием каких-то загадочных психологических проблем и экстрасенсорных способностей, оказалась слишком неожиданной. Роуан покачала головой и тихо рассмеялась, потягивая кофе.
– Диккенс и Вивальди, – прошептала она. – Возвращайся ко мне, Майкл, прошу тебя. Возвращайся скорее.
Человек, выловленный ею из океанских вод, оказался поистине бесценным подарком.
Но что будет с ним дальше, даже если он вернется оттуда незамедлительно? Навязчивая идея относительно видений, новоорлеанского дома и какой-то цели была для него губительной. И более того, у Роуан было ясное ощущение, что он не приедет в Сан-Франциско.
Размышляя о Майкле под теплым послеполуденным солнцем, она ничуть не сомневалась, что он уже успел прилично нагрузиться, а к тому моменту, когда доберется до своего таинственного дома, станет еще пьянее. Конечно, было бы куда лучше, если бы Роуан сопровождала его в пути и помогала справиться с превратностями и неожиданностями этого путешествия.
Ей вдруг пришло в голову, что она дважды бросила Майкла: первый раз, когда слишком поспешно передала его береговой охране, а второй – сегодня, когда позволила лететь в Новый Орлеан одному.
Разумеется, едва ли кто-либо мог ожидать, что она полетит вместе с Майклом в Новый Орлеан. Но никто и не знал, какие чувства они испытывают друг к другу.
Роуан долго раздумывала над природой видений Майкла и не пришла к какому-либо окончательному выводу, кроме того, что они никак не связаны с физиологией. Ее пугала и приводила в растерянность их удивительная детальность и в то же время загадочность. Кроме того, при встрече с любым злом простодушие и наивность Майкла могли сослужить ему плохую службу. Добро он понимал лучше, нежели зло.
И еще одно. Почему, когда они ехали из Сан-Франциско, он задал такой странный вопрос: не пыталась ли она каким-то образом его предостеречь?
Когда Майкл коснулся ее руки, он увидел смерть Грэма. Вполне объяснимо, потому что в тот момент она думала именно о ней. И воспоминание было мучительным. Но на каком основании Майкл воспринял это как намеренное предостережение? Что, если он смог открыть в ее душе нечто такое, о чем сама она даже не подозревала?
Чем дольше Роуан сидела на солнце, тем яснее понимала, что не способна четко мыслить, что не в состоянии выдержать разлуку с Майклом, ибо тоска по нему терзала душу.
Роуан поднялась в свою комнату и направилась в ванную, чтобы принять душ. И вдруг до нее дошло, что, ложась с Майклом в постель, она напрочь забыла о противозачаточных средствах. Она не впервые допускала такую глупость, но вот уже много лет ничего подобного с ней не случалось.
Что ж, что случилось, то случилось. Роуан повернула кран и прислонилась спиной к плиткам стены, подставив тело под водяные струи. Она представила, что у нее может быть ребенок от Майкла. Безумная мысль. Роуан не хотела иметь детей. Никогда. Она снова вспомнила об утробном плоде в лаборатории, опутанном проводами и трубками. Нет, ее предназначение – спасать, а не давать жизнь. И что теперь? Недели две она подергается, а потом, когда узнает, что беременности нет, все пойдет своим чередом.
Когда Роуан вышла из душа, ее нестерпимо клонило в сон – мысли путались, она с трудом сознавала собственные действия. Возле постели валялась брошенная Майклом рубашка – он стянул ее с себя в прошлую ночь. Обычная рубашка синего цвета, какие носят на каждый день, но накрахмаленная и выглаженная не хуже той парадно-выходной, которая ей вчера понравилась. Роуан аккуратно сложила ее и легла, прижав к себе синий сверток, словно любимое детское одеяльце или мягкую игрушку.
Так она проспала шесть часов.
Едва проснувшись, Роуан поняла, что не может оставаться одна в доме. Казалось, что каждый предмет в нем хранит на себе отпечаток Майкла, его тепло. Роуан слышала его голос, его смех, его широко распахнутые голубые глаза бесхитростно смотрели на нее сквозь роговые очки, а затянутые в перчатки руки нежно касались ее тела и лица.
После его отъезда дом казался еще более пустым, а ждать от него звонка было еще слишком рано.
Роуан позвонила в клинику. Разумеется, там требовалось ее присутствие – это же субботний вечер в Сан-Франциско! Операционные в Центральной больнице города были уже переполнены. В травматологический центр университетской клиники поступали жертвы катастрофы: на сто первом шоссе столкнулись сразу несколько машин. Как обычно, были и пациенты с огнестрельными ранами.
К моменту приезда Роуан в клинику пациентка уже находилась в операционной. Ассистенты подключили все необходимое оборудование и сделали анестезию… Пока Роуан мыла руки, интерн докладывал о состоянии ее будущей подопечной. Женщину пытались убить топором. Большая потеря крови. Доктор Симмонс уже вскрыл черепную коробку…
Войдя в холодную, точно ледник, операционную, Роуан заметила, как Симмонс облегченно вздохнул.
Пока ее облачали в стерильный зеленый халат и эластичные перчатки, Роуан почти машинально отмечала про себя, с кем сегодня придется работать… Так… Две медсестры из числа самых лучших. Один интерн заболел, второй чрезмерно возбужден предстоящей операцией. Анестезиологи… Не из тех, с кем она любила работать, но вполне подходящие. Что ж, доктор Симмонс хорошо подготовил ей плацдарм.
Пациентка… Совершенно незнакомая… Зафиксирована в неудобной сидячей позе: голова опущена, черепная коробка открыта, лицо и руки полностью укутаны несколькими слоями зеленых хлопчатобумажных простыней, безжизненно неподвижные ноги оставлены открытыми…
Роуан подошла к торцу операционного стола и, кивнув в ответ на слова, брошенные ей анестезиологом, встала позади мешковатого тела. Правой ногой она нажала педаль, чтобы установить в нужное положение огромный хирургический микроскоп и максимально сфокусировать изображение открытого мозга, ткани которого удерживали блестящие металлические зажимы.
– Ну и месиво! – прошептала Роуан.
В ответ раздались негромкие смешки персонала.
– Вероятно, она узнала, что оперировать будете именно вы, доктор Мэйфейр, – сказала старшая из медсестер, – и потому попросила своего муженька шмякнуть ее топором еще раз.
Роуан улыбнулась под маской, потом сощурила глаза.
– Как вы думаете, доктор Симмонс, мы сможем удалить кровь, не высасывая попутно слишком много мозгов у бедняжки? – спросила она.
В течение следующих пяти часов она ни разу не вспомнила о Майкле.
Домой Роуан вернулась в два часа ночи – там было темно и холодно. Другого она и не ждала. Но впервые после смерти Элли Роуан не будоражили тягостные мысли о приемной матери. И впервые воспоминание о Грэме не было мрачным и мучительным.
Она прослушала автоответчик: никаких сообщений от Майкла. Это расстроило, но не удивило ее. Она живо представила, как пьяный Майкл, шатаясь, спускается по трапу самолета. В Новом Орлеане сейчас около четырех часов утра. Нет, нельзя так рано звонить в отель «Поншатрен».
Лучше всего не забивать себе голову этими мыслями, решила Роуан, снова укладываясь в постель.
Лучше не думать о бумаге в сейфе, запрещающей ей возвращаться в Новый Орлеан. Лучше не думать о том, чтобы полететь туда ближайшим рейсом. И если не думать обо всем этом, то нечего тогда думать и об Эндрю Слэттери, которого не приняли на работу в Стэнфорд и который, наверное, с удовольствием согласится подменить ее на пару недель в университетской клинике. Тогда какого черта она сегодня спрашивала Ларка о Слэттери, да еще и звонила ему среди ночи только ради того, чтобы узнать, нашел ли Эндрю работу? Что-то явно крутилось в ее воспаленных мозгах.
В три часа ночи Роуан внезапно проснулась… В доме кто-то был. Она не знала, что именно разбудило ее, но не сомневалась, что в доме посторонний. Кроме дальнего зарева города, единственным освещением в комнате были цифры электронных часов. В окно резко ударил сильный порыв ветра, осыпав все вокруг множеством водяных брызг.
Роуан чувствовала, как раскачивается на сваях дом. Послышался слабый скрип стекла.
Роуан встала, стараясь двигаться как можно тише, вытащила из ящика комода револьвер тридцать восьмого калибра, сняла предохранитель и двинулась к лестнице. Револьвер она держала обеими руками, как учил Чейз, ее приятель-полицейский. Роуан упражнялась в стрельбе из этого револьвеpa и умела с ним обращаться. Она не столько боялась, сколько злилась, но оставалась при этом собранной и хладнокровной.
Шагов не было слышно. До нее доносились лишь отдаленное завывание ветра в трубе и слабые стоны прочных стеклянных стен.
С верхней ступеньки лестницы перед Роуан как на ладони открылось все пространство залитой голубоватым лунным светом гостиной. В окно ворвался новый фонтан брызг. Корпус «Красотки Кристины» с глухим стуком бился о резиновые шины на стенке пирса.
Осторожно ступая по ступенькам, Роуан спускалась вниз, не забывая на каждом повороте лестницы обшаривать глазами все помещения. Вот наконец и нижний этаж. Отсюда ей был хорошо виден каждый уголок, за исключением ванной комнаты, оставшейся за спиной. Роуан осторожно двинулась в сторону ванной, пристально вглядываясь в темноту, но по-прежнему видя перед собой лишь пустое пространство гостиной и неуклюже раскачивающуюся на волнах «Красотку Кристину» за окном.
В небольшом помещении ванной тоже не оказалось ничего подозрительного. Пустая кофейная чашка, оставленная Майклом на туалетном столике. Запах его одеколона.
Прислонясь к дверному косяку, Роуан еще раз обвела взглядом комнаты. Ее тревожили яростные порывы ветра, сотрясавшие стеклянные стены дома. Но такие завывания она слышала множество раз, и только однажды стихии удалось разбить одно из стекол. Правда, в августе обычно не бывало штормов такой силы. Штормовым сезоном всегда была зима, когда вместе с ледяным ветром на окрестные холмы обрушивались проливные дожди, которые наполняли улицы жидкой грязью, а порой и сносили с фундаментов дома.
Роуан заворожено смотрела, как потоки воды с грохотом стекают по длинным открытым террасам, окрашивая их в темные тона. Она видела мириады мельчайших капель на ветровом стекле рубки «Красотки Кристины». Неужели ее обманул этот внезапно налетевший ураган? Роуан настроила свои невидимые внутренние антенны и прислушалась.
Никаких посторонних звуков – только стоны и скрип стекла и дерева. И все же что-то было не так. Она в доме не одна. И тот, кто вломился сюда, сейчас находился на втором этаже, в чем Роуан не сомневалась. Он поблизости. Он следит за ней. Но откуда именно? Роуан не могла найти объяснение собственным ощущениям.
Электронные часы на кухне едва слышно щелкнули, отмерив еще один интервал времени, и теперь показывали пять минут четвертого.
Краешком глаза Роуан уловила какое-то движение. Она не обернулась, а, напротив, сочла за лучшее неподвижно застыть на месте. Чуть скосив глаза влево, она увидела фигуру мужчины, стоящего на западной террасе.
Незнакомец был худощав, очень бледен и темноволос. В его позе не ощущалось ни скрытой, ни явной угрозы. Он стоял удивительно прямо, спокойно опустив руки. Роуан не могла ясно различить все детали, но выглядел непрошеный гость весьма странно и в то же время неправдоподобно элегантно – словно пришел на великосветский раут.
Роуан была буквально вне себя от гнева, но при этом сохраняла внешнее хладнокровие и ясность мыслей. Она мгновенно оценила ситуацию. Незнакомец не мог проникнуть в дом через двери террасы. И уж тем более пробить брешь в толстом стекле. Ах, с каким удовольствием она всадила бы в него пулю, но тогда пришлось бы пробить заодно и дыру в стекле. К тому же, заметив ее, этот тип может выстрелить первым. Хотя… С какой стати? Обычно для грабителя главное – проникнуть в дом. Да и он, конечно же, заметил ее давным-давно – Роуан была почти уверена, что он следил за ней и продолжает следить.
Она очень медленно повернула голову. Темнота внутри гостиной, похоже, не мешала странному посетителю видеть Роуан – во всяком случае, он смотрел прямо на нее.
Столь откровенная наглость привела ее в бешенство. Она чувствовала, что ситуация становится все более опасной. Внешне холодная, Роуан наблюдала, как мужчина приближается к стеклу.
– Ну, подходи же, придурок. Я с радостью тебя пристрелю, – прошептала она, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке.
По телу пробежал какой-то приятный холодок. Ей захотелось убить этого человека, кем бы он ни был – непрошеным гостем, вором или сумасшедшим. Роуан хотелось уложить его прямо на террасе, будь то пулей тридцать восьмого калибра или любым иным доступным ей способом.
Роуан медленно обеими руками подняла револьвер, направила его прямо на незнакомца и вытянула вперед руки, как учил ее Чейз.
Однако тот ничуть не испугался и не отвел взгляда. Сквозь спокойную, ледяную ярость Роуан с неподдельным интересом разглядывала загадочного гостя. Темнота мешала рассмотреть его как следует, но кое-что она все же смогла увидеть: темные вьющиеся волосы, неестественно бледное худощавое лицо, в выражении которого было что-то печальное и умоляющее. Незнакомец стоял, слегка склонив голову, словно разговаривая с Роуан, умоляя о чем-то.
«Да кто же ты такой?» – подумала она. До нее постепенно доходила вся нелепость этой сцены, и одновременно в голове возникла совершенно сумасшедшая мысль: «Он совсем не то, чем кажется… не человек… Я наблюдаю некую иллюзию!» Гнев Роуан неожиданно сменился тревогой, которая в свою очередь переросла в страх.
На какое-то время она утратила способность двигаться и буквально лишилась дара речи. Но потом, злясь на собственную беспомощность и ужас, взяла себя в руки и крикнула:
– Возвращайся в ад – туда, откуда пришел!
Ее громкий испуганный голос гулко разнесся по пустому дому.
В ответ, словно желая выбить ее из колеи и полностью сломить, незнакомец медленно исчез. Его фигура стала прозрачной, затем полностью растворилась. Там, где он только что стоял, не осталось ничего, кроме привычно пустой террасы, а потому вид ее казался еще более шокирующим.
Громада стеклянного дома вздрогнула. Затем раздался еще один удар, словно на здание со всего размаху налетел ветер. И вдруг море успокоилось. Умолк грохот волн. Дом затих. Даже «Красотка Кристина» перестала колотиться о стенку пирса.
Роуан еще долго смотрела на пустую террасу. Потом до ее сознания дошло, что влажные от пота, трясущиеся руки по-прежнему крепко сжимают револьвер, сделавшийся вдруг необычайно тяжелым. Несмотря на дрожь во всем теле, Роуан направилась прямо к стеклянной стене и дотронулась до нее в том месте, которого касалась его рука. От стекла исходило слабое, но ощутимое тепло. Не такое, какое оставляет человеческая рука, – столь странное эфемерное существо не могло нагреть холодную поверхность толстого стекла, – но такое, словно стекло обдали горячей струей.
Роуан еще раз внимательно осмотрела доски террасы, потом перевела взгляд на темную неровную поверхность воды и на приветливые огоньки Сосалито на другой стороне залива. Вернувшись наконец к кухонному столу, она положила револьвер, схватила телефонную трубку и дрожащим голосом попросила:
– Пожалуйста, соедините меня с отелем «Поншатрен» в Новом Орлеане.
Ожидая ответа станции, Роуан пыталась успокоиться, используя для этого один-единственный аргумент: она снова и снова убеждала себя в том, что в доме, кроме нее, никого нет.
Бесполезно проверять замки и задвижки. Бесполезно рыться в шкафах, заглядывать во все укромные места и совать нос в каждую щель. Все это бес-по-лез-но!
К тому времени, когда в трубке раздался голос телефонистки отеля, Роуан пребывала в полном отчаянии.
– Мне нужно поговорить с Майклом Карри, – сказала она, пояснив, что вчера вечером он должен был остановиться в их отеле. Да, она знает, что сейчас в Новом Орлеане только двадцать минут шестого, но это не имеет значения. Она просит соединить ее с номером мистера Карри.
Роуан казалось, что ожидание длится уже целую вечность. Слишком потрясенная произошедшим, чтобы думать о том, удобно ли будить Майкла в такой час, она сгорала от нетерпения.
– Извините, но мистер Карри не отвечает, – послышался наконец голос телефонистки.
– Позвоните еще раз. Пожалуйста, пошлите кого-нибудь к нему в номер. Мне крайне необходимо с ним поговорить.
Гостиничным служащим так и не удалось добудиться Майкла. Входить в номер без его разрешения они отказывались – вполне понятно: таковы правила, – и Роуан не винила их за это. Попросив оставить для Майкла сообщение с просьбой срочно позвонить ей, она повесила трубку и села у камина с намерением спокойно все обдумать.
Роуан не сомневалась в том, что видела: да, она абсолютно уверена, что на террасе стоял призрак и смотрел прямо на нее, а потом подошел совсем близко и начал разглядывать ее в упор! Это существо могло появляться и исчезать по собственной воле. Но тогда почему она видела отблеск света на кромке его воротничка, и откуда капельки влаги на его волосах? Почему стекло стало теплым от его прикосновения? Вопрос в том, было ли неизвестное существо материальным, находясь в видимом состоянии, а если да, то распадалась ли материя, когда оно «предпочитало исчезнуть».
В конце концов ее разум по обыкновению стал искать научное объяснение произошедшего. Но эти поиски не могли развеять охватившую ее панику, избавить от сильного и ужасающего чувства беспомощности, заставлявшего Роуан испытывать страх в собственном доме, чего с нею раньше никогда не бывало.
Почему ветер и дождь были составными частями всего этого кошмара? Ведь она явно не придумала жуткие завывания и капли на стеклах. И вопрос вопросов: почему странное существо явилось именно ей?
– Майкл… – прошептала она, и имя его сорвалось с ее губ как молитва. Роуан негромко рассмеялась: – Я их тоже вижу.
Она встала и медленно обошла дом, стараясь ступать как можно увереннее и повсюду зажигая свет.
– Отлично, – покончив с этим занятием, спокойно проговорила Роуан. – Если ты вернешься, то будешь встречен ослепительной иллюминацией.
Ну разве не абсурд? Существо, способное вызвать бурю в заливе Ричардсона, легко могло устроить и короткое замыкание.
Но Роуан сама нуждалась в ярких огнях – она была слишком испугана. Поднявшись в спальню, она повернула в замке ключ, потом заперла дверь ванной и шкафа с одеждой и только после этого улеглась в постель, повыше взбив под головой подушки и положив рядом револьвер.
Она взяла сигарету, хотя и знала, что курить в постели опасно, а потому предварительно убедилась, что над головой мигает красный огонек пожарной сигнализации.
«Призрак… – размышляла она. – Допустим, я только что видела одного из них собственными глазами, хотя прежде никогда в них не верила. Это, несомненно, привидение – ничем иным столь странная фигура быть не могла. Но почему призрак явился мне?.»
Роуан воскресила в памяти всю сцену, и все ощущения загадочной встречи нахлынули на нее снова.
Как ужасно, что рядом нет Майкла – единственного во всем мире человека, способного поверить ее словам, единственного, кому она могла довериться и рассказать о подобном.
Роуан была взбудоражена и испытывала почти те же чувства, что и в тот вечер, когда вытащила Майкла из воды: «Я прошла через что-то волнующее и ужасное». Ей страстно хотелось с кем-нибудь поделиться. «Почему он появился передо мной?» – вновь и вновь задавала она себе вопрос, лежа в тишине ярко освещенной спальни.
Как изящно он двигался, когда шел по террасе, как странно смотрел на нее сквозь стекло, каким необычным был весь его облик… Судя по всему, иностранец… Таинственный чужеземец.
Возбркдение не проходило. Но когда наконец взошло солнце, Роуан почувствовала облегчение. Рано или поздно Майкл пробудится после своей пьяной спячки, увидит сигнал о сообщении и обязательно позвонит.
«Ну вот, мне опять что-то от него нужно, – говорила сама с собой Роуан. – Кто знает, что сейчас происходит с ним самим, а тут еще я лезу со своими проблемами и заявляю, что он мне нужен…»
Охраняемая теплым, ласковым солнечным светом, заливавшим комнату сквозь стеклянные стены, Роуан постепенно погружалась в сон. Она поудобнее устроилась на теплых подушках, натянула на себя одеяло из разноцветных лоскутков и вновь вернулась мыслями к Майклу, вспоминая темные курчавые волоски на тыльной стороне его рук, его нежные пальцы и огромные глаза за стеклами очков. И только в последний момент, перед тем как окончательно провалиться в сон, она вдруг подумала: а не мог ли этот призрак быть каким-то образом связан с Майклом?
Видения…
«Это как-то связано с видениями?» – хотелось ей спросить.
Потом сон перешел в какую-то чепуху, и она проснулась, как всегда пытаясь поскорее прийти в себя и выбросить из головы нелепость и неправдоподобие увиденного. Из водоворота мыслей ярко выделилась одна: разумеется, Слэттери вполне может ее подменить, и если Элли сейчас пребывает в каких-то неведомых высях, то ей, скорее всего, безразлично, вернется Роуан в Новый Орлеан или нет. Там, за гранью земного, Элли должна быть счастлива…
Роуан вновь погрузилась в тяжелый сон…
