Глава 30

Луч солнца защекотал мне щиколотку. Я открыл глаза и увидел, как на фоне голубого неба, в дымке, тихо покачивалась верхушка дерева. Я перевернулся и щекой ощутил холодок кожи. Тут по голове мне жахнули топором.

Я сел. На мне был плед. Я бросил его и опустил ноги на пол. Поморщившись, взглянул на часы. Они показывали половину седьмого без одной минуты.

Я встал на ноги. Для этого потребовалось немало. Понадобилась сила воли. Характер. Всего этого у меня уже не так много, как раньше. Суровые трудные годы сильно сказались.

Я дотащился до ванной, содрал с себя галстук и рубашку, обеими руками плеснул холодной воды в лицо и на голову. Как следует облившись, свирепо растерся полотенцем. Надел рубашку и галстук, потянулся за пиджаком, и об стену стукнулся револьвер, лежавший в кармане. Я вынул его, отвинтил барабан и высыпал патроны себе на ладонь – пять штук и одну почерневшую гильзу.

Потом подумал – какой смысл, их так легко добыть, если нужно. Поэтому я вложил их обратно, отнес револьвер в кабинет и убрал его в ящик письменного стола.

Подняв глаза, я увидел, что на пороге стоит Кэнди, в белой куртке с иголочки, черные блестящие волосы зачесаны назад, глаза злые.

– Кофе подать?

– Спасибо.

– Я свет выключил. Хозяин в порядке. Я закрыл его дверь. Ты зачем напился?

– Пришлось.

Он презрительно усмехнулся.

– Не вышло с ней, да? Отфутболила она тебя, легавый.

– Считай, как хочешь.

– Ты сегодня не такой уж страшный, легавый. И вообще не страшный.

– Неси этот кофе! – заорал я.

– Hijo de la puta!

Одним прыжком я подскочил и схватил его выше локтя. Он не шевельнулся.

Надменно смотрел на меня, и все тут. Я рассмеялся и выпустил его.

– Верно, Кэнди. Я совсем не страшный.

Он повернулся и вышел, но тут же возник снова с серебряным подносом, на котором стоял маленький серебряный кофейник, сахар, сливки, лежала аккуратная треугольная салфетка. Он поставил все на журнальный столик, убрал пустую бутылку и прочие причиндалы. Вторую бутылку подобрал с пола.

– Свежий. Только что сварил, – сообщил он и ушел.

Я выпил две чашки черного кофе. Потом попробовал закурить. Получилось.

Я все еще принадлежал к роду человеческому. Затем в комнате снова очутился Кэнди.

– Завтрак хочешь? – осведомился он угрюмо.

– Нет, спасибо.

– Тогда выметайся. Ты нам здесь не нужен.

– Кому это – нам?

Он открыл коробку и угостился сигаретой. Закурив, нагло выпустил дым мне в лицо.

– За хозяином я ухаживаю, – заявил он.

– И прилично получаешь? Он нахмурился, потом кивнул.

– Ara, хорошие деньги.

– А сколько сверху – за то, что не треплешься про что не надо?

Он снова перешел на испанский.

– No entendido.

– Прекрасно сечешь. Сколько вытянул из него? Спорю, не больше, чем пару косых.

– Что это такое – пара косых?

– Двести монет. Он ухмыльнулся.

– Ты дай мне пару косых, легавый. Тогда не скажу хозяину, что ты ночью был у нее в комнате.

– На эти деньги целый грузовик таких, как ты, можно купить.

Он равнодушно пожал плечами.

– Хозяин если взбесится, с ним не сладишь. Лучше заплати, легавый.

– Дешевка мексиканская, – презрительно сказал я. – По мелочи работаешь.

Да любой мужчина, когда выпьет, не прочь поразвлекаться на стороне. К тому же она про это и так знает. Нет у тебя ничего на продажу, В глазах у него вспыхнула искра.

– Ты сюда больше не ходи, умник.

– Я поехал.

Поднявшись, я обошел вокруг стола. Он сдвинулся, чтобы на оказаться ко мне спиной. Я следил за его рукой, но ножа при нем как будто не было.

Подойдя поближе, я хлестнул его наискось по лицу.

– Я не позволю прислуге называть себя шлюхиным сыном, понял? У меня здесь есть дела, и я буду приходить, когда мне вздумается. А ты придержи язык. А то схлопочешь пистолетом по морде. Тогда твое красивое личико будет не узнать.

Он никак не отреагировал, даже на пощечину, хотя, наверно, это было для него смертельным оскорблением. На этот раз он застыл неподвижно, с каменным лицом. Затем, не сказав ни слова, забрал кофейник, поднос и понес его вон.

– Спасибо за кофе, – сказал я ему в спину.

Он не сбавил шага. Когда он ушел, я пощупал щетину на подбородке, встряхнулся и решил, что пора двигаться. Семейством Уэйдов я был сыт по горло.

Когда я проходил по гостиной, на лестнице появилась Эйлин в белых брюках, босоножках и светло-голубой рубашке. Она посмотрела на меня с огромным-изумлением.

– Я не знала, что вы здесь, м-р Марлоу, – сказала она так, словно последний раз мы виделись неделю назад, когда я заезжал выпить чаю.

– Я положил револьвер в письменный стол, – сообщил я.

– Револьвер? – До нее, казалось, не сразу дошло. – Ах, да, ночь была довольно сумбурная, правда? Но я думала, что вы уехали домой.

Я подошел поближе. На шее у нее, на тонкой золотой цепочке, висело что-то вроде кулона – синий с золотом на белой эмали. Синяя эмалевая часть напоминала крылья, но сложенные. На белой эмали – золотой кинжал, пронзающий свиток. Надпись я прочесть не мог. Все вместе было похоже на военный значок.

– Я напился, – сказал я. – Нарочно и некрасиво. От одиночества.

– Не надо было сидеть в одиночестве, – сказала она, и глаза у нее были ясные, как небо. В них не мелькнуло ни тени притворства.

– Это кто как считает, – заметил я. – Я уезжаю и не уверен, что вернусь.

Слышали, что я сказал про револьвер?

– Вы положили его в письменный стол. Может быть, лучше убрать его в другое место? Но он ведь невсерьез стрелялся, правда?

– Этого я не могу сказать. В следующий раз может попробовать и всерьез. Она покачала головой.

– Не думаю. Уверена, что нет. Вы так мне помогли ночью, м-р Марлоу. Не знаю, как вас отблагодарить.

– Мне показалось, что знаете. Она покраснела. Потом рассмеялась.

– Мне приснился очень страшный сон, – произнесла она медленно, глядя поверх моего плеча. – Что человек, которого я когда-то знала, очутился здесь, в этом доме. Он уже десять лет как умер. – Она осторожно коснулась эмалево-золотого кулона. – Поэтому я сегодня это надела. Это его подарок.

– Мне самому приснился любопытный сон, – сказал я. – Но рассказывать не буду. Дайте мне знать, как пойдут дела у Роджера и не смогу ли я чем помочь.

Она опустила взгляд и посмотрела мне в глаза.

– Вы сказали, что больше не вернетесь.

– Это еще не точно. Может быть, и придется. Надеюсь, что нет. У вас здесь что-то сильно не ладится, и далеко не во всем виновато спиртное.

Она глядела на меня, сведя брови.

– Что это значит?

– По-моему, вы понимаете.

Она старательно это обдумала. Пальцы все еще тихонько теребили кулон.

Она тихо, кротко вздохнула.

– Всегда появляется другая женщина, – сказала она. – Рано или поздно. Но не всегда это так уж страшно. Мы смотрим на вещи по-разному, правда? Может быть, даже говорим о разном.

– Возможно, – ответил я. Она все еще стояла на лестнице, на третьей ступеньке снизу. По-прежнему теребила кулон. По-прежнему выглядела, как золотая мечта. – Особенно, если вы считаете, что другая женщина – это Линда Лоринг.

Она выпустила кулон и спустилась на одну ступеньку.

– Д-р Лоринг, кажется, тоже так считает. – Заметила она равнодушно.?

Наверное, у него больше информации.

– Вы говорили, что он устраивает подобные сцены половине ваших соседей.

– Я так сказала? Ну, что ж... значит, тогда этого требовали приличия.

Она опустилась еще на ступеньку.

– Я небрит, – сообщил я.

Она вздрогнула. Потом засмеялась.

– Я от вас не ожидаю порывов страсти.

– А чего вы вообще ожидали от меня, м-с Уэйд, – в самом начале, когда убедили меня поехать его искать? Почему вы выбрали меня, что во мне такого?

– Вы доказали, что умеете хранить верность, – спокойно сказала она.?

Хотя это было, наверно, нелегко.

– Тронут. Но думаю, что дело не в этом. Она сошла с последней ступеньки и теперь смотрела на меня снизу вверх.

– А в чем же?

– А если в этом, то это чертовски неудачное объяснение. Хуже не бывает.

Она слегка нахмурилась.

– Почему?

– Потому, что надо быть уж совсем дураком, чтобы таким образом доказать свою верность во второй раз.

– Знаете, – сказала она почти весело, – у нас какой-то очень загадочный разговор.

– Вы очень загадочный человек, м-с Уэйд. Пока, желаю удачи, и если Роджер вам не совсем безразличен, найдите-ка ему хорошего врача – и побыстрее.

Она снова засмеялась.

– Ну, вчера приступ был легкий. Вы бы видели его, когда дела по-настоящему плохи. Сегодня днем он уже сядет за работу.

– Черта с два.

– Уверяю вас. Я так хорошо его знаю. Я выдал ей напоследок с размаху, и прозвучало это гнусно.

– Вы ведь на самом деле не хотите его спасти, верно? Только притворяетесь, что спасаете.

– А это, – сказала она натянуто, – очень жестоко с вашей стороны.

Обойдя меня, она скрылась за дверью столовой. Большая комната опустела, я прошел к двери на улицу и вышел. В солнечной спокойной долине стояло замечательное летнее утро. Долина была слишком далеко от города с его смогом и отрезана невысокими горами от океанской сырости. Попозже будет жарко, но это будет приятная, утонченная жара для избранных, не такая грубая, как пекло в пустыне, не такая липкая и противная, как в городе. Беспечная Долина была идеальным местом для жизни. Идеальным. Славные люди в славных домах, славные машины, славные лошади, славные собаки, возможно, даже славные дети.

Но человек по имени Марлоу хотел только одного – убраться отсюда. И побыстрее.