Глава 26

На мексиканском красавце была спортивная рубашка в черно-белую клетку, черные брюки без пояса, с безупречной складкой, черные с белым замшевые туфли без единого пятнышка. Густые черные волосы, зачесанные назад, блестели от лосьона или крема.

– Сеньор, – произнес он, отвесив мне легкий иронический поклон.

– Помогите м-ру Марлоу отнести моего мужа наверх, Кэнди. Он упал и поранился. Извините, что я вас потревожила.

– De nada, Senora, – отвечал Кэнди с улыбкой.

– Тогда я прощаюсь, – сказала мне Эйлин. – Я страшно устала. Кэнди сделает все, что нужно.

Она стала медленно подниматься по лестнице. Мы с Кэнди провожали ее глазами.

– Мировая дамочка, – доверительно сообщил он. – Ночевать останешься?

– Вряд ли.

– Es, lasiraa. Дамочка одинокая, скучает.

– Не распускай язык, малыш. Отнесем-ка вот это в спальню.

Он взглянул на Уэйда, храпевшего на диване.

– Pobrecito, – грустно пробормотал он, словно ему и вправду было жаль хозяина, – Borracho como una cuba.

– Он, может, и вправду пьян, как свинья, но уж точно не «бедняжечка»,? заметил я. – Бери за ноги.

Мы подняли Уэйда, и хотя нас было двое, он показался мне тяжелым, как свинцовый гроб. Когда мы шли наверху по галерее мимо закрытой двери, Кэнди указал на нее подбородком.

– La Senora, – прошептал он. – Постучи очень тихо, может, она пустит.

Я ничего не ответил, потому что он был мне еще нужен. Мы втащили тело в следующую дверь и свалили на кровать. Затем я взял Кэнди за руку пониже плеча – там, где можно сделать больно, если нажать как следует. Я нажал как следует. Он поморщился, лицо у него напряглось.

– Тебя как звать, мексикашка?

– Руки прочь, – огрызнулся он. – И я тебе не мексикашка. Меня зовут Хуан Гарсия де Сото йо Сото-майор. Я чилиец.

– О'кей, дон Хуан. Но не зарывайся. Не поливай грязью людей, у которых работаешь.

Он вырвался и отступил, сверкая злыми черными глазами. Скользнув рукой за пазуху, он извлек длинный тонкий нож. Поставил его острием на ладонь и, почти не глядя, подержал на весу. Потом убрал руку и поймал повисший в воздухе нож за рукоятку. Все это очень быстро, без усилий. Вскинув руку, он сделал резкий выпад, нож мелькнул в воздухе и вонзился, дрожа, в оконную раму.

– Cuidado, Senor, – сказал он с язвительной улыбкой. – И лапы держи при себе. Со мной шутки плохи.

Он не спеша подошел к окну, вырвал нож из рамы, подкинул в воздух, сделал оборот кругом и поймал его сзади. С легким щелчком нож исчез у него под рубашкой.

– Недурно, – заметил я. – Только показухи слишком много.

Он пошел на меня, презрительно улыбаясь.

– Знаешь, как локти ломают? – продолжал я. – Вот так. Схватив за правую кисть, я дернул его на себя, зашел сбоку, а согнутую руку подставил под его локтевой сустав. Используя руку как точку опоры, я легонько нажал. – Стоит налечь посильнее, – объяснил я, – и локоть треснет. А это дело нешуточное. На полгода забудешь, как ножик метать. А если дернуть покрепче, так и навсегда.

Сними ботинки с м-ра Уэйда.

Я отпустил его, и он усмехнулся.

– Неплохой трюк, – сказал он. – Я запомню. Он нагнулся к Уэйду и замер.

На подушке было кровавое пятно.

– Кто хозяина порезал?

– Не я, дружище. Он упал и расшибся. Рана неглубокая. Доктор уже смотрел. Кэнди медленно вздохнул.

– Ты видел, как он упал?

– Это без меня случилось. Ты что, так любишь хозяина?

Он не ответил. Снял с Уэйда ботинки. Потихоньку мы его раздели, и Кэнди нашел где-то зеленую с серебряным пижаму. Мы натянули пижаму на Уэйда, уложили его в постель и хорошенько укрыли. Он был по-прежнему весь мокрый и храпел. Кэнди грустно взглянул на него, покачивая напомаженной головой.

– Кому-то надо с ним посидеть, – заявил он. – Пойду переоденусь.

– Иди спать. Я здесь побуду. Понадобишься, я позову. Он посмотрел мне в глаза.

– Смотри за ним хорошо, – сказал он тихо. – Очень хорошо.

Он вышел из комнаты. Я пошел в ванную, взял мокрую губку и толстое полотенце. Легонько повернув Уэйда на бок, постелил полотенце на подушку и обмыл кровь с головы, стараясь, чтобы рана не открылась снова. Стал виден неглубокий порез дюйма два длиной. Пустяки. Тут д-р Лоринг не наврал. Не помешало бы наложить швы, но, может, и не обязательно. Я нашел ножницы и выстриг волосы вокруг раны, чтобы заклеить ее пластырем. Потом повернул Уэйда на спину и обтер ему лицо губкой. Наверное, это было ошибкой.

Он открыл глаза. Сперва взгляд его был блуждающий и туманный, потом прояснился, и он увидел меня. Рука задвигалась, потянулась к голове, нащупала пластырь. Он что-то промычал, потом голос тоже прояснился.

– Кто меня ударил? Вы? – Он продолжал ощупывать пластырь.

– Никто вас не бил. Вы упали.

– Упал? Когда? Где?

– Там, откуда звонили. Вы звонили мне. Я услышал, как вы упали. По телефону.

– Я звонил вам? – Он слабо усмехнулся. – Вы что, скорая помощь, приятель? Сколько времени?

– Около часу ночи.

– Где Эйлин?

– Пошла спать. Ей сегодня досталось.

Он молча это обдумал. В глазах мелькнуло страдание.

– А я не... – Он умолк и поморщился.

– Насколько я знаю, вы ей ничего не сделали. Если вас это волнует.

Просто выбрались из дома и свалились без чувств у забора. Хватит разговоров.

Спите.

– Спите, – повторил он тихо, нараспев, словно ребенок, зубрящий урок. – А что это такое?

– Может, дать вам снотворное? Есть у вас снотворное?

– Ящик в тумбочке.

Я открыл ящик и нашел пластиковый флакон с красными капсулами. Секонал, 1,5 грана. Выписан д-ром Лорингом. Славный наш д-р Лоринг. Рецепт на имя м-с Роджер Уэйда.

Я вытряхнул оттуда две штуки, убрал флакон и налил в стакан воды из термоса, стоявшего на тумбочке. Уэйд сказал, что и одной капсулы хватит.

Проглотил ее, запил водой, откинулся на подушку и снова уставился в потолок.

Шло время. Я сидел в кресле и смотрел на него, не похоже, чтобы его клонило ко сну. Он медленно заговорил:

– Я тут кое-что вспомнил. Сделайте мне одолжение, Марлоу. Я написал какой-то бред, не хочу, чтобы Эйлин это увидела. Листок на машинке под футляром. Разорвите его, пожалуйста.

– Пожалуйста. Больше ничего не вспомнили?

– Эйлин в порядке? Вы уверены?

– Да. Просто устала. Успокойтесь, Уэйд. Хватит вам думать. Зря я с вами разболтался.

– Он говорит: хватит вам думать. – Голос уже стал сонным. Бормотал, словно про себя. – Хватит думать, хватит видеть сны, хватит любить, хватит ненавидеть. Прощайте, милый принц. Где там вторая таблетка?

Я дал ему таблетку и воды. Он снова улегся, повернув-шися на этот раз ко мне лицом.

– Слушайте, Марлоу, я написал одну штуку и не хочу, чтобы Эйлин...

– Я уже слышал. Займусь этим, когда вы заснете...

– Ara. Спасибо. Хорошо, что вы здесь. Очень славно. Наступила длинная пауза.

– Убивали когда-нибудь человека, Марлоу?

– Да.

– Мерзкое чувство, правда?

– Некоторым нравится.

Веки, наконец, сомкнулись. Потом он снова встрепенулся, но взгляд был рассеянный.

– Как это может нравиться?

Я не ответил. Веки снова опустились, очень медленно, как занавес в театре. Он захрапел. Я подождал еще немного. Потом притушил свет и вышел из комнаты.