Глава 16
На дне Ущелья Сепульведа, в стороне от шоссе, стояли два желтых прямоугольных столба. На одном была укреплена створка из пяти перекладин.
Ворота были открыты, над ними на проволоке висело объявление: ?Частное владение. Въезда нет?. Воздух был теплый, тихий, напоен кошачьим запахом эвкалиптов.
Я въехал в ворота, поднялся по усыпанной гравием дороге на пологий склон холма, по другой стороне спустился в неглубокую долину. Здесь было жарко, градусов на пять-десять жарче, чем на шоссе. Дорога заканчивалась петлей вокруг газона, огороженного выбеленными камнями. Слева был пустой плавательный бассейн. Ничего нет бесприютнее пустого бассейна. С трех сторон его окружала запущенная лужайка, усеянная шезлонгами с сильно выгоревшими подушками. Подушки были разноцветные – синие, зеленые, желтые, оранжевые, ржаво-красные. Швы на них кое-где разошлись, пуговицы отскочили, и в этих местах вздулись пузыри. С четвертой стороны виднелась проволочная ограда теннисного корта. Трамплин над пустым бассейном казался разболтанным и усталым. Обивка на нем торчала клочьями, а металлические крепления обросли ржавчиной.
Я доехал до петли на дороге и остановился у деревянного дома с покатой крышей и широкой верандой. Двойные двери были затянуты сеткой. На ней дремали большие черные мухи. От дома между вечнозелеными и вечно пыльными калифорнийскими дубами расходились тропинки. Среди дубов по склону холма были разбросаны маленькие коттеджи, некоторые были почти целиком скрыты зеленью. У тех, которые я разглядел, был запущенный нежилой вид. Двери закрыты, окна занавешаны какой-то унылой тканью. На подоконниках явно лежал толстый слой пыли.
Я выключил зажигание и посидел, прислушиваясь и не снимая рук с руля.
Ни звука. Это место казалось мертвым, как мумия фараона, разве что дверь за сеткой была открыта, и в полумраке комнаты что-то двигалось. Потом раздалось негромкое четкое посвистывание, за сеткой обозначилась фигура мужчины, он распахнул ее и стал спускаться по ступенькам. Глаз от него было не оторвать.
На нем была плоская черная ковбойская шляпа с плетеным ремешком под подбородком. На нем была белая шелковая рубашка, безупречно чистая с отложным воротником, тугими манжетами и пышными свободными рукавами. Шею обматывал черный шарф с бахромой – один конец короткий, другой свисал почти до пояса. На нем был широкий черный кушак и черные брюки – угольно-черные, на бедрах в обтяжку, простроченные золотом по боковому шву до разреза; внизу они расходились широким клешем, и вдоль разреза по обеим сторонам шли золотые пуговицы. На ногах у него были лакированные танцевальные туфли.
Сойдя с лестницы, он остановился и взглянул на меня, продолжая насвистывать.
Он был гибкий, как хлыст. Из-под длинных шелковистых ресниц смотрели глаза дымного цвета, самые большие и самые пустые, какие я видел в жизни. Черты лица тонкие и правильные, но резкие. Прямой нос, красивый припухлый рот, на подбородке ямочка, и маленькие уши, аккуратно прилегающие к голове. Кожа была того бледного оттенка, который не поддается загару.
Он встал в позу, подбоченившись левой рукой, а правой описал в воздухе изящную дугу.
– Приветствую, – промолвил он. – Чудный денек, правда?
– Для меня жарковато.
– Я люблю, когда припекает. – Заявление было решительным, окончательным и обсуждению не подлежало. Мои вкусы его не интересовали. Усевшись на ступеньку, он извлек откуда-то длинную пилочку и стал обтачивать ногти. – Вы из банка? – спросил он не подымая глаз.
– Мне нужен доктор Верингер.
Он перестал орудовать пилкой и поглядел в жаркую даль.
– Это кто такой? – осведомился он без особого любопытства.
– Хозяин здешних мест. Чего скромничаете? Как будто не знаете, черт побери. Он снова занялся ногтями.
– Чего-то путаешь, старичок. Здесь хозяин – банк. Конфисковали ? просрочена закладная, что ли. Не помню подробностей.
Он взглянул на меня, давая понять, что подробности его не интерсуют. Я вышел из ?олдсмобиля? и прислонился к горячей дверце, потом перешел подальше, где можно было дышать.
– И какой же это банк?
– Если не знаешь, значит, ты не оттуда. Если не оттуда, значит, тебе здесь делать нечего. Скатертью дорожка, красавчик. Катись, да поживее.
– Мне нужен доктор Верингер.
– Заведение закрыто, старичок. Читал объявление? Сюда нельзя. Какой-то лопух забыл закрыть ворота.
– Вы сторож?
– Вроде того. Кончай допросы, старичок. А то у меня характер вспыльчивый.
– И что же будет, если рассердишься – танго со мной станцуешь?
Он внезапно и ловко поднялся на ноги. Улыбнулся одними губами.
– Похоже, пора закинуть тебя в атомобильчик, – сказал он.
– Это потом. Где сейчас найти д-ра Верингера?
Он сунул пилку в карман рубашки и вытащил вместо нее что-то другое.
Быстрое движение, и на кулаке блеснул кастет. Кожа у него на скулах натянулась, в глубине больших мутных глаз вспыхнул огонек.
Он небрежно двинулся ко мне. Я отступил назад, держа дистанцию. Он насвистывал, но звук стал высоким и пронзительным.
– Драться не надо, – сообщил я ему. – Чего мы не поделили? Да и красивые штанишки могут лопнуть.
Двигался он быстро, как молния. Одним легким прыжком очутился возле меня и стремительно, словно змеиный язык, выбросил вперед левую руку. Я ожидал удара по голове и вовремя увернулся, но он, оказывается, хотел схватить меня за правое запястье. Хватка у него была что надо. Он дернул меня, я зашатался, и кастет взлетел в воздух. Тресни он меня разок по затылку, я бы очнулся в больнице. Вырываться не годилось – он заехал бы мне сбоку или по плечу. Остался бы я и без того и без другого. В такой передряге остается лишь одно.
Я поддался его рывку. Но успел сзади блокировать его левую ногу, вцепился ему в рубашку и услышал, как она рвется. Удар пришелся мне по затылку, но не кастетом. Я резко повернулся влево, перебросил его через бедро, но он по-кошачьи приземлился на ноги, пока я не успел обрести равновесие. Теперь он ухмылялся, наслаждаясь дракой. Любил свою работу. И снова кинулся на меня стремглав.
Откуда-то раздался громкий густой голос:
– Эрл! Прекрати сейчас же! Сию минуту, слышишь?
Бравый ковбой остановился. По лицу у него блуждала какая-то дурная улыбка. Он сделал быстрое движение, и кастет исчез за широким поясом.
Я обернулся и увидел плотного приземистого человека в гавайской рубашке, который, размахивая руками, мчался к нам по тропинке. Он подбежал, слегка задыхаясь.
– Ты с ума сошел, Эрл?
– Мне такого говорить нельзя, док, – мягко предупредил Эрл. Улыбнувшись, он отошел и уселся на ступеньку дома. Снял плоскую шляпу, извлек гребенку и с отсутствующим выражением принялся расчесывать густые темные волосы. Через секунду-другую он начал тихонько насвистывать.
Солидный человек в расписной рубашке стоял и смотрел на меня. Я стоял и смотрел на него.
– Что здесь происходит? – проворчал он. – Кто вы такой, сэр?
– Марлоу. Я ищу доктора Верингера. Паренек, которого вы называете Эрлом, решил со мной поиграть. Все от жары, наверное.
– Я доктор Верингер, – произнес он с достоинством. Он обернулся. – Иди в дом, Эрл.
Эрл медленно встал. Задумчиво осмотрел д-ра Верингера пустыми мутными глазищами. Потом поднялся по ступенькам и распахнул сетчатую дверь. Туча мух сердито зажужжала и снова уселась на сетку, когда дверь закрылась.
– Марлоу? – вновь обратился ко мне д-р Верингер. – А чем могу быть вам полезен, м-р Марлоу?
– Эрл сказал, что вы теперь не у дел.
– Совершенно верно. Я жду выполнения некоторых юридических формальностей, а затем уеду. Мы здесь с Эрлом одни.
– Очень жаль, – сказал я разочарованно. – Я думал, что у вас живет человек по имени Уэйд.
Он вскинул брови, которые могли бы заинтересовать торговца щетками.
– Уэйд? Возможно, у меня есть такой знакомый – это распространенная фамилия – но с какой стати ему здесь жить?
– Лечится у вас.
Он нахмурился. Человеку с такими бровями нетрудно нахмуриться как следует.
– Я врач, сэр, но сейчас не практикую. Какое лечение вы имеете в виду?
– Этот парень алкоголик. Время от времени сходит с копыт и пропадает.
Иногда возвращается домой сам, иногда его привозят, а иногда приходится его искать.
– Я вручил ему свою визитную карточку. Он ознакомился с ней без всякого удовольствия.
– Что такое с вашим Эрлом? – осведомился я. – Решил, что он Рудольф Валентине?
Он снова пустил в ход брови. Замечательное украшение. Местами из них торчали завитки дюйма в полтора длиной. Он пожал мясистыми плечами.
– Эрл абсолютно безобиден, м-р Марлоу. Просто иногда уходит в воображаемый мир. Это все – скажем так – игра.
– Сказать-то все можно, док. Как бы он не доигрался.
– Полно вам, Марлоу. Вы преувеличиваете. Эрл любит наряжаться. Совсем как дитя.
– Значит, псих, – заметил я. – Здесь у вас что-то вроде лечебницы?
– Нет, что вы. Раньше это был пансионат для людей искусства. Я предоставлял им жилье, возможности для упражнений и развлечений и, главное, уединение. За умеренную плату. Артисты, как вы, вероятно, знаете, обычно не слишком богаты. К артистам я, конечно, причисляю также писателей, музыкантов и так далее. Для меня это было приятным занятием, но теперь все кончено.
Сказав это, он погрустнел. Брови поникли, уголки губ тоже. Дай этим бровям волю, они бы до подбородка доросли.
– Это я знаю, – сказал я. – Читал в вашем досье. И про самоубийство тоже.
Она что, была наркоманка? Поникший доктор встрепенулся.
– В каком досье? – отрывисто спросил он.
– У нас есть досье на тех, кого мы называем ?окошечки с решетками?, док. Из них в припадке не выпрыгнешь. Маленькие частные лечебницы, где держат алкоголиков, наркоманов и безобидных маньяков.
– Чтобы открыть такое заведение, полагается официальная лицензия,? хрипло произнес д-р Верингер.
– Ara. По крайней мере, в теории. На практике об этом иногда забывают.
Он надулся. Что-что, а достоинство у этого типа было.
– Ваше предположение оскорбительно, м-р Марлоу. Не имею понятия, как могло мое имя попасть в упомянутое вами досье. Вынужден просить вас удалиться, – А как насчет Уэйда? Может, он здесь под другой фамилией?
– Здесь нет никого, кроме Эрла и меня. Мы совершенно одни. А теперь извините, но...
– Я бы хотел это проверить.
Иногда их удается разозлить, и в гневе они могут проболтаться. Но с д-ром Верингером это не прошло. Он продолжал хранить достоинство. И в этом ему помогали брови. Я взглянул в сторону дома. Оттуда доносились звуки музыки, что-то танцевальное. И еле слышное прищелкивание пальцами.
– Пари держу, он там танцует, – заметил я. – Это танго. Спорим, танцует сам с собой? Ну и паренек!
– Прошу вас удалиться, м-р Марлоу. Или надо обращаться за помощью к Эрлу, чтобы выставить вас с моей территории?
– О'кей, я уезжаю. Не обижайтесь, доктор. В списке было всего три фамилии на ?В?, мне показалось, что вы больше всех подходите. У нас была единственная ниточка ??д-р В?. Перед отъездом он нацарапал это на листке ?д-р В?.
– Существует десятки врачей на ?В?, – спокойно заявил д-р Верингер.
– Да, конечно. Но у нас в картотеке всего трое. Спасибо за беседу, доктор. Вот Эрл меня немножко беспокоит.
Я повернулся, пошел к машине и сел в нее. Не успел я закрыть дверцу, как д-р Верингер оказался рядом. Он нагнулся к окошечку с любезным выражением лица.
– Я не обижаюсь, мистер Марлоу. Понимаю, что ваша профессия требует настойчивости. Что именно вас беспокоит в Эрле?
– Уж очень он фальшивый. Если видишь в чем-то фальшь, начинаешь искать ее повсюду. У него ведь маниакально-депрессивный психоз, верно? И сейчас маниакальная стадия.
Он молча смотрел на меня. Вид у него был степенный и учтивый.
– У меня жили многие интересные и талантливые люди, м-р Марлоу. Не все они были так уравновешенны, как, допустим, вы. Талантливые люди части неврастеничны. Но я не занимаюсь лечением алкоголиков или психопатов, даже если бы у меня была к этому склонность. Эрл мой единственный помощник, а он вряд ли годится для ухода за больными.
– А для чего, по-вашему, он годится, доктор? Кроме танцев и других выкрутас?
Он нагнулся ко мне и заговорил тихо и доверительно:
– Родители Эрла были моими близкими друзьями, м-р Марлоу. Теперь их уже нет, а о нем кто-то должен заботиться. Эрлу надо вести тихую жизнь, подальше от городского шума и соблазнов. Он неуравновешен, но вполне безобиден. Как вы видели, я легко им управляю.
– Отважный вы человек, – сказал я. Он вздохнул. Брови мягко колыхнулись, как усики насторожившегося насекомого.
– Я пошел на это, – промолвил он. – Хотя это нелегко. Думал, что Эрл сможет помогать в моем деле. Он великолепно играет в теннис, плавает и ныряет, как спортсмен, и может протанцевать ночь напролет. Почти всегда он ? сама любезность. Но время от времени случались... инциденты. – Он помахал широкой ладонью, словно отгоняя неприятные воспоминания. – В конце концов пришлось выбирать: расставаться либо с Эрлом, либо с этим местом.
Он вытянул перед собой руки, развел их в стороны и уронил. Глаза его увлажнились слезами.
– Я продал эти владения, – заявил он. – Эта долина скоро будет застроена.
Появятся тротуары, фонари, дети на самокатах и орущее радио. Появится даже... – он испустил скорбный вздох, – телевидение. – Он обвел руками окрестности. – Надеюсь, они пощадят деревья, но боюсь, что надежды мало.
Вместо них вырастут телеантенны. Но мы с Эрлом будем уже далеко.
– До свидания, доктор. Душа за вас болит.
Он протянул руку. Она была влажна, но очень твердая.
– Благодарю за сочувствие и понимание, м-р Марлоу. Сожалею, что не могу помочь в поисках м-ра Слайда.
– Уэйда, – сказал я.
– Извините, конечно, Уэйда. До свидания и удачи вам, сэр.
Я включил мотор и выехал обратно на дорогу. Я был огорчен, но не до такой степени, как хотелось бы д-ру Верингеру.
Миновав ворота, я немного проехал по шоссе и остановился за поворотом, откуда мою машину не было видно. Вылез и пошел обратно. Дойдя до места, откуда можно было наблюдать за воротами, я встал под эвкалиптом возле ограды из колючей проволоки и стал ждать.
Прошло пять минут или чуть больше. Потом, по дороге, шурша гравием, спустилась машина. Я ее не видел, только слышал. Я отступил подальше в кусты. Раздался скрип, потом стук тяжелого засова и звяканье цепи. Взревел мотор, и машина пустилась обратно вверх по дороге.
Когда все стихло, я вернулся к своему ?олдсу? и доехал до разворота.
Проезжая мимо владений д-ра Верингера, я увидел, что ворота заперты и перегорожены цепью. На сегодня прием гостей был окончен.
