30
САНОБРАБОТКА
Санобработка была скорее местом, чем процессом, — коридором меж двумя мирами. Четырнадцать дней тебя очищали, скребли, брали кровь, обследовали, держали взаперти в стерильных одиночных боксах. Все это напоминало библейское предписание: любого, кто мог быть нечист, удерживали за границами лагеря в течение надлежащего срока.
Для «палубных» чистильщиков процесс был автоматическим и вполне привычным. Но исследователей из лабораторий биозащиты иногда тут тоже закрывали, особенно после инцидентов: достаточно было иголочного прокола, крошечного пореза на костюме, неисправного клапана. Это было страшное время, когда уповали лишь на помощь молитв. Никто не знал заранее: вдруг анализ крови даст положительный результат — и в город путь тогда закрыт навсегда. В термине «санобработка» крылось искажение смысла. На самом деле, если вы заражены — спасения не ждите.
В течение первой недели единственным одеянием Натана Ли были узенькие очки для защиты глаз от радиации. Его посадили на жестокую диету: соки, водные растворы и антибиотики — пять дней. Он очень ослаб и лишь потом смог набраться сил. На вторую неделю стали выдавать бумажную одежду, ее сжигали дважды в день.
Натану Ли пришлось туго. Здесь людей как следует потрошили, но не до конца. Он отдал свое тело, но не рассудок. Стоило лишь попросить, и ему ввели бы внутривенно галлюциногены или успокоительное, как чистильщикам: для них уход от реальности был способом выжить в гибельное время.
Но Натан Ли боялся потерять то, чего почти не осталось, — самообладание и способность понимать происходящее. Он радовался, что здесь не было окон, стены металлические, а углы идеально прямые. Все устроено как надо. Он сразу же обратил на это внимание и как будто привык. Даже страшился окончания карантина, поскольку это будет означать возвращение в мир на его условиях.
Так продолжалось две недели. Двери их комнат были заперты снаружи, тела отравлены, а сами они изолированы, как серийные убийцы. Через встроенное в потолок переговорное устройство медики извинялись за каждое уготованное ему унижение и причиненную боль. Они благодарили Натана Ли за выкачанную им самим кровь и собственноручные инъекции химикатов и биоинженерных ядов, которые передавались через воздушный шлюз. Они ценили его за здравый смысл или, по крайней мере, за послушание. Через стены до его слуха долетали крики, и он понимал, что не все солдаты, пройдя эти ужасы, возвратились здоровыми.
В стену была встроена клавиатура компьютера, и у Натана Ли имелся доступ к электронным книгам, кинокартинам, видеоиграм, даже порнографическим фильмам. Но ничего из этого востребовано не было: он медитировал, стремясь очистить рассудок и эмоции. Когда всплески энергии охватывали его, он делал отжимания. Все остальное время лежал не шевелясь. И ощущал себя словно подвешенным в лучах света.
Как-то ночью врач завел с ним разговор через вмонтированное в стену акустическое устройство. Натана Ли он знал, но не назвал своего имени. Сообщил, что он персональный психиатр Натана Ли, хотя к тому и так приходил в дневное время врач этой специальности. Двойная опека, решил Натан Ли. Здесь наблюдают не только за физическим состоянием. Словно передача в формате «разговорное радио», звучал глубокой ночью мужской голос.
Он рассказывал Натану Ли о погоде, любимых книгах и многом другом. Спросил о Денвере и был поражен масштабами разорения.
— Вы семейный? — спросил Натан Ли.
— А почему вы спрашиваете?
— Вам следует увезти своих близких подальше. В горы или в пустыню, — сказал Натан Ли. — Немедля.
— Вот как? — удивился психиатр. — А как же день «Э»? День эвакуации?
То была охватившая всех идея спасения — отсидеться в соляном куполе.
— А дату уже объявили?
— Ненадолго отложили, — ответил психиатр. — Смягчающие обстоятельства.
— Что-то случилось?
— Экскаваторы вскрыли водяной карман. Никто не ожидал его в таком месте. Вода и соль — не очень хорошее сочетание. Теперь опасаются, что под угрозой едва ли не вся шахта. — Голос врача звучал чуть ли не оптимистично. — К тому же два самых нижних уровня подмыло. Сейчас откачивают воду, изо всех сил пытаясь спасти остальное.
— Люди, наверное, в панике.
— Никто не знает.
— Но вы же в курсе, — сказал Натан Ли.
— Секреты — моя работа.
— И что теперь?
— Наверное, ждать. Всегда есть «Серум-III». Серебряная пуля.
Еще один секрет.
— Я не понимаю, о чем вы, — сказал Натан Ли.
— Разве Миранда не говорила вам?
Натан Ли нахмурился. Кто этот человек?
— А при чем здесь Миранда?
— Она работает над этим уже три года. По сути, клонированная кровь. Сыворотка, заряженная антителами.
— Миранда нашла лекарство?
— Нет. Антитела работают только три года. На это указывает тройка в маркировке сыворотки. Так что эта пуля не совсем серебряная. Скорее медленное самоубийство. Чтобы выжить, надо заразиться. И все равно не спасешься. Беспощадный жнец лишь дает временную отсрочку.
— Значит, убежище затоплено и лекарства нет. Веселые у вас новости, — сказал Натан Ли.
— Мне не все равно, что нас ждет.
— Вы считаете, мы заслуживаем смерти?
— Мы столько всего принимаем как должное, — ответил психиатр. — Вопрос: заслуживаем ли мы право жить?
В другой раз они беседовали о паломниках. Небольшие скопления местных вдоль Рио-Гранде, которые видел Натан Ли, разогнали. Войска сбросили листовки с угрожающими призывами вернуться по домам, после чего обработали русло долины дефолиантом «Агент оранж».
— А они все идут и идут, — рассказывал психиатр. — На этот раз все иначе. Они приходят издалека. Люди боятся их.
— Они опасны?
— Мы этого не знаем.
— Кто они?
— Последние американцы. Большинство с оружием.
— Сейчас у всех оружие. — Натан Ли убедился в этом на пути через страну. Происходящее напоминало разборки между бандитскими группировками. — Они убивают друг друга. Народ разобщен.
— Уже нет.
— А что изменилось?
— Вы никогда не искали в словаре значение понятия «апокалипсис»? — спросил вдруг психиатр. — Очень многие считают, что это лишь синоним выражения «тотальное разрушение».
Натан Ли молчал, давая ему продолжить.
— На самом деле за ним кроется целая философия о существовании обладающих особым знанием избранных, которым суждено пережить конец света. Эти праведники будут существовать на земле счастливо и вечно.
— А, да, — сказал Натан Ли, — переселение в лучший мир.
«Куда он клонит?»
— Очень привлекательно. Эгалитарная утопия по-американски. Содержательно. Революционно. Именно то, что могло бы примирить и собрать воедино разношерстных варваров и подонков.
— Да о чем вы?
— Я о вашем Иисусе.
Натан Ли сел. Кожу головы будто покалывали сотни иголочек. Он вдруг понял: эти ночные визиты не случайны. Психиатр исподволь внедрялся в сознание Натана Ли. Неспроста он здесь.
— Моем?
— Помилуйте, — сказал психиатр, — ведь именно вы вдохнули жизнь в эти создания. А без него люди так и оставались бы разбросанными по необъятным пустым пространствам. Теперь они нашли точку притяжения.
— Так вы о клоне? — «Неужели это все еще продолжается?»
— Да.
— Но он не Иисус Христос.
— Он им стал.
— Но это же безумие. Он — самозванец, подставное лицо.
— Скажите ему об этом.
— Говорил. Пытался. — «Что здесь заварилось, пока меня не было?»
— Я предполагал, что вы попытаетесь отречься от него.
— Он не мой, — повторил Натан Ли.
— Но вы участвовали в его сотворении. Клоны были бессловесными животными, по крайней мере большинство из них, — сказал психиатр. — Вы наделили их голосом. Соорудили им подмостки для выступлений. Я даже представить себе не мог, что кто-то способен сделать для них так много.
— Клоны совершенно безобидны. Мессия — это чей-то злой розыгрыш.
— Город был так безопасен, лишь точка на карте, — сказал психиатр. — Все было замечательно. Но теперь сюда валит всякий сброд.
И тем не менее в его голосе не было досады или возмущения.
— Армия нас защитит.
Натан Ли чувствовал, что попал в ловушку. Будто его заперли здесь по милости этого человека. Что ему надо?
— А если уже слишком поздно? — Вопрос был риторическим, без горечи.
— Кто вы? — спросил Натан Ли.
— Я всего лишь хочу поблагодарить вас.
— За что?
— За ваш вклад.
— Мой вклад во что?
— В то, что вы назвали розыгрышем, — ответил голос.
И умолк. Натан Ли крикнул в динамик на потолке, прося незнакомца вернуться. Но ответила лишь тишина. Он замолотил в дверь — никто не реагировал.
На следующее утро, когда медсестра заговорила с ним через переговорное устройство, Натан Ли спросил, как звали психиатра, беседовавшего с ним по ночам. Она проверила записи и не обнаружила такого врача: не было ни ночных психиатров, ни вызовов в это время суток. По ее интонации Натан Ли догадался: она решила, что у него галлюцинации. У нее почти все пациенты такие.
Накануне выписки Миранде разрешили ему позвонить. Содержащиеся здесь были лишены общения с близкими. Официальной причиной было то, что санобработка означала «разбор полетов» после выполнения задания и неразглашение служебной информации. На самом деле, как подозревал Натан Ли, власти не хотели, чтобы друзья и родственники видели вернувшихся с задания такими нервными и издерганными. А за время санобработки психиатры укрощали упрятанных в карантин.
Встроенный в стену монитор компьютера Натана Ли ожил, и на экране возникло лицо Миранды. Видеокамера округлила очертания ее скул. Она выглядела какой-то другой — здоровее, что ли. Он уловил это не сразу.
— Твои две недели почти вышли, — радостно сообщила она.
Он сел на кровати, сонный и мрачный. Глаза резал отраженный металлическими стенами свет. Голова была тяжелой от слишком долгого сна.
— Миранда… — проговорил он.
— Это настоящий загар? Ты сейчас смахиваешь на жиголо.
Она связалась с ним со своего «кухонного» компьютера. Натан Ли определил по длинным теням, что близится вечер. Миранда ела тост, стараясь держаться непринужденно, словно это был всего лишь очередной разговор из длинного списка.
— Я по тебе соскучился, — сказал он.
— Мне рассказали про твою дочь. Сочувствую.
Он словно поглупел от долгого бездействия.
— Что там на воле происходит? Говорят, какие-то паломники.
— Ну да. Бедолаги…
Натан Ли решил не уточнять.
— Не стоило посылать за мной капитана, — сказал он.
— Я тут ни при чем, — ответила Миранда. — Никогда не стала бы его просить. Он сам вызвался. Сказал, есть причины. Помнишь, у него произошла трагедия?
Натан Ли молчал.
— Это была благородная попытка, — сказала Миранда. — Обреченная, но возвышенная.
Натан Ли отвернулся от экрана. Он хотел не благородства, а простоты. Не желая больше испытывать тяготы и лишения, он мечтал о мягкой постели и горячей ванне. Люди восхваляли его смелые деяния, красивые душевные порывы, не понимая: он только и делал, что бежал от собственных оплошностей и ничтожности. Всю свою жизнь он страдал от недовольства собой.
— Окс уехал, — сообщила она. — Если тебе это интересно.
Миранда чуть подалась к экрану, словно желая разглядеть его реакцию.
«Окс».
— Что ты с ним сделала?
— Не я. Мой отец. Он здесь.
— Эббот приехал из убежища?
— Прилетел на вертолете. Хочет довести кое-что до ума.
О стольком надо было поговорить. Внезапно Натан Ли почувствовал, что больше не может ждать, когда его выпустят отсюда.
— Куда уехал Окс? — спросил он.
— Убрался прочь. Вниз, в долину. Успел унести ноги до того, как его депортировали. Камеры наблюдения зафиксировали, как он переходит реку по мосту. Никто не знает, куда он направился. — Она помолчала немного. — Собираешься пойти за ним?
Ему это не было нужно. Окс для него умер. Было множество способов констатировать это. Натан Ли выбрал очень осторожный:
— И потерять тебя?
Этот ответ оказался правильным. Ее губы приоткрылись, но слов она не нашла.
— Нам надо поговорить, — сказал он.
Его кошмары о море вернулись. Он часто видел во сне детей, а сам покидал корабль, отрезая себя от обреченных. А если бы он спас их?
Миранда подалась почти вплотную к камере. Экран исказил ее лицо.
— Не сейчас, — проговорила она. И улыбнулась. — Я тебе столько расскажу. Готовься. Я за этим и позвонила. Держись. Отец хочет познакомиться с тобой.
— Со мной?
— Сказал, это важно.
И тут до него дошло: ее лицо округлилось, зеленые глаза уже не казались такими запавшими.
— Ты беременна! — радостно выпалил он.
Она вздрогнула:
— С чего ты взял?
— Просто подумал, твой отец, мы… — Он разволновался и умолк. Это становилось уже просто жалким — его поиски семьи. Он припомнил слова, которые говорила Миранда, казалось, целую вечность назад: дарить ребенку жизнь сейчас было бы жестоким. — Извини, ошибся.
— Ложись спать, Натан Ли.
Экран монитора погас.
Этой ночью ему снова приснился русский корабль и пляшущие на черных волнах светлые пятна лиц.
На следующее утро его и капитана Иноута, облаченных в чистые комбинезоны, привезли к воротам Южного сектора и оформили выписку. За проволочным ограждением их поджидал «хаммер». Здесь, на воле, мир казался таким чистым и неиспорченным, а утренний воздух — прозрачным и стылым.
Капитан сделал несколько глубоких вдохов. От ультрафиолета его лицо обрело цвет меди, и он заметно потерял в весе. Этим утром капитан выглядел изможденным и сильно постаревшим. Натан Ли почувствовал укол стыда, словно был повинен в его страданиях.
— Спасибо, — просто сказал Натан Ли. Он не стал рассыпаться в благодарностях. — Вы в порядке?
Капитан кивнул.
— Гадкое было местечко. Но подходящее, чтобы подумать вволю, — сказал он сдержанно.
Водителю было приказано доставить Натана Ли первым.
— Вас ждет доктор Эббот.
— Подождет еще немного, — сказал Натан Ли.
Он велел водителю сначала отвезти капитана к его маленькому домику над городом. Дом прятался в соснах, а неподалеку Натан Ли увидел среди ветвей хижину из отходов древесины. Ее смастерили для Тары. Капитан неловко выбрался из машины. Натан Ли укрылся в недрах «хаммера»: не хотел, чтобы Тара видела его. Не в это утро, когда ему почти сразу же пришлось бы расстаться с ней.
Капитан повернулся к дому. Багажа у него с собой не было.
— Увидимся, — проговорил он.
Почти на самом кончике отрога столовой горы они притормозили у дома Миранды. Натан Ли подошел к двери. Во рту еще чувствовался вкус зубной пасты из Южного сектора. Еще никогда после процедур санобработки он не ощущал себя таким стерильным.
Миранда открыла дверь, не дождавшись стука. Ему показалась, что она стала выше ростом. Натан Ли чувствовал себя болезненно слабым и смущенным. Он предполагал получить «чумной» поцелуй, вошедший в моду в Лос-Аламосе: стремительное движение щеки к щеке, рот плотно сжат, никакого контакта. Она поцеловала его в губы и крепко обняла — чтобы почувствовал, как колотится ее сердце.
— Вернулся… — шепнула она.
Ее отец был на кухне: один мобильный телефон рядом с ухом, второй — в другой руке. У него были густые черные волосы, аккуратно зачесанные назад от высокого лба. Одетый строго, словно для светского раута, Пол Эббот раздавал приказы. Уголком глаза он смерил взглядом гостя. Натан Ли сразу обратил внимание на его высокий, как у Миранды, рост, такую же крепкую челюсть и длинную шею.
— Тебе надо поесть, — сказала Миранда Натану Ли.
Она налила стакан апельсинового сока из холодильника и подождала, пока он насладится прохладой и вкусом.
Все казалось таким хрупким и таинственным. Горы будто отступили на миллион миль. А фокус его зрения вдруг сжался до нескольких футов железной клетки.
— Сядь, — скомандовала Миранда. Она нервничала, и это будило в ней диктатора. — Или стой на месте.
— Я в порядке, Миранда.
Отец вытянул палец: мол, еще минутку.
Приглядевшись, Натан Ли уловил открытый вызов Миранды отцу. Он проявлялся в деталях. В раковине — немытые тарелки горой, что не в ее привычках, книги свалены на кухонном столе. Вдобавок притащила сюда из спальни статуэтку работы Матисса. Купаясь в солнечных лучах, нагая красавица приковывала к себе внимание. Маленькая негодница будто светилась изнутри — соблазнительными округлостями, бедрами, всем своим обликом.
На кухонном столе Натан Ли увидел куб из прозрачного пластика, три дюйма в основании. В его центре было подвешено нечто похожее на ампулу морфия — из тех, что солдаты кололи раненым товарищам. Он много видел таких по пути через Америку и сразу понял: в этой не морфий. Жидкость была желтоватого цвета, как сыворотки крови, которые Миранда показывала ему в морозильных камерах. Нетрудно было предположить: это именно то, что описывал его ночной собеседник, — «Серум-III».
Эббот освободился. Одним движением закрыв крышку телефона, он встал и протянул руку. Рукопожатия тоже быстро выходили из моды, но он не колебался.
— Натан Ли Свифт, — представился гость.
Под пристальным взглядом Эббота он понял: все, что могло быть известно о нем, Эббот знает, включая последний анализ крови. Самый, пожалуй, могущественный человек на планете, Эббот разве что не препарировал любовника своей дочери.
— Каково это — воссоединиться с живущими? — спросил Эббот.
Его пожатие было уверенным. Этой рукой он управлял людьми.
— Когда я улетал, листва желтела, — ответил Натан Ли. — Сейчас ее нет.
— Миранда рассказала мне о вашей трагической находке в Денвере.
Эббот сделал паузу. Закинул наживку. Хотел послушать Натана Ли, увидеть его горе… или выдержку.
— Пап, — попыталась встрять Миранда.
Эббот не сводил глаз с Натана Ли.
— Так вышло, что я не знал, — сказал Натан Ли. — Теперь их нет.
Эббот не стал больше высказывать соболезнования. Мир сейчас населяли потерянные души и скорбящие племена. Он был беспощаден к не причастным к системе — тем, кто остался снаружи. Пределы его влияния были строго ограничены, скрытые запасы обильны, но конечны. Его территория предназначалась для немногих привилегированных, и в этом Эббот ни перед кем не оправдывался.
Миранда замерла в нерешительности. Она не знала, что делать с двумя этими мужчинами. Они заняли все пространство в ее кухне и вытягивали из нее силы. Натан Ли чувствовал это.
— Сядь, — повторила она.
Эббот остался стоять. Он был удивлен.
— Миранда вам не сказала? — спросил он Натана Ли. — Она — новый директор.
— Не сказала, — покачал головой Натан Ли.
Кавендиша убрали? Он умер? А что с его клоном, подумал Натан Ли. Мелькнула причудливая мысль. В минувшие времена власть могла бы перейти к жене либо сыну, а клон, говорили, был точной копией Кавендиша, за исключением своего физического совершенства. Но трон по воле отца унаследовала Миранда. Ее готовили к власти.
Он сказал:
— Поздравляю.
Теперь Натан Ли понял, отчего Миранда так яростно защищала Лос-Аламос. Это и в самом деле был ее город. И тем не менее новый директор не светился от счастья. Столкновения с бюрократией и политиками не стали для нее радостным опытом.
— Это значит: меньше времени в лаборатории. Однако пора прекращать работу по клонированию, — рассказывал Эббот. — Под конец это был уже разворот на сто восемьдесят градусов к нам самим. И Кавендиш должен был уйти. Так полагали все. Человек пропал без вести в бою. Не выдержал накала битвы. Не знаю, чем он там занимается в Южном секторе.
Ага, не умер, подумал Натан Ли. С глаз долой, из сердца вон.
— Убытки — вот все, что я видел, — продолжал Эббот. — Отсутствие руководящей роли и личного обаяния. Нам необходима сплоченность. Единая цель. Чистая наука. Особенно сейчас, когда люди в страхе. Достаточно скоро будет готово убежище.
— Я слышал об отсрочке, — сказал Натан Ли.
Лицо Эббота изменилось. Глаза сузились.
— Вы о чем?
— Затопление. Обрушение уровней.
Эббот полоснул взглядом дочь.
— Ты сказала?
Но Миранда в этот момент смотрела на Натана Ли.
— Этого никто не должен был… — сказала она ему. — Как ты узнал?
— На санобработке, — ответил Натан Ли. — От одного из докторов. — Он показал на куб с «Серум-III». — Об этом тоже рассказал. Иммунитет на три года.
— Конкретно: что за доктор? — спросил Эббот.
— Психиатр. Ни разу не видел его, только слышал голос.
— Имя, — потребовал Эббот. — Мне нужно его имя.
— Его никогда не называли. Я спрашивал у обслуги. Они думали, я брежу.
— Что там у них творится? — угрожающе пробормотал Эббот. — Миранда, ты уверена, что это не твоих рук дело?
— Мне надо, чтобы люди жили, а не паниковали, — огрызнулась Миранда.
Эббот побарабанил костяшками пальцев по столу.
— Разберись с этим, — велел он. — Меньше всего мне хочется, чтоб какой-то провокатор…
— Кавендиш, — сказала Миранда. — У него отняли власть. Может, это он выдает секреты, сеет хаос.
— Не думаю, — отважился Натан Ли. — Голос не похож. Слишком сильный.
— Он не будет действовать настолько открыто, — сказал Эббот Миранде. — Не давай своей охране расслабляться. Кавендиш попытается вредить тебе, но не станет мешать строительству убежища. Я думаю, что он струсил. Мечтает, как и весь город, о крыше над головой, чтобы укрыться от бури.
— Но не все желают того, чего хочешь ты, — резко возразила Миранда.
Вот только горстка ученых, считавших, что убежище станет смертельной ловушкой, составляла меньшинство. Едва ли не все прочие с нетерпением дожидались, когда можно будет уйти от беды, даже если ради этого придется остаться без солнца на грядущее десятилетие или полстолетия — сколько бы ни потребовалось.
Натан Ли переводил взгляд с отца на дочь: недоверие и противостояние.
— Диссиденты, — сказал Эббот. — Маленький ничтожный союз оптимистов. Глупцы.
— Свой выбор они делают сами, — сказала Миранда.
— Вот увидишь, — презрительно фыркнул Эббот, — настанет день, и они сделают свой истинный выбор. И им станет не твоя последняя линия обороны.
— Если переживем зиму, — ответила Миранда, — нам не придется хоронить себя в братской могиле. Вымирание завершится. Чума не убьет нас.
— Эпидемия никого не минует.
— У нас есть другие варианты, — упиралась Миранда.
Эббот показал на капсулу, заключенную в куб, но не прикоснулся к нему. Миранда принесла, догадался Натан Ли. Презентация.
— Например, твоя суицидная ампула? — спросил Эббот.
— Да какое самоубийство? — возмутилась Миранда. — Там, за забором, полно выживших. Они дадут ответ. Но чтобы найти их, нужно время, а сделать это мы можем, только находясь здесь, а не в бункере. Вакцина защитит нас.
— А потом убьет. Три года… — сказал Эббот. — А я им предлагаю тридцать. Пятьдесят. Сто. И нам нет нужды пичкать себя дозированным ядом. Останутся выжившие — их отыщем мы. Или дети наших детей.
— В могиле глубиной в милю.
Эббот неожиданно прервал полемику. И улыбнулся Натану Ли:
— Прошу любить и жаловать: моя мятежная дочь во всей красе.
Будто только что заметив, Эббот взял в руки маленькую нефритовую красавицу. Это была колдовская вещь. Она могла казаться похотливой, или великолепной, или просто радующей глаз — в зависимости от того, кто держал ее в руках. Эббот повертел фигурку в луче солнца так и эдак, и Натану Ли вдруг почудилось, что он видит обнаженную Миранду в своих объятиях. Она отвела взгляд. Эббот вернул статуэтку обратно — в лужицу солнечного света. Затем взглянул на Натана Ли.
— Я хочу поговорить с вами как мужчина с мужчиной, — сказал он. — Давайте немного пройдемся. На воздухе.
Миранда попыталась протестовать.
— Вернемся через пару минут, — заверил отец.
Натан Ли вышел из дома. Эббот плотно прикрыл за ними дверь.
С наступлением холодов бабочки Миранды умерли. Вольер пустовал. Единственным напоминанием о них оставались несколько ярких пятен на земле. Эббот направился к кромке столовой горы. В десяти футах от обрыва осмотрительно развернулся.
— Близковато, — сказал он Натану Ли. — Не умею так твердо ставить ноги, как вы, альпинисты. — Это было не оправдание и не комплимент.
Натан Ли ждал.
— Я ознакомился с вашим личным делом, — сказал Эббот. — Прямо смертельный номер под куполом цирка. Падаете, но восстаете вновь. У вас удивительный талант: выходить сухим из воды. Вы всегда выживаете. — Голос его вдруг стал суровым. Мрачным и жестким. — Вот почему я сохранил вам жизнь.
Его прямота успокаивающе подействовала на Натана Ли. Он был приглашен Полом Эбботом к позднему завтраку, но не ради знакомства. Они продвигались к сути дела, и довольно быстро. Отец Миранды пришел сюда поторговаться.
Эббот вытащил из внутреннего кармана письмо и развернул его.
— Вы видели приказ о депортации? — спросил он.
— Только слышал, что он есть.
Подобные приказы были словно стрелы, превращающиеся в змей, как только их жертва погибала. Они убивали и… бесследно исчезали.
— Я тоже. Пока не наткнулся на этот. — Эббот постучал пальцем по письму. — С вашим именем.
Он вручил письмо Натану Ли. Документ формального стиля с инструкциями его подателю: арестовать и выслать Натана Ли Свифта в ближайший город или иное место, предназначенное к зачистке. Ордер был выдан Оксом. Государственный нотариус даже украсил низ документа квадратной печатью. Дата — следующий день после возвращения Натана Ли из Денвера. Не успел Натан Ли вырваться из лап смерти, как тут же Окс приговорил его умирать вновь.
Но кто-то аккуратной линией зачеркнул имя Натана Ли. А сверху написал: «Дэвид Окс». Теперь это читал ось так, будто Окс подписал самому себе смертный приговор. Натан Ли более внимательно вгляделся в инициалы на полях, заметил наспех сделанную подпись внизу. «П. Э.» — Пол Эббот.
— Берите на память, — сказал Эббот. — Миранда мне звонила. Умоляла. Вы понятия не имеете, насколько это важно для нее. Она уверяла: Окс способен подстроить любую каверзу. Мои агенты воспрепятствовали этому.
Натану Ли казалось: он видит, как проступает ненависть, даже в цвете чернил.
— Окс… — проговорил он.
— Окс уехал, — сказал Эббот. — Но он вернется. Можете на это рассчитывать.
— Сюда?
— Солт-Лейк-Сити — следующий на очереди к зачистке. Пять сотен миль по прямой. Но это очень уж далеко для моих целей. Так что я посовещался с мистером Оксом. Как мне показалось, он был искренне рад покинуть Лос-Аламос самостоятельно.
Натан Ли почувствовал оттенок глубокого коварства. Эббот пощадил — или припас — не одну жизнь, а две, и обе для какого-то более серьезного, скрытого замысла. Раскрывая перед Натаном Ли этот секрет, Эббот исподволь готовил его к тому, что потребует взамен ответной услуги.
— Скажите мне, — спросил Эббот. — Неужели Окс настолько безумен?
— Что вы имеете в виду?
— Эта мессианская лихорадка. Прямо как заболевание. Что-то похожее наблюдалось за ним прежде?
— Я вас не понимаю.
— Чудо.
— Какое чудо?
— Ладно, забудьте, — сказал Эббот. — Делу уже дан ход, все завертелось.
Натану Ли почудилось, будто он ощущает, как вокруг крутятся невидимые колеса. Его уже поместили в огромный часовой механизм. Каким бы ни было его участие, ему неминуемо придется вступать в назначенное время.
— Ваша роль проста, — объяснял ему Эббот. — До поры до времени занимайтесь тем, что считаете нужным. Беседуйте с Богом. Нюхайте розы. Живите с моей дочерью. Сделайте ее счастливой. Окружите любовью. Что бы ни случилось, будьте рядом.
Эббот вручил ему один из двух своих мобильных телефонов.
— День «Э» все ближе, — сказал он. — Я хорошо знаю Миранду. Она упрется, решив остаться здесь. Вы слышали ее. Но вы привезете ее ко мне. Она будет отчаянно сопротивляться. Не исключено, возненавидит вас на всю оставшуюся жизнь. Но вы доставите ее ко мне, в убежище.
Эббот посмотрел за спину Натану Ли на поднимающееся солнце. Сощурил глаза — две узких щелочки. Затем перевел взгляд на собеседника.
— Если кто и может меня понять, то лишь вы один, — закончил он разговор. — Я не должен потерять дочь.
