22
БАБОЧКИ
14 августа
Она была среди своих бабочек.
Солнце опускалось за кальдеру — обвалившийся кратер некогда огромного вулкана в горах Хемес. Еще почти час будут освещены горы на том краю долины. Но Лос-Аламос, расположившийся на пальцеобразном отложении окаменевшей древней лавы, уже накрыла тень. Становилось прохладно. Вокруг Миранды кружились бабочки, влекомые теплом ее тела.
Она сидела в старом вольере для собаки: стены из мелкой проволочной сетки, крыша из фанеры. Огороженная площадка примостилась неподалеку от заднего двора, почти на самом краю выступа песчаника, нависшего над отвесным склоном. Утес здесь обрывался на добрую сотню футов, а то и больше. Это было ее убежище. Порой ей очень не хватало оранжево-черных крылышек бабочек, выпархивающих из глубин пропасти.
— Миранда? — окликнули ее.
Она резко обернулась. Бабочки порскнули врассыпную, затем вновь уселись на волосы и голые руки.
— А вам что здесь надо? — неприязненно спросила она.
Натан Ли. Сквозь сетку он напоминал составную картинку-загадку.
— Да все никак из головы не выходит… — сказал он.
«Нашел время», — раздраженно подумала она.
Люди, как правило, сюда не приходили. Ни днем, ни ночью ей почти не удавалось побыть одной. И ее бесило, когда к ней подкрадывались незаметно и заставали врасплох.
— Вам не стоит здесь бродить, — сказала она. — Попадетесь охране. Окс точит на вас зуб. Сколько можно говорить: моя власть действует лишь в границах собственного маленького островка.
Тут ее осенило: а вдруг он предлагает себя в качестве живца, пытаясь выманить Окса из Южного сектора или где он там прячется?
— Хотел кое-что вам передать, — сказал он.
— У меня на заднем дворе? Я сейчас не на работе.
Он не уловил намека.
— Потрясающий вид, — сказал он.
Миранда никак не отреагировала на его слова. Она заметила, что ее молчание не обескуражило Натана Ли. Он и капитан в этом плане были как две горошины в стручке: чтобы подолгу общаться с ними, надо было пребывать в мире с собой.
Натан Ли подошел ближе к сетке. Было непонятно, на нее он смотрит или на бабочек. Несколько минут спустя он спросил:
— Монархи?
— Эхо старого эксперимента, — ответила она. — Память.
Бабочки продолжали порхать у ее губ. Их привлекал мед, которым она намазала хлеб из кукурузной муки, когда пришла домой.
— Память?
— Откуда она берется? — спросила Миранда.
Неужели он и вправду хочет говорить об этом или же просто снисходит до нее? Натан Ли был для нее загадкой. Она почувствовала, что нервничает. Чего он добивается?
— Сколько весит память? Где она хранится — в белке? В электрическом разряде? Как она накапливается?
— Сколько весит память? — повторил Натан Ли.
Он приблизился к ограде вплотную, но не продел пальцы в ячейки. Даже не коснулся сетки. Его глаза были устремлены на нее.
— Вопрос скорее умозрительный. Хотя… — Она подняла бабочку на запястье. — Ее мозг весит один грамм, а то и меньше. Но хранит память о миграции тысяч поколений. Каждый год монархи перемещаются на север США, дают потомство и умирают. Каким-то образом следующее поколение помнит путь домой, в зимнюю Мексику. Есть и другие виды с фиксированной памятью, такой же неизученной. Кукушки, например, или угри. И это все — бездонные глубины ДНК.
— Но ведь вы сами сказали, что это другое. Клетки памяти.
— И да, и нет. — Она разозлилась на себя саму за противоречия. — Возможно, это так.
— А бабочки подтвердили вашу гипотезу?
— Чума помешала, — сказала она.
Натан Ли постоял еще минуту.
— Они идут вам, — сказал он. — Вы с ними хорошо смотритесь.
Сквозь сетку и тени трудно было разглядеть его глаза.
«Он что, собирается приударить за мной? Вряд ли осмелится», — решила она. Высокий статус ее положения и все такое.
— Здесь, в горах, лето кончается раньше, — проговорила она. — Они скоро умрут.
— Вы могли бы отпустить их, — заметил он.
— Слишком поздно.
— Ну, кто-нибудь другой выпустит.
— Они не улетят, — стояла на своем она.
Он замолчал. Сел на корточки и стал ждать.
Может, эгоистично удерживать их, но они были для нее утешением. Ее мать любила монархов. Миранда помнила луг, и высокое солнце, и плетеную тростниковую корзину для пикника. Они расстилали красно-белое клетчатое одеяло на траве. Мама пела «Зеленые рукава». И откуда ни возьмись облако монархов, как по волшебству, опускалось с синего неба.
Натан Ли не ушел. Он жил в ином времени, словно прилетел с другой планеты.
Она делала вид, что поправляет кормушки для колибри и опоры вольера. Несколько минут спустя его голова окрасилась цветами заката. Краешком глаза Миранда наблюдала за ним. Он казался таким умиротворенным.
Наконец поводов для притворства больше не осталось. Тени гнали ее из вольера. Легкое платье уже не защищало от холода пустыни. Побежали мурашки. Мягким взмахом согнав бабочек, Миранда вышла за калитку.
Хрустнув суставами, Натан Ли поднялся — ей показалось, что его лицо стремительно приблизилось к ней.
— Ох! — обронила она.
Он отступил. Прошло три дня, и опухоль от побоев спала, но швы и синяки под глазами остались. Новые очки — он предпочитал маленькие, в железной оправе — аккуратно сидели на горбинке сломанного носа.
— Вот-вот, — посетовал он, указывая пальцем на свое лицо. — Сам по утрам пугаюсь.
Она немного расслабилась. С ним было просто.
— Мне пора ужинать, — объявила она.
К ее удивлению, он среагировал так, будто под ухом проревел сигнал тревоги.
— Ужинать… — повторил он.
Казалось, он готов сорваться прочь, как будто забрел на священную территорию. На мгновение она почувствовала свое превосходство.
— Вы хотели мне что-то сказать, — напомнила Миранда.
— Я не посмотрел на время.
Ну, это, пожалуй, уловка, подумала она. Часов у него не было ни на левом, ни на правом запястье.
— А еще сказали, у вас есть идея.
— Завтра.
Еще один шаг назад.
Она передумала.
— А вы поели?
— Знаете… — Лицо его помрачнело. — Работа. Ужин. Не очень хороший расклад. Неудачно я к вам заглянул.
— Хотите поужинать со мной? — отчетливо и медленно проговорила она.
Он огляделся. Бежать некуда.
— Спасибо, — ответил он. — С удовольствием.
— Вот и хорошо, — сказала она.
Он промолчал.
Она повела его в дом. У выхода на задний двор он машинально стал сбрасывать обувь.
— Да не надо, — сказала она, не снимая своей.
Он не послушался и остался в чистых белых носках. Рубашка стального цвета со склада на пару размеров больше, тоже свежая. Черные джинсы, слишком для него широкие. Он стянул их на поясе старым кожаным ремнем.
Внутри становилось совсем темно. Она включила свет. Натан Ли быстро огляделся, мгновенно запечатлев в памяти обстановку, и Миранда на какой-то миг почувствовала себя выставленной напоказ. Дом был не более чем базовым лагерем для ее офиса. Не было здесь ни единого произведения искусства, даже календаря с цветочками или щенками. Диаграммы геномов, научные статьи, распечатки электронных таблиц, пришпиленные кнопками к голым стенам или магнитиками к холодильнику. На кухонном столе — два компьютера, оба включены. Прилепленная скотчем к окну схема 16-й хромосомы закрывала вид на живописный ландшафт.
— Так, посмотрим, что тут у нас, — сказала она, приступив к инспекции кладовки и холодильника.
Миранда по привычке питалась в кафетериях. В недрах ее квартиры обнаружились яичный порошок, кусок твердого сыра пармезан, коробка кукурузных хлопьев, помидоры из чьего-то огорода и нераспечатанный ящик вина последнего урожая, снятого близ Таоса. Вино прежде принадлежало Элис — часть ее крохотного лос-аламосского наследства, перешедшая к Миранде.
— Гав-гав! — объявила она. — Закрома пусты.
— Послушайте… — начал было Натан Ли.
Вот опять он, сигнал тревоги. Еда, подметила она, многое для него значит.
Она порывисто вытащила из кладовки ящик с вином и вручила гостю штопор:
— Открывайте вино. На ужин у нас будет завтрак. Омлеты «Миранда».
Натан Ли извлек пробку из бутылки. Она поставила на стол два массивных стакана.
— Садитесь, — велела она.
Пока он устраивался на стуле, она попыталась что-то приготовить. Однако правильно резать лук она никогда не умела и, ослепнув от слез, зацепила ножом костяшку пальца. Вскоре на ее месте оказался Натан Ли, а она — на стуле.
Вино пошло обоим на пользу. Их неловкость растаяла. Она поддразнила его:
— Каково оно — быть знаменитостью?
— Да какая знаменитость… — отмахнулся он.
— Бросьте, вы же теперь легенда.
История воскрешения Тары разлетелась по всему Лос-Аламосу. Спасение одного-единственного отверженного ребенка в век глобальных катастроф могло показаться случайным эпизодом, но, к удивлению Миранды, стало значимым событием для многих людей.
— Я не скромничаю, — сказал Натан Ли. — Это не имеет ко мне отношения.
— Но вы же герой.
— В этом все и дело.
— Поясните, — сказала она.
— Давняя история, — начал он. — Я принес покаяние. Когда-то осквернив могилу неандертальской царицы, я проделал свой путь сюда, чтобы послужить ее новому воплощению. Перенести в другое измерение. Люди получили героя, который возрождает к жизни мертвецов.
— Вы о клонировании?
— Думаю, все гораздо глубже. Они — охотники на вируса, мечтающие спасти мир.
— А при чем тут покаяние?
— Царица мертвых сделала из меня отбивную.
Рот его искривился в улыбке, но едва зажившая губа треснула. Выступила капелька крови. Миранда протянула ему квадратик туалетной бумаги. «Клинекс» канул в прошлое.
— И что наша маленькая царица? — спросила она.
— Видимся каждый день. Но постепенно отучаю ее от себя. В жизни девочки теперь много новых людей. Они добры с ней.
Миранда не стала уточнять, почему он уходит из жизни девочки. Это было очевидно. Он здесь транзитом.
— Говорят, ее навещает жена капитана, — сказала она.
— И сидит с ней часами. Носит еду. Она, кажется, учительница начальной школы. Тара любит ее. Правда, это слишком слабо сказано.
— Иноуты собираются удочерить ее.
Удивленный Натан Ли поднял взгляд от разделочной доски.
— О, это, наверное, был секрет, — спохватилась Миранда.
Натан Ли кивнул, привыкая к новости, затем проговорил:
— Пожалуй, для девочки это будет хорошо.
— Как и для Иноутов, — сказала Миранда. — Им надо чем-то заполнить брешь в своей жизни.
— Какую брешь? — Натан Ли не поднял глаз от помидора. Но нож замедлился.
— Они не рассказывали вам о своей дочери?
Нож замер.
— Она была летчиком ВМФ. На одном из тех кораблей, что не вернулись.
— Каких кораблей?
— Вы, наверное, слыхали об этом. Экспедиции поиска и картирования. Их отправили провести «инвентаризацию» планеты, но домой ни один корабль не возвратился. Время от времени спутники засекают их в океанах то здесь, то там. Корабли-призраки. Летучие голландцы.
Натан Ли молчал: Миранда решила, что и он кого-то потерял в той операции. Уж очень встревоженным выглядел.
— Иноуты очень гордились ею, — торопливо подытожила Миранда.
Натан Ли продолжал молчать.
— Может, я натру сыр? — предложила она.
— Конечно.
Она заговорила о недавней стычке.
— Лаборатории крови нынче на ножах с лабораторией печени. А ей, в свою очередь, гадят ее ферментные подразделения. Отдел кожи на прошлой неделе саботировал отдел мозга. «Гиппокамп» препирается с «Неокортексом». Какой-то нелепый фарс, — рассказывала она. — Наше тело само себя сжирает.
Натан Ли вынырнул из своих мыслей.
— Я в курсе, — сказал он. — Сам это вижу и слышу. На днях стоял в очереди. За мной двое. И нахваливают вирус. Один все поражался, зачем он выбрал себе такую хрупкую субстанцию — человека. Представляете, они просто влюблены в него.
— В кого?
— В вирус, — повторил он. — Его любят. Не так, — он показал пальцами на нее, потом на себя, — как любят друг друга люди. Больше смахивает на благоговение. Они готовы подчиниться ему. Вирус — их божество. Никто не говорит о нем как о захватчике.
Он подцепил большую щепотку натертого пармезана и посыпал омлет.
— Но это… неправильно, — сказала Миранда. Жуткая точка зрения. Абсурдная. — Мы ведь его даже еще не видели. Это пока не более чем гипотеза, идея. И видим мы лишь его сигнатуру.
Но он был прав. Она сразу же поняла это. Они любили эту дрянь, что убивала их.
Натан Ли не стал спорить.
— Сыра, пожалуй, достаточно, — заметил он.
Миранда опустила глаза и яростно растерла еще один маленький кусок. Отложила терку, обошла гостя и села на свой стул.
— Никто не испытал того, чему вы были свидетелем, — сказала она. — Чума для нас все еще что-то невероятное.
— Да я-то ее тоже не видел, — напомнил он. — Только ударную волну.
— После вашего прихода, — сказала она, — я просмотрела кое-какие спутниковые трансляции. Хотела взглянуть, через что вы прошли. Из космоса континенты кажутся темными. Свет отключен. Такое впечатление, будто мы на земле одни.
— Не говорите так.
— Расскажите об Америке.
С момента появления Натана Ли из ниоткуда Миранде очень хотелось расспросить его о том, каким стал мир. Вопрос мог показаться слишком личным, но теперь она догадывалась, что таким он был только для нее. Она не желала знать, какой стала Америка, ну разве что маленькую частичку ее это могло заинтересовать. Территория все еще изобиловала людьми, и хотя государством ее уже трудно было назвать, она по-прежнему оставалась Америкой.
— Месяц уже я тут, — сказал он. — Уверен: она изменилась еще больше.
— Можете не рассказывать.
Он посмотрел ей в глаза и решился тихо сказать: «Такие зеленые».
Повисло молчание. «Ее глаза?» Миранда отвела взгляд и потянулась за бутылкой.
— Я не знал, чего ожидать, — начал он свою историю. — Царство пепла? Стояло лето. Цвели маргаритки и васильки. Сотни миль я ехал и видел их в трещинах на шоссе.
Он покачал шкварчащую сковороду.
— Как-то утром я проснулся и обнаружил у себя над головой сотню больших воздушных шаров всех мыслимых цветов и моделей. Сидевшие в корзинах люди кричали: «С добрым утром!» Махали мне. Они были счастливы.
— Они катались на воздушных шарах?
— Это была прихоть. Что-то вроде пикника в воздухе. Не знаю, куда они летели. Наверное, и сами не думали об этом. Просто отдались на волю ветра.
Он покачал головой, будто заново дивясь.
— А как пожары? — спросила она. — Города? Это правда — о войне на Великих озерах?
По слухам, Торонто и Буффало объединились в неустойчивый союз против Монреаля. Квебек блокировал залив Святого Лаврентия. Детройт спустил на воду собственный флот каперов. Страна сдала свои позиции городам-государствам, интригам генералов и сенаторов.
— Меня предупредили: нужно обходить те края стороной, — рассказывал он. — Кое-что мне удавалось разглядеть издалека, особенно по ночам. Но сейчас, наверное, там уже все кончено.
— А что можно было увидеть ночью? — спросила она.
Он сглаживал углы. Миранда поняла это, и ей захотелось узнать правду.
— Прерии горели потрясающе, — охотно поведал он. — Ночью трудно уснуть, даже если огонь в полусотне миль. Пожары окрасят весь горизонт оранжевым. И мощный гул издалека, как от тяжелых товарных составов.
— Города, — напомнила она.
— Пылали как костры. Я держался от них подальше. Выбирал второстепенные дороги. Продвигался очень медленно и осторожно. Из-за снайперов. И досок с гвоздями на шоссе, чтобы протыкать шины. И рояльных струн.
— А это еще зачем?
— Их натягивали на уровне горла — сбивать велосипедистов. Струна почти незаметна, особенно если едешь быстро. Столько велосипедов валялось… Просто море.
Было видно, что она испытала шок, услышав об этих струнах.
— Как-то ночью я спал в поле молодой кукурузы. Никогда не знал: оказывается, можно слышать, как она растет.
Натан Ли пытался отвлечь ее, и иногда получалось.
— Стебли шелестят на ветру? — предположила она.
— Нет, — покачал он головой. — Ветра не было. Полный штиль. Росли початки. Листья разворачивались. Это я и слышал.
Миранда никогда не думала о подобном. И все же она вернулась к погоне за реальностью.
— Эти ужасные люди, о которых вы говорили. Снайперы…
— Они просто делали свое дело, — сказал он. — В этом нет ни дурного, ни хорошего.
— Убивать ни в чем не повинных людей?
— Они обеспечивали существование своим семьям. Или кланам. Тем, кто остался в живых.
— Я думала, там военное положение.
— Так оно и было. Говорят, армия держала трассу I-70 открытой всю весну. Они сопровождали конвои, преследовали бандитов, охраняли станции анализов крови. Делали все, что в их силах, но ситуация вышла из-под контроля. Я видел столько… казненных. Повешенных на высоковольтных опорах. Или привязанных к столбам ограждений. А то и просто застреленных в канавах. Как в Средние века. Это армия поработала и выставила результаты на всеобщее обозрение вдоль обочин дорог.
— Там и сейчас такое?
— Уже нет. Во всяком случае, военные этим теперь не занимаются. Платить перестали. А у большинства из них семьи. Трасса I-70 была последним коридором «из моря в море». К тому времени, когда я захотел им воспользоваться, его закрыли.
«Армия разваливается», — подумала она и сказала:
— Генералы ничего подобного нам не рассказывали.
— Вы слышали о конкистадорах? — спросил он. — Первое, что они сделали, высадившись в Новом Свете, — порвали узы с монархией. В те времена короли получали власть прямо от Бога, как Папа Римский. И тут вдруг конкистадоры обнаружили, что очутились в мире, где Бога нет.
— Вы сравниваете генералов с конкистадорами?
— Я не вижу, чтобы ими кто-то командовал.
«Мой отец», — подумала, но не сказала она. И президент с Объединенным комитетом начальников штабов, засевшие на горе Шайенн, в бункере НОРАД. И двести лет демократии. Себя она патриотом не считала, но демократия была их богиней. А Натан Ли пугал ее.
— Но свою власть они получают от людей, — настаивала она.
— Миранда, — укоризненно прошептал он.
Она перевернула бутылку — та была пуста. Плохо. Слишком быстро.
— Но это ужасно!
— Сейчас уже все иначе, — сказал он. — Но тогда я, бывало, заходил в маленькие городки и попадал в другую реальность: словно пятьдесят лет назад остановились часы. Жизнь ничем не потревожена. Никакой паники, абсолютное спокойствие. Мужчины постригали лужайки ручными косилками. Лимонад за пятицентовик. Мальчишки красили белые заборы. Такое впечатление, будто там даже не слыхали о чуме.
— С глаз долой, из сердца вон?
— Отчасти так, — сказал он. — Но по сути, никто просто не задумывается, что скоро настанет их черед. И это не отрицание действительности. Это вера. Они все считают, что им предрешено выжить. Спроси их — и я бы выслушал сотню причин, почему чума минует их. Их семейные гены сильны, или они жили более праведно, или пища здоровая, или бегают трусцой, или молятся…
— Но это же такой самообман! А как же повсеместные отключения электричества? Исчезновение горючего? Голодные бунты?
— Отдаленные раскаты, — ответил он. — Пока гром не грянет…
— Так уже грянул.
— Но они ведь американцы, — сказал он. — Внутренне они готовы ко всему. И вы не поверите, насколько готовы. Это их вторая натура. Они сидят в подполье еще со времен первого русского спутника. И чума не напугает их ничем таким, чем их уже сто раз не стращал Голливуд. Ведь они, черт возьми, выживали после чумы десятки раз! Вспомните-ка. Стивен Кинг. «Штамм “Андромеда”». Альбер Камю. «Декамерон». Фукидид. Жизнь всего лишь имитирует искусство. Катастрофы несут обновление. Там, в глубинке, люди все еще судачат о лимитировании расхода горючего в семидесятых, йеллоустонских пожарах и урагане «Митч». О повсеместных отключениях электричества, снежных годах, Уэйко, Оклахоме, Всемирном торговом центре, наводнениях, Великой депрессии, Вьетнаме. Все эти события для них легендарны, как притчи. Они выучили эти уроки.
— Прошлое как повод для надежды? — предположила она.
— Вот именно. Америка всегда выживала. Ее люди деятельны. Они ждут не дождутся, чтобы вычистить всю грязь и начать все сначала.
— Вас послушаешь — они безрассудны.
— Вовсе нет.
— Вы считаете, мы дурачим их? — спросила она. — Тем, что обещаем найти вакцину от чумы.
— Этого я не говорил.
— А что, если исцеления нет?
Он поднял на нее глаза:
— А его, по-вашему, нет?
Она умолкла.
— Ну вот, — сказал он, размахивая сковородкой с омлетом. — Еда готова, а я испортил вам аппетит.
После ужина они вышли полюбоваться звездами. Натан Ли расспросил Миранду о ее жизни, но после его рассказов собственная история казалась ей такой пресной! Воспитывали в четырех стенах. К тому времени как страна развалилась, ее уже комфортно и безопасно пристроили в Лос-Аламосе. Лаборатория — или Гора, или Меса, или Атомный город — была островом, возвышающимся над всеми невзгодами.
Натан Ли называл Лос-Аламос цитаделью — городом в городе. Сравнивал его с зиккуратом в Уре, с афинским Акрополем, с Пентагоном и Кремлем. Здесь находился оплот власти, закрытый от простых граждан, убежище на случай осады. Послушать его, так выходило, что это величайшая веха в истории.
Он хотел знать, как этот городишко вырос в большой город. Миранда рассказала ему о волнах ученых из разных стран, накатывавшихся, словно переселенцы, с семьями и чемоданами, о ниспровержении специалистов по атомному оружию. Ведь более полувека Лос-Аламос в основном занимался ядерным вооружением — разработкой, а потом сокращением. Но тут вдруг биологические науки, презираемые физиками и инженерами как дисциплины «мягкие» и неточные, возвысились и захватили власть. Были грандиозные сражения за сферы влияния, но верх одержала Элис, навела порядок и сосредоточила усилия всех на выполнении новой миссии — обуздании вируса Корфу.
На некоторое время ученые объединились. Они соперничали, но как люди одной профессии. От вирусологии до генетики и палеобиологии приматов каждая специальность обладала своим особым кастовым духом, имела особые лаборатории, собственное направление поиска. На первых порах посыпались находки и открытия. Структура каждого белка — от червей до человека — записывалась на диск. Были изобретены плазменные «палочки» для обнаружения Корфу в воздухе. Спутники отслеживали географическое продвижение заболевания.
Агрессия Корфу должна была возвестить о начале новой золотой эры медицины. В охоте за вирусом нашли средство излечения от туберкулеза, болезни Альцгеймера, СПИДа и всех разновидностей рака. Были синтезированы нервные и глазные волокна. Человечество ожидали заманчивые перспективы. Повредившие связки люди встанут на ноги и пойдут. Слепые прозреют. Глухие обретут слух.
Но потом умерла Элис, и за дело взялся Кавендиш. За одним забором появилось множество новых. Его скрытность всех измучила, породила в людях недоверие. Вскоре в некогда прочном фундаменте появились трещины.
Теперь старые семьи главенствовали над приехавшими позже. Бывшие жрецы чистой науки с презрением относились к тем, кто занимался промышленными исследованиями, а те, в свою очередь, третировали бывших государственных научных работников. Те, кто занимался СПИДом, чувствовали пренебрежительное равнодушие охотников за Эбола и другими «дикими» вирусами. Иностранцы полагали, что уроженцы здешних мест выезжают на везении. Американцы же считали, что приезжие выбрасывают деньги на ветер. Охранники — многие с научными степенями в теперь бесполезных областях, таких как, например, разработка ядерного вооружения, — обижались на биологов. Ученые считали охранников ничтожествами. Росла вражда как между лабораториями, так и внутри самих коллективов. Каждый рядовой работник требовал себе отдельную лабораторию. А правил всем Кавендиш — вдохновитель этой анархии.
— Порой мне кажется, они слишком много наоткрывали, — рассказывала Миранда. — Возможно, существует все же предел для наших знаний. Никогда не думала, что буду говорить такое.
— Не стоит разочаровываться в них.
— Я разочарована в себе.
— А что вы еще можете сделать?
— Ну да…
— Вам же еще только девятнадцать, Миранда.
Она, уже немного опьянев, пригрозила ему бутылкой.
— Чертов капитан, — сказала она.
— Он ничего не рассказывал мне. Хотя вы понимаете, о чем я.
— Отойди, девочка, дай кораблю потонуть?
— Вы пытаетесь спасти этих людей, — сказал Натан Ли. — Но сделать это не в ваших силах. Они должны найти выход сами.
Миранда сделала жест в направлении черной бездны — туда, где когда-то сверкали огни Санта-Фе.
— Это их я пытаюсь спасти.
Оба смотрели, куда показывала ее рука. Их глаза устремились к северу. Звезда промчалась сквозь ночь.
— Видели? — выдохнула она.
Еще одна. А затем хлынул ливень звезд.
— Я забыл, — сказал он. — Сегодня же не простая ночь. Персеиды.
Миранда знала о них. Она помнила, где их искать на небе, от какого созвездия они взяли свое название. Но никогда их не видела. Метеоры стремительно сыпались серовато-синими гроздьями. Они были так красивы.
Она сидела рядом с ним, и ее сердце взволнованно колотилось. Она поняла, что он имел в виду. Оказывается, пришло лето.
Полчаса они смотрели, как вспыхивают в небе метеоры. Ее мысли проносились в голове так же стремительно и хаотично.
Она хотела любовника.
Миранда опустила руку с бокалом вина. Хватит.
«Любовник», — мысленно повторила она.
Звездный залп нарушил разложенный по полочкам, такой ясный порядок вещей. Там, наверху, никакой катастрофы — всего лишь разуплотнение астрономической формации. Немножко бури в темноте.
Это не должен быть возлюбленный, решила она. Никаких игривых отношений. Просто мужчина, который нарушит ее одиночество, будет доброжелательно говорить с ней об этом ужасном мире и незаметно перенесет их обоих в такие вот звездные мгновения. Тот, в кого она поверит раз и навсегда.
Миранда украдкой взглянула на него. В темноте она не видела его лица — лишь слабый отсвет белой рубашки. Почему бы и нет, кто бы он ни был? Метеоры вспыхивали и гасли.
Поцелуй… Она старалась не думать об этом. Ведь это будет совсем другая жизнь. А что потом? Миранда попыталась заглянуть в будущее, вычислить траекторию их дуэта.
Она чувствовала, как быстрее побежала кровь. Его губа, вспомнила она. Им надо как-нибудь поаккуратней… Будто со стороны, она услышала собственное дыхание.
И тут запищал ее сотовый.
— Господи, — пробормотала она.
— Что?
— Я знаю, кто это. — С телефоном в руке она вышла. Возвратившись, сказала: — Это отец.
— Он здесь?
— И да, и нет. Он далеко. В полумиле под землей у границы с Техасом, готовит убежище. — Она помедлила. — Перед ним ваше досье.
Миранда подождала, пока Натан Ли переварит услышанное.
За ними следили. Возможно, они были двумя тепловыми сигнатурами в чьем-то приборе ночного видения. Может, на кухне «жучок». Не исключено.
— Черт! — прошептала она.
Чары развеялись. Персеиды все так же сыпались в никуда и ни за чем. Вкус вина вдруг сделался приторно-сладким. Утром наверняка будет болеть голова.
— Пойду, — сказал Натан Ли.
Плетеный стул скрипнул в темноте.
Миранда не возразила. И не дала согласия.
— Вы что-то хотели… — сказала она.
— Да, — ответил Натан Ли. Он вспомнил не сразу, и это ей понравилось. Как и весь вечер, проведенный с ним. Совсем рядом. — Собирался спросить о клонах «Года зеро».
— Вот как? — Ну конечно, о работе.
— Не знаю, что с ними такого сделали… — начал он.
— А обязательно говорить об этом сейчас?
— Нет. Но в поисках вируса чумы их буквально вывернули наизнанку. Эти парни похожи на туши в лавке мясника.
Миранда глубоко вздохнула. Сейчас начнет обвинять ученых в жестоком обращении с клонами. Порицать ее за их рождение. Начнется спор. Она прогонит его. Наверное, необходимо пройти и через неприятные моменты.
— Да, — ответила она и обхватила себя руками.
— Я все чаще задаю себе вопрос: их кто-нибудь спрашивал?
Она ответила не сразу:
— О чуме?
— Нет. Я просто подумал: а вдруг у них есть что сказать нам?
