12
СИРОТА
Лос-Аламос.
Март
Из кабинки с тонированным стеклом Миранда наблюдала за сиротой. Девочка сидела лицом к противоположной стене, поджав ноги по-турецки. В это утро она была очень уж тихой. Ее насильно приодели в розовый комбинезончик. Вокруг валялись сломанные игрушки. Рядом с коленкой стояла кружка-непроливайка с апельсиновым соком.
После смерти Элис Миранда незримо присутствовала в мире маленькой девочки. Миранда взяла себе за правило дважды в день, как бы она ни была загружена в лаборатории, приходить сюда, чтобы понаблюдать за четырехлетним ребенком. Это успокаивало ее и возвращало к воспоминаниям. Вот так же хлопотала Элис, стремясь сблизиться с ней, когда умерла мать Миранды. Девушка чувствовала, что в некотором смысле платит добром за добро, и спрашивала себя, была ли она для Элис такой же загадкой, как для нее эта безымянная кроха.
Миранда никогда не заходила к ней в комнату. Во-первых, девочка стала опасной для себя самой и окружающих. Во-вторых, Миранда не хотела потакать своей фантазии, будто у них с сироткой особая связь.
Комната была веселенькая, ярко раскрашенная несколькими галлонами краски, конфискованной Национальной гвардией после альбукеркских беспорядков в минувшем октябре. Волонтеры нарисовали радостные желтые подсолнухи на небесного цвета стене. Большая радуга выгибалась над стальной дверью. На многих участках стены краска побледнела от воды из шланга и дезинфекционных растворов. Но все равно было понятно: это приют маленькой девочки.
Пуленепробиваемое — она не могла его разбить — окно выходило на восток, на заснеженные горы Хемес. Голубая с красным пластмассовая кроватка накрыта обожаемым одеялом с Винни-Пухом. В углу комнаты — ночной горшок. Мобильник из розовых створок раковины свисал с потолка. Ученые и солдаты, успевшие обзавестись семьями, таскали ей игрушки. Люди пытались найти путь к сердцу этого непривлекательного ребенка.
На какое-то время сирота сделалась местной знаменитостью и многих отвлекла от чумы. Как и Миранда, люди забредали сюда во время обеденного перерыва, чтобы посидеть в кабинке и, жуя сэндвичи, понаблюдать, как играет девочка, пребывающая в блаженном неведении о зрителях. В минувшее Рождество ученики второго класса собирались за ее окном попеть рождественские песенки. Дети устроили конкурс на ее имя, и посыпались сотни предложений — от Бритни и Мадонны до Айс. И отчего-то ни одно не подошло ей. Остановились на Sin Nombre — Безымяшка.
Она была очень странной, но потрясающе одаренной для своих четырех лет. Все поражались совершенству правого полушария ее мозга. Обычно в этом возрасте дети едва имитируют линии, а Безымяшка рисовала осину за окном мелками десяти цветов. Ежедневно она изображала одно и то же дерево, но всякий раз по-иному, меняя цветовую гамму, композицию, высоту осины, эмоциональное наполнение. На одних рисунках дерево было одето листвой, на других стояло с голыми ветвями. А на некоторых вместо листьев были крошечные солнышки, язычки пламени или птички. Никто не знал, где она видела огонь. Потом вспомнили о горящих свечах в руках славящих Христа школьников.
Позже возник силуэт человека, сидящего, как правило, под деревом. Это был контурный рисунок, что само по себе удивительно для ее возраста. С поразительной скоростью, за какую-то неделю, силуэт обрел пальцы и лицо с непропорциональными чертами. Именно Миранда определила причину искажений. Не имея зеркала, девочка ощупывала пальцами свое лицо и трансформировала тактильные ощущения на бумагу. Малышка рисовала автопортрет. Все сравнивали ее с Пикассо. А потом все изменилось.
Месяц назад произошел срыв. Безымяшка разорвала в клочья одежду, измазала стены фекалиями и мочой. С другой стороны стекла, защищенная от вони, Миранда смогла разглядеть красоту и загадку в хаотических отпечатках ладошек и каракулях цвета шоколада. Другие видели лишь неврастеническое поведение, а может, что-то и пострашнее.
Мнение большинства поменялось. Ребенок, по-видимому, оказался все же «с приветом». За последние несколько недель произошел ряд отвратительных инцидентов. Безымяшка в кровь расцарапала себе лицо и конечности, прежде чем ее успели унять и постричь и без того уже короткие ногти. Она съела мелки, набросилась на санитара. Маленькая Пикассо впала в ярость. Обеденная толпа схлынула, доказав свое непостоянство или, по крайней мере, слабость желудков. Ее погружение в безумие (если это было так) представляло собой весьма неприятное для глаз зрелище, и вскоре аудитория девочки сократилась до одного зрителя.
Миранде же это было только на руку. Она могла сидеть в одиночестве, размышлять, делать выводы. Она не была способна постичь причину столь резкого ухудшения душевного здоровья девочки. Почему она так внезапно деградировала? Может, что-то увидела в окне, так растревожившее ее? Или кто-то из санитаров был груб с ней? В то же время Миранда искала зацепки рудиментарной памяти, связывающие девочку с ее неандертальским прошлым. А если ребенок вдруг стал вспоминать то, что было 30 000 лет назад? Но тогда это противоречило теории Миранды о памяти. Безымяшка родилась младенцем, а не взрослой, как все другие клоны. По мере развития речи остатки древней памяти должны вытесняться, замещаясь новыми впечатлениями. Согласно ее теории, девочка была «чистой доской» — tabula rasa, у которой ее нынешняя память накладывалась поверх древней.
Миранда хранила преданность сиротке, видя себя в ее одиночестве. Девочка никогда не клянчила игрушки, как это зачастую бывает у братьев и сестер. Этот ребенок был единственным. Шаловливость девочки увяла, хотя еще месяц назад она выкладывала свои игрушки в стройные шеренги и затевала с ними замысловатые игры. Ее Барби были добры друг к другу и разговаривали между собой шепотом по-английски.
Лингвисты объявили, что из уст Безымяшки не суждено слышать человеческой речи. Исходя из результатов исследований подъязычных и челюстных костей неандертальцев они пророчили, что девочка из-за строения своего голосового аппарата будет лишена способности произносить гласные «а», «и» и «у» или твердые согласные, такие как «к» и «г». Но маленькая Безымяшка опровергла их заключения. Она нараспев и с явным удовольствием повторяла алфавит.
Все шло так хорошо. И тут вдруг этот приступ одержимости. Расчлененные игрушки. Молчание и замкнутость.
Пока ждали рождения первого клона, ребенок рассматривался как индексный случай. Стремительная деградация девочки вызвала полемику. Появилось предположение, что со временем клоны просто «выходят из строя». Это подтвердил и недавний побег клона из проекта «Год зеро». В неожиданной гипотезе очень многие участники исследования нашли утешение: ведь это означало, что, несмотря на близкое сходство с людьми, клоны все же были другими. Наподобие машин с частями и узлами, имеющими более короткий срок службы.
Дверь наблюдательной кабинки открылась. Запахло чесноком. Миранда оглянулась: пожаловал Окс, и ничего хорошего в этом не было. За глаза его звали Грим Рипер. Окс был у Кавендиша глашатаем дурных новостей, а заодно и проводил их в жизнь. Если покопаться в истории — каждый монарх опирался на таких вот приспешников.
На ремне Окса красовалась большая бирюзовая пряжка, полученная от индейца-пуэбло. Он не стал церемониться.
— Совет проголосовал, — начал он. Затем медленно покачал головой, будто принес печальную весть. — Ее убирают.
Миранда задумалась, как следует реагировать. Она всячески избегала пользоваться служебным положением в личных целях. Но что-то ведь надо было делать.
— Я поговорю об этом с отцом, — сказала она.
— Доктор Кавендиш уже с ним беседовал, — сказал Окс. — Мистер Эббот согласился с решением совета. Ваша просьба рассмотрена и отвергнута. Ничего не попишешь.
Совет — резиновый штамп.
— Она заслуживает лучшей участи.
— Мне очень жаль.
Врет, конечно. Да это и неважно: он всего лишь посланник. Что толку говорить с ним? И все же Миранда попыталась:
— Послушайте, ей ведь и четырех нет.
— Дикий, неуправляемый ребенок, — сказал Окс. — Страдает аутизмом. Склонен к насилию. Даже в лучшие времена девчонку пришлось бы отправить в лечебное учреждение.
— Именно там она сейчас и находится, — резко возразила Миранда.
— С целым штатом личных медсестер и наблюдательной будкой. Нам больше не по карману такие расходы, — сказал Окс.
«Нам», — с горечью повторила про себя Миранда. Режим Кавендиша.
— Что-то изменило ее, — вслух сказала Миранда. — Какой-то внешний фактор. Она ни в чем не виновата.
— Это к делу не относится. Вы видели результат исследования ДНК. Она представляет собой генетический тупик. Необходимо освободить людские ресурсы и рабочее пространство. Мы исходим из установленных методов лечения. Они оправдывают все.
— Девочка ни в чем не виновата. Это несправедливо.
— Ее просто переведут, вот и все.
— В клетку под землей.
— Так ведь в одну из ваших клеток… Она будет в корпусе лаборатории «Альфа», в вашей технической зоне. И далеко ходить не придется, будете любоваться ею прямо на месте.
Окс мило улыбался.
После смерти Элис Миранда изо всех сил старалась сохранить комплекс, известный как «Техническая зона три», — надежное убежище, где не действовала стратегия Кавендиша — стравливать друг с другом сотрудников. Не объединение усилий, а конкуренция, не уставал твердить он. Ристалище идей. За несколько месяцев взнуздываемый Кавендишем Лос-Аламос не выдержал и стал давать серьезные сбои.
В лабораториях зрел конфликт — миниатюрные очаги напряженности внутри большой гражданской войны, охватившей Национальную лабораторию Лос-Аламоса. Люди выходили из себя. Вопили, угрожали, подличали. Эксперименты саботировались.
Миранда как могла противостояла философии «ристалища» Кавендиша. Несмотря на все конфликты, лаборатории и исследователи занимались общим делом. Отчаяние и чувство вины были их врагами, разочарование — терзавшим их чудовищем. Страна и человечество вверили свои судьбы их гению, а они провалили экзамен. Их страдание было как открытая рана. Кривая самоубийств неуклонно ползла вверх. За последние недели еще пять ученых лишили себя жизни, а двое из них к тому же «помогли» в этом своим семьям. Ширилось потребление алкоголя и наркотиков — и это среди мужчин и женщин с высшим уровнем допуска к секретной информации. Многие искали утешения в церкви. В дела религии как таковой здесь никто не вмешивался. Церквей в Лос-Аламосе всегда было предостаточно. Но неоспоримым фактом стало то, что ученые теряли веру в свою науку.
Сначала Миранда пыталась действовать так, как, по ее мнению, вела бы себя Элис. Ходила по лабораториям, проповедуя сотрудничество. Уговаривала воюющие стороны действовать сообща, буквально взявшись за руки, вести войну с микробом чумы. Она выступала в качестве миротворца и нашла золотую середину, создав некий аналог Пятничных клубов Силиконовой долины. Сперва казалось: это работает. И тут вдруг вспыхивал новый пожар: хищение провианта или химических препаратов, плагиат какой-нибудь бесполезной идеи, трудовой конфликт или очередная депортация — неожиданный набег Кавендиша и изгнание сотрудника лаборатории, устроенное посреди ночи. Этот список можно было продолжать бесконечно. И Миранда сдалась, отступив в относительно тихие пределы лаборатории «Альфа». В последнее время она не желала слышать о чьих-то невзгодах. Ей хотелось лишь позаботиться о себе самой.
— Но вы лишаете ее солнца.
— Могло быть и хуже.
Окс говорил правду.
— Вы сами помогали создать ее. Неужели не жалко?
— Но она же не из ребра Адама. Единственное, что я сделал, — раздобыл челюстную кость. — Окс улыбнулся своей искрометной шутке. — Вы слишком уж всерьез воспринимаете девочку. Она как бы есть, но ее нет. Каприз времени.
Миранда бросила на него свирепый взгляд:
— И где только Кавендиш вас откопал?
— В миру, доктор Эббот. — Окс показал в сторону двери. — А теперь вам надо покинуть помещение.
Неужели ей не удастся попрощаться с Безымяшкой? Собственно, она ни разу и не здоровалась. Девочка даже не подозревала о существовании Миранды.
Под нарисованной радугой открылась стальная дверь. Вошли четверо мужчин в шлемах и наколенниках, с полицейскими плексигласовыми щитами. Один держал в руке палку со шприцем на конце — такими усыпляют диких животных. Они подошли к ребенку сзади.
— Ну так-то совсем ни к чему.
— Они знают, что делают.
Тот, что нес палку, вытянул руку и всадил длинную иглу девочке в бедро. Ребенок не среагировал — это сделала Миранда.
— Я иду туда, — заявила она.
— Не мешайте людям работать.
Она попыталась протиснуться мимо Окса, но сдвинуть трехсотфунтовую тушу оказалось ей не по силам.
— Ваш отец сказал, вы это переживете, — доверительно сообщил Окс Миранде. — Как и всегда.
Бросив взгляд через плечо, она увидела маленькую девочку, все еще сидевшую выпрямившись, лицом к стене. Ее ткнули тупым концом палки со шприцем, и она безвольно рухнула на пол, как тряпичная кукла.