ГЛАВА 77

Остановившись напротив полицейского участка по адресу Дойчмайстерплатц, 3, в торговом районе Шоттенринг, Малахай задумался над тем, как быть дальше. Он не знал, что делать, и это чувство было ему непривычно. Однако он понимал, что не может быть и речи о том, чтобы вести розыски Меер и Джереми самостоятельно. Только не в чужой стране, не зная языка. И у него не было времени, чтобы кого-нибудь нанять для этой работы. На карту поставлено слишком много, и рисковать нельзя. Необходимо заручиться полной поддержкой местных властей. Просто слишком много таких вопросов, на которые у него нет ответа.

Кому еще известно о том, что Меер вчера нашла флейту? А Джереми? Что случилось с ним? Неужели он узнал об исчезновении Меер и сбежал из больницы, чтобы заняться поисками дочери? Ради ее спасения Джереми пойдет на все; опасность его не остановит. Но с кем он связался? Медсестра сказала, что Джереми ушел вместе с каким-то мужчиной. Быть может, с Себастьяном? Но его сотовый не отвечал.

Несмотря на оживленное движение, автомобильные гудки звучали редко, и утро было обманчиво прекрасным. В горшках перед витриной магазина одежды, расположенного по соседству с полицейским участком, распустились красные и пурпурные цветы. На противоположной стороне улицы на фризе здания начала XIX века красовалось скульптурное изображение бога Пана, играющего на флейте.

В Вене повсюду можно встретить памятники музыке. И этот конкретный, на этом конкретном углу, любому другому показался бы случайным совпадением, но только не Малахаю. Последние тридцать лет своей жизни он опровергал случайные совпадения.

Если он сейчас не пересечет улицу и не войдет в большие стеклянные двери, чтобы подать заявление, возможно, жизнь Джереми и Меер окажется под угрозой. То, что пропали они оба, не может быть случайностью. Но, подав заявление, он сам несомненно окажется под пристальным вниманием, а это сейчас было бы совсем нежелательно. Косвенные улики снова будут против него. Не требовалось особого воображения, чтобы предположить реакцию ФБР и Интерпола: второй раз меньше чем за год похищена древняя реликвия стоимостью в сотни тысяч долларов, возможно, способная бросить вызов верованиям миллионов людей и поставить под сомнение многие основополагающие научные принципы. Малахай Самюэльс не только оказался на месте преступления, но и приходится близким другом замешанным в этом деле людям, которые к тому же бесследно исчезли.

Вот только не хотят ли завладеть этим предметом, помимо него, сотни других людей? Он сам может назвать нескольких. Денежная сторона похищенного Малахая не интересовала, и он сомневался в том, что она могла интересовать кого-либо еще из тех, кто имел к этому отношение. Границы своей собственной совести он знал, но как далеко пойдет совет правления Общества памяти, чтобы заполучить флейту?

Насколько сильно хочется доказать реальность перевоплощений Фремонту Брехту? Вчера вечером он признался, что нанял человека, чтобы тот вышел на след шкатулки с играми, однако пока что тому не удалось добиться каких-либо успехов. А что, если Брехт лгал? Что, если он узнал, что Меер нашла флейту? И похитил ее?

Насколько отчаянно хочется доктору Эрике Алдерман доказать потенциал бинауральных ритмов? Вот уже тридцать лет она занимается исследованием вопроса гармонического резонанса. Когда она вчера говорила о том, как ей хочется доказать свои теории и занять достойное место в научном сообществе, ее глаза горели огнем.

И, насколько мог предположить Малахай, были и другие члены Общества памяти, с которыми он еще не встречался, вожделевшие эту флейту. Определенно, к настоящему времени уже десятки людей знают то, что было известно ему с самого начала: если существует хоть малейшая надежда найти флейту и «мелодию памяти», Меер Логан предстоит сыграть в этом ключевую роль. И напротив, если с ней что-нибудь случится, шансы получить инструмент исчезнут.

В своей жизни Малахай не часто натыкался на возможность доказать существование перевоплощения. Один раз она уже выскользнула у него из рук. Нельзя допустить, чтобы это повторилось опять. Но по своей воле обратиться в полицию?

Малахай живо представил себе, как самодовольно усмехнется в Штатах следователь Барри Брэнч, услышав об этом. Полицейский с детским лицом, один из лучших в нью-йоркской полиции, ведущий дело о «камнях памяти» с самого начала, заново откроет следствие, и Самюэльс опять окажется в центре самого пристального внимания. Вот только против него нет никаких улик. До сих пор не было найдено ничего. И ничего никогда и не найдут.

Стальная ручка оказалась холодной на ощупь, а стеклянная дверь была тяжелее, чем предполагал Малахай. Внутри царило такое оживление, что на него обратили внимание только тогда, когда он простоял перед столом дежурного больше пяти минут. Наконец дежурный поднял голову, и психиатр с помощью зачатков немецкого объяснил, что ему нужно поговорить со следователем, владеющим английским.

Дожидаясь на неудобной деревянной скамье, Малахай достал колоду карт и принялся их тасовать. Шелест листов картона неизменно успокаивал его. Не задумываясь над тем, сколько раз он проделал одни и те же действия, Самюэльс снова и снова мысленно повторял, что говорить полиции, а что оставить при себе. Очень важно подготовиться и выдать лишь минимально необходимый объем информации.

Он расскажет, что приехал в Вену, чтобы встретиться со своим старым другом Джереми Логаном и изучить сделанную им находку. У главы фонда «Феникс» было на то много веских оснований. Однако вместо этого он оказался в самом центре серьезного преступления.

Карты мелькали так быстро, что сливались в одну пеструю ленту.

Может быть, ему не следовало оставаться. Малахай не привык говорить двусмысленно и теперь злился на себя за то, что сомневается в принятом решении. К тому же он уже зашел слишком далеко; если сейчас уйти и не сообщить об исчезновении Джереми и Меер, это будет еще более подозрительно — он уже назвал свою фамилию дежурному офицеру. Вдруг Самюэльс сделал неловкое движение, и карты рассыпались по полу. Меньше всего ему сейчас хотелось опускаться на четвереньки и собирать их, но единственной альтернативой было оставить их разбросанным мусором.

— Доктор Самюэльс? Я следователь Калфус. Вы спрашивали того, кто говорил бы по-английски. Чем я могу вам помочь?