ГЛАВА 61

Джереми Логан выглядел более измученным, чем накануне, и когда он сказал своей дочери и Малахаю, что его не выпишут из больницы ни утром, ни, возможно, и днем, Меер не удивилась, но встревожилась.

— У меня немного подскочила температура. Наверняка подцепил вчера какую-то заразу здесь, в больнице. Чем больше времени тут проводишь, тем хуже это сказывается на здоровье.

— Какая у тебя температура? — спросила Меер.

— Да пустяковая, но из-за того всплеска на кардиограмме врачи хотят продержать меня немного подольше. Черт бы побрал их дотошность. А теперь я настаиваю на том, чтобы ты перестала расспрашивать о моем здоровье и рассказала все, что тебе удалось найти за вчерашний день.

Из рассказа о поездке в Баден и находке нот Меер упустила только нападение в лесу.

— Давайте не будем забивать себе голову тем, что мы потеряли, — сказал Малахай, когда она закончила. — Мы обязательно определим мелодию, когда найдем флейту. Вот на чем нам нужно теперь сосредоточиться. Из всего того, что мы прочитали, очевидно следует, что флейта оказалась у фон Брейнинга, хотя сам он даже не представлял себе ее истинную ценность. От отцов имущество переходит к сыновьям. По крайней мере, в XIX веке это обстояло именно так. У Стефана был сын? А у этого сына были дети… Продолжало ли семейство жить в Вене? Быть может, флейта по-прежнему у какого-то старика, который сам не знает, что это такое.

— Да, у Стефана был сын. Герхард фон Брейнинг, — подтвердил Джереми. — Больше того, Герхард написал одно из первых воспоминаний о жизни Бетховена. Не сомневаюсь, в библиотеке должна быть эта книга. — Он посмотрел на часы. — Но по средам библиотека открывается только в полдень.

— А нет ли сейчас каких-нибудь работающих книжных магазинов? — спросила Меер.

Джереми пристально посмотрел на нее.

— Я больше не хочу, чтобы ты этим занималась.

— Уже слишком поздно.

— Надо предоставить эту возможность тем, кто умеет справляться с опасностями, и тогда тебе больше не придется бегать одной по лесу.

— В настоящий момент речь идет только о том, чтобы найти книгу и посмотреть, нет ли в ней какой-либо дополнительной информации. — Почувствовав, что отец колеблется, Меер добавила аргумент, который, как она была уверена, должен будет его удовлетворить: — Меня может сопровождать Малахай. — Она остановилась, гадая, правильно ли истолковала мысли отца. Быть может, все дело в нем самом. — Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я осталась с тобой.

— Хочу, но только потому, что в этом случае ты будешь в безопасности. Определенно, я не хочу, чтобы ты торчала здесь только из-за меня.

— Папа, мне кажется, я должна продолжать поиски, — сказала Меер, поднимая руки вверх и роняя их.

Джереми усмехнулся.

— На любой вопрос всегда существует ответ, даже если найти его очень трудно. Каббала учит нас, что у человеческой души есть определенный уровень, на котором все мы подключаемся к единой копилке знаний, накопленных миром. Юнг соглашался с этим, но просто использовал другие термины и называл все «коллективным бессознательным». Оно проявляется во внутреннем голосе, его может услышать каждый, если внимательно прислушаться. Ты слышишь этот голос. Всегда его слышала. И сейчас ты должна ему довериться. Только обещай, — он улыбнулся, — что будешь предельно осторожна.

Ни Меер, ни Малахай не могли отправляться на поиски книги, поскольку оба не владели немецким, поэтому Джереми позвонил Себастьяну, извинился и попросил о последнем одолжении.

Когда они вошли в букинистический магазин на Грабенштрассе, их встретил запах кожи и чернил, клея и масла. Женщина средних лет с густыми черными волосами встала из-за верстака, заваленного баночками и бритвенными лезвиями, бумагами, кусками мягкой ткани и потрепанными книгами в различной стадии восстановительных работ. В числе книг, подлежащих реставрации, были и воспоминания Герхарда фон Брейнинга. Она протянула книгу Себастьяну.

Пока тот ее листал, Меер обратила внимание на мешки у него под глазами. Ей стало стыдно, что она навалила на Себастьяна свои проблемы, когда у него хватает своих.

Всего через несколько минут Себастьян, поблагодарив хозяйку магазина, вернул ей книгу.

— Что вам удалось обнаружить? — перекрывая шум машин, спросил Малахай, когда они вышли на улицу.

— После смерти своего отца Стефана фон Брейнинга Герхард унаследовал все его имущество, в том числе десятки предметов, принадлежавших Бетховену.

— Ничего определенного он не добавил? — уточнил Малахай.

— Множество книг, несколько метрономов — нового изобретения, только появившегося во времена Бетховена, — с десяток дирижерских палочек и несколько музыкальных инструментов, в том числе один рояль, две скрипки, гобой и две флейты.

— Герхард описал их подробно?

— Нет.

— Нам нужно выяснить, что сталось с его имуществом, — сказал Малахай.

Внезапно Меер ощутила присутствие отца — почти так же явственно, как если бы он стоял рядом. Где бы она ни находилась на протяжении последних двух дней, Меер представляла, будто отец находится рядом и помогает своим советом. Надо было бы сказать ему об этом утром в больнице. Отцу это понравилось бы. Навестив его в следующий раз, она расскажет, что испытывала оба раза в мемориальных квартирах Бетховена здесь, в Вене, и в Бадене, ощущая такое сильное присутствие отца.

Размышляя о квартире на Мёлькер-Бастей, которую она посетила в воскресенье, Меер не могла избавиться от чувства, что видела там нечто очень важное, о чем ей нужно вспомнить сейчас… но что именно? Почему она никак не может ухватиться за это… ведь с тех пор прошло всего три дня.

Пока Малахай и Себастьян продолжали беседовать между собой, Меер полностью сосредоточилась на игре памяти Цицерона. Представив себя в квартире Бетховена, она прошла через прихожую… увидела рояль… обошла комнату… прочитала подписи под всеми экспонатами… и, наконец, вспомнила, что именно она видела тогда. Что прочитала на подписях под всеми и каждым экспонатами, и почему это имело такое большое значение сейчас.

— Я знаю, что произошло с имуществом Герхарда фон Брейнинга и где теперь находятся эти инструменты, — сказала Меер.