ГЛАВА 44

Монах остался стоять на улице, провожая отъезжающую «Скорую помощь» и полицейскую машину. На мужчину в неприметном сером костюме он обратил внимание только тогда, когда тот подошел к нему вплотную.

— Прошу прощения, святой отец, — сказал мужчина по-немецки, предъявляя значок и удостоверение.

Взглянув на серебряный щит, говоривший о принадлежности мужчины к полиции, монах кивнул.

— Я бы хотел поговорить о том, что здесь только что произошло.

— Я уже ответил на вопросы полиции, — испуганно промолвил отец Франциск, сбитый с толку тем, скольких официальных лиц привлекло это незначительное происшествие.

— Да, знаю. Я очень сожалею, что вынужден вас беспокоить, но я из отдела по охране произведений искусств, и мне также нужно подготовить доклад о случившемся, поскольку речь идет о памятнике национальной культуры.

Покорно вздохнув, монах повторил рассказ о том, что видел.

— У одного мужчины в часовне случился сердечный приступ.

— А что они делали в церкви до ее открытия?

— Как и все остальные, они пришли обратиться к Господу и посмотреть склеп.

— Если не возражаете, мне бы тоже хотелось взглянуть на склеп.

— Но в чем дело? Человеку просто стало плохо. Не было ни ссоры, ни несчастного случая, и к часовне это не имеет никакого отношения.

— Не сомневаюсь в этом. А теперь, если для вас это не составит особого труда, вы не могли бы показать, где все это произошло? Я отниму у вас буквально несколько минут.

Монах неохотно, сомневаясь, что у него есть выбор, проводил полицейского через главное святилище церкви к нефу, в часовню Лореты, мимо строгого скелета, охраняющего вход, и, наконец, во внутреннюю комнату.

Подобно многим уроженцам Вены, в том числе и сотрудникам полиции, за одного из которых он сейчас себя выдавал, Пауль Пертцлер совершенно не был знаком с туристическими достопримечательностями своего родного города и понятия не имел, почему эта часовня представляет такой интерес.

— Вы можете объяснить, что я сейчас перед собой вижу? И при этом, пожалуйста, обратите внимание, все ли находится на своих местах. Не торопитесь, святой отец, подумайте.

— Этот склеп принадлежал императорской семье. Здесь покоятся останки ее членов. — Остановившись, монах подошел к полкам, внимательно посмотрел на одну урну, взял ее и передвинул ее чуть левее и на полдюйма назад.

— В этих урнах находится прах членов императорской семьи?

— Нет, их сердца.

— Сердца? — повторил Пертцлер, уставившись на маленькие серебряные урны. — И давно сюда складывают сердца?

— С начала XVII века.

— А когда здесь было похоронено последнее сердце? Если оно было похоронено? Как вы сами это называете?

— Последнее сердце было помещено сюда в 1878 году.

— И сколько их здесь?

— Всего здесь пятьдесят четыре сердца.

Пауль сделал пометку. Затем он кое-что вспомнил.

— А сердце Бетховена тоже здесь?

Монах удивился, но ответил уверенно:

— Нет. Здесь только сердца членов императорской семьи.

— Однако мой вопрос вас чем-то поразил. Чем же?

— Странно, что вы спросили про Бетховена. Один из спутников мистера Логана тоже спрашивал про него.

— Кто? Который из спутников? Что он спросил?

— Мужчина из Америки спросил, есть ли данные о том, что Бетховен имел какое-то отношение к этой часовне.

— Ну и как, имел?

— Да, — с гордостью ответил монах. — Через одного из своих ближайших друзей — своего ученика и главного благодетеля эрцгерцога Рудольфа, младшего сына императора Австро-Венгрии Леопольда II. Эрцгерцог выделил Бетховену комнаты в императорском дворце, чтобы репетировать и выступать. Но мало кто помнит, что эрцгерцог был также священником, имел сан архиепископа, и поскольку эта церковь входила во дворец Хотбург, он служил здесь мессу. А Бетховен, проводивший много времени во дворце, исполнял здесь отрывки из «Торжественной мессы» на протяжении тех двух лет, что работал над ней. Когда в 1823 году произведение наконец было завершено, Бетховен посвятил его Рудольфу и написал на партитуре следующие слова: «От моего сердца — вашему сердцу».

— Опять сердца.

— Много сердец, — повторил монах, едва заметно улыбнувшись.

— А теперь вернемся к этому помещению и урнам. Вы уверены, что здесь ничего не пропало, все на своих местах?

— Ничего не пропало. Все на своих местах.

— В таком случае, почему вы, войдя сюда, передвинули одну урну?

— Она была чуть смещена.

— Возможно ли, чтобы ее трогал один из спутников Логана?

— Не думаю.

— А вы можете проверить? Можете заглянуть внутрь?

Отец Франциск нахмурился.

— Мумифицированные сердца считаются священными.

— Я все понимаю. Но мне бы хотелось, чтобы вы заглянули внутрь.

Монах колебался.

— Святой отец, это необходимо.

Осенив себя крестным знамением, монах подошел к полке, снял крышку с девятого кубка и всмотрелся внутрь.

Подойдя к нему сзади, Пертцлер заглянул через плечо: в серебряном сосуде лежало высохшее, сморщенное сердце. Чем Логан и его дочь занимались в этом склепе? Здесь есть что-то такое, что он упускает из вида?