ГЛАВА ВТОРАЯ

Начнем мы с Сирила Хонимена.

Хонимен — хамоватый жирненький человечек. Он вечно потеет, а его обвислые щеки подрагивают при ходьбе. Через несколько страниц ему предстоит умереть.

Вы, уж пожалуйста, не привязывайтесь к нему чрезмерно. Да и я не намерен излишне углубляться в описание этого образа, поскольку персонаж он незначительный, проходной. Будущий труп, короче.

Однако, наверное, все же следует упомянуть вот что: Сирил Хонимен был актером, причем актером плохим. Под словом «плохой» я подразумеваю нечто большее, нежели недостаточное владение ремеслом. Нет, он был совершенно и безнадежно ужасен. Этот человек являл собой сущее оскорбление профессии — бездарь, купившая себе место на сцене на денежки, предоставленные не в меру любящими родителями. Незадолго до собственной гибели Хонимен получил роль Париса из «Ромео и Джульетты» в одном захудалом театрике, отчаянно нуждавшемся в деньгах. В ту роковую ночь Сирил кутил с труппой, по большей части состоявшей из таких же бездарей, как и он сам. Он расстался с веселой компанией где-то в полночь, заявив, будто направляется домой разучивать роль, хотя на самом деле держал в голове совершенно иное место, равно как и цель. Актер покинул здание театра и примерно через час оказался в одном из районов, пользовавшихся довольно скверной репутацией. Ладони его постепенно делались влажными от предвкушения. Само пребывание в подобном месте возбуждало Хонимена. Ему доставляло удовольствие ощущение собственной причастности к чему-то противозаконному, а витавший повсюду аромат греха прямо-таки ввергал в состояние эйфории.

Казалось, он прошагал целую вечность, вдыхая здешнюю шумную атмосферу, наслаждаясь грязцой и любуясь тем, сколь низко пали местные обитатели. Железнодорожный вокзал уже несколько часов как закрылся, а все добропорядочные жители видели десятый сон. Улицы были отданы во власть похоти и разврата. Хонимен буквально дрожал от предвкушения порочного удовольствия, все глубже погружаясь в утробу сей современной Гоморры. Путь его пролегал по темным переулкам и задворкам, освещенным лишь болезненным, жидким светом газовых фонарей. Сгустившийся туман придавал окружающей обстановке жутковатый, фантасмагорический вид, и люди, встречавшиеся Хонимену по дороге, теперь напоминали бесплотные тени, словно персонажи книг, лишь отчасти присутствующие в реальном мире. Они окликали его, прося на хлеб и на выпивку, предлагали себя за деньги или же сулили различные запретные наслаждения. Актер с важным видом проходил мимо. Он слишком часто бывал здесь, вид человеческих существ, опустившихся на самое дно, сделался ему привычен и не вызывал особого интереса. Нынешней ночью Сирил искал удовольствий поизощреннее, поновее. Его преследовало желание погрузиться еще глубже.

Наконец он высмотрел силуэт женщины, маячивший под газовым фонарем. Для подобных мест она казалась одетой слишком хорошо. На голове кокетливо сидел новый берет, а фигуру, гибкую и изящную, подчеркивало платье, обнажавшее куда больше тела, нежели полагается в приличном обществе. Кожу ее, видимо некогда фарфорово-белую, изрыли оспины и обезобразили шрамы, а белила отваливались со щек целыми кусочками. Город жесток к таким, как она.

Поравнявшись с ней, Хонимен в знак приветствия слегка приподнял шляпу. Даже грязно-желтого света фонаря хватало, чтобы разглядеть ее молодость и красоту. Да, несомненно, актер повстречал падшую женщину, однако пала она совсем недавно. Жертва несчастной судьбы, но пока, судя по всему, новенькая в этой игре.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила незнакомка.

Хонимен бесстыдно разглядывал ее, буквально раздевая глазами. Ей никак не могло исполниться больше восемнадцати. Почти дитя.

— Возможно.— Актер воровато улыбнулся.

— Хочешь знать сколько?

— Ну и сколько? — промямлил Сирил заплетающимся от нетерпения языком.

— Ровно столько, чтобы оплатить мне ночлег. Большего не прошу.

— Дорогуша. Ты слишком ценное сокровище, чтобы болтаться здесь. Ты подобна жемчужине в навозной куче.

Если она и уловила смысл его неуклюжего комплимента, то виду не подала.

— Так ты желаешь пройтись со мной?

— А у тебя есть на примете какое-нибудь место?

— Да, и вполне безопасное. Ну, что-то вроде частного дома. Там бы мы могли познакомиться ближе.— Губы ее искривились в попытке изобразить кокетливую улыбку.

Притворство незнакомки не вызывало ни малейшего сомнения, однако Хонимен, уже пребывавший в состоянии крайнего возбуждения, видел перед собой лишь похотливую девицу, шлюшку, сильфиду, ждущую своего покорителя. Не раздумывая, он затрусил следом за ней. Промежность актера взмокла от пота, а шов от брюк врезался между ногами сильнее обычного. Сирил скривился — наполовину от боли, наполовину от удовольствия.

— Далеко еще?

— Нет, совсем рядом.

Некоторое время они шли молча, затем незнакомка остановилась и кивнула куда-то вверх.

— Здесь.

Хонимен, как громом пораженный, уставился на внушительного вида сооружение, словно по мановению волшебной палочки материализовавшееся перед ним из темноты. В наш век здание сие выглядело довольно странно. Воплощенный анахронизм, эдакий образчик чьего-то извращенного вкуса. Искаженная ночью, освещенная лишь анемичным светом луны, постройка напоминала доисторический монолит, одну из стел Стоунхенджа, с корнем вырванную из Солсберийской равнины и вонзенную во чрево города.

— Что это?! — сдавленно прошептал актер. Незнакомка сплюнула на мостовую, но Хонимен счел

нужным не выказывать отвращения к подобной вульгарности.

— Да не бойся. Пойдешь наверх?

— Наверх? Зачем?

— Там самое подходящее место.

Ее довод клиента нисколько не убедил.

— Тебе понравится,— вкрадчиво продолжила девица.— Так будет позабористей. Погорячей. Поопаснее.

— Ну ладно, пошли.— Хонимен капитулировал. Возле самого входа в таинственную башню Сирил пригляделся внимательнее. Здание, испускавшее во мраке зловещее мерцание, казалось полностью отлитым из гладкого блестящего металла. Спутница отыскала ключ. Актер осторожно двинулся за ней, не забыв прикрыть входную дверь и щелкнуть задвижкой.

Слабый свет, проникавший снаружи сквозь дверные щели, играл на нижних ступенях винтовой лестницы. Верхняя ее часть исчезала в непроглядном мраке. Пока Хонимен оглядывался по сторонам, девица успела преодолеть несколько пролетов, и теперь звук ее шагов раздавался далеко впереди. Сирил заспешил вслед за незнакомкой — страх хоть и покусывал его в самое сердце, тем не менее предвкушение будущих удовольствий пересиливало чувство опасности. Держась за перила, оказавшиеся на ощупь неожиданно холодными, актер неуверенно пробирался сквозь тьму. Его спутница поднималась довольно быстро, и дыхание запыхавшегося актера делалось все более шумным. Подъем казался бесконечным. Забираясь все выше и выше в непроглядный мрак, он принялся тихонько бубнить себе под нос строки из полученной роли.

Последняя фраза эхом отдалась в башне. Хонимен замолчал, ощутив смутную тревогу. Краем глаза он уловил едва заметное движение. Похоже, кроме него и молодой женщины в здании присутствовал кто-то еще. Однако же, подавив дрожь, Сирил двинулся дальше.

Добравшись наконец до самого верха, актер очутился в огромном помещении, заполненном предметами, кои менее всего ожидал здесь увидеть,— предметами непомерной, невероятной роскоши. Рядом с кроватью, украшенной четырьмя резными столбиками, примостился столик, накрытый словно для настоящего пира. Неоткупоренная бутылка шампанского возвышалась посреди разложенных на нем яств, а воздух наполнял сладкий, едва уловимый запах не то духов, не то благовоний. Тончайшие стекла, разделенные свинцовыми перегородками, образовывали сложный геометрический узор на единственном окне. Подобный витраж выглядел бы куда уместнее в церкви или часовне, в каком-нибудь старинном храме, но никак не в этой зловещей башне, напоминавшей гигантский перст, грозящий проклятием всему городу.

Хонимен подошел к окну насладиться видом. Где-то среди простиравшихся внизу пустынных улиц скорчился железнодорожный вокзал, а в лунном свете мерцал шпиль соседствующей с ним церкви.

Девица встала за спиной гостя.

— Ты такого не ожидал?

— И скольких ты уже приводила сюда? Она вздохнула — низкий, грудной звук.

— Ты первый.

Девица принялась медленно расстегивать пуговицы на платье, выставляя напоказ дразнящую воображение нижнюю юбку.

Хонимен возбужденно закусил нижнюю губу.

— Раздевайся,— приказала хозяйка. Актер вытер лоб.

— Ты нетерпелива.

— А ты нет?

Она покончила с платьем и принялась за нижнее белье.

Хонимен уклонился от прямого ответа.

— Может, выпьем? Жалко, что такое хорошее шампанское пропадет.

— Потом,— девица улыбнулась.— Мне кажется, ты тут надолго не задержишься.

Хонимен лишь пожал плечами, затем с готовностью проделал все, что она просила. Актер поспешно расшнуровал ботинки, отшвырнул их в сторону, снял галстук, расстегнул рубашку и брюки. Складки жира и кожи мешали его движениям, и он провозился дольше, нежели рассчитывал. Как бы то ни было, в конце концов Сирил предстал перед ней во всей своей первозданности — голым, дрожащим, оплывшим. К его неудовольствию, незнакомка все еще не выбралась из сорочки и нижней юбки.

— Я хочу, чтобы ты разделась полностью,— потребовал он резким тоном. Потом, опять невольно прикусив нижнюю губу, добавил: — Тебе помочь?

Девица покачала головой, и тут снизу, с улицы, донесся гулкий металлический звук, словно что-то большое ударилось о стену башни.

Хонимен ощутил приступ страха.

— Что это?

Она успокаивающе махнула рукой.

— Ничего. Пустое. Все идет как надо. Снаружи вновь раздался грохот, причем на сей раз он звучал куда явственнее. Хонимен испугался уже не на шутку.

— Кто-то знает, что мы здесь!

В ответ на его реплику из тени в углу выплыла человеческая фигура. В лучших театральных традициях.

— Сирил?

Хонимен резко обернулся к незваной гостье — мрачной, коренастой женщине, чей возраст законсервировался на пятидесятилетней отметке. При виде ее у актера отвисла челюсть, а в глазах заблестели слезы.

— Матушка? — Актер в ужасе уставился на нее.— Матушка, это вы?!

Часть его сознания, так и не сумевшая воспринять очевидного факта присутствия миссис Хонимен — столь неуместного и несвоевременного! — лихорадочно металась в поисках разумного объяснения происходящему. Наконец актера осенила счастливая мысль: а не в опиумном ли сне он пребывает? Ну конечно, все подчинялось искаженной, потусторонней логике, свойственной особенно кошмарному видению в притоне курильщиков опиума. Он всего лишь перебрал зелья, и все происходящее просто чересчур живой бред. Честно говоря, вывод его не слишком обрадовал, поскольку нынешний урок оказался чересчур суровым — не стоило так злоупотреблять проклятым дурманом,— но по крайней мере ничего опасного он не сулил. Неприятные видения скоро улетучатся, он может очнуться в любой момент, причем наверняка обнаружит себя лежащим на диване и какая-нибудь желтолицая личность будет трясти его за плечо, предлагая еще трубку-другую. Актер закрыл глаза, пытаясь сморгнуть кошмарное видение.

Затем открыл. Мать, сложив на груди крупные окорокоподобные руки, по-прежнему сверлила его исполненным гнева взглядом.

— Матушка...— дрожащим голосом выдавил Сирил.— Мама, что вы здесь делаете?

— Ты всегда приносил мне одни разочарования,— произнесла миссис Хонимен ровным голосом. Словно они вели обычный разговор и вокруг не происходило ничего особенного. — Мы с отцом уже смирились с твоими пороками. Но это...— Она обвела рукой помещение.— Это уже слишком.

— Матушка... — Реальность внезапно, без всякого повода предстала перед ним, нанеся чувствительный удар ниже пояса, и сейчас Хонимен мог лишь жалобно хныкать. — Не знаю, что и сказать... — Он безуспешно попытался прикрыть наготу руками.

— Тогда лучше помолчи. — Мать повернулась к падшей женщине.— Благодарю, милочка. Можешь одеться.— Та присела в поклоне и принялась натягивать платье.

Хонимен в ужасе вытаращился на родительницу. Снаружи снова послышался громоподобный удар.

— Так вы знали?

Миссис Хонимен улыбнулась.

Он снова услышал грохот и выглянул в окно. Вверх по наружной стене с ловкостью ящерицы карабкалось какое-то существо. Не веря глазам своим, Сирил с замиранием сердца проследил, как тварь, без видимого труда передвигаясь по вертикальной поверхности, достигла окна.

Актер разразился рыданиями.

— Матушка!

Буквально через миг существо снаружи расплющило нос о витражное стекло, замутнив его дыханием. Оно имело образ, очертания и размеры человека, однако в нем отсутствовал даже намек на человеческое подобие, словно обладатель жуткого тела принадлежал к какому-то неизвестному племени. Его натянутую кожу покрывали отвратительные серые струпья. Они же нелепыми клочьями свисали со щек, губ, подбородка, век, подобно сыру на горячем тосте. Лицо оплывшей восковой свечи.

Хонимен оцепенел от ужаса. Тварь злобно ухмыльнулась ему и стала неспешно отгибать податливые полоски свинца, удерживавшие стекла.

Сирил закричал:

— Мама! Он хочет сюда залезть!

Мать ответила ему ласковой улыбкой. Падшая женщина, уже полностью одетая, заняла место рядом с ней, и вместе они отрезали актеру единственный путь к бегству. Тварь отогнула еще несколько полос. Возможно, виной всему послужила игра воображения, однако Сирил мог поклясться, будто существо за работой насвистывает веселый мотивчик.

— Мама! Мамочка! Помогите мне!

Оживший кошмар за окном продолжал деловито разбирать витраж. До его проникновения внутрь башни оставались считанные минуты. Свинец подался с ужасным, душераздирающим скрежетом.

— Хотя бы скажи: за что?!!

Сквозь щели в окне повеяло ночной прохладой, и по спине Хонимена от затылка до ягодиц волной прокатилась дрожь.

Мать вздохнула.

— Ты позволил себе пойти на поводу у разврата.

Костлявый палец, просунувшись в помещение, выдрал часть витражного узора. Через несколько секунд Хонимен услышал звон стекол, долетевших до мостовой.

— Ты нам одни хлопоты доставлял... А мы возлагали на тебя такие надежды...

— Матушка, прошу вас! Что бы я ни сделал... какие бы страдания я ни причинил вам — простите меня! Простите! Простите!

С невероятной силой, по-видимому не ощущая боли от порезов, тварь выворотила остатки окна и швырнула в помещение. Затем могучим прыжком перенеслась к актеру, припала к полу и злобно уставилась на Хонимена. Казалось, будто один из жутких образов, порожденных фантазией Босха, еще влажный от краски, лоснящийся и блестящий, покинул свой холст.

Миссис Хонимен снова улыбнулась.

— Да пребудет с тобой Господь.— Она кивнула твари. Существо послушно вскочило на ноги и двинулось к жертве, тесня ее в сторону разбитого окна.

Хонимен завопил в смертном ужасе. Он попытался было еще раз взмолиться о прощении, однако чудовище пихнуло его к пустому оконному проему, не дав вымолвить ни слова. Оно так и толкало его до тех пор, пока с последним, обманчиво легким толчком актер не оказался снаружи и не полетел вниз сквозь холодный безжалостный воздух.

Он кричал всю дорогу и умолк, лишь достигнув земли. Через несколько секунд тварь последовала за ним, выскользнув из помещения и устремившись в ночь вниз по стене.

Миссис Хонимен и падшая женщина пожали друг другу руки.

— Господь да хранит вас,— сказала одна.

— Да хранит вас Господь,— ответила ей другая. Рука в руке они вышли из башни и растворились в городе.

Сирил Хонимен еще оставался жив, когда его обнаружили. За последними минутами несчастного наблюдали кучка зевак из местных жителей и один констебль. Правда или неправда, но говорят, что предсмертные слова его были также и заключительными словами несыгранной роли:

До последнего мгновения он как был актеришкой, так и помер.