В соответствии с его статусом сына Лоренцо Великолепного, самого влиятельного в свое время правителя Флоренции, кардиналу Джованни де Медичи были предоставлены королевские апартаменты и свобода передвижения.

Не успел я прибыть в Феррару, как тут же был вызван в Кастелло. Мне сообщили, что кардинал участвовал в соколиной охоте в Барко и повредил ногу, когда хотел сойти с коня.

Он был очень тучным, и, увидев его впервые, я подумал, что такой толстяк скорее мог повредить что-нибудь у своей лошади.

Камердинер герцога встретил меня со словами:

— Я наслышан, что вы не простой лейтенант кондотьеров, мессер Маттео! Вас просят помочь в лечении кардинала Джованни де Медичи. Рваная рана на ноге воспалилась и начала гноиться. А нам стало известно, что вы обладаете обширными познаниями в медицине. Прошу вас взглянуть на рану и сказать нам, какое лечение следует применить.

Я мог бы сказать, что ничем помочь не могу. Но было бы крайне глупо вызвать раздражение герцога и герцогини. Необходимость оказаться в такой близости от человека по имени Медичи взволновала меня, и, когда камердинер вел меня в кардинальские покои, я очень нервничал.

Кардинал лежал на кровати. В комнате также находились герцогиня и ее кузина, пришедшие навестить больного.

Напрасно я беспокоился. Кардинал не испытывал к моей персоне ровно никакого интереса. Он был близорук и к тому же не собирался смотреть, как я буду обследовать его ногу.

Он лежал, отвернув голову, а одна из придворных дам донны Лукреции держала его за руку.

Если бы я был слугой, то, пока я делал бы свою работу, на меня не обращали бы никакого внимания. Но моя врачебная репутация означала, что у меня появился уже некий статус.

Герцогиня разглядывала меня, когда я наклонился, чтобы рассмотреть рану поближе, а потом сделала замечание. Она была прекрасно образованна, легко могла переходить с одного языка на другой; поскольку она желала, чтобы это замечание было понятно лишь ее родственнице, она выбрала для него каталонский.

Но я понимал каталонский.

— Посмотрите-ка на нашего юного доктора, Доротея, — произнесла она томным и чувственным голосом. — Какие у него красивые ноги! И туникой не скроешь!

Я так растерялся, что, несмотря на все старания, не смог утаить смущения.

Герцогиня взглянула на меня с любопытством. Она догадалась, что я понял ее.

Кузина Доротея спасла положение.

— Он краснеет! — весело воскликнула она. — По вашему жесту, мадонна, он сообразил, о чем вы говорили!

Они рассмеялись над моим смущением.

Вторая дама с притворной робостью подошла ко мне.

— Говорят, у вас исцеляющие руки, мессер Маттео. Не положите ли вы их мне на голову? У меня голова так и раскалывается!

— Прекратите, Доротея! — остановила ее донна Лукреция. — Вы слишком напористы.

Написав рецепт, я собрался уходить. Донна Лукреция поднялась с кресла и протянула мне золотую монету:

— Это за то, что мы причинили вам беспокойство.

— Какое же беспокойство услужить такой великой даме, как ваше сиятельство? — удивился я.

— О, я узнаю вас теперь! — воскликнула она.

Я замер, не в силах вымолвить ни слова. Это было невозможно! Столько лет назад, всего один беглый взгляд на мальчика в толпе! Но она была очень умна.

— Вы же тот рыцарь, что на турнире сорвал с шеста бант Элеоноры!

У меня снова перехватило дыхание.

— Да, это так, — сумел выдавить я.

— И вы так выразительно потребовали для себя вознаграждение! — смеясь, продолжала она.

Я склонил голову в знак принятия комплимента.

— Вы заставили лошадь поклониться даме! Это ведь цыганский трюк, не правда ли?

К счастью, я стоял перед ней со склоненной головой, и она не видела моего лица. Я медленно поднял голову.

— Помню, когда я была маленькой и жила в Риме, — продолжала герцогиня, — там каждый год проходили конные ярмарки, и мы смотрели из окон Ватикана на представления, которые устраивали специально для нас. Цыгане были лучшими наездниками! Какие только чудеса не вытворяли они с лошадьми, стараясь повеселить и удивить нас! — Лукреция Борджа ласково посмотрела на меня. — Я очень сочувствую всему, что связано с делами сердца. Но вы должны знать, что Элеонора д'Альчиато де Травалле скоро выйдет замуж. Брачный контракт подготавливает ее дядюшка, опекающий Элеонору после смерти обоих родителей. Приданое ее столь невелико, что выбирать не приходится: или монастырь, или этот брак… — Она сделала паузу. — Разумеется, мужчина может быть счастлив и с бесприданницей, однако в таком случае он сам должен обладать хоть каким-нибудь состоянием. Конечно, если бы такой человек появился, он мог бы сделать предложение, и тогда… — Она вновь помолчала. — Тогда, возможно…