Глава 23
Адер ждал, что после возвращения в башню жизнь пойдет как прежде. Но это оказалось невозможно. С ним слишком много всего произошло. У него в голове засела одна мысль, и он никак не мог от нее избавиться — особенно днем, когда рядом не было лекаря. Адер не мог забыть о том, что повидал в поместье: мощные стены замка, ухоженные поля, сокровищницу, слуг, крепостных крестьян… не хватало только помещика. А на пути Адера ко всему этому богатству стояло всего два препятствия: печать, которая теперь была спрятана где–то в башне, и смерть старика.
Печать можно было без особого труда разыскать. Убить старика — дело другое. Адер об этом думал не раз за время своего плена, прокручивал в голове, обыгрывал детали, но в конце концов отбрасывал эту идею, как бред сумасшедшего. Всякий раз, когда старик прибегал к рукоприкладству — были то побои или похоть, — Адер мысленно клялся себе, что заставит лекаря заплатить за это унижение. Но стоило ему вспомнить об избиении кочергой и месяцах мучительного выздоровления, и он прогонял мысль о мести.
Однако после тех побоев прошли годы, и Адер успел порядком подрасти и возмужать. Лекарь уже не так часто поднимал на него руку, да и похоти давал волю очень редко, расчетливо. Адер так давно ненавидел старика, что эта ненависть стала для него естественной, как дыхание. Он начал мыслить четче, жажда мести стала более яростной, неотвратимой. Он не осознавал, до какой степени изменился, вплоть до одного позднего вечера, когда ему пришлось в очередной раз хоронить мертвую женщину. Глядя на ее прекрасное тело, он понял, что последнее табу исчезло. Ничто не остановило бы его от насилия над трупом, но на самом деле ему хотелось другого: поиздеваться над мертвым телом старика, чтобы потом закопать его в сырую землю. Более того: Адер сделал бы это с радостью. Он не чувствовал ни страха, ни отвращения. Юноша утратил последние остатки нравственности. Оболочка за оболочкой, слой за слоем мораль покидала его. Он мог сравняться со стариком, и эта мысль нравилась Адеру. Впервые за много лет он почувствовал себя счастливым.
Первым делом нужно было обзавестись союзниками. Адеру были нужны помощники — крестьяне, которые ненавидели лекаря, служившего захватчику, румынскому графу. Адеру нужно было разыскать тех крестьян, кто затаил особую обиду на графа и был бы готов обрушить свой гнев на лекаря как на более легкую добычу. Если бы Адеру удалось доказать, что старик совершал преступления против жителей деревни — такие, от осуждения в которых граф не смог бы его защитить, тогда графу пришлось бы отвернуться и не смотреть, как крестьяне будут казнить его придворного лекаря. Все дело было в том, чтобы найти правильных людей, верный подход к ним и неопровержимые доказательства.
Как–то раз Адер отправился в деревню, чтобы найти кого–нибудь из духовенства. Он счел свой выбор верным. В аббатстве он нашел монаха, который в этот день был свободен от работы в поле. Монах был молоденький, розовокожий, как младенец. Его, похоже, сильно удивил приход подмастерья злобного лекаря, но когда Адер пал к ногам монаха и стал умолять о позволении поговорить с ним, тот не смог ему отказать. Потом они сидели в монастырской тишине, и монах слушал исповедь Адера о том, каково ему жилось в услужении у злого тирана. Адер объяснил, что был вынужден служить старику против своей воли. Не останавливаясь на мелочах, Адер сказал, что работа у злобного, развратного лекаря всегда была ему отвратительна. Монах стал его утешать — сначала робко, а затем все смелее. Адер понял, что обрел союзника. Под конец своего рассказа Адер намекнул на темные, страшные грехи, совершенные стариком и графом. Монах заверил юношу в том, что тот может прийти к нему в любое другое время и вновь облегчить душу.
Адер так и сделал. Придя к монаху во второй раз, он поведал о том, как старик велел ему украсть ребенка. Монах побледнел и отпрянул от Адера, как от гадюки, когда тот рассказал, где именно стояли цыганские кибитки. Затем монах подтвердил, что цыгане обратились в бегство, никому ничего не объяснив.
— Думаю, он хотел использовать это дитя для изготовления какого–нибудь страшного колдовского зелья — но что это было бы за зелье и для чего бы оно предназначалось, я сказать не могу. Однако ведь если для этого потребовалась бы человеческая жертва, это было бы сатанинское деяние, верно? — спросил Адер так, словно бы сам себе не верил. Он старался выставить себя невинной жертвой злого деспота.
Монах попросил его умолкнуть. Он не хотел верить собственным ушам.
— Клянусь, это правда, — сказал Адер, упав на колени. — Я могу доказать. Пергамент и бумага, на которых написаны заклинания, — это будет достаточным доказательством?
Потрясенный до глубины души, монах смог только молча кивнуть.
Адер знал, что днем, пока старик спит, вынести бумаги из башни легко, но, когда на следующий день он решил взять со стола улики, у него задрожали руки. «Не валяй дурака, — пытался уговорить он себя. — Столько лет прошло. Ты мужчина или все еще испуганный мальчик?» Ему так надоели страх и унижение, что он грубо схватил бумаги, быстро свернул их в рулон, убрал в рукав и, не сказав ни слова Маргарите, отправился в аббатство.
Когда монах начал читать потускневшие записи на листках пергамента, у него глаза полезли на лоб. Он попросил у Адера прощения за то, что не доверял ему, вернул бумаги и велел как можно скорее отнести их обратно в башню. Кроме того, он попросил Адера известить его, если старик задумает очередное жестокое убийство. Так или иначе, монаху нужно было время, чтобы схватить и засудить еретика, который состоял на службе у графа. Адер стал спорить. Он говорил, что лекарь в союзе с дьяволом, что он не заслуживает ни одного лишнего дня свободы. Однако монах все–таки колебался. Не так–то просто было набраться храбрости и дерзко выступить против графа. Чтобы распалить решимость монаха, Адер обещал вернуться к нему с новыми доказательствами того, что лекарь занимается колдовством.
В тот вечер Адеру было особенно сложно находиться рядом со стариком. Он вздрагивал, стоило только лекарю бросить на него взгляд. Он был уверен, что старик может понять, что Адер прикасался к его драгоценным пергаментам. Пока старик рылся в бумагах в поисках нужного рецепта, Адер ужасно переживал. Вдруг старик заметит, что чего–то недостает, что что–то не так: загнутый уголок, отпечаток пальца, монастырские запахи лаванды и ладана… Но старик спокойно продолжал работу.
Вскоре после полуночи старик, сидя за столом, устремил взгляд на Адера.
— Ты все еще хочешь научиться читать, мальчик мой? — довольно дружелюбно осведомился он.
Адеру показалось странным то, что старик вдруг заговорил об этом. Но если бы он дал отрицательный ответ, лекарь сразу бы понял: что–то не так.
— Да, конечно.
— Пожалуй, сегодня и начнем. Иди сюда, я покажу тебе кое–какие буквы на этой странице.
Старик поманил Адера пальцем. Затаив дыхание, юноша поднялся с пола и пошел к лекарю.
Старик не спускал с него глаз:
— Ближе, мой мальчик. Отсюда ты не увидишь буквы. Встань вот здесь.
Он указал на пол рядом с собой.
У Адера на лбу выступили капельки испарины. Он нерешительно шагнул ближе, и стоило ему сделать этот шаг, как старик проворно поднял руку и железной хваткой сжал его шею. Адер начал задыхаться.
— Сегодня для тебя очень важная ночь, Адер, мой милый мальчик. Очень важная, — проговорил он нараспев, встав со стула и оторвав юношу от пола, держа за горло. — Не думал, что ты так долго у меня проработаешь. Я собирался убить тебя давным–давно. Ты совершил одну большую ошибку, однако ты запал мне в сердце. Ты всегда был красив — особенной, диковатой красотой, но, кроме того, ты был более верен мне, нежели я считал возможным. Да–да, ты служил мне лучше, чем я предполагал, когда впервые увидел тебя. Поэтому я решил сделать тебя своим слугой — на веки вечные.
Он швырнул Адера о стену с такой силой, словно тот был тряпичной куклой. Силы покинули юношу. Старик поднял его и вновь понес вниз по лестнице в свое подземелье.
Адер то приходил в себя, то погружался в забытье, лежа на кровати. Он чувствовал, как прикасаются к его лицу руки старика.
— У меня есть для тебя драгоценный подарок, о мой мятежный бродячий мальчик. Ты думал, что я не прочту этого в твоих глазах, но я прочел…
Адеру стало страшно. Он подумал, что старик имеет в виду его договор с монахом.
— Но как только ты получишь этот подарок, ты больше мне ни в чем не сумеешь отказать. Этот дар свяжет нас, вот увидишь…
Старик наклонился к самому лицу Адера и зловеще уставился на него. И тут юноша заметил амулет, висевший на шее старика на кожаном шнурке. Лекарь сжал амулет в руке, чтобы Адер его не видел, но тот успел разглядеть его в тусклом свете свечи. Это был крошечный серебряный сосуд, украшенный тонкой резьбой и закрытый миниатюрной крышечкой.
Каким–то образом старику удалось заскорузлыми пальцами снять крышечку, которая, как оказалось, представляет собой тончайшую пробку, более похожую на иглу. На кончике иглы повисла капля густой жидкости цвета меди.
— Открой свой поганый рот, — приказал лекарь, держа иглу около губ Адера. — Сейчас ты получишь драгоценнейший дар. Большинство людей ради такого были бы готовы убить или выложить баснословные деньги. А я собираюсь истратить это сокровище на такое ничтожество, как ты! Делай, как приказано, неблагодарный пес, пока я не передумал!
Сопротивляться было бесполезно. Игла легко прошла между губами Адера и вонзилась в его язык.
Не боль, а скорее шок заставил Адера пытаться вырваться. Все его тело вдруг странным образом онемело. Сердце юноши замерло от страха. Он почему–то в одно мгновение осознал, что с ним происходит нечто бесовское. Адер чувствовал, что на него что–то со страшной силой давит, его сердце начало биться быстрее и быстрее. Оно словно бы изо всех пыталось толкать иссякающий поток крови к немеющим рукам и ногам, к мозгу. А старик не отпускал его. Он сидел на нем верхом — тяжелый, словно камень, бормотал что–то на непонятном языке, колол руку Адера иглами и что–то рисовал на ней чернилами. Адер догадывался, что совершается некий сатанинский ритуал. Адер пытался оттолкнуть старика, но это ему не удалось, а вскоре и сил для борьбы не осталось. Его легкие опустели, он не в силах был сделать вдох. Дергаясь в спазмах, кашляя, выгибая спину, он холодел, кожа его начала синеть. Адеру казалось, что его хоронят заживо, запирают наглухо в теле, которое летит по спирали вниз…
Но яростная воля внутри Адера сопротивлялась смерти. Он знал: если он умрет, старик никогда не будет наказан, а больше всего на свете Адеру хотелось дожить до этого дня.
Лекарь не сводил глаз с бьющегося в предсмертной агонии Адера:
— Какая сила. Тебе очень хочется остаться в живых. Это хорошо. Какой ненавистью пылают твои глаза. Этого я и ожидал, Адер. Твое тело вот–вот умрет окончательно. Это на какое–то время займет твое внимание. Лежи смирно.
Когда тело Адера больше не могло бороться, оно начало умирать. Пришло окоченение. Сознание юноши оказалось в ловушке. Он неподвижно лежал на кровати. А старик рассказывал о том, как стал алхимиком. Он, конечно, не ожидал, что Адер, простой паренек, поймет, как привлекательна эта наука, как он вошел в нее, будучи обученным лекарем. Но он стал не только алхимиком, а одним из тех немногих, кто от тайн естества шагнул в тайны сверхъестественного. Превращение простых металлов в золото — это всего лишь иносказание. Было ли это ясно Адеру? Истинный ученый стремится не к тому, чтобы изменять природные вещества. Он пытается изменить природу человека! За счет очищения ума и посвящения своей жизни только алхимии лекарь стал одним из самых просвещенных, самых могущественных людей на земле.
— Я могу повелевать водой, огнем, землей и ветром. Ты это видел сам — и знаешь, что это правда, — хвастливо говорил старик. — Я могу делать людей невидимками. Я силен, как в юности, — а ведь это изумляет тебя, не так ли? На самом деле, теперь я сильнее, чем был раньше. Порой я силен, как двадцать мужчин! Я и временем могу управлять. Тот дар, которым я наделил тебя… — Старик самодовольно и надменно ухмыльнулся, — …это бессмертие. Ты, мой почти идеальный слуга, никогда не уйдешь от меня, ты никогда не ослушаешься. Ты никогда не умрешь.
Эти слова Адер слушал, умирая, и надеялся, что все это неправда. Служить лекарю вечно? Он молился, чтобы смерть забрала его. Ему было так страшно, что он заставил себя не слушать, что говорит старик, но это уже не имело значения.
До того мгновения, когда его поглотила тьма, он все же успел расслышать еще кое–что. Лекарь говорил о том, что существует единственный способ избежать вечности. Погибнуть можно было только от руки того, кто сделал тебя бессмертным. Адера мог убить только лекарь.