6

«И только синее, синее небо над нами…». Небо над Ричмондом было ярко-голубым и спокойным. Ни тучки, ни облачка. Словно огромное полотно восхитительного шелка раскинулось над городом. Словно вода самых чистых прозрачных озер взлетела с земли и стала небом. Робкое дыхание ветра, тихий всплеск листвы по аллеям, дымный аромат цветущих деревьев, калейдоскоп клумб и палисадников, разбросанных тут и там, — все это был Ричмонд.

Оглядываясь по сторонам, Мелисса с каждой минутой все сильнее влюблялась в свой город. Ощущение спокойствия пришло к ней сразу, как только после указателя «Ричмонд» машина свернула в нужную сторону. Да, она не вспомнила, не узнала город, но на душе потеплело так, что не осталось сомнений — жизнь в Ричмонде Млисс выбирала сама, и переезд был обдуманным, целенаправленным шагом. Это место было лучшим из всех, которые она успела увидеть в последнее время. Их было не так уж много, но все же.

Светлая рассеянная улыбка блуждала по ее лицу. Она высунулась в открытую форточку и жадно вдыхала пряно-цветочный запах города. Трэвор любовался ее улыбающимся профилем и развевающимися по ветру каштановыми волосами.

Все-таки не зря он передумал в последний момент. Холодно попрощавшись с Млисс, увидев, как машина Стэнли набирает скорость, Трэвор послал к черту все свои рассуждения о прыжках с карусели, поймал первого же подвернувшегося водителя и помчался за своей пока еще не скрывшейся с поля зрения загадкой. Девушкой со странным именем Амата. Ну теперь, конечно, она уже не Амата, а Мелисса, но для него это не имеет ни малейшего значения. Будь она хоть Круэллой Девиль, он все равно поехал бы за ней.

Стэнли Ларсон явно не обрадовался его внезапному появлению. К чему бы это? Хотя Трэвор был практически уверен, что взъерошенный блондин отнесется к его возвращению именно так. Правда, ему совершенно наплевать, что думает о нем этот Стэнли, но вот, что он думает о Млисс, Трэвору очень интересно. Наверняка, Стэнли решил за ней приударить. А почему бы и нет? От одного попутчика избавился, муж, если даже и есть, то с ним он не знаком. Муж…

Всей тяжестью печати в паспорте Трэвора придавило это угрожающее слово. Муж… Он не задумывался о том, замужем Млисс или нет. Стэнли не сказал на этот счет ничего определенного, но, с другой стороны, мужа он не видел. К тому же, даже если предположить, что Мелисса замужем, она все равно ничего не помнит о своем браке. А что, если вспомнит? Тогда Трэвору придется либо убираться восвояси, либо бороться за право быть рядом с Млисс, на что он, к сожалению, едва ли способен. Тюфяк! У него не было любимых, за которых можно было бы бороться. Да он и не хотел ни за кого бороться — всегда проще и достойнее казался уход. И что теперь?

Ладно, переживать еще рано. Может, никакого мужа нет и в помине. Да и Мелисса не слишком-то похожа на замужнюю даму. На вид — лет двадцать пять, не больше. Ведет себя как девчонка. К тому же в Италии она была одна — мужья редко имеют привычку отпускать своих жен одних, а тем более, в такие далекие путешествия. Нет, мужем тут и не пахнет. Но вдруг…

Догадывается ли Мелисса о том, что он влюблен в нее? Не исключено. Помчался в Ричмонд следом, как верный пес. А эти нелепые оправдания о том, что ему интересно раскрыть тайну Аматы? И все же Млисс могла в это поверить — богатый бездельник, которому наскучила жизнь, мечется в поисках приключений. Не лестно, но пусть лучше она думает так — гораздо проще выглядеть незаинтересованным лицом. Если окажется, что он ей безразличен или она все-таки замужем, Трэвору будет легче уйти, не уронив собственного достоинства.

Не слишком ли много он думает о достоинстве? Говорят, иногда полезно о нем забыть. Млисс говорила, что ему стоит посмотреть на многие вещи под другим углом зрения. Сможет ли он? Не слишком ли он постарел, закостенел душой за долгие годы одиночества? Ни друзей, ни любимых. Только бестолковый психоаналитик несколько раз в неделю. Да, это сложно назвать нормальной жизнью.

С момента возвращения Трэвора, Стэнли Ларсона как будто подменили. Смолкли разговоры о погоде и разбитых лобовых стеклах, боевой настрой бывалого водителя как-то сник. Неужели на него так действует Трэвор, удивилась Мелисса. Не исключено — ведь первое время общение с ним ей тоже давалось невероятно тяжело. Эти двое, правда, не бранятся. Между ними какая-то непроходимая стена молчания и, возможно, недоверия. С чем это связано? Можно будет позже поинтересоваться у Трэвора. Хотя, в конце концов, какая разница. Она сейчас так счастлива, что все эти мелочи не достойны ее внимания. Она влюблена в Ричмонд, рядом с ней Трэвор, скоро она увидит свой дом! Все остальное просто не имеет значения.

По-прежнему молчащий Стэнли остановил машину возле хорошенького небольшого особняка. Два этажа, небольшая мансарда, желтые стены кое-где расписаны узорами. Аккуратный, пестрящий цветами палисадник за невысоким забором. Уютное и надежное убежище. Если бы Мелисса хоть раз представила себе дом, до того, как увидела его, он был бы именно таким. Ей хотелось обнять весь мир — о большем она не могла и мечтать. И если внутри дом окажется таким же, как снаружи, то ей не придется открывать себя заново — она и так великолепно знает, чего хочет!

Мелисса, смеясь от переполнившей ее радости, предложила Стэнли и Трэвору выпить чашечку кофе. Если таковой, разумеется, найдется в ее доме. Но Трэвор собирался найти номер в гостинице, а Стэнли с кривой улыбкой сообщил, что у него дела, да и мешать Мелиссе осваивать дом он совершенно не хочет.

Девушка поблагодарила обоих за помощь и тут же вспомнила об одной досадной мелочи: где-то в далекой Италии она потеряла ключи от дома. Вот смех-то! Наверное, такая у нее судьба — постоянно попадать в нелепейшие ситуации. На деревянном заборе, окрашенном в светло-кофейный цвет, немедленно обнаружилась кнопка звонка, на которую Млисс тут же и нажала. Не исключено, что в доме кто-то может оказаться. Дом не ответил на треньканье и признаков жизни не обнаружил.

Поэтому Трэвору и Стэнли пришлось исполнять роль взломщиков. Мужчины изрядно попыхтели, справившись сначала с забором, а затем с неподатливым домашним замком. Их усилия были вознаграждены — счастливая Мелисса наконец-то вступила в свои владения. Трэвор пообещал заехать вечером, а Стэнли пробормотал что-то невнятное в ответ на приглашение как-нибудь заехать в гости, окончательно убедив Трэвора в том, что имел на Млисс какие-то виды.

Оставшись в одиночестве, Млисс смогла оглядеться. Журнальный столик в маленькой комнате, которая располагалась слева от гостиной, был завален книгами, листами бумаги, авторучками, карандашами и прочими канцелярскими принадлежностями. На большом столе располагались небольшой компьютер и принтер, которые Мелисса едва ли могла хотя бы включить. А месяц назад она даже умела этим пользоваться! Кажется, маленькая комната служила для нее рабочим кабинетом.

Что же все-таки она пишет? Мелисса взяла со стола один из небрежно брошенных листов. «Холодный ветер, суетливый дождь. Он идет потусклой улице, освещенной призрачными бликами единственного фонаря…». Кажется, начало какого-то рассказа. Она взяла другой листок, одиноко лежащий на белой поверхности принтера. «Перламутровый полдень на плоскости лета…». Стихи и проза, проза и стихи… Вот чем она, оказывается, занимается. Что ж, недурно. Только сможет ли она писать после того, что с ней произошло? Мелисса вспомнила образы, пришедшие ей на ум в итальянской клинике. Фиолетовое отчаянье — вот, оказывается, откуда оно взялось. Она так мыслила, потому что писала. Но что будет теперь? Не ушел ли ее талант, если таковой, конечно, был, туда же, куда и память? Но прочь, грусть. Теперь она обрела дом, который поможет ей найти себя, потерявшуюся в лабиринтах памяти.

Мелисса продолжила осмотр домашних достопримечательностей. Гостиная, которую она пропустила, почему-то первым же делом отправившись в рабочий кабинет (может, по инерции?), оказалась довольно приятной мягкой комнатой, состоящей из ворсистых диванов, пушистых подушек и пухлых пуфов, покрытых искусственным мехом. «Мягкая комната», как сразу же и окрестила ее Мелисса. Пол был застелен огромным лохматым ковром, смахивающим на сребристую шкуру какого-то крупного зверя. По углам гостиной из больших горшков выпускали свои лапы-листья зеленые комнатные растения. Мелисса присела на пол и потрогала шкуру-ковер. Руки погрузились в мягкий искусственный мех, серебрившийся в полумраке гостиной. Девушка встала, подошла к окну и, дернув кисточку, одним движением раздвинула бледно-голубые шторы. Вечернее солнце ворвалось в комнату розовыми лучами. Мелисса открыла окно и впустила в пыльную гостиную пропахший цветами и травами воздух Ричмонда.

Справа от гостиной располагались кухня и ванная. Маленькая чистая кухонька состояла из деревянных шкафчиков с множеством дверок. Холодильник был забит консервированными продуктами. Складывалось впечатление, что исключительно ими и питалась ленивая хозяйка.

Мелисса поднялась на второй этаж, попутно рассматривая затейливую резьбу деревянных перил — сделано на совесть и талантливо. Стебли вырезанных цветов сплетались друг с другом, образуя причудливые узоры, на деревянных листьях виднелись тонкие прожилки, сделанные умелой рукой мастера. Колдовство, да и только!

Холл второго этажа, как и гостиная, был уставлен напольными цветочными горшками с разлапистой зеленью. Да, Мелиссе определенно нравятся мясистые листья ее домашних любимцев. Растения, по всей видимости, не влаголюбивые, в противном случае они бы увяли. Ведь ее не было здесь целый месяц, а, может, и больше. По их полной жизни зелени нельзя сказать, чтобы они были чем-то недовольны в отсутствие хозяйки. Но завтра, как только она отдохнет и выспится, обязательно польет их.

Отдельную комнату на втором этаже занимала библиотека. Вот это да — три огромных шкафа с книгами! Зря Трэвор Лоу тратил время и деньги в книжном магазине Волтингтона — у нее есть все те книги, которые они купили. Ата, за исключением японской лирики. Видимо, ею она раньше не интересовалась. Книжные полки, стол и стул. Больше ничего в комнате не было. Все, что нужно, и никаких излишеств.

Ну вот, кажется, она нашла спальню. Мелисса вошла в просторную комнату. Взглянула на пыльное трюмо, провела пальцем по зеркалу. Да, дом определенно нуждается во влажной уборке. Большая кровать заправлена, в комнате порядок, вот только пыль… Отъезд из дома вряд ли был спонтанным — Млисс заранее знала, что уезжает, и прибрала здесь. Зачем она отправилась в Италию? Нет, сейчас лучше отдохнуть, отложив неразрешенные вопросы на потом.

Мелисса села на пуфик рядом с трюмо и принялась рассматривать бутылочки и коробочки, стоящие на нем. Парфюм она уважала: на темном лакированном дереве трюмо располагалось, как минимум, пять наименований туалетной воды. Млисс с интересом взяла одну из бутылочек: низенькая и пузатая, серебристая металлическая крышечка и желтое содержимое. «Инес де ла Фрессанж», прочитала Млисс. Попробуем.

У ароматов есть одно волшебное свойство: часто они прочно ассоциируются с событиями, в которых принимают пассивное участие, заставляя благоухать женские (справедливости ради, не только женские) прелести. Женщина, открывшая флакончик давно позабытых духов вспомнит и о первом свидании в шестнадцать лет, когда она тайком надушилась маминой «Ниной Ричи», и о том, как разбились ее девичьи иллюзии, под волшебную симфонию цветочного аромата, и о многих, многих других вещах, казалось бы, давно пылящихся в старых закрытых ящиках воспоминаний. В этом — одна из прелестей и загадок аромата, в этом — его неуловимая сила. Ведь недаром многие хранят старые, полу выдохшиеся пузырьки с былой роскошью духов, годами не открывая их… а потом с наслаждением предаваясь сказочному счастью под названием «воспоминания».

Мелисса сняла серебристую крышечку и слегка надавила на распылитель. Желтая жидкость тонкой струей брызнула ей на запястье. Девушка вдохнула пыль мелких капелек, рассеявшуюся в воздухе. Аромат показался ей призрачным, сладковато-терпким. Далекий, грустный, он поселил в ней необъяснимое чувство тревоги. Как будто она ищет что-то и не может найти. Но что именно, или кого? Может, саму себя? Нет, ее поиск показался ей более конкретным, наполненным волнением и страхом потери. Кого, кого она могла потерять?

Пробежавшись по остальным пузырькам, Мелисса поняла, что ничего больше не вспомнит. Таинственная «Инес» дала толчок к каким-то воспоминаниям, но, к сожалению, ничего определенного в голове Млисс не всплывало. Только странное чувство утраты и тревожного поиска — вот и все, что она смогла получить.

Млисс стало жутко. Чуткое ухо уловило какие-то шорохи во дворе, и девушка насторожилась. По телу забегали противные мурашки, признаки страха. Как маленькой девочке, ей захотелось забраться под кровать или в шкаф и не вылезать оттуда, пока все ужасное не кончится. Что именно было ужасным, понять она не могла. Шорох. Еще шорох. Невозможно заставить себя встать с пуфа и выглянуть в окно. Она сжалась, как маленький заяц, в предчувствии щелканья челюстей голодного волка. Млисс трясло от необъяснимого панического страха.

Пиликанье звонка заставило ее содрогнуться. Тело словно вросло в пуф, стало свинцово-тяжелым и не давало встать. Трэвор, вспомнила Млисс, он ведь должен был прийти вечером. Вот ненормальная! Она сбросила с себя постепенно рассеивающееся оцепенение, встала с пуфика и спустилась вниз, к заливавшемуся плачем звонку.

Трэвор осуждающе покачал головой.

— Я уж думал, ты спишь, собрался уходить.

Мелисса покраснела, вспомнив о своих детских страхах наверху.

— Входи. Осмотр местных достопримечательностей затянулся, — она кивнула в сторону комнат. — Завтра попробую бороться с пылью, пока у меня не началась аллергия.

— Ты уже поставила себе диагноз — аллергия на пыль? — шутливо поинтересовался Трэвор.

— Не смешно, — огрызнулась Млисс. — Сейчас будем заниматься поиском кофе.

— Да, настроение у тебя заметно испортилось. Когда я уезжал, ты была куда веселее.

Поиски кофе для Млисс обернулись сущим кошмаром. Дверцы, дверцы, снова дверцы, специи, бульонные кубики, сахар, сухие сливки… Где же кофе, черт возьми? Млисс погрузилась в исследование содержимого нижних шкафчиков.

— Я уверена, что кого-то искала, Трэвор, — раздался измученный голос из кухонных недр.

Трэвор приземлился на деревянный стул.

— Сейчас ты ищешь кофе.

— Не шути, мне не до смеха. Было так тревожно, так страшно… Такое ощущение, что я потеряла кого-то и не могу найти. Ноющий страх в душе, представляешь?

— Туманно. У тебя нет предположений, кого именно ты потеряла?

— Не-а. — Млисс наконец вынырнула из бесконечной вереницы дверей шкафа и радостно шлепнула на стол банку растворимого кофе. — Есть хочешь? У меня, правда, только консервы, но я так голодна, что готова проглотить их прямо в банке.

— Давай консервы, — обречено вздохнул Трэвор. — Как я и предполагал, хозяйка из тебя никакая.

— Вот так-то гости относятся к хозяевам, — надулась обиженная Млисс. — Я человек творческий, мне хозяйствовать не положено. Я, между прочим, поэт и прозаик.

Трэвор зашелся смехом. Взъерошенная девчонка с банкой кофе в руках и консервами в холодильнике — поэт и прозаик! Держите его, а то он живот надорвет!

— Трэвор Лоу! — закричала не на шутку обидевшаяся Млисс. — Если ты не угомонишься сейчас же, то эта банка полетит в тебя! — И она угрожающе замахнулась жестяным оружием внушительных размеров.

Но Трэвор уже не мог остановиться, смех буквально булькал внутри него, разрываясь на множество веселящих пузырьков. Ах, так! Ну ладно же! Теперь она точно осуществит свою угрозу. — Млисс замахнулась, и банка, облетев стол, просвистела над головой едва успевшего пригнуться Трэвора.

— Сумасшедшая. — Трэвор с трудом успокоился, но все еще держался за живот, пытаясь подавить последние признаки смеха. — Ты могла меня убить! Я совсем не хотел тебя обидеть, просто эта фраза прозвучала в такой забавной обстановке…

— Я нелепа. — Млисс грустно опустилась на табурет. — Я ужасно нелепа.

— Может быть. — Посерьезневший Трэвор протянул руку и слегка потрепал Млисс по голове. (Вот уж не ожидал от себя таких телячьих нежностей). — Может быть. Но ты знаешь, это мне безумно нравится.

Мелисса подняла голову. Теплый взгляд Трэвора смущал и одновременно притягивал ее. Она словно растворялась в этом взгляде, погружалась в ту глубину, куда Трэвор никогда раньше не пускал ее. Что там, внутри? Какие томления, терзания, мечты? Горечь одиночества и оставшиеся осколки тепла, которые он сейчас извлек и вытащил на поверхность. И вот Млисс опять в нежных тисках его власти и робости, надежности и требовательности. Знала ли она раньше о существовании подобного чувства? О влюбленности, желании, радости быть согретой в объятьях любимого мужчины?

Одним махом Трэвор разбил очарование их выразительных взглядов и молчания, в котором было так много чувства. Тепло рыбкой нырнуло обратно в глубину глаз, уступив место холодной сосредоточенности.

— Послушай, а эта Амата из Волтингтона, не та ли, кого ты потеряла? Мы искали в Волтингтоне Амату, правда так и не нашли, но, может быть, это и есть предмет твоей тревоги?

— Возможно. В любом случае, я не помню, ни кто такая Амата, ни кого я в действительности ищу. Если бы была хоть какая-нибудь зацепка. Чьи-нибудь телефоны, адреса. Но я даже не знаю, есть ли у меня записная книжка.

— У нормальных людей бывает. Что касается тебя — неизвестно.

— Трэвор! — рявкнула Млисс.

— Умолкаю. Завтра попробуем зайти к соседям, может, они знают кого-нибудь из твоих друзей. Не исключено, что эта Амата — твоя подруга.

— Из-за которой меня хотели убить? Строить предположения можно сколько угодно. Обидно одно — я не наблюдаю никакой логики в своих прошлых поступках.

— А в нынешних? — лукаво подмигнул Трэвор.

— В нынешних она присутствует, благодаря тебе. Я сказала тебе комплимент. Теперь ты наконец перестанешь меня третировать?

— Не надейся!

Млисс залила кофе водой из электрического чайника и разложила по тарелкам содержимое консервных банок.

— Что это? — поинтересовался Трэвор.

— Белая фасоль и мясо криль. Кажется, я большая лентяйка — консервами забит весь холодильник.

— Кто бы сомневался, — буркнул Трэвор и принялся за еду. В глубине души содержимое холодильника Млисс его даже обрадовало: обычно мужей консервами не кормят. Похоже, что Млисс все-таки одинока. — Но, в общем, не так уж плохо. Лучше, чем вообще ничего. Если будешь примерной девочкой, завтра свожу тебя в ресторан.

— Обойдусь и консервами, — хмыкнула Млисс.

Они быстро разделались с крилем и фасолью и приступили к кофе.

— Сейчас бы круассанов, — мечтательно произнесла Млисс. — С вишневым джемом.

— Я бы тоже не отказался, — поддержал ее Трэвор. — Ты умудрилась зародить во мне любовь к этим французским булочкам, за что я тебе очень признателен.

На кухне воцарилась атмосфера уюта и спокойствия. Стихли былые перебранки, наступило временное перемирие за чашечкой кофе. Под действием еды и горячего напитка Млисс совсем расслабилась. Она представила себе уютную постель на втором этаже (наконец-то свою постель!), включенную лампочку рядом с кроватью и томик Гофмана в руках. Поймав на себе взгляд Трэвора, она устало улыбнулась.

— Представляю, как заберусь в свою постель.

— А мне обеспечена ночевка в гостинице. Но ты знаешь, я не испытываю никакого желания возвращаться домой. Даже из-за уютной постели.

Млисс стало жаль его, человека, который не хочет возвращаться домой. Дома его никто не ждет, но ведь и ее тоже не ждали. И, не смотря на это, она была так счастлива найти свое убежище, обретя в нем утраченную часть себя. Если бы Трэвор потерял дом, как она, то смог бы полюбить его. Прозаическая истина: что имеем — не храним. Только мораль этой истины мало кто воплощает в жизнь: людям свойственно пренебрегать тем, что есть, а затем, потеряв, оплакивать утрату, будь то вещь, будь то человеческие отношения.

Трэвор допил кофе и собрался уходить, посоветовав Млисс хорошо выспаться. На улице окончательно стемнело, и потерявшаяся во времени Млисс отправилась на поиски часов.

Время определенно располагало ко сну. Млисс понежилась в ванной, распластавшись в жемчужно-розовой пене, расстелила чистое мягкое белье, найденное в шкафу спальни. Юркнула в объятия одеяла с долгожданной книгой. «Недалеко от приветливой деревушки, у самой дороги, на раскаленной солнечным зноем земле…». На второй странице уставшие глаза захлопнулись сами собой, книга разлеглась на белом кружевном пододеяльнике, а Мелисса ушла в мир снов, который до этой ночи был для нее закрыт.

Туманно-серый лабиринт, в котором на каждом шагу подкарауливает пропасть. Липкие стены, на которые нельзя опереться. Глухие шаги, тяжелым шепотом звучащие в промозглой темноте. И страх, отвратительный, холодный, скользкий, извивающийся как червяк в глубинах сознания. И вдруг, где-то в середине этого серого ледяного безумия раздается стон. Мертвящая тишина. Снова стон, и снова скользкая тишина разбивается о стены лабиринта. Она пытается идти, двигаться навстречу стону. Она уверена в том, что стонущему так же страшно и плохо, как ей. А может быть, еще хуже. Бесконечность движений, немыслимые извилистые повороты. Она то приближается, то отдаляется от того эпицентра страха, который излучает стон. Она пытается держаться за вязкую стену, в которую почти проваливается ее рука. Страх хватает за горло. Страх холодным кольцом сжимает ноги, руки, голову. Страх живет ее телом, пытается управлять ее движениями. Но она продолжает идти по трясине бесконечных поворотов и извилин лабиринта. Стон приближается и усиливается страх. Что если за следующим шагом — пропасть? Что если стон — всего лишь ловушка, в которую заманивает ее хитрый лабиринт? Но из него нет выхода, и единственный ее шанс — идти навстречу жалобному, отчаявшемуся стону. Еще поворот, и еще отчетливее раздается мольба, исчерпавшая слова и оставившая лишь звук. В сером лабиринте — светлое пятно. Она подходит ближе. На расстоянии нескольких шагов женщина, безумно похожая на нее. Или это она сама, истощенная и измученная бесконечным блужданием по лабиринту? Помоги, раздается шепот. Бледное лицо, губы-щелочки и глаза, которые кто-то злой раскрасил отчаяньем. Помоги, раскрываются губы-щелочки, и навстречу Млисс тянется худая, вялая рука. Шаг. Второй. Третий. Гулкая пропасть затягивает ноги в каменный проем пола. Неизвестность. Небытие.