1

Что может быть хуже противного моросящего дождя и тусклого серого неба? Лита выглянула в окно: туча цвета талого снега заволокла все обозримое небесное пространство. Какая уж тут прогулка! А ей так хотелось выйти на улицу и подышать наконец свежим воздухом. Она уже три дня не выходила из дома, а все эта жуткая статья о байкерах, которую ей нужно было написать в рекордно короткий срок. Лита закончила ее только вчера, в три часа ночи, когда глаза уже не видели строчек, выплывающих на монитор компьютера, и голова укладывалась на клавиатуру, как на подушку. А сегодня пошел дождь, зарядил, наверное, на весь день, и Лита опять не увидит солнечного света. Ей стало тоскливо.

Она отошла от окна и спустилась вниз, за соком. Ее любимым, ананасовым. Она открыла ярко-желтый пакет, плеснула сока в стакан и сделала глоток. Какой кислый! Неужели его совсем разучились делать? Или у нее настолько плохое настроение, что даже любимый сок кажется невкусным?

Лита прошла в гостиную и села в большое плетеное кресло напротив камина. Может, зажечь камин? Ей всегда нравилось смотреть на золотисто-красные искорки, порхающие в кирпичной пасти камина. Только сейчас — день, а это удовольствие хорошо лишь по вечерам, когда густая патока темноты заливает окна.

Лита вздохнула. Барт вернется не скоро, хоть и обещал прийти сегодня раньше, чем обычно. Ненавистная статья была закончена, и девушка совершенно не знала, чем себя занять. На журнальном пузатоногом столике лежал недочитанный «Кентавр» Апдайка. Лита скользнула взглядом по книге, на которую последние три дня у нее не было времени. Еще вчера ей так хотелось дочитать роман, а сегодня лень даже открыть книгу. На душе, как и на улице, было скверно. В глазах все еще бегали строчки, описывающие чертовы приключения байкеров. Да, со статьей она явно переусердствовала.

Лита сделала еще один глоток сока, скривилась и поставила стакан на столик. Эту гадость очень сложно назвать ананасовым соком. Интересно, чем сейчас занят Барт? Оформляет очередную сделку или шутит с красавицей Эстер Таусон? Где-то глубоко внутри открыла одну из пастей разжиревшая за последний год гидра ревности.

Джоана Литисия Солвер и Бартоломью Блэквуд обвенчались около пяти лет назад в маленькой холтонской церквушке, одиноко стоящей среди зеленых дубов и поросших изумрудным мхом валунов, бог знает с каких времен окружающих церковь. На скромном обряде присутствовали только отец Литы (который, кстати, и наградил ее роскошным вторым именем Литисия, на мексиканский манер) и мать Барта. Именно по настоянию родителей Барт и Лита обвенчались в Холтоне — в тех местах, где оба родились и познакомились.

В детстве они почти не общались друг с другом: Барт считал Литу девочкой не от мира сего, а Лита была уверена в том, что Бартоломью Блэквуд круглый дурак и задира. Но годы шли и дети взрослели. Не сговариваясь, статный зеленоглазый юноша и девушка с детским синим взглядом отправились пытать счастья в один и тот же город, надолго заставивший их позабыть старый Холтон.

Барт Блэквуд прошел тернистый путь от курьера до крупного предпринимателя. Отличная хватка и гибкий пытливый ум заставили обратить на него внимание крупных рыб, плавающих в море бизнеса. Ведь не зря же он взахлеб читал и перечитывал драйзеровского «Финансиста», каждый раз заново переживая полную непостоянства и волнений жизнь Фрэнка Каупервуда. Маленькая фирма, открытая Бартом на деньги, собранные посредством упорного труда и лишений, вскоре превратилась в крупное агентство.

Джоана Литисия всерьез увлеклась журналистикой. Она окончила институт, параллельно работая над написанием статей в маленькую газетку «Каприз». За описание забавных историй из быта простого населения города ей платили немного, но непритязательной Лите вполне хватало этого на жизнь и даже на скромную помощь отцу, живущему в Холтоне.

Закончив обучение, она по совету однокурсницы пришла на собеседование в крупный журнал «Фэйр Лайф», где на нее обратил внимание главный редактор, который предоставил ей возможность показать себя в деле. Статья, которую она написала о фотомодели Джекки Слим, была оценена редактором по заслугам. Легкий слог, ненавязчивое, но заметное авторское «я», свежесть, красочность описаний — все это позволило Лите получить одну из ведущих колонок журнала — «Интересные лица». Восторгу девушки не было предела: она смогла, у нее все-таки получилось!

Через пару месяцев ей предложили посетить прием, на котором присутствовало большое количество местных знаменитостей. Ее задача заключалась в том, чтобы найти новое «интересное лицо», еще не освещенное газетами и журналами, и описать его в новом выпуске «Фэйр Лайф».

Задача была не из легких. Во-первых, Лита никогда не бывала на приемах. Она не представляла себе, как ей одеться и как вести себя среди блестящей звездной толпы. Да еще и поиск нового лица — до этого она писала лишь о тех людях, которых рекомендовал ей главный редактор. А если она допустит какую-нибудь бестактность? Она, девочка из Холтона, от которой все эти приемы так же далеки, как звезды на небосклоне? А если «интересное лицо», которое она выберет, не будет соответствовать политике «Фэйр Лайф»?

Все эти «а если» настолько выбили Литу из колеи, что весь день перед приемом она провалялась в постели с дикой головной болью. Лишь под вечер, с ощущением полного провала, она наскоро надела длинное черное платье с блестками, купленное «на всякий случай» в бутике, провела по губам прозрачным блеском и отправилась на прием, как осужденный на казнь.

Огромный сверкающий зал чуть не ослепил Литу. Она никогда прежде не видела такого великолепия. Выложенный белоснежными плитами пол, отражающий свет огромных хрустальных люстр, пестрая толпа роскошно одетых мужчин и женщин, официанты в белых рубашках, чинно расхаживающие с подносами в руках… Лита совсем оробела. Что делать, куда идти, с кем говорить? Какая же она, к черту, журналистка, если стоит здесь как вкопанная, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой?

— Бокал шампанского? — послышался за спиной приятный и подозрительно знакомый мужской голос.

Неужто она брала интервью у кого-то из присутствующих в этом зале? Вряд ли. Господи, как же комично она выглядит сейчас: стоит посреди зала и даже не может обернуться, чтобы посмотреть, кто заговорил с ней. Лита собрала остатки мужества и заставила себя повернуть голову…

— Лита Солвер! Не может быть! Никогда бы не поверил, что мы встретимся здесь!

На Литу удивленно и радостно смотрели зеленые глаза Барта Блэквуда. Вот это да! Оказывается, не одна она приехала в этот город из Холтона. От волнения и удивления Лита и рта не могла раскрыть, зато Барт… Слова сыпались из него, как сахар из разорванного пакета.

— А я-то думал, что один такой, из Холтона! Давно ты уехала оттуда? Там, наверное, все по-прежнему. Я уже два года не был у матери, никак не могу вырваться! Как же ты изменилась! Стала настоящей красавицей. Теперь уже я жалею, что не бегал за тобой в детстве. Лита! Литисия Солвер! Кто бы мог подумать!

Он увлек ее в глубь зала, и она, растерянная, покорная, шла за ним.

— Пойдем, поговорим наедине. Здесь слишком много людей. Сам еще не могу привыкнуть к этим приемам. Что же ты молчишь, Лита? Неужели не рада нашей встрече?

Они уже стояли между высокими мраморными колоннами, почти незаметные для окружающих. Лита до сих пор помнит белизну этих колонн, кое-где прорезанную черными прожилками. Она с трудом оторвалась от их созерцания и взглянула в глаза Барту.

— Что ты! — смущенно улыбнулась она. — Я очень рада. Но я настолько удивлена и ошарашена, что мне трудно говорить. Видишь ли, я впервые на приеме. Мне нужно написать статью для «Фэйр Лайф». Я веду в этом журнале колонку «Интересные лица».

— Никогда не читал этот журнал, но много о нем слышал. Ты молодчина, тебе удалось выжить в этом бешеном городе, а это очень сложно. Знаю по себе. Да и я не сплоховал! — Барт с шутливой гордостью поднял голову. — У меня своя крупная фирма, а с чего начинал — подумать страшно — был мальчиком на побегушках. Ну ничего, ведь мы прорвались, правда? — Он лукаво подмигнул Лите.

Девушка выпила шампанского, и напиток легким дурманом ударил ей в голову. С Бартом ей стало гораздо спокойнее — она уже не чувствовала себя одинокой девочкой из Холтона. Они непринужденно болтали, перебивая друг дружку рассказами о том, как им было нелегко в огромном негостеприимном городе, смеялись, шутили, забыв о разряженной кукольной толпе, кружившей рядом с ними. Голос Барта согревал Литу, а тепла в ее теперешней жизни было так мало…

В следующем номере «Фэйр Лайф» появилась статья о том, как из маленького городка под названием Холтон приехал неопытный зеленоглазый юнец, который воплотил в жизнь американскую мечту, поднявшись от курьера до владельца крупного и прибыльного предприятия. Статья получилась интересной и трогательной. Жизненные и карьерные перипетии Барта Блэквуда читатели «Фэйр Лайф» поглощали как увлекательный роман. Директор журнала был доволен, и Лита получила хорошую премию, а заодно повышение оклада.

Барт не без удовольствия прочитал статью и пригласил Литу в ресторан под прикрытием благодарности за внимание к своей скромной персоне.

Нельзя сказать, чтобы Барт Блэквуд серьезно относился к женщинам. Его связи с представительницами женского пола были непродолжительными. Во-первых, он не слишком хотел серьезных отношений, во-вторых, его дамы на них совершенно не настаивали. Он был уверен, что с Литой будет то же самое: романтический ужин в китайском ресторане, душная ночь в одной постели, лихорадочное сплетение тел и… утро без продолжения. Но все вышло совершенно не так, как он задумал.

Лита сразу же отказалась от китайского ресторана — эта кухня не в ее вкусе. Итальянская пицца и спагетти в томатном соусе ей по душе гораздо больше. Никакой душной ночи в одной постели не было — после ресторана Лита повела Барта в маленький старый кинотеатр на просмотр «Седьмой печати» Бергмана, одного из своих любимых фильмов. В общем, вечер удался на славу, но прошел совсем не так, как представлял его Барт. Он не расстроился, скорее даже был рад тому, что в кои-то веки все выбивается из намеченной программы, идет не по задуманному плану. И совершенно неожиданно для себя он серьезно увлекся Литой.

Лита тоже не на шутку заинтересовалась молодым человеком. Жизнь в большом городе приучила ее к постоянной спешке, к вечному вращению в водовороте событий. На романы и увлечения времени и желания у нее не было. Но на этот раз все было по-другому. Ее влекла к Барту сила нерастраченной нежности, которую просто необходимо время от времени изливать на кого-нибудь. А Барт Блэквуд был не кто-нибудь, а весьма интересный и привлекательный мужчина. И Лита влюбилась.

Первое время она не знала, как вести себя с ним, но быстро и грамотно справилась с этой проблемой, решив не играть в нелепые игры, а оставаться самой собой. Так будет проще, подумала она. Он будет знать, с кем имеет дело, а я не буду насиловать себя жеманством и изобретением глупых правил, которые никому из нас не нужны. Если я не понравлюсь ему такой — что ж… Значит, я ошиблась, и этот человек мне не подходит.

Барту нравилась ее естественность, непринужденность и синие звездочки, горящие в детском взгляде. Он видел и чувствовал, что она доверяет ему и ценит его. Он понимал, что она влюблена в него, и не мог не ответить ей взаимностью. И когда однажды он не смог переспать с красоткой Сьюзан Ли, потому что перед его глазами все время стояло лицо Литы, он понял — его холостой жизни пришел конец.

Лита не сразу согласилась на предложение выйти замуж за Барта. Замужество страшило ее. Она боялась, что шагнет в пропасть, которая проглотит ее и не оставит ни кусочка от личности Литы Солвер. Быть «единым целым» со своим мужем, думать его мыслями, жить его идеалами… Нет, она не готова была потерять себя.

Барт не был настойчив. В течение нескольких месяцев он ненавязчиво объяснял Лите, что брак — это отнюдь не растворение друг в друге, а скорее дополнение одной личности другой, что это ни одному из них не мешает, а, напротив, поддерживает обоих на плаву. Это не замкнутый круг, говорил он ей, это просторная дорога, которую в их силах сделать светлой и радостной. Это не ограничение интересов, а, наоборот, расширение их, возможность лучше узнать друг друга и проникнуться внутренним миром любимого, близкого человека. И Лита сдалась, о чем, кстати, впоследствии не жалела, потому что в обещаниях Барта не было ни слова лжи.

Замуж Лита Солвер выходила девушкой. Мужчин до Барта у нее не было, а с Бартом… Он не слишком настаивал на физической близости, а ей все это представлялось до того странным и далеким, что она предпочла оставить постель на абстрактное «потом». После замужества все изменилось.

Барт всегда был нежен с ней, но в первую ночь особенно. Он словно усыплял ее бдительность плавными, легкими движениями рук. Его пальцы, как тонкие перышки, щекотали ее шею, плечи, живот. Его губы влажно и горячо вбирали в себя ее волнение, смывая тревогу и усталость. Она едва успела почувствовать резкую боль, пронзившую низ ее живота, настолько эта боль была короткой и мгновенной, настолько Барт смог сделать ее незаметной и ничего не решающей. Он медленно-медленно двигался внутри нее, одновременно осыпая ее лицо поцелуями-звездами. Он старался задерживать дыхание, чтобы полностью насладиться ее вздохами и тихими стонами. Он хотел, чтобы эта ночь запомнилась ей на всю жизнь.

Те уроки, которые Барт, пылкий и нежный учитель, преподавал Лите в постели, не прошли даром. Она стала замечательной любовницей, именно любовницей, а не зажатой женой, бревном лежащей в постели и ожидающей поползновений мужа. Ее тело постоянно было полно огневого задора, требовавшего выхода, порой в самых неподходящих для этого ситуациях. Эта влюбленная парочка часто напоминала Амаранту Урсулу и Аурелиано из «Ста лет одиночества», которые занимались любовью в тех местах, где их заставал порыв яростной страсти. Барт и Лита предавались желанным утехам и на полу в гостиной, где их как-то раз чуть не застала прислуга, и на кухонном столе, с которого с гулким звоном падали хрустальные конфетницы и фарфоровые блюдца, и в саду, где под их телами стонали примятые гортензии. Однажды, сжигаемые изнутри всепоглощающим чувством, они занялись сексом в лифте многоэтажного здания, куда приехали по каким-то делам. Барт остановил лифт, и через десять минут они, растрепанные, румяные и счастливые, предстали перед недоумевающими людьми, которые долго и напрасно нажимали на кнопку. Как долго потом Лита и Барт смеялись, вспоминая эти удивленно-возмущенные лица и представляя себе, что сказали бы родители, узнав о том, как их «детки» проводят время.

Четыре года брак был для Литы и Барта легкой игрой без правил, законов и условий. Единственной непреложной истиной в этом союзе, аксиомой для обоих было взаимопонимание. Но пятый год принес с собой первый ветерок отчужденности.

Барт странно отдалился, укрывшись, как за стеной (правда, все еще фанерной, а не каменной), за обилием заказов, сделок, контрактов и клиентов. Лита почувствовала себя поразительно одинокой в мире своих грез и журнальных статей. Она-то считала себя самодостаточным человеком, она-то думала, что, находясь в одиночестве, всегда сможет найти себе достойное занятие. Лита обожала книги, и они периодически скрашивали ее выходные, проведенные без Барта, занятого делами, не терпящими отлагательства. Но книги — не всегда хорошее спасение от одиночества и от ревности, лирнейской гидрой копошащейся внутри.

Рождению гидры положил начало прием в честь очень удачной сделки, заключенной Бартом. Барт снял большой и дорогой ресторан, позвав на вечеринку своих коллег и партнеров с женами. Там Лита впервые за долгое время почувствовала себя ненужной и забытой. Пока она выслушивала рассуждения какого-то старичка об истории американского флага, Барт (ее Барт!) любезно улыбался и шутил с какой-то весьма эффектной дамой, одетой в вызывающее открытое платье цвета лепестков мака. Лита видела, как блестят ее влажные карие глаза, как призывно смеется рот каждой шутке мужа, как дрожат крошечные золотые сережки в ее маленьких ушках. Лита думала, что Барт вскоре отойдет от нее для того, чтобы побеседовать с другими гостями, но, увы, она ошиблась. Барт продолжил беседовать с красавицей-незнакомкой (незнакомкой, разумеется, для Литы).

Лита уже не могла больше выслушивать туманные рассуждения старичка, который определенно пытался произвести на нее впечатление обилием своих знаний. Она вежливо остановила его, пообещав, что они непременно продолжат разговор, и направилась к мужу. Барт вежливо представил ей свою собеседницу. Эстер Таусон, его коллега, светлая голова, которая, он ни капли не сомневается, вскоре будет известна в сфере бизнеса. Алые лепестки мака приподнялись на груди Эстер — она удовлетворенно вздохнула, золотые сережки-капли дрогнули от ее смущенного смеха. Эстер Таусон, оказывается, читает журнал «Фэйр Лайф». О да, колонка «Интересные лица» заслуживает внимания. Конечно, авторского «я» могло бы быть поменьше, да и слог несколько витиеватый, но главное, чтобы читателю нравилось, правда, Литисия? И потом, Литисии необходимо расти — не всегда же она будет описывать знаменитостей, пора и ей становиться известной. Это, правда, не всякому дано, но Эстер Таусон уверена: у Литы получится.

Лита и слова вставить не успела: оторопела, смутилась от болтовни Эстер и почувствовала себя совершенной идиоткой. С ней говорили так свысока, словно она — просто бледная тень Барта, его бесплатное приложение. Закончив свою тираду (которая ни капли не смутила Барта), Эстер заговорила о возможности какой-то сделки, подробности которой Барт с интересом выслушивал.

Лита съежилась, превратилась в маленький серый комочек перед яркой говорливой соперницей. Барт перестал замечать ее, и она ушла поглощать свой коктейль и выслушивать заунывную песнь старичка, который тут же воспользовался ее возвращением.

В этот вечер Лита много выпила и, когда легла спать, постоянно видела перед глазами маковое платье Эстер Таусон, дрожащее мерцание ее золотых сережек и блестящий взгляд ее карих глаз, устремленных в зеленые глаза Барта. Это было похоже на наваждение, потому что эта картинка преследовала Литу и на следующий день, с тяжелого похмелья, и через день, и спустя два дня… Господи, неужели она настолько ревнива? Настолько, настолько, шептал Лите внутренний голос, ты еще не знаешь насколько. Это — цветочки, будут ягодки. И ягодки не заставили себя ждать.

Барт часто вспоминал Эстер Таусон в разговорах с Литой, хотя и чувствовал, что жене не слишком приятны рассказы о его коллеге. Как-то раз Лита заехала в офис к мужу, и по глазам словно плеткой ударили: они стояли рядом, и Эстер вновь улыбалась рассказу Барта. Черный деловой костюм, подчеркивающий и без того тонкую талию (а Лита так набрала в последнее время!), алая блуза, ярким огнем горящая на груди… Лита в душе застонала от ревности и невозможности заглушить эту боль. Ей хотелось развернуться и уйти, лишь бы не видеть этого зрелища. Но она сделала жалкую попытку взять себя в руки, чтобы не выглядеть идиоткой в глазах секретарши и тех коллег мужа, которые видели, что она пришла. Лита постаралась непринужденным голосом поприветствовать Барта и Эстер, но ее «хелло» вышло каким-то глухим и безжизненным. Барт почувствовал дрожь в ее голосе и заметил уже не первый раз за последнее время, как гаснут синие звездочки в ее когда-то детском взгляде. Но было бы полным безумием признавать за собой вину, которой нет, и он облекся в одеяние абсолютного спокойствия.

Но, несмотря на жгучую ревность, несмотря на то, что Лита знала — Барту не безразлична Эстер, несмотря на то, что его взгляды слишком часто перебегали с одной фигуристой красотки на другую, Лита была уверена: муж не изменяет ей. Она первая узнала бы об этом — аксиома взаимопонимания включала в себя доверие, и Барт непременно рассказал бы ей о случившемся. Только едва ли это утешало Литу — измена в душе не многим лучше настоящей измены.

Ее ревность, его отчужденность грозили завершить перестройку фанерной стены в стену каменную, а это положило бы конец так великолепно начавшемуся браку. И Лита отлично понимала это. Но, вместо того, чтобы пытаться решить проблему, поговорив с Бартом, она рыбой ныряла в работу, чтобы уши не слышали и не видели глаза громкого и огнем полыхающего вопроса: ЧТО ДЕЛАТЬ?

Предаваться воспоминаниям и терзать себя понапрасну не лучший способ отдохнуть. Взглянув на настенные часы, Лита поняла, что убила в тоске и грезах изрядное количество времени. Ругая себя на чем свет стоит, она лихорадочно соображала, чем же все-таки можно заняться. Отпуск начался, статья дописана, неужели она не может придумать ничего лучшего, чем сидеть в кресле, погружаясь в черную меланхолию? В конце концов, можно подумать и о хорошем: например, о том, что завтра (или послезавтра) Барт освободится от дел и они поедут отдыхать. Правда, они так и не решили, куда именно, но это не важно, главное, что вдвоем. Лита сладко улыбнулась, предвкушая совместное путешествие. Так что прочь грустные мысли и безделье! Надо что-нибудь предпринять.

Что, если приготовить для Барта его любимое блюдо: мясо, запеченное с грибами, оливками, томатами и сыром? Да еще какой-нибудь экзотический салат в придачу? Он будет в восторге. Лита готовила редко. Она не слишком любила это занятие. Да и зачем утруждать себя домашними делами, когда есть прислуга? Но сегодня… Сегодня ей захотелось сделать что-то особенное… для Барта.

Напевая веселую песенку о прогулке двух мышат, на ходу затягивая слегка располневшую талию фартуком (две недели не вылезать из дома, только есть да сидеть за компьютером!), Лита решительно отправилась в кухню, дабы заняться волшебством хорошо позабытой готовки. Прислуга по такому исключительному случаю была отпущена, и Лита приступила к таинству резки мяса, укладыванию его аккуратными кусочками на противень, посыпанию его дольками оливок, томатов и мелко протертым сыром. Салат из креветок и авокадо должен настояться в соусе — поэтому Лита прикрыла крышечкой салатницу и отставила приготовленное в сторону. Кухня пропиталась пряным запахом жарившегося мяса. Лита заглянула в запотевшее окошко духовки — кажется, все удалось на славу. В кои-то веки она наслаждается упражнениями в кулинарном искусстве. А как приятно будет накормить этим Барта!

Лита услышала хлопок входной двери — наконец-то он вернулся. Забыв о том, что на руках остался белый порошок муки, о том, что к запястью прилип тоненький кусочек авокадо, о том, что фартук, вымазанный соусом, все еще облегает бедра, она с радостной улыбкой на лице выбежала в холл. Туда, где ее уже ожидали Барт… и Эстер Таусон.