7

Проснувшись, Майк Гэсуэй впервые за несколько лет не подумал о том, что утро самое безрадостное время суток.

За окном сыпал крупными хлопьями снег. Несносная мисс Бифер почему-то не оглашала своим басом кухню, проклиная хозяина, который повсюду оставлял пепельницы с окурками и кучки пепла. Сделав над собой усилие, Майк перевернулся на бок, оказавшись на самом краю дивана, и, нажав на кнопку, обездвижил колеса кресла. Интересно, получится ли на этот раз обойтись без помощи Ронды Бифер?

Приподнявшись на одной руке, Майк завалил половину корпуса в кресло, так что ручка оказалась прямо у него между лопаток. Дальше дело, а точнее, тело, двигалось с огромным трудом. Майк уже почти перевалился на сиденье, когда ноги съехали с дивана и упали прямо в большую пепельницу, которую он еще вчера оставил на полу. Пепельница, к счастью, не разбилась, ноги все равно ничего не чувствовали, зато корпус, занявший весьма странное положение, чувствовал себя очень некомфортно.

— Вот же черт! — выругался Майк и попытался ухватиться руками за ручки. — Надо же, а я уже забыл, как это сложно…

— Боже ты мой, мистер Гэсуэй! — завопила прибежавшая на грохот и чертыханья хозяина Ронда Бифер. — Что же вы это делаете?!

— Пытаюсь вспомнить, что я — человек, — скептически хмыкнул Майк. — Но эта амнезия, по всей видимости, штука непоправимая.

— Амне… что? — недоуменно поинтересовалась Ронда Бифер, усадив хозяина в привычную позу.

— Потеря памяти, мисс Бифер.

— Ну имя-то мое вы, слава богу, не забыли.

Майк подъехал к окну, думая о том, что раньше эти неудачи бесили его так сильно, что он начинал ненавидеть себя и готов был громить и крушить все вокруг. А сейчас… Сейчас никакой ненависти и злобы он не испытывал. Так, легкую досаду на то, что мог быть чуть более настойчивым, а мисс Бифер могла бы оказаться чуть менее расторопной.

С чего такие перемены? — спросил себя Майк, любуясь садом, занесенным белыми перьями. Неужели я уже привык? И это будет первое Рождество, когда я не прокляну то, что не отправился на тот свет? Страшно даже загадывать…

— Что за погодка, мисс Бифер, — обратился он к домработнице, подозрительно беззвучно подбиравшей с пола рассыпавшиеся окурки. — По-моему, мы наконец-то дождались зимы.

— Вы бы лучше подумали о том, что у вас скоро будет гостья, — проворчала мисс Бифер, вернув Майку веру в то, что привычное положение вещей не нарушилось. — Неодетый, непричесанный, а в комнате — сущий бедлам… Надо было разбудить вас ни свет ни заря, чтобы тут убраться. Да я так захлопоталась с обедом, что начисто забыла про вашу жуткую берлогу.

— Гостья? — с деланым удивлением поинтересовался Майк. — Ах да, Симона… Но она обещала позвонить, прежде чем…

— Она уже звонила, мистер Гэсуэй.

— Вот черт… — не на шутку разволновался Майк и, подъехав к шкафу, распахнул дверцу.

— Не поминайте нечистого, сколько раз говорила… Да найду я вам рубашку, мистер Гэсуэй, и брюки найду. Только уж, пожалуйста, не суетитесь так, как будто дом горит. Мисс Бакстер, если что, подождет вас и выпьет вкусного чая, к которому я испекла такие кексы, что пальчики оближешь. А пока мисс Бакстер будет облизывать пальчики, я помогу вам одеться. Будете выглядеть не хуже молодого Харди, честное слово.

Майк развернул кресло и недоуменно уставился на без умолку тараторящую мисс Бифер.

— С чего это вы вспомнили Харди? — прищурившись, посмотрел он на домработницу. — И почему это я должен быть хуже или лучше этого безмозглого щеголя? Он у вас что — воплощение мужественности и красоты?

— Да что вы, мистер Гэсуэй. — Ронда Бифер подняла на него раскрасневшееся лицо. — Мне уже поздно о таком и думать. Просто мне показалось, вы хотите хорошо выглядеть перед мисс Бакстер, вот я и…

— Ладно, мисс Бифер… — Майк посмотрел на нее так, словно его взгляд должен был заставить ее залезть под диван, возле которого она так старательно подметала. — Я прощу вам это странное заблуждение насчет того, что я хочу поразить мисс Бакстер своим безупречным внешним видом — если, конечно, к моему виду вообще можно применить слово «безупречный». Но какого, спрашивается… нечистого вы задумали сделать из меня Питера Харди Второго?

— Да что вы так всполошились, мистер Гэсуэй? — сделав невинное лицо, поинтересовалась Ронда Бифер. — Лучше бы вы нашли, что наденете, да убрали со стола свою пепельницу и бутылку, которую спрятали, думая, что никто ее не заметит.

Перепалка могла бы затянуться надолго, если бы ее не прервал донесшийся из холла звонок. Мисс Бифер и Майк Гэсуэй переглянулись.

— Ну что вы на меня смотрите, будто я у вас овцу украла? — поинтересовалась у Майка домработница. — Приберите на столе, а я встречу гостью.

Майку оставалось только согласиться — продолжение спора с мисс Бифер грозило тем, что Симона станет снеговиком раньше, чем кто-нибудь в этом гостеприимном доме откроет ей дверь.

— Извините, что разбудила.

Глядя на разрумянившееся лицо Сим, Майк подумал, что сейчас она похожа вовсе не на библиотечного сурка, а на молоденькую студентку, забежавшую в университет, чтобы отдать старику-профессору работу, напечатанную на стареньком «ундервуде».

Интересно, похож я на старика-профессора? — хмыкнул про себя Майк. Господи, да ведь между нами всего-то девять лет разницы. Мне же еще не шестьдесят, а всего лишь тридцать два. Почему я чувствую себя рядом с ней старой развалиной?

— Вы извиняетесь, как школьница, — вслух заметил Майк. — Видно, это заразно…

— Что «это»? — звонко-морозным голосом поинтересовалась Сим.

— Извинятельство, — хмыкнул Майк.

— Просто пытаюсь быть вежливой. По-моему, в этом нет ничего смешного.

— Разумеется, ничего. В ваших словах нет ничего смешного. Только в том, как ваши слова сочетаются с вашим обликом…

— А что вам не нравится в моем облике? — поинтересовалась Сим, и Майк заметил в ее глазах тот сердитый блеск, который ему так нравился.

— Вы похожи на учительницу, а извиняетесь, как ученица.

— Вообще-то я не похожа на учительницу. Я и есть учительница, — сухо заметила Сим.

— Не знал, что вы и в Фейнстауне занялись преподаванием. — Майк понимал, что давно уже было пора остановиться, но ничего не получалось: если уж он вживался в роль «ядовитого человека», то играл ее с таким вдохновением и упоением, что ему мог бы позавидовать настоящий актер.

— Если можно назвать преподаванием попытку объяснить, что такое вежливость, человеку, имеющему об этом понятии весьма смутное представление, то да, я занялась преподаванием.

— Намекаете на то, что я хам? — с деланой обидой вскинулся на девушку Майк.

— Почему же «намекаю»? По-моему, я сказала об этом прямо.

— А я прямо сказал, что в своих длинных юбках, блузках с воротом до самого горла и доисторических жакетах вы выглядите, как учительница. Так чего же вы на меня обиделись?

На лице Симоны появилось растерянное выражение, какое Майк видел всякий раз, когда она не знала, что ответить.

— Присаживайтесь, Симона, — миролюбиво предложил он, решив, что на этом их вводную перепалку можно закончить. — Вы тоже извините: увы, у меня не самый простой характер.

Симона присела на краешек дивана, предусмотрительно убранного и застеленного мисс Бифер, и посмотрела на Майка каким-то странным взглядом. Майку показалось, что этот взгляд скользнул внутрь него, и ему стало не по себе.

— Почему вы на меня так смотрите?

— А мне кажется, что вы этим гордитесь.

— Чем «этим»?

— Вашим непростым характером. Скажу даже больше: вам нравится быть ядовитым, колючим, жестким и даже жестоким.

— Вот так да, а вы, оказывается, психолог-любитель, — стараясь не выглядеть задетым, заметил Майк. — Выходит, неспроста, Симона, вы штудировали Фромма.

— Не нужно штудировать Фромма, чтобы понять человека, который пытается защитить себя раньше, чем на него напали.

— Я вас недооценил, — натянуто улыбнулся Майк. — Ну хорошо, согласен — я вас боюсь, поэтому нападаю первым. Этот комплекс у меня с детства — начинаю паниковать от одного вида учительниц…

В серых глазах цвета пепельно-туманного неба снова вспыхнул знакомый Майку огонек.

— Я говорила не о том, что вы меня боитесь, Майк. Если хотите, можете отшучиваться. Что до моего учительского вида, то, думаю, носи я кричащее мини и откровенное декольте, вы едва ли вели бы себя иначе… разве что пялились бы мне в декольте, конечно.

— Ну это уж слишком для приличной девочки из хорошей семьи, Симона, — рассмеялся Майк, а она, впервые за то недолгое время, что он ее знал, густо покраснела.

Это было и смешно и трогательно. Симона Бакстер, умная и начитанная девушка, довольно неплохо разбиравшаяся в людях, была на самом деле такой наивной…

Майк попытался представить, каким должен быть мужчина, которого мисс Бакстер выберет в качестве объекта своей любви, но в голову совершенно ничего не приходило. Либо она влюбится… или уже влюбилась, как знать, в пустоголового красавца, которому какое-то время будут интересны ее гордость и недоступность, либо увлечется немолодым женатым интеллигентом, который будет рассказывать ей сказки о том, как он несчастлив в браке, и о том, что никто не понимает его тонкую ранимую душу, вечно борющуюся с ветряными мельницами всеобщего безразличия.

Ни первый, ни второй вариант, представленный рядом с Сим, не доставил Майку особого удовольствия. И в том, и в другом случае она была обречена стать несчастной.

Да, она и сейчас не выглядела счастливой, но Майк почему-то надеялся, что дело было вовсе не в разбитом сердце.

Когда с взаимными пикировками было покончено, Сим наконец рассказала о своей встрече с детективом Петерсоном. Несмотря на то что Майку сразу не понравился этот слишком уж вялый для полицейского тип, оказалось, что детектив все-таки предпринял кое-какие попытки выяснить, насколько верны подозрения Сим, касающиеся смерти ее сестры.

Во-первых, он снова поговорил с жильцами «Райской птицы», которые видели Сим в день пожара, и еще раз побеседовал с Аделаидой Смачтон. Во-вторых, он поговорил с редактором «Фейнстаун лайф» и пообщался с Питером Харди.

Увы, никто из этих людей не сказал детективу ничего конкретного. Да, Суэн Бакстер действительно хотела написать статью, которая наделала бы много шума в Фейнстауне, но ни у кого не было доказательств, что такая статья была написана.

Заводить дело на основании одних лишь слов Суэн Бакстер полиция не собиралась. Не было ни улик, ни состава преступления. Был обыкновенный взрыв из-за утечки газа, к которому даже лендлорды-арендодатели не имели никакого отношения.

Хотя было кое-что, о чем Джереми Петерсон позабыл сообщить Симоне Бакстер во время их первой встречи. Суэн, вернувшись домой в день трагедии, оставила ключи от квартиры не с внутренней, а с внешней стороны двери. Это, безусловно, тоже можно было списать на ее забывчивость или на то, что она, почувствовав странный запах, вошла в квартиру сразу, чтобы узнать, что случилось. И все-таки…

И все-таки, Сим подумала, что, если бы ее сестра действительно была до такой степени рассеянной, ей вряд ли удалось бы устроиться на работу в редакцию престижного, пусть и для Фейнстауна, журнала.

Майк, разумеется, сказал Сим, что ничего другого он и не ожидал от полицейского с глазами рыбы, только что выловленной из речки. Сим, разумеется, ответила, что напрасно не показала детективу Петерсону дневник, из которого, вполне возможно, полиция смогла бы извлечь хоть какую-то информацию. Майк, естественно, возразил, что никто не придал бы значения старенькой тетрадке, которая в лучшем случае пылилась бы в шкафу у того же Петерсона, а в худшем — была бы выброшена в мусорное ведро, где валялась бы рядом с коробками из-под пончиков.

После этого Сим поинтересовалась, откуда у Майка такое ужасное недоверие к представителям правоохранительных органов, а Майк предложил наконец заняться делом, то есть дневником, от которого мало проку, пока баран, то есть он, пытается спорить с ослицей, то есть с Симоной.

Сим показала Майку дневник, который, кто-то начинал писать скорее от скуки, из желания хоть чем-то себя занять. Однако за сухим перечнем рецептов, бредятины о попугаях, цитат из неизвестного сборника афоризмов следовали довольно забавные описания типов человеческих слабостей, которые в дальнейшем подкреплялись вполне конкретными жизненными примерами.

Особа, писавшая дневник, — Майк сделал вполне логичный вывод, что этой женщиной могла быть сама мисс Попугай, всю свою жизнь прожившая в доме, в котором Суэн предположительно обнаружила свою находку, — судя по всему, настолько увлеклась ролью сыщицы, что начала следить за теми, кто, по ее мнению, имел те или иные слабости, указанные в ею же созданном списке.

Список слабостей, созданный мисс Попугай, открывало сластолюбие. Она писала, что чрезмерное увлечение противоположным полом очень похоже на болезнь, симптомом которой является вечная жажда острых ощущений в «области любовных утех», зачастую, тщательно скрываемая как мужчинами, так и женщинами.

«В маленьком городке, — писала мисс Попугай, — сластолюбцы старательно прячут эту слабость и делают все возможное, чтобы о ней никто не узнал. Эти люди могут иметь нежно любимую жену (или мужа), детей, но при этом не чувствовать себя счастливыми. Для полного счастья им не хватает той остроты, от которой у них захватывает дух. При этом острота — и они прекрасно знают об этом — исчезнет, как только тайное станет явным, поэтому самое страшное для сластолюбца — разоблачение. Ведь тогда он потеряет все: и свою семью, которую он, несмотря на свое тайное влечение, считает самым главным в своей жизни, и возможность получать то удовольствие, которое манило его своей запретностью…»

— Хотела бы я знать, — не сдержалась Симона, когда Майк прочитал выдержку из дневника, — что это за нежная любовь к своей жене, когда между вами нет доверия? Он обманывает ее, а она либо не знает об этом, либо знает, но терпит… Это больше похоже на зависимость, чем на настоящее чувство.

— Ах да, — хмыкнул Майк и посмотрел на Сим темными глазами, полными лукавства, — я совсем забыл, что вы великий теоретик в области любви и человеческих взаимоотношений.

— Почему это «теоретик»? — Симона поправила очки, которые вовсе и не думали сползать с переносицы. — Думаете, у меня не было отношений?

— Представляю, что это были за отношения, — фыркнул Майк. — Платоническая любовь к какому-нибудь немолодому учителю, который, подозреваю, даже не догадывался о ваших чувствах?

В облачно-серых глазах снова промелькнул уже знакомый Майку огонек.

— Ничего подобного, — стараясь не выдать обиды, возразила Сим. — Я встречалась с мужчиной, который был моложе вас.

— И сколько же ему было? — прищурился Майк.

— Двадцать восемь.

— Он моложе меня всего-то на четыре года, — усмехнулся Майк.

— Вам тридцать два? — удивленно вскинулась на него Сим.

Это удивление и впрямь покоробило Майка.

— А вы думали, мне пятьдесят? — раздраженно поинтересовался он.

— Нет, но я не думала, что вам всего лишь тридцать два.

— Болезнь никого не молодит, — пожал плечами Майк, поняв, что глупо обижаться на девушку, сказавшую ему правду. — И все-таки, что за отношения у вас были с тем парнем? Вы расстались?

— Да, — сдержанно кивнула Сим. — Я тоже наивно полагала, что наши отношения построены на доверии, но это оказалось не так.

— Он вам изменил? — не сводя с девушки пристального взгляда, спросил Майк. Сим поморщилась. — Простите, я привык называть вещи своими именами.

— Да, — кивнула Сим.

— А вы сочли это предательством…

— А что, мне нужно было придумать для него кучу оправданий и дальше терпеть его ложь?

— Почему бы и нет, если вы и в самом деле его любили. Если это была физическая измена, разве она что-то значила?

— Одно из оправданий, — мрачно усмехнулась Сим. — Физическая, моральная… Измена — это предательство. В любом случае. И еще большее предательство, если о ней умолчали.

— А вы хотели, чтобы ваш друг пришел и рассказал все в подробностях?

— Не нужно искажать мои слова, — раздраженно покосилась на него Сим. — И вообще, давайте оставим эту тему. Я считаю, что любовь может быть основана только на взаимном доверии, понимании, уважении. Разве можно уважать любимую женщину, унижая ее изменой с другой?

— Вы еще молоды, Симона, — пробормотал Майк, подумав, что обожглась она, вероятно, совсем недавно. На ее лице были написаны такая горечь, такое разочарование, как будто она только что узнала об измене любимого. — Вы заговорите совсем иначе, когда в вашей жизни появятся другие мужчины… Я не оправдываю вашего друга, но, наверное, ему просто захотелось разнообразия. Подозреваю, он и не думал, какую боль может вам причинить.

— Вообще-то он психолог, — не глядя на Майка, заметила Сим. — Все, что касается душевной боли, его область. Он хорошо знал о моем отношении к изменам. Только, простите за тавтологию, не знал, что я об этом узнаю.

— Вот, значит, из-за кого вы штудировали Фромма, — без тени ехидства в голосе констатировал Майк.

— Вовсе нет, — поспешила возразить Сим. — Не из-за него, а для себя. Но книги я и в самом деле взяла у него. По собственной инициативе.

— Похвально. Только, выходит, он их не читал?

— Читал, только остался к ним равнодушен. Правда утверждал обратное и даже соглашался со мной, когда я зачитывала некоторые места. Наверное, хотел произвести на меня впечатление, — печально улыбнулась Сим и наконец-то подняла на Майка свои дымчато-облачные глаза. Майк подумал было, что она может заплакать, но ее глаза оставались абсолютно сухими. — Я думаю, вы правы: ему хотелось разнообразия. А я была слишком принципиальной, чтобы дать ему то, чего он хотел.

— Чего же такого он хотел? — удивленно вскинулся на нее Майк. — У него что… были какие-то необычные желания?

— Желания вполне обычные, — покачала головой Сим. — Только я всегда считала, что люди должны хорошо узнать друг друга, прежде чем…

— Прежде чем… — До Майка наконец дошло, о чем она говорит, и он с трудом сдержался, чтобы не улыбнуться. Не зря у него возникало чувство, что эта девушка прибыла в Фейнстаун на экспрессе фей. Она и в самом деле казалась пришелицей из прошлого. — И сколько вы его… узнавали?

— Полгода, — спокойно ответила Сим.

Майк не удержался и хмыкнул, тут же пожалев об этом. Теперь она смотрела на него даже не с обидой, а с презрением. Конечно, он не обещал, что не будет смеяться над ее откровениями, но она ждала от него деликатности.

— Симона, но это и в самом деле наивно, — подавив улыбку, сказал Майк. — Вы думали, что взрослый мужчина, уже узнавший… радости физической любви, скажем так, будет ждать вас еще полгода?

— Все гораздо хуже… — пробормотала Симона. — Я не думала, я была в этом уверена.

— Тяжелый случай, — покачал головой Майк. — А сколько вам вообще нужно времени для того, чтобы узнать человека?

— Я над этим не задумывалась. Наверное, не меньше года.

— Послушайте, Симона, иногда люди живут вместе по нескольку лет, а потом выясняется, что они ничего не знали друг о друге.

— Может быть, они и не пытались узнать?

— Может быть. Но в таком случае время вряд ли поможет вам в этом разобраться. Напрасно вы думаете, что оно хороший советчик. Единственный советчик в этом вопросе — ваше сердце. А вы, уж извините, подходите к такому тонкому вопросу, как домохозяйка, поставившая в духовку пирог и включившая таймер… Страсть — не пирог, ей не нужно «пропечься». Она есть сейчас, а через несколько минут, часов или дней может перегореть.

— Но мне не нужна была страсть, — усмехнулась Сим. — Я говорила о любви.

— Любовь, по-вашему, бывает без влечения? — прищурившись, посмотрел на нее Майк.

— Влечение может перерасти во влюбленность, а может погаснуть, так ничем и не став. Нужно время, чтобы понять, есть ли будущее у этого влечения.

— Вы так много рассуждаете… — Майк оглядел девушку взглядом, полным иронии. — Влечение, влюбленность, любовь… Вы раскладываете чувства, как книги по полкам. Как будто тот день, когда вы по-настоящему влюбитесь, можно запланировать. Откуда у молодой девушки такое фанатическое стремление все знать о своих чувствах? Пока вы пытаетесь все объяснить, все понять и взвесить, жизнь уходит, Симона. Вы не задумывались об этом?

Сим не выглядела обиженной — наоборот, Майку показалось, что она уже задавалась этим вопросом.

— Знаете, один мой новый знакомый уже говорил мне нечто похожее, — немного помолчав, ответила она. — Он сказал, что мы слишком много думаем о том, как оказаться на другом краю радуги, вместо того чтобы набраться сил и подняться по ней.

— А при чем тут радуга? — с улыбкой поинтересовался Майк. — Ваш знакомый — метеоролог?

— Можете, конечно, смеяться, но он считает, что радуга — это что-то вроде тропинки, которая ведет к счастью, к любви, к гармонии. А на том конце нас всех дожидается кто-то очень важный для нас.

— Кто именно?

— Откуда же я знаю? — улыбнулась Сим. — Вероятно, это близкий и любимый человек.

— И вы даже не предполагаете, кто вас там ждет?

Сим отрицательно покачала головой. Майку показалось, она и в самом деле пыталась представить того, кто дожидается ее на другом краю радуги.

— Пока не знаю. Но хочется верить, что на том краю радуги действительно кто-то есть.

Сим снова попыталась улыбнуться, но улыбка получилась очень грустной. Майк подумал, что никогда еще не встречал женщины, в которой стремление быть разумной, последовательной, логичной и сдержанной сочеталось бы с наивностью и мечтательностью. Порой она казалась ему совершенно отстраненной и холодной, как колючий зимний ветер, но иногда в ней вспыхивала такая страсть, что, казалось, из ее серых глаз вот-вот брызнут лучики солнечного света. Увы, до сих пор этим лучикам так и не удалось вырваться из плена дымчато-серых туч, которыми был окутан взгляд Симоны, но Майк был уверен — рано или поздно это случится. И только одна мысль не давала ему покоя: кто будет тем счастливчиком, который увидит это чудесное перевоплощение? И будет ли этот счастливчик достоин того, чтобы его согрели лучи, струящиеся из ее глаз?

Перечень слабостей, описанный мисс Попугай, Майк в шутку назвал списком грехов, среди которых оказались: повышенная тяга к сомнительным удовольствиям, то есть сластолюбие, любовь к деньгам, стремление к власти над другими, чрезмерная амбициозность, угождение всем, без исключения, проистекающее из желания быть приятным для всех, и еще десяток пунктов, весьма подробно описываемых скучающей домохозяйкой.

Закончив изучать список, Майк и Сим перешли к той части дневника, где мисс Попугай подкрепляла свои рассуждения конкретными примерами. Судя по точности, с какой она описывала те или иные ситуации из жизни своих знакомых, и по датам, проставленным в дневнике, мисс Попугай не только многое знала о тех, кого описывала, но и потратила довольно много времени и денег на то, чтобы выяснить подробности чужой жизни.

За неким Г. Х., «весьма перспективным молодым мужчиной, чья карьера начала подниматься в гору», мисс Попугай наблюдала около трех месяцев. Загадочный Г.Х., как писала она, около года назад обзавелся очаровательной женой, которая уже ждала ребенка (хотя этот факт супружеская чета пока держала в секрете).

Однако, вместо того чтобы наслаждаться безмятежным семейным счастьем, поставив во главу угла рождение первенца, и сконцентрировать усилия на своей блестяще складывающейся карьере, которая обеспечила бы в будущем стабильное социальное и материальное положение семьи, молодой человек, поставив на карту едва ли не все, что имел, предался «греху номер один», то есть сластолюбию.

Объектом страсти Г.Х. стала молодая женщина, имевшая в Фейнстауне довольно сомнительную репутацию. Ходили слухи, что в городок она приехала после того, как ее бросил весьма состоятельный и известный любовник, который когда-то забрал ее из заведения, называемого в простонародье борделем. Вознамерившись избавиться от Л.B. — той самой молодой женщины, — богатый любовник не поскупился и вручил ей целое (разумеется, по меркам жителей Фейнстауна) состояние. Л.B. сочла разумным уехать туда, где о ее прошлом, как она предполагала, никто не узнает, отстроила в Фейнстауне большой красивый дом и жила в нем, ни в чем себе не отказывая. Замуж Л.B. не собиралась, однако ходили слухи, что кое-кто из молодых фейнстаунских щеголей захаживает к ней в темное время суток.

Ее связь с преуспевающим Г.Х. была окутана тайной, и никто в Фейнстауне, кроме, разумеется, мисс Попугай, не подозревал, что эти двое встречаются друг с другом. Ослепленный невесть откуда взявшимися чувствами, Г.Х., выдумывая самые невероятные предлоги, мчался в соседний Холд Хилл, чтобы в пригородном мотеле встретиться со своей тайной страстью.

Его беременная жена — о ней мисс Попугай писала не так уж много, ибо, как видно, та представляла для нее интерес лишь потому, что была женой Г.Х., — некая О., тем временем пребывала в счастливом неведении относительно неверности своего мужа.

Помимо «слабости номер один» мисс Попугай приписывала Г.Х. также «слабость номер три» — стремление к власти — и задавалась вопросом, на что готов пойти Г.Х., чтобы сохранить свою карьеру, положение, ну и, конечно, жену. Ведь если консервативный Фейнстаун узнает о похождениях этого человека, то все его далеко идущие планы рухнут в одночасье.

На этом интересном месте Симоне и Майку пришлось прерваться, потому что в гости к внуку решила заглянуть Клэр Деверик. Она была удивлена и обрадована, увидев Сим, а Майк решил, что не стоит разочаровывать бабушку и говорить ей, что девушка зашла исключительно по делу, которое, правда, затянулось до темноты.

Воспользовавшись случаем, Клэр Деверик пригласила обоих на день рождения своего мужа — лучшего в Фейнстауне адвоката Джаспера Деверика. Майку это приглашение пришлось не очень-то по душе: он надеялся, что ему, как всегда, удастся отделаться от дяди подарком, врученным во время личного визита, поздравлениями и извинениями за то, что сам он, Майк, не сможет прийти на «официальную» часть праздника.

Чета Девериков любила приглашать к себе много гостей, а Майк не очень-то жаловал людные мероприятия.

— Симона, может быть, вам удастся уговорить моего внука? — почти умоляюще посмотрела на нее миссис Деверик. — За все время, что Майк живет в Фейнстауне, он появился на дне рождения Джаспера всего один раз. И то потому, что мы тогда позвали только родню. Ты же не хочешь обидеть Джаспера, Майк?

Майк тяжело вздохнул, поняв, что ему будет довольно трудно отвертеться от этого приглашения.

— Может быть, мы посидим вместе в другой день? — предложил он без особой надежды на то, что бабушке Клэр его идея понравится.

— Майк, ты же вовсе не такой бирюк, каким хочешь казаться, — мягко улыбнулась ему миссис Деверик. — Ну что тебе стоит провести один вечер в приятной компании?

Майк тяжело вздохнул и уставился в потолок.

— И в самом деле, мистер Гэсуэй, — вмешалась мисс Бифер. — Мистер Деверик куда больше обрадуется вашему присутствию, чем вашим подаркам.

Майк выразительно посмотрел на Сим, словно она могла придумать гениальный предлог, который даст ему шанс отказаться от приглашения.

— Я могла бы составить вам компанию, Майк, — робко предложила Симона. — Если, конечно, вы этого хотите.

Майк подумал, что ее общество и в самом деле скрасит его пребывание на празднике. По крайней мере там будет хотя бы один человек, с которым ему приятно и интересно поговорить. Странно, но, несмотря на то что Сим была полной противоположностью своей сестре, в обществе Суэн он чувствовал себя почти так же хорошо. «Почти» — потому что это «хорошо» было каким-то другим. И Майк никак не мог понять, почему рядом с Сим он чувствует себя то стариком, то подростком.

— Спасибо за предложение, — кивнул он Сим, а потом покосился на бабушку. — А вам с Джаспером — за приглашение. Я обещаю, что подумаю. Но пока не стану обещать, что приду.

Его ответ вполне устроил женщин, поэтому Клэр Деверик удалилась вместе с мисс Бифер на кухню, чтобы посоветоваться насчет меню грядущего мероприятия.

— С чего это вы решили сделать мне такое одолжение? — покосился Майк на Симону.

— Почему же одолжение? — Она взглянула на него недоуменно и даже обиженно. — Можно подумать, я обещала сопроводить вас в клетку с тиграми. Мне нравится миссис Деверик — так почему бы не принять ее приглашение? Только если вы все же решите пойти, не вздумайте отказаться в последний момент. Не люблю менять своих планов.

— Это я уже заметил, — хмыкнул Майк. — Вы и спать ложитесь по расписанию?

— Давайте лучше решим, что делать с дневником, — с укором покосилась на него Сим. — У меня пока нет никаких соображений.

— А вот у меня появились кое-какие догадки. — Майк подкатил кресло поближе к Сим и тихо произнес: — Если вы мне доверяете, оставьте дневник у меня. Обещаю, с ним ничего не случится.

— Хорошо, — кивнула Сим и, немного подумав, добавила: — Знаете, Майк, у меня появилась еще одна мысль… Что, если мне осмотреть тот дом? Может, удастся найти еще что-то кроме дневника?

Он окинул ее удивленным взглядом.

— Хотите забраться в заколоченный дом на окраине города? Который, к тому же, пользуется дурной славой?

— Не хочу, — честно призналась Сим. — Но еще больше я не хочу сидеть без дела.

— Как я вас понимаю, — усмехнулся Майк и похлопал по ручке кресла. — И все-таки это на вас не похоже… Какой пример вы подадите своим ученикам? А что, если ваша длинная юбка зацепится за какой-нибудь камень? Я уж молчу о шарфе.

— Это уже не смешно, — раздраженно зыркнула на него Сим. — Зря я вас об этом спросила.

— Действительно зря, — посерьезнев, кивнул Майк. — Теперь мне придется катиться с вами. Меня, конечно, трудно назвать джентльменом, но отпускать вас одну, в свете того что случилось с вашей сестрой, мне не позволяет совесть.

Ему стоило сказать все это девушке хотя бы для того, чтобы увидеть, как расширились ее облачно-серые глаза. Удивленная Симона Бакстер выглядела еще забавнее, чем возмущенная.

— Ну что вы на меня так смотрите? — с деланым недовольством поинтересовался Майк. — Конечно, я не смогу залезть в этот дом вместе с вами. Буду караулить у входа, как сторожевой пес. К тому же я уже очень давно хотел сделать снимки этого угрюмого места. Мне кажется, может получиться любопытная серия фотографий. Назову их, к примеру, «Домом городской ведьмы».

На губах Симоны появилась робкая улыбка. Майк почувствовал себя почти героем. «Почти» — потому что ни один из известных ему героев не был прикован к инвалидной коляске.