8
С Расселом Данкином Ивон познакомилась, когда решила принести свою рукопись в новое издательство. Она страшно волновалась, как, впрочем, и всегда, когда приходилось говорить с теми, от кого в ее жизни что-то зависело. Поначалу Ивон хотела направить к издателю своего литагента, но Рассел Данкин — тогда еще Ивон знала о нем лишь то, что у него приятный голос, — настоял на личной встрече с писательницей.
Ивон не любила личных встреч и все-таки согласилась. Издательство «Флай» было самым известным и крупным в Дримтауне, так что игра стоила свеч. Сидя в приемной и смакуя кофе, сваренный для нее услужливой секретаршей, Ивон мысленно перебирала возможные вопросы и придумывала на них ответы. Но когда вместо сердитого мужчины Ивон увидела перед собой молодого человека с кротким взглядом и мягкой, почти детской, улыбкой на лице, все ее страхи расползлись по углам залитого солнцем редакторского кабинета.
Долгое время Ивон не могла понять, почему эти кроткие темные глаза, обрамленные густыми ресницами, все время смотрят на нее с каким-то особенным вниманием, и наивно полагала, что так Рассел Данкин работает со всеми своими авторами. Однако очень скоро Ивон поняла, что этот внимательный взгляд обусловлен не только природной чуткостью красавца Рассела.
Случилось это тогда, когда Ивон в очередной раз приехала в редакцию, чтобы обсудить с Расселом Данкином синопсис своего нового детектива. Главным героем детективной истории на этот раз должна была стать собака — прототипом, разумеется, послужил Корни, — но Ивон не знала, как к этой идее отнесется Рассел. К тому же Ивон не терпелось поделиться хотя бы с кем-то своими планами.
Раньше в роли слушателя и строгого судьи выступал Джерри, но в последнее время он редко заглядывал в рабочий кабинет жены, и Ивон из нежелания казаться надоедливой перестала рассказывать мужу о своих замыслах.
Первым, что бросилось в глаза Ивон, когда она вошла в кабинет к Расселу, были цветы. Джерри так давно не дарил ей цветов, что Ивон не могла оторвать взгляда от этого праздничного букета из ярко-оранжевых и красных гербер, перевязанных золотистой тесемкой. За этим чудесным букетом Ивон не сразу заметила Рассела, поэтому, когда из-за широкой вазы с цветами раздался знакомый мужской голос, даже вздрогнула.
— Добрый день, Ивон.
— Простите, Рассел, — улыбнулась Ивон, увидев редактора. — Я вас не заметила за этим букетом. Какая красота, — кивнула она на букет.
— Это вам, Ивон.
— Мне? — Ивон оторопела. Во-первых, ей уже давно не дарили цветов, а во-вторых, ни один редактор не устраивал Ивон таких сюрпризов.
— Конечно, вам. — В подтверждение своих слов Рассел поднялся из-за стола, вытащил букет из вазы и протянул его Ивон.
Окончательно растерявшись, она машинально протянула руку и взяла букет.
— Спасибо, — пробормотала она. — Но это так… неожиданно. Я даже не знаю, что сказать. Простите, Рассел, но чем я его заслужила?
— Не знал, что женщина должна заслуживать цветы, — с улыбкой посмотрел на нее Рассел. — Прекрасная половина человечества имеет полное право получать букеты просто так, без каких-либо причин. А вообще, знаете, причина все-таки была, — немного подумав, сказал он. — Мне показалось, что в последнее время вы как-то погрустнели. Я не знал, что происходит у вас в жизни, но подумал, что вам не хватает праздника. Поэтому решил выбрать самые яркие цветы, которые только были в магазинчике. Надеюсь, я не ошибся.
— Нет, букет замечательный, — все еще пребывая в замешательстве, ответила Ивон. — Просто я… не могла и подумать, что вы сделаете мне такой подарок.
— Такой? — засмеялся Рассел. — Ивон, вас пора перевоспитывать. Вы говорите об обычном букете так, словно я подарил вам бриллиантовое колье. Впрочем, я погорячился. Пора перевоспитывать не вас, а вашего супруга, который, судя по вашей реакции, не балует вас такими сюрпризами… — Рассел осекся, поняв, что сказал лишнее. — Простите меня, Ивон. Я лезу не в свое дело и сам не знаю, что говорю. Наверное, сегодня такой день.
— Наверное, — кивнула Ивон, которой и возразить было нечего. Рассел был прав абсолютно во всем: начиная с того, что буднями она сыта по горло, и заканчивая тем, что с того момента, как Джерри подарил ей последний букет, прошло уже больше года.
Вскоре неловкость прошла, цветы до поры до времени были водружены в вазу, а Ивон начала посвящать Рассела в свои творческие планы. Против милого и смешного песика в качестве главного героя романа Рассел совсем не возражал, чем действительно поднял Ивон настроение. Под конец разговора он предложил ей обращаться к нему за помощью, если вдруг ей понадобится какой-то совет или консультация.
— Спасибо, — благодарно улыбнулась Ивон, теребя золотую ленточку на букете. — Иногда действительно надо с кем-то поделиться. И не столько спросить совета, сколько высказаться. После таких разговоров все как будто встает на свои места.
— Вы можете обращаться ко мне не только по делу, — добавил Рассел. — Может, вам захочется поговорить о том, что действительно вас тревожит.
— Спасибо. — На этот раз Ивон улыбнулась растерянной улыбкой. Рассел Данкин дарит ей роскошный букет, интересуется ее жизнью, подставляет ей свое плечо. Все это должен был сделать Джерри, но муж даже не заметил, что жена переменилась. Какая уж тут поддержка.
О том, что Джерри законченный эгоист, Ивон знала и раньше. Но почему Рассел Данкин так внимателен к ней?
Всю дорогу до дома Ивон пыталась подобрать слова, чтобы объяснить Джерри появление в их доме роскошного букета. Ей казалось, она не сделала ничего такого, за что ее можно было бы винить, но в то же время какое-то жгучее чувство не давало ей покоя. Оставив тщетные попытки определить его природу, Ивон поставила цветы в вазу, а на вопрос изумленного Джерри «откуда?» спокойно ответила чистую правду:
— Это от Рассела Данкина, моего редактора.
— Очень мило, — стальным голосом ответил Джерри и посмотрел на Ивон таким взглядом, словно только что увидел не цветы в вазе, а любовника в шкафу. — А я могу знать, с какой стати Рассел Данкин дарит букеты моей жене?
— Конечно, — столь же спокойно ответила Ивон. — Рассел заметил, что в последнее время я погрустнела, поэтому решил разбавить мою скучную жизнь чем-то ярким. Думаю, он считает, что это положительно скажется на моем творчестве.
— Ты издеваешься, Ивон?! — вспыхнул Джерри.
Ивон поймала себя на мысли, что она действительно издевается. И еще бы ей не издеваться — собственный муж, с которым она живет под одной крышей, даже не увидел, что ей плохо! Это заметил чужой мужчина, с которым она видится лишь изредка.
— А что ты хотел услышать, Джерри? — все еще пытаясь держать себя в руках, поинтересовалась Ивон.
— Правду, Ивон!
— Так я и сказала тебе правду. Слово в слово. Или мне нужно было соврать для пущей правдоподобности?
— Черт возьми, Ивон, почему ты приняла эти цветы от чужого мужчины?!
— Наверное потому, что мой мужчина не дарит мне цветов.
— Значит, если бы он подарил тебе бриллиантовые серьги, ты бы тоже не отказалась?! — с перекошенным от гнева лицом выкрикнул Джерри. — И объяснила бы это тем, что я тебе их не дарю?!
— Знаешь, а я, пожалуй, согласна с Расселом, — окончательно разозлилась Ивон. — Тебя и впрямь нужно перевоспитывать. Мало того что ты сам не даришь мне цветов, так еще и устраиваешь истерику из-за невинного букета.
— Перевоспитывать?! — рассвирепел Джерри и, взмахнув кулаком, одним махом сшиб со стола вазу с цветами. — Пусть твой Рассел катится ко всем чертям со своими дурацкими цветами и советами!
На грохот и крики прибежал Корни. Щенок испуганно посмотрел на хозяев и полез обнюхивать мокрые осколки, в которые превратилось то, что еще минуту назад называлось вазой.
— Корни! — крикнула Ивон, испугавшись, что щенок порежет себе лапу. — Фу, Корни!
Корни, испугавшись больше хозяйского окрика, чем разбитого стекла, отпрыгнул и угодил лапой в один из крупных осколков. Взвизгнув, он поднял переднюю лапу и принялся жалобно скулить.
— Вот видишь, что ты наделала?! — закричал на жену Джерри.
— Да это же ты ее разбил, Джерри! — ошалело уставилась на него Ивон.
Джерри хотел было ответить, что не он напугал собаку своими воплями, но Корни продолжал скулить, и хозяева вынуждены были на время забыть о своей ссоре. Ивон сбегала за бинтом и перекисью, а Джерри осмотрел пораненную лапу.
— Слава богу, ничего серьезного. — Джерри взял протянутый Ивон флакончик. — Порез неглубокий. Так, небольшая ранка. Бедняга Корни пострадал ни за что.
— Как и цветы, — напомнила Ивон и, присев на корточки рядом с Корни и Джерри, принялась гладить песика. — Они ведь тоже ни в чем не виноваты.
— Ты права, Корни, цветы и ваза тут ни при чем, — бросил Джерри, не глядя на жену. — Лучше бы я проехался кулаком по лицу твоего Рассела Данкина.
Ивон хотела было снова вспылить, но тут заметила на лице Джерри выражение такой по-мальчишески глупой злости, что вместо этого расхохоталась.
— Не вижу ничего смешного, — обиженно огрызнулся Джерри.
— Наверное, смешного тут и правда мало, — согласилась посерьезневшая Ивон. — Ты ведь не ревнуешь, а просто лаешь, как сторожевой пес, который охраняет свою собственность.
Джерри ничего не ответил, а Ивон наконец поняла, что за чувство жгло ее изнутри по дороге домой. В своей симпатии Рассел Данкин был не одинок. Ивон тоже влекло к нему.
— Да, я действительно разбил эту вазу, — кивнул судье Джерри. — Но я же не расколотил ее о голову Рассела Данкина? И не запустил ею в жену? Да, мне не стоило это делать. Но, ваша честь, ревность, по-моему, свойственна многим людям.
— Нет, ваша честь, — вмешалась Ивон, — Джералд не ревновал меня, ничего подобного. Так собака охраняет свою кость или… хозяйские тапки от гостей. Кто-то посмел шагнуть на его территорию, кто-то позарился на его жену, которую он давно уже перестал воспринимать как женщину. Только и всего. Это даже не ревность, ваша честь. В ревности есть хоть какая-то логика. А поведение Джералда было лишено всякой логики. Он бесился, в то время как сам изменял мне с моей же подругой…
— Не изменял, а изменил, — уточнил Джерри.
— Вы слышали, ваша честь?! — Анжела Дженкинс взмыла со своего стула. — Он сам признался! Вот шельмец!
— Ваша дочь не лучше, — донесся из зала голос Дианы Уэллинг. — Ее поведение еще отвратительнее. Джерри хотя бы не строит из себя жертву, а ваша дочь делает вид, что она невинна как младенец.
Алисия Таккер покачала головой.
Родители все-таки неисправимы.
Постучав молотком, она обратилась к женщинам:
— Дамы, прошу вас помолчать. Мисс Уэллинг, — повернулась она к Ивон, — если я правильно поняла, между вами и мистером Данкином ничего не было?
Ивон устало покачала головой и, глядя Джерри прямо в глаза, ответила:
— Нет, ваша честь. Я не собираюсь казаться чистенькой, сколько бы меня в этом ни обвиняли. Между мной и мистером Данкином кое-что все-таки было.
Ивон чувствовала: что-то не так. Если еще совсем недавно Джерри был просто мрачным и холодным, то теперь он и вовсе от нее отстранился. Сидел целыми днями, закрывшись у себя в кабинете, и выходил лишь затем, чтобы погулять с Корни или поесть.
Раньше Джерри хотя бы делал попытки что-то приготовить, а теперь питался исключительно готовыми продуктами, купленными в соседнем супермаркете. В этом он был не одинок: Ивон и сама частенько брала готовые продукты, а заодно покупала виски, который помогал ей скрасить ее угрюмое одиночество.
Поначалу Ивон сдерживалась — писать с хмельной головой удавалось плохо, — но очень скоро привыкла к новому образу жизни. Теперь, напротив, ей было куда легче выбросить из головы все лишнее после парочки стаканчиков виски.
Ивон не сомневалась, что у Джерри кто-то появился. Ночами он куда-то исчезал, правда ненадолго, но бывало, что возвращался только под утро. В ту злополучную неделю, которую Ивон прожила у Салли, Джерри встретил какую-то женщину и… привел ее домой.
Этот вывод Ивон сделала не только из поведения мужа. Было еще кое-что: маленькая, но красноречивая находка, которую Ивон случайно обнаружила на кухне.
Это была бусина. Красивая маленькая бусинка, оторвавшаяся от сережек или браслета. У Ивон было не так уж много украшений, и она сразу поняла — бусинка потеряна не ею.
Но тогда кем?
Салли и Хелена бывали в доме редко, предпочитая встречаться с Ивон на нейтральной территории. О-Марджори и вовсе не носила побрякушек. К тому же бусинка была определенно свежей: когда Ивон в последний раз залезала на нижнюю полку шкафа, ее там не было. Загадочная бусина появилась только после возвращения Ивон.
Если бы Ивон была более решительной, она непременно ворвалась бы к мужу в кабинет и устроила допрос с пристрастием. Но всякий раз, когда Ивон собиралась с духом, чтобы поговорить об этом с Джерри, ей вспоминались сцены, которые ее мать, Анжела Дженкинс, устраивала отцу. Воспоминания казались такими свежими, что Ивон зажмуривала глаза, с ужасом думая, что ей придется играть невыносимую роль обманутой жены, и отказывалась от принятого решения. Бусина смотрела на нее своим маленьким зрачком, исполненным немого укора, и вскоре Ивон избавилась от нее, выбросив в мусорное ведро.
А Джерри по-прежнему безмолвствовал у себя в кабинете, лишь подтверждая ее самые ужасные подозрения. Ивон поделилась с Салли и Хеленой, и обе, выслушав ее, согласились с тем, что дело нечисто. От них Ивон получила единственный совет: «разведись наконец с этим ужасным типом», а затем разговор плавно перетек в другое русло.
Салли, которая взялась отвезти подругу домой, попросила таблетку от головной боли, и Ивон, оставив Салли в гостиной, ушла на кухню за обезболивающим и стаканом воды, а заодно и виски. В баре Ивон уже успела перехватить пару стаканчиков виски, и теперь ей не терпелось выпить еще.
Растворив аспирин в стакане воды и плеснув в свой стакан виски, Ивон собралась было выйти из кухни, но тут почувствовала на себе чей-то сердитый взгляд.
В проеме двери стоял Джерри, чье лицо изображало страшное недовольство.
— В чем дело? — поинтересовалась Ивон.
— Ты что, пригласила в гости Салли? — спросил Джерри, закрывая за собой дверь.
— Вообще-то она моя подруга…
— Это я знаю, — кивнул Джерри. — И ты знаешь, что она меня бесит.
— Мне что же, порвать из-за тебя со всеми друзьями? — с вызовом спросила мужа Ивон.
— Я не прошу тебя ни с кем рвать. Просто мне не хочется видеть этого человека в своем доме.
— В своем? — переспросила ошеломленная Ивон. — Мне казалось, что он наш, а не твой.
— Конечно же он наш, — поправился Джерри. — Но это не умаляет моей неприязни к твоей… подруге.
— Бог ты мой, сколько иронии, — хмыкнула Ивон, отхлебнув виски. — Да ты исходишь желчью, дорогой.
— А от тебя за версту несет виски, дорогая. Думаешь, я не знаю, что ты пьешь каждый день?
— Что ты несешь, Джерри?! — вспыхнула Ивон, сознавая, что муж говорит чистую правду.
— Ты думаешь, бутылки, которые я утром нахожу на кухне, невидимые? Утром, когда мне приходится выгуливать Корни, который не может добудиться своей пьяной хозяйки!
— Не кричи на меня, Джерри! Не смей кричать!
— Да ты сама кричишь на меня, черт побери! Может, хватит хлебать этот проклятый виски?! — Джерри подскочил к Ивон и выхватил стакан из ее рук. — Скоро ты совсем сопьешься! Пропьешь все мозги! Ты алкоголичка, Ивон, неужели ты этого не понимаешь?! Я должен молчать, когда ты принимаешь подарки от первого встречного, как будто ты вовсе не замужем! Я должен молчать, когда ты спиваешься! Нет уж, дорогая, теперь я молчать не буду!
— Отдай, Джерри!
Ивон кинулась к нему, но Джерри сжал стакан в руке и поднял его высоко над ее головой. Ивон попыталась подпрыгнуть, но Джерри был гораздо выше ее. На секунду в памяти Ивон что-то промелькнуло, но воспоминание было настолько обрывочным и невнятным, что она не придала ему значения. Ее охватила слепая ярость. Ярость на человека, который не только отнял у нее этот проклятый виски, но и заставил ее разувериться в самом светлом чувстве — в любви.
— Отдай немедленно, Джерри! — снова крикнула она. — Не то я…
— Ивон, — уже тише и спокойнее перебил ее Джерри. В его голосе слышалась мольба. — Пожалуйста, Ивон, не надо. Давай попробуем начать все сначала.
— Сначала?! — Ивон посмотрела на Джерри, как на сумасшедшего. — Опомнись, Джерри! Как можно начать сначала то, что разбито, растоптано, опошлено наконец! Отдай мне этот чертов стакан! Может быть, это единственное, что у меня осталось!
— Нет уж. — На этот раз в голосе Джерри звучала холодная ярость. — Если хочешь, пей, дорогая. Только не в нашем доме! Нечего уподобляться своему алкоголику папаше!
Ивон и сама не поняла, как это произошло, но уже через секунду ее рука поднялась и проехалась по щеке Джерри. Джерри потрогал щеку и посмотрел на Ивон так, словно до него все еще не дошло, что случилось.
— Ивон, что ты делаешь?
— То, что ты заслужил. — Ивон развернулась и направилась к двери. Мимо нее со свистом пролетел какой-то предмет, который уже через несколько секунд звучно впечатался в закрытую дверь. Брызги и стекло полетели в разные стороны. Досталось даже кофточке Ивон, которую она тут же принялась отряхивать. — Джерри, ты что, спятил?! — закончив с кофточкой, обернулась она к мужу. — Ты же мог попасть мне в голову, псих!
— Жаль, что промазал, — криво усмехнулся Джерри. — Может быть, сотрясение заставило бы тебя завязать с пьянством.
— Псих и придурок! — бросила Ивон и, распахнув дверь, бросилась из кухни.
Нет, Ивон вовсе не боялась, что Джерри запустит в нее чем-нибудь еще. Ей просто не хотелось, чтобы он увидел ее слезы.
Салли Мелон, оказавшаяся невольной даже не свидетельницей, а слушательницей их ссоры, предложила поехать к ней, но Ивон отказалась, сделав подруге предложение посидеть в каком-нибудь баре. Салли согласилась, и Ивон потащила ее в «Смоук», по дороге заглянув в супермаркет и купив бутылку виски.
— Ивон, что ты творишь? — обеспокоенно спросила Салли у подруги, которая хлестала виски прямо из горлышка, не утруждая себя перелить напиток даже в банальный пластиковый стаканчик.
— Это анестезия, Салли, — пьяным смехом засмеялась Ивон. — Разве ты не знала? Выпьешь, и становится легче. Правда ненадолго — до следующего утра. Но потом снова можно выпить, и снова станет легче. Жаль, что нельзя напиться один раз и на всю жизнь.
— Он этого не стоит, — покачала головой Салли. — Он вообще тебя не стоит. Джерри редкостный сукин сын, к тому же неудачник. На кой он тебе сдался? Я бы на твоем месте давно уже развелась. Ты молодая, красивая, найдешь другого. Тысячу других. Зачем тебе этот Том?
— Ты говоришь совсем как моя мама, — хмыкнула Ивон, поправляя спутавшиеся волосы. — Во-первых, его зовут Джерри. А во-вторых, он не неудачник. Он талантливый писатель, хоть и редкостный зануда. Что до других… Глупо даже предполагать, что с кем-то будет иначе. Я не смогу с кем-то, Салли. Как бы ни банально это звучало, я разочаровалась в любви. Если уж с Джерри у меня не вышло — а ведь я любила его и люблю… наверное, люблю до сих пор, — то ни с кем другим ничего не получится. Но в одном ты права: лучше уж жить в одиночестве, чем в полном дерьме!
— Не говори глупостей, Ивон. Успокойся, в одиночестве ты не останешься. Я обязательно познакомлю тебя с каким-нибудь красивым молодым человеком.
— А потом еще с одним и еще с одним? — горько усмехнулась Ивон. — Я не хочу жить, как ты, Салли. Прости меня, но я не хочу того, что у тебя. Это тоже одиночество, но оно не для меня.
— Кто тебе сказал, что я одинока? — холодно поинтересовалась Салли у захмелевшей подруги.
— Никто, — пожала плечами Ивон. — Мне не нужны слова, чтобы понять, что ты мечешься от одного к другому в поисках тепла, которого тебе никто не может дать.
Салли делано засмеялась.
— Это пьяный бред, Ивон. Моя жизнь — свобода, а не одиночество.
— Как знаешь, — кивнула Ивон. — Но и такой свободы я тоже не хочу. Прости меня, Салли, я не должна так говорить. Ты права, это все из-за виски. Но трезветь мне чертовски не хочется.
В «Смоуке» Ивон увидела того самого официанта Симонса, который обслуживал их столик, когда они с Джерри веселились, не предполагая, какой кошмар их ждет впереди.
Алкоголь, наполнивший ее безудержным весельем, придал ей смелости, и Ивон, не обращая никакого внимания на Салли, пытавшуюся остановить подругу, подошла к официанту.
— Здравствуйте, — поздоровалась она.
Официант изумленно уставился на изрядно выпившую незнакомку.
— Вас ведь, кажется, Симпсом зовут?
— Нет, я Симонс, — вежливо поправил ее официант.
— Не сочтите за грубость, Симонс, но я могу задать вам несколько вопросов?
— Конечно, мисс…
— Миссис Уэллинг. Но это, похоже, ненадолго.
— Ивон! — подошедшая Салли схватила ее за руку и попыталась оттащить от растерянного официанта, но Ивон резко вырвала руку.
— Пусти! Я всего лишь хотела спросить. Симпсон, то есть Симонс, — снова повернулась она к официанту, — вы правда варите себе кофе каждое утро и гуляете с собакой?
— Нет, — покачал головой Симонс. — Я не гуляю с собакой, у меня вообще аллергия на собачью шерсть. А кофе — да, я действительно варю его каждое утро. И что в этом удивительного? Думаю, я не один такой, — немного обиженно добавил он.
— И еще один вопрос, Симпс… то есть Симонс… Вы хотите жениться только тогда, когда закончите институт, найдете себе приличную работу и купите дом?
— Ивон!
— Отстань, Салли!
Симонс улыбнулся так, словно его заставили отвечать на расспросы ребенка.
— Конечно, миссис Уэллинг. А как может быть иначе?
— Я же говорила ему, что этот Симонс старик, — пробормотала Ивон, когда Салли наконец удалось усадить ее за столик.
— Кому — ему? Что ты вообще привязалась к бедному парню? Думаешь, ему больше делать нечего, как болтать с пьяными бабами?
— Да ну тебя, — махнула рукой Ивон и, помахав рукой Симонсу, крикнула через весь зал: — Симонс, принесите, пожалуйста, виски!
— Ивон, да что на тебя нашло?! — возмутилась Салли. — Ты что, не могла подозвать кого-нибудь другого?
— Зачем, если я знаю Симпсона… то есть Симонса.
— Очень мило, — фыркнула Салли.
Ивон уставилась на подругу.
— В чем дело?
— Вот и Джерри всегда говорит, что бы я ни сказала: «очень мило». Это все, что я слышу от него в последнее время.
— Да забудь ты о своем Джерри, Ивон. Расслабься наконец. Хочешь, я найду какого-нибудь обаятельного красавца и приглашу за наш столик?
— А он будет говорить мне «очень мило»?
— Ты зациклилась, Ивон, — раздраженно пробормотала Салли. — Зациклилась на своем Томе-неудачнике.
— Он не Том. И не неудачник.
— Это я уже слышала. Может, ты все-таки передумаешь и поедем ко мне? Боюсь, я не смогу поднять тебя со стула, когда ты окончательно напьешься.
— Ты издеваешься надо мной, Салли, — мрачно констатировала Ивон. — И ты, и Джерри. Все надо мной издеваются, и никто не воспринимает меня всерьез.
— Да что за пьяный бред?! Мне это уже надоело! — окончательно разозлилась Салли. — С тобой невозможно говорить, Ивон.
— Я так не думаю, — возразил Салли Мелон приятный мужской голос.
Салли и Ивон одновременно подняли головы. К счастью, Ивон еще не так много выпила и узнала в мужчине, стоявшем возле их столика, своего редактора Рассела Данкина.
— Рассел? — удивленно уставилась на него Ивон.
— Привет, Ивон. Можно за ваш столик?
— Конечно. Только учтите, я не в лучшем виде, — призналась Ивон, сама не понимая, рада она или огорчена появлением Рассела. — И вряд ли вам удастся насладиться моим обществом, — усмехнулась она.
— Ваше состояние меня не смущает, — покачал головой Рассел. — В нем есть даже свой плюс. Выпившие люди всегда говорят то, что думают.
— Вот именно, — кивнула Ивон. — А это далеко не всем нравится, — покосилась она на Салли, которая несколько оживилась с появлением красивого незнакомца. — Знакомьтесь, Рассел, это Салли Мелон, моя подруга. Она с легкостью разбивает хрупкие мужские сердца и считает брак пародией на любовь.
— Рад знакомству, — кивнул Салли Рассел. — Но вашего мнения о браке не разделяю.
— Знакомься, Салли, это Рассел Данкин, мой редактор. У него есть замечательная привычка дарить своим авторам роскошные букеты.
— Так хорошо обо мне не говорил ни один из моих авторов, — снова улыбнулся Рассел.
— Ну вот и познакомились, — засмеялась Салли, и Ивон почувствовала, как от заливистого смеха подруги где-то внутри нее закипает раздражение.
Господи, да неужели я ревную к ней Данкина?! — пронеслось в голове Ивон. Только этого сейчас не хватало.
— А вообще вы оба очень хорошие люди, — добавила Ивон, испугавшись, что становится желчной. — Так что не обращайте на меня внимания и говорите, о чем вам захочется. А мне сейчас лучше помолчать.
Вопреки ее ожиданиям, Рассел Данкин не начал флиртовать с Салли. Наоборот, он начал выяснять, что послужило причиной такого необычайного воодушевления Ивон.
— Вы говорили, что мне не хватает праздника, Рассел. Так вот, я решила себе его устроить. Полагаю, под словом «праздник» вы имеете в виду несколько другое, но что поделаешь, если я не понимаю значения этого слова.
— Вы просто устали, Ивон, — попытался утешить ее Рассел. — Вам нужно отдохнуть, расслабиться. Видно, о вас некому было позаботиться.
— Я просто зануда, Рассел, — улыбнулась Ивон и залпом выпила виски, принесенный ей официантом. — Стареющая зануда, такая же, как и мой супруг, который понимает значение слова «позаботиться» так же превратно, как я понимаю значение слова «праздник».
— Ну вот, началось, — вздохнула Салли. — Вы правы, Рассел. Ивон действительно не умеет расслабляться. Во всяком случае, в последнее время это ей не удается. Видите, в каком она состоянии? — небрежно кивнула она в сторону Ивон. — Ее надо отвезти домой. Ко мне, разумеется. К мужу ей лучше не возвращаться. Она права, он не сможет о ней позаботиться.
Ивон покоробило, что Салли говорит о ней местоимениями.
— Я не настолько уж пьяна, Салли, — обиженно возразила Ивон. — И я никуда не хочу сейчас ехать. Мне хочется поболтать с вами. Честное слово, я больше не буду надоедать вам со своими проблемами.
— Так за чем же дело стало? Поедемте ко мне все вместе. Там и поговорим. В конце концов, подумай и обо мне, Ивон. Я даже выпить с вами не могу — я за рулем.
Последний аргумент показался Ивон весьма убедительным, и она согласилась. Рассел заявил, что будет только рад составить девушкам компанию. В машине Ивон немного мутило, но Рассел дал ей какие-то таблетки, после чего она почувствовала себя лучше.
— Что это? — спросила Ивон, кивнув на упаковку, которую Рассел держал в руках.
— Не беспокойтесь, я не собираюсь вас отравить, — засмеялся он. — Эта штука помогает от укачивания. Ну и немного снимает опьянение.
— Спасибо, — поблагодарила его Ивон. — Я и правда начинаю приходить в чувство. Но трезветь мне сегодня совсем не хочется. Хотя я представляю, как вам противно видеть меня в таком состоянии. Выпив, мы все становимся другими людьми.
— Знаете, Ивон, я всегда считал, что человека нужно узнавать всего: целиком и полностью. И принимать всего: со всеми его недостатками. Так что вы ничуть мне не противны. К тому же я не дурак и прекрасно понимаю, что вам сейчас плохо.
— Мне нравится ваша позиция, — улыбнулась ему Ивон. — Она честная и искренняя. И вообще, Рассел, вы кажетесь мне очень искренним человеком.
— Ивон всегда была наивной, — хмыкнула Салли. — Никогда не думала, что женщина может позволить себе быть такой.
— А по-вашему, женщина должна быть изощренной стервой? — насмешливо полюбопытствовал Рассел.
— По-моему, женщина не должна ни к кому поворачиваться спиной, — холодно ответила Салли. — Слишком уж велика вероятность, что в нее всадят нож. Нам приходится в этой жизни сложнее, чем мужчинам, и это надо учитывать.
— Неправда, — возразила Ивон. — Общество возлагает на мужчину больше ответственности, чем на женщину. Потому-то мужчины так от нее и бегут. Они должны быть сильными, смелыми, выносливыми, удачливыми, они всегда кому-то и что-то должны. Обществу, жене, детям, родителям. Женщины, правда, тоже должны. Но зачастую их долги совпадают с их желаниями. Хотя бывают и исключения.
— Подозреваю, что вы, Ивон, из числа исключений, — тихо произнес Рассел.
Ивон удивил его голос, ставший неожиданно таким тихим, мягким и глубоким. Ей даже показалось, что они одни в этой машине, а за рулем… Да какая разница, есть ли кто-нибудь за рулем? Ивон почувствовала, как ладонь Рассела мягко накрыла ее руку, как его пальцы ласково погладили ее пальцы. В этом прикосновении не было ничего пошлого, ничего вызывающего. Оно было нежным и ласковым. Через него по ее венам пробежало то самое тепло, которого ей так не хватало.
Ивон закрыла глаза, целиком отдавшись этому мгновению, полному тепла и нежности, понимания и легкой грусти оттого, что это мгновение должно закончиться. Ей не хотелось ни открывать глаз, ни убирать своей руки, согретой чужим теплом. Но больше всего в тот миг ей не хотелось думать ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. Отрезанная от всего остального мира одним мгновением, она испытывала настоящее блаженство…
Через несколько минут машина затормозила у дома Салли.
— Ну выходите, голубки, — пренебрежительно бросила им Салли. — Приехали.
Ивон вышла из машины и недоуменно посмотрела на подругу. Ей показалось или Салли действительно на что-то обижена? Может, Рассел задел ее высказыванием о стервах?
— Салли, все в порядке? — шепотом спросила Ивон. — Я тебя ничем не обидела? Или просто тебе надоело мое нытье в «Смоуке»?
— Успокойся, Ив, все в порядке, — невесело усмехнулась Салли. — Наверное, ты права. Я жутко одинокий человек.
— Ты уверена, что хочешь пригласить Рассела? Может, ты хочешь поговорить со мной? — продолжала настаивать Ивон.
Салли тряхнула головой и в одно мгновение превратилась в прежнюю, беззаботную красавицу.
— Я просто чертовски хочу спать, — подмигнула она подруге. — А вот ты, по-моему, боишься остаться один на один со своим кавалером. И кто еще совсем недавно твердил мне о том, что, кроме Джерри, ей никто не нужен?
— Я не хочу сейчас думать о Джерри, — вяло улыбнулась Ивон.
— Вот и прекрасно, — шепнула ей подруга. — Просто забудь о нем.
Сославшись на усталость и головную боль, Салли действительно скоро ушла спать, а Ивон с Расселом остались одни в ее гостиной. Ивон пренебрегла своим обычным правилом и заменила неразбавленный виски легким коктейлем.
— Напрасно вы это сделали, — предупредил ее Рассел. — Скоро у вас, как и у вашей подруги, заболит голова. Это железное правило всегда срабатывает: никогда не понижайте градус алкогольных напитков.
— Плевать на больную голову, — махнула рукой Ивон. — И вообще, я в вас верю, Рассел. Если что, вы дадите мне спасительную таблетку.
— Второе железное правило: никогда не принимайте алкоголь с таблетками, если вы не знаете о том, как они взаимодействуют. А вообще ваша подруга права, Ивон…
— Вы о чем?
— Вы ведь действительно очень наивны. Если бы я был не вашим редактором, а каким-нибудь коварным незнакомцем, то запросто мог бы смешать дьявольский коктейль из таблеток и опоить вас до потери сознания.
— Но вы мой редактор и вовсе не незнакомец. С незнакомцем я никуда бы не поехала. Впрочем… — немного подумав, добавила Ивон, — теперь я уже ни в чем не уверена.
— Теперь?
— Теперь, когда я поняла, что живу с незнакомцем.
— И все-таки, может быть, поделитесь своими проблемами?
— Опять терзать ваши уши занудством? Нет уж, увольте. И потом, Рассел, мне совсем не хочется вспоминать сегодня о том, что случилось.
— «Я подумаю об этом завтра»? — с улыбкой процитировал Рассел.
— Ну что вы, я вовсе не Скарлетт О'Хара. Скарлетт уже ушла и спит в соседней комнате, — кивнула Ивон в сторону спальни Салли. — Скорее я ее беспомощная подруга Мелани. Да и этим я, наверное, себе очень польстила. Ну вот, опять я впала в старческое занудство. Рассел, а давайте перейдем на «ты», раз уж все так получилось?
— Я бы предложил вам это и раньше, чем «все так получилось», — засмеялся Рассел. — Вот только не был уверен, что вам это понравится.
— Такие вещи не должны нравиться или не нравиться. Мне кажется, они должны происходить естественно, сами собой.
— Наверное, ты права. Только стеснительность никуда не денешь. Это, кажется, врожденное.
— Неужели ты стеснительный? — улыбнулась Ивон и покачала головой. — Может, это стереотип, но мужчина с такой внешностью, как у тебя, просто обязан быть…
— Развязным? Нахальным? А, забыл, еще жутким бабником, — печально усмехнулся Рассел. — Вот это меня, пожалуй, и губит. Женщины всякий раз смотрят на меня и думают: жуткий бабник, с ним, наверное, лучше не связываться.
— Значит, эти женщины не говорили с тобой… или не слышали тебя. Обычно, когда начинаешь говорить с человеком, все сразу встает на свои места. То есть, я хочу сказать, ты начинаешь понимать, кто перед тобой: свой или чужой, близкий или далекий, друг или любимый человек.
— Ты правда так думаешь?
— Раньше думала, — призналась Ивон. — А сейчас не знаю. Как будто все перевернулось вверх тормашками.
— Зато я знаю… — Голос Рассела снова стал тихим и нежным, как тогда, в машине.
— Что знаешь?
— Знаю, как заставить тебя забыть о том, что тебя так гложет. — Он придвинулся к Ивон и ласково взял в руки ее лицо. — У тебя такой испуганный взгляд.
— Испуганный? — тихо переспросила Ивон.
— Не совсем. У тебя взгляд человека, который делает что-то в первый раз.
— Да, все это словно впервые, — пробормотала Ивон.
Рассел наклонился к лицу Ивон и поцеловал ее в губы. Поцелуй был нежным, таким же нежным, как прикосновение его ладоней. Ивон показалось, что кто-то дал ей глоток теплого молока. И это было очень приятно. Но, увы, не более чем приятно.
Ивон позволила Расселу отстраниться первым и поняла по его глазам, что он догадался: продолжения у этой истории не будет.
— Прости меня, Рассел, — вздохнула Ивон. — Все прекрасно. Лучше не бывает. Глупо было бы говорить, что я не люблю тебя — ты ведь и так это понимаешь. Выходит, я просто хочу забыться. Но, поддавшись желанию, я не забудусь. Я только унижу нас обоих.
Рассел понимающе кивнул, и Ивон почувствовала, что бесконечно благодарна этому мужчине. Мужчине, которого она никогда не полюбит так, как любит Джерри.
Джерри почувствовал, как внутри раскрывает свои лепестки огромный холодный цветок пустоты. Он мог бы, конечно, предположить, что холод не более чем обыкновенный похмельный озноб, но эта холодная пустота имела совсем другую природу. И имя ей — одиночество.
Джерри посмотрел на Ивон. Да, он не ошибся, подумав еще тогда, после измены жене, что Ивон больше не принадлежит ему. Но Джерри и представить себе не мог, что Ивон — его Ивон! — может сжимать в объятиях другой мужчина. Да, между Ивон и этим типом, Расселом Данкином, не было ничего, кроме одного поцелуя, но мысль даже об одном поцелуе обжигала Джерри таким холодом, что он чувствовал мурашки на своей коже…
Ивон смотрела на него спокойно, и Джерри на мгновение показалось, что жена испытывает мстительное торжество и втайне наслаждается его муками. Ледяной цветок пустоты, распустившийся внутри, начал потихоньку таять от разгоравшегося под его стеблем пламенем гнева.
— Ну что ты молчишь? — ровным голосом спросила его Ивон. — Да, я не святая. Но и преступницей себя считать не намерена. Тебя, кажется, не очень-то мучила совесть, когда ты переспал с Салли Мелон.
— А ты как будто знала об этом, — с язвительной улыбкой ответил ей Джерри. — Знала и поехала с Данкином мне назло.
— Джерри, если бы я знала наверняка, поверь, никуда и ни с кем я бы не поехала. Я бы в тот же день собрала вещи и ушла бы куда угодно, лишь бы не видеть твоего лица.
— Вот как? — усмехнулся Джерри. — Выходит, тебе можно крутить со своим редактором, а для меня измена под запретом?
— Рассел Данкин не твой лучший друг, — заметила Ивон. — И я в отличие от тебя вовремя остановилась и не стала потакать маленькой закомплексованной девочке, которая сидит у меня внутри.
— О чем это ты?
— О твоем стареньком чемодане. Помнишь, на чердаке дома твоей бабушки? Ты изо всех сил старался спрятать свои воспоминания куда-нибудь подальше. Но у тебя ничего не вышло — они все равно вырвались наружу.
— Я не понимаю тебя, Ивон, — мрачно пробормотал Джерри, до которого уже начал доходить смысл слов, сказанных женой.
— О том, что в тебе проснулся тот самый неуклюжий щекастый подросток, которого третировали сверстники, а сверстницы попросту не замечали. О подростке, чья властная и холодная мать пыталась сделать с сыном то, что ей не удалось сделать с отцом — на веки вечные привязать его к себе. И этот подросток хотел свободы, жаждал выйти из-под контроля, желал получить самое лучшее, самое красивое тело — тело Салли Мелон. Этот подросток совершенно не думал обо мне. Ему было наплевать, что мне будет больно. Но лгал и скрывал от меня правду уже не подросток. Ее скрывал вполне взрослый Джералд Уэллинг.
— Может, и так, Ивон, — немного подумав, кивнул Джерри. — Может, все действительно так, как ты говоришь. Но тебе не приходило в голову, что, если бы ты в тот день не последовала своей обычной привычке со всех ног удирать от проблем, никакой щекастый подросток во мне бы не проснулся?!
— Удирать от проблем? — горько усмехнулась Ивон. — Нет, Джерри, я не от проблем удирала. Я пыталась дать тебе ту свободу, которую ты так боялся потерять. Я не хотела доставать тебя, как моя мать доставала моего отца. Я не хотела тебя контролировать. Но я думала, Джерри, я наивно полагала, что ты распорядишься этой свободой как взрослый человек. Но, увы, я ошиблась.
— Но это ведь ты, это ты всегда вела себя как ребенок! Это ты боялась ответственности, ты не хотела детей, потому что на самом деле сама еще не выросла!
— Да, я боялась ответственности! Но больше всего я боялась, что ты, не привыкший заботиться о ком-то, свалишь все на меня! Свалишь и еще оправдаешь свое поведение тем, что я женщина, что я должна тащить на себе все это в одиночку, как когда-то тащила тебя твоя мать!
— Оставь в покое мою мать! Твоя семья ничем не лучше моей. Отец выпивоха и подкаблучник, а мать… О твоей матери можно слагать легенды: она готова горы свернуть, лишь бы ее ненаглядная доченька снова вернулась под ее крылышко. Только ненаглядная доченька туда и не собиралась. Потому что в глубине души она свою мать ненавидит!
— Заткнись, Джерри! — не сдержалась Ивон. — Не выводи меня из себя!
Алисия Таккер стукнула молотком по столу Ивон и Джерри, раскрасневшиеся, с гневно горящими глазами, повернулись к судье.
— Пока вы выясняли отношения спокойно, это еще можно было терпеть, — обратилась к обоим судья. — Но вы, кажется, забыли, что находитесь в зале суда, а не у себя дома, где можно давать пощечины, разбивать вазы и метать друг в друга стаканы. Что ж, я выслушала достаточно. Мистер Уэллинг, у вас есть еще свидетели?
Джерри Уэллинг мрачно помотал головой.
— Значит, я объявляю перерыв. Нам всем нужно немного прийти в себя после такого бурного разбирательства. Подумайте о своем заключительном слове, мистер Уэллинг, и вы, мисс Даффин, — покосилась Алисия в сторону адвоката.
— Не нужно привлекать мисс Даффин, — попросила Ивон, поднявшись со своего места. — Я и сама могу сказать все, что считаю нужным.
— Вы тоже отказываетесь от услуг адвоката, мисс Уэллинг?
Ивон кивнула.
— Что ж, как хотите. Надеюсь, дело не только в вашем упрямстве. — Судья поднялась из-за стола, и все, кто сидел в зале, последовали ее примеру.
Джерри повернулся к Ивон.
— Ты это мне назло сделала? — кивнул он на Фиону Даффин, которая, казалось, даже испытывала облегчение от такого поворота событий.
— Почему ты считаешь, что я все делаю непременно тебе назло? — тихо спросила Ивон. — И потом, какое тебе дело до того, кто будет говорить эти последние слова, которые уже ничего не изменят?
— Какое мне дело? — с хмурой улыбкой переспросил ее Джерри. — А тебе не кажется, что речь идет не о бумажке, которую ты так хочешь получить, а о нашей жизни?
— О нашей? — усмехнулась Ивон. — Мне казалось, ты уже разделил все на твое и мое.
— Я не разделял. Это как-то само собой получилось, — уже мягче заметил Джерри. — Ты стала жить своей жизнью, я — своей. Когда-то ты говорила, что тебе и неба будет мало, что ты никогда не устанешь открывать в галактике нашей любви новые звезды. На словах это звучало красиво, а на деле… На деле этот тяжелый железный навес, который мы гордо называли своим небом, рухнул нам на головы. И раздавил нашу маленькую планету.
На глаза Ивон навернулись слезы. Она поспешила отвернуться, чтобы Джерри не успел их заметить.
— Ивон? — позвал ее Джерри.
— Что? — не оборачиваясь спросила она.
— Я ведь думал, что ты не умеешь плакать. А ты, оказывается, просто меня боишься.
— Я не боюсь.
— А как это назвать? Ты ведь всегда боялась, что я увижу твои слезы. Признайся, Ивон. Или ты прятала их только из пустой гордости?
— Не из гордости. — Ивон повернулась к Джерри, и он увидел два влажных следа, оставленных на ее щеках слезами. — Никакой тут гордости нет, Джерри, — глухо повторила она. — Ты прав, я всегда боялась плакать. У моей матери слезы вызывали лишь еще больший гнев. Если ты плачешь, значит, ты слабый. А я боялась показаться слабой, чтобы ты не сделал мне еще больнее.
— Ивон, я не хотел быть жестоким, — попытался оправдаться Джерри. — Я просто не понимал, что жесток. Так выхолило. Ты права, я эгоист, я привык, что все крутится вокруг меня. И я просто не замечал, что делаю тебе больно.
— У тебя еще есть шанс исправиться, — сквозь слезы прошептала Ивон.
— Есть шанс? Скажи — и я выполню любую твою просьбу. — Джерри сделал шаг по направлению к Ивон, но она вытянула вперед руку, словно умоляя его не подходить к ней.
— Дай мне развод.
Джерри замер. Тоненькая ниточка, все еще тянувшаяся между ними, внезапно оборвалась. Он посмотрел на Ивон пустым, ничего не выражающим взглядом и кивнул.
Ивон спустилась с возвышения и направилась к выходу из зала. Джерри смотрел на ее худенькую ссутулившуюся фигурку и чувствовал мучительное желание догнать ее, прижать к себе, вернуть и никуда больше не отпускать…
