4
Дрю уныло брел к дому, где провел детство и юность, на ходу размышляя о том, о чем, скорее всего, размышляют все, кто волей судьбы потерял близкого друга: почему же все-таки смерть такая страшная, неотвратимая и вместе с тем нелепая штука?
Рыжий Лепрекон, которого он встретил накануне утром, в чем-то был прав: обстоятельства смерти Стэна и вправду были странными.
Матильда Кшесински, к которой Дрю осмелился заглянуть только сегодня, придерживалась того же мнения. Ее выдержке можно было лишь позавидовать. За все то время, что Дрю провел в ее доме, она не проронила ни слезинки. Однако, несмотря на напускную неуязвимость, он чувствовал, что она винит себя в гибели Стэна.
Матильда, вечно занятая своими делами — несмотря на свой уже преклонный возраст, она до сих пор крепко держала в руках собственный бизнес, — не слишком-то много внимания уделяла мужу, который, даром что писатель, совершенно не мог о себе позаботиться. Но самым, пожалуй, печальным в их браке было то, что Матильду абсолютно не интересовало то, чем занимается муж, а Стэнли в свою очередь с откровенным равнодушием относился к тому, что составляло большую часть жизни его жены.
Проще говоря, Матильда, далекая от романтических бредней, приносила в дом бренный металл, а Стэнли считал этот металл настолько бренным, что даже не думал интересоваться, откуда он берется в доме.
Как эти двое могли прожить под одной крышей столько лет? Ответ на этот вопрос был для Дрю загадкой.
Многие не разводятся из страха причинить травму детям, но у них не было детей. Может быть, они жили по привычке? Матильда не считала нужным что-либо менять, а Стэнли — старый добрый Стэнли, так и не отказавшийся от своей старенькой пишущей машинки, — попросту боялся перемен?
Дрю терялся в догадках. Его собственный брак был недолгим и разрушился в одночасье, раз и навсегда обнажив перед Дрю неприглядную правду жизни: любовь всего лишь иллюзия, временное помутнение рассудка, а брак — удел безумцев, глупцов или трусов, таких, каким, увы, был его лучший друг Стэнли Кшесински.
Если бы Дрю Донелли не предавался столь мрачным раздумьям, то, открыв калитку, ведущую в бабушкин сад, он наверняка заметил бы, что в саду творится что-то неладное. Если бы мысли о тяжкой судьбе тех, кто по доброй воле или чужому наущению впрягается в тяжкое ярмо брака, так не взволновали Дрю, то он непременно услышал бы шорохи наверху, а подняв голову, увидел бы темные силуэты, мелькавшие в кронах деревьев. Но, увы, Дрю ничего не видел и не слышал до тех пор, пока на голову ему не упало что-то тяжелое.
— Дьявол! — выругался Дрю, разом позабыв о браке, любви и смерти. Нечто, упавшее ему на голову, запрыгало по хрусткой листве.
Рассыпая проклятья, Дрю в два прыжка настиг и подхватил то, что свалилось на него сверху. Предмет оказался вовсе не яблоком, как вначале он предположил, а маленьким плотным мячиком. Теннисным мячиком, который уж никак не мог вырасти на яблочном дереве.
Дрю медленно поднял голову и разглядел троих ребятишек, со страху приклеившихся к веткам дерева.
— Прах меня побери! — зарычал на мальчишек Дрю. — Да вы же мне чуть голову не расшибли! И вообще, какого дьявола вы тут делаете?!
Ребятишки, как перепуганные воробьи, взметнулись с веток. Один, самый длинный и крепкий, сполз по стволу вниз и, самым наглым образом проскочив мимо Дрю, вырвался на волю через распахнутую калитку. Другой, сидевший на самой нижней ветке, спрыгнул с нее, упал на четвереньки и, довольно ловко поднявшись на ноги, пулей полетел к забору.
Дрю проворонил уже двоих и считал делом чести поймать третьего, самого маленького, но от этого не менее проворного. Третий мальчик с ловкостью Тарзана перепрыгнул со своей ветки на ветку соседнего дерева, но тут ему не повезло: ветка хрустнула и обрушилась вниз, увлекая за собой отважного сорванца.
Если бы не Дрю, успевший подскочить к худосочной яблоне, в лучшем случае мальчуган отделался бы сломанной ногой или рукой, а в худшем… Впрочем, обнаружив себя в крепких руках не на шутку рассерженного хозяина, мальчишка уже не знал, радоваться ему или огорчаться.
— Попался! — победоносно воскликнул Дрю и, поставив мальчишку на землю, схватил его за воротник куртки. — Мало того что ты забрался в мой сад, поставил мне шишку своим мячом, сломал мою яблоню, так я еще и должен тебя спасать! Ну сейчас я надеру тебе твою маленькую нахальную…
Закончить фразу и воплотить в жизнь сию страшную угрозу Дрю не дала Констанция Донелли, выбежавшая на вопли своего «хани». Увидев, что ее чадо живо и здорово, а страшное зло, спровоцировавшее столь громкую брань, всего-навсего худенький большеглазый мальчишка, бабушка Конни всплеснула руками и поспешила встать на сторону слабого.
— Хани, зачем ты вцепился в несчастного ребенка?! — запричитала сердобольная бабуля.
— Вот сейчас я сниму с него штаны, тогда-то он точно будет несчастным, — ответствовал бабуле любимый внучек.
— Эндрю, — уже совсем иным тоном произнесла бабушка, — если ты сейчас же не отпустишь мальчонку, то я сама сниму с тебя штаны и отшлепаю дедовым ремнем, который, кстати, до сих пор дожидается своего часа в шкафу.
— Грэнни, — с неподдельной обидой в голосе повернулся к бабуле седеющий внучек, — этот мальчишка влез в твой сад, чтобы набить карманы яблоками. Мало того, он еще и мячом в меня кинул…
— Не кидал я, — наконец подал голос мальчишка. — Он сам вывалился.
— Да какие тут яблоки, хани, — рассмеялась бабуля, — когда зима уже на носу! Три скукоженных огрызка, исклеванные птицами? Все уже давно собрано. Да если бы и были яблоки, жалко их, что ли?
— Простите, мэм, — пробормотал мальчишка, пытаясь высвободить воротник куртки из цепких лап Дрю. — Мы, то есть я… поспорили… Вот я и залез, чтобы доказать, что не струшу.
Дрю хотел было произнести нравоучительную тираду о том, что очень глупо кому-то что-то доказывать, но, подумав, что в роли наставника он будет выглядеть еще глупее, чем этот мальчишка, отпустил ворот его куртки.
— А что твои друзья? — ехидно поинтересовался он. — Сбежали и бросили тебя одного?
— Если бы мы грабили банк, — серьезно начал мальчик, — и мои сообщники меня дожидались, то нас бы всех посадили. А так те, кто убежал, смогли бы мне помочь.
— Чем, например? — с трудом сдерживая смех, поинтересовался Дрю.
— Деньгами, — спокойно ответил мальчишка. — Наняли бы мне хорошего адвоката, и тот доказал бы, что я невиновен. Или скостил бы мне срок до минимального.
Дрю не выдержал и расхохотался. Шишка на лбу стоила того, чтобы услышать подобные рассуждения из уст малолетнего «грабителя».
Конни снова всплеснула руками.
— Довели детей… А всё это ваши боевики да детективы. Все теперь хотят стать грабителями, а не полицейскими. В наше время все было наоборот. Как тебя зовут, мальчик? — закончив причитать, поинтересовалась Конни у мальчишки.
— Алан. Можно просто Алли.
— Ладно, Алли, раз ты такой смелый, может, зайдешь к нам поужинать?
— Спасибо, мэм. Я не голоден.
По глазам мальчишки, блеск которых был заметен даже в тусклом свете садового фонаря, Конни и Дрю догадались, что он солгал.
— Пойдем, Алли. А то я решу, что ты трусишь, — сурово, как взрослому мужчине, объявила Конни. — Можешь считать, что мы полицейские и заключили тебя под стражу. А настоящий грабитель должен достойно принимать удары судьбы.
Алли серьезно кивнул и, заложив руки за спину, последовал за бабулей. Дрю, шедший позади, с трудом сдерживал приступ смеха.
Ай да грэнни, ай да молодец! А он, писатель, казалось бы не страдающий отсутствием фантазии, не додумался до такого.
Через несколько минут Алли уже сидел за столом, а Констанция стояла возле телефона и набирала чей-то номер.
— Ты знаешь его родителей? — шепотом поинтересовался Дрю.
Та отрицательно покачала головой, прислушиваясь к длинным гудкам на другом конце провода.
— Он сказал свою фамилию, а я знаю, кто его сестра, — зажав рукой трубку, ответила бабушка. — Добрый вечер. Я могу поговорить с мисс О'Райли?
Знакомая фамилия, отметил про себя Дрю и вернулся в гостиную, чтобы развлечь незваного гостя, так рассмешившего хозяев.
— Ну что, молодой человек, как вам в роли арестанта? — полюбопытствовал Дрю, садясь напротив Алана.
Тот уже не напоминал испуганного воробушка и скорее начал походить на довольного и уверенного в себе воробья.
— Так себе, — ответил он. — У вас же не всамделишная тюрьма. Ни наручников, ни камеры.
— Наручников не держим, — улыбнулся Дрю, — но веревку я найду запросто. А вместо камеры могу предложить подвал, где миссис Донелли хранит овощи. Подойдет?
— Миссис Донелли звонит моей сестре? — обреченно спросил Алан.
— Да, — кивнул Дрю и, заметив, что мальчик расстроился, добавил: — Не думаю, что тебе сильно влетит. Наверняка твоя сестра будет рада хотя бы тому, что с тобой все в порядке.
— Вы ее плохо знаете, — возразил Алан. — И потом, сегодня я уже дважды нарушил закон, — с самым серьезным видом добавил он.
— Это как же? — хмыкнув, поинтересовался Дрю.
— Я побил одного мальчишку в школе, а потом влез к вам в сад. Вот и получается уже два нарушения.
— Странные рассуждения для мальчика. — Дрю недоуменно уставился на своего помрачневшего собеседника. — Закон, нарушения… Это вас в школе так муштруют?
— Не-а, — покачал головой Алан. — В школе все просто: если напортачил чего-нибудь, то мисс Тим сначала тебя полчаса отчитывает, а потом уже принимается за твоих родителей. Она мне грозилась, что вызовет сестру. И наверняка вызвала, — вздохнул мальчик.
— А за что ты поколотил одноклассника? — спросил Дрю, изобразив на лице готовность выслушать любое, даже самое долгое и трагическое повествование.
— О таком не говорят, — сурово и коротко ответил Алан и, сцепив руки, положил их перед собой на столе.
Конни вернулась с хорошими новостями: сестра, праведного гнева которой так боялся Алан, обещала забрать его так быстро, насколько сможет. Дрю даже не нужно было смотреть на мальчика, чтобы знать, что эта новость его не обрадует.
Чтобы хоть как-то подсластить пилюлю, Дрю принялся рассказывать забавные истории из своего детства, а бабушка дополняла их своими воспоминаниями.
— И тогда я сказала ему: «Эндрю Донелли, если ты еще хоть раз съешь без спроса варенья, то я отшлепаю тебя дедовым ремнем!».
— О да, дедов ремень был самой страшной угрозой бабули, — засмеялся Дрю. — Правда, она прибегла к ней всего один раз, когда… — Посмотрев на Алана, Дрю запнулся. Мальчик, казалось, совершенно его не слышал. Его глаза блестели, словно от радостного возбуждения, но Дрю не мог взять в толк, что могло так ошеломить мальчишку. — В чем дело, Алли?
— Вы Эндрю Донелли? — прошептал он одними губами.
— Ну да, — все еще недоумевая, кивнул Дрю.
— Значит, это вы написали «Дымку над озером»?
Дрю кивнул. В таком городке, как Ноувервилл, сложно удивить кого-то тем, что ты писатель. А уж тем более мальчишку, которому едва ли могут прийтись по вкусу его взрослые и, по мнению некоторых критиков, слишком уж мрачные книги.
— Ах «Дымку над озером»… — Повесть была написана так давно, что Дрю не сразу вспомнил, о чем идет речь, и теперь ему стало понятно, почему глаза мальчишки горят таким неподдельным восхищением. — Ну да, я написал ее, когда мне было семнадцать. Только тогда никто не хотел ее издавать. Ее издали только после того, как выяснилось, что я, оказывается, хоть на что-то годен. А выяснилось это только через десять лет.
— Эндрю Донелли… — Алан все еще не мог поверить в собственное счастье. — А я… я столько раз перечитывал «Дымку» и думал: вот было бы круто встретиться с автором! А вы… вы подпишете мне книгу, сэр?
— Конечно, подпишу. Только не называй меня «сэр». Лучше просто — Эндрю. — Заметив, что мальчик все никак не может прийти в себя от счастья, Дрю почувствовал себя смущенным и поспешил придвинуть к нему тарелку с пирожками. — Почему ты не угощаешься пирожками? Грэнни, то есть миссис Донелли, отлично их готовит.
— Спасибо, сэр… Я хотел сказать, Эндрю, — просиял Алан и, не глядя на тарелку, вытащил один пирожок и принялся яростно его жевать. Судя по всему, он был смущен и польщен не меньше самого Эндрю.
Однако радостное возбуждение, царившее за столом, длилось недолго. Его прервал булькающий звук, издаваемый прибором, который бабушка Конни по-прежнему гордо величала звонком. Это нехитрое устройство установил когда-то дед, и вот уже несколько лет каждого гостя приветствовало то бульканье, то клокотанье. Но бабушка не обращалась к мастеру и категорически запретила Дрю прикасаться к звонку.
— А вот и твоя сестра, — улыбнулась Констанция.
Лицо у Алана было такое, словно ему только что сообщили, что он останется без подарка на Рождество. Дрю мысленно посочувствовал мальчишке, а когда открыл дверь, сразу понял, почему набедокуривший мальчик постоянно твердил о законах и нарушениях: на пороге дома стоял вездесущий рыжий Лепрекон.
— Снова вы?! — вырвалось у Дрю. — Вы сестра Алли?
— Вообще-то сначала здороваются. Добрый вечер, мистер Донелли. — Лепрекон не преминул напомнить ему о правилах хорошего тона. — Да, я сестра этого обормота. Что он тут натворил? Заранее прошу прощения за все, в чем провинился Алан. И… готова возместить материальный ущерб.
— Может, все-таки войдете? — предложил Дрю. — Раз уж мы с вами так часто встречаемся, вам, наверное, интересно будет знать, как я живу. Точнее, жил, когда был еще молодым.
Лепрекон выдавил из себя тусклое подобие улыбки и, судя по выражению лица, собрался было ответить отказом, но к приглашению Дрю присоединилась Констанция, а ее настойчивости можно было только позавидовать.
