Книга: Библейский свет. Жемчужины русской поэзии
Назад: Еврейская мелодия (Из Байрона) М. Лермонтов
Дальше: Бегство Давида К. Льдов

Царь и певец
С. Фруг

I.
Безмолвие мрачное в царском чертоге,
Как тишь перед бурей, царит.
Лишь тихо и робко порой на пороге
Появится страж одинокий в тревоге
И мигом, завидя царя, убежит.
По мраморным залам, один меж рядами
Потухших курильниц, увядших цветов,
Усталыми мрачно он бродит стопами;
Виденья угрюмых, мучительных снов
Роятся в душе его… Ночь ли немая
Из пальмовых рощ, из Саронских низин
Повеет, усталое сердце лаская
Душистой прохладой цветущего мая;
Румяное ль утро со снежных вершин
Ливана седого лучи золотые
Кругом разольет на луга и поля
И пышных чертогов покои немые
Наполнит сияньем грядущего дня, —
Все те же виденья толпой роковою
Стоят неотступно пред взором царя,
Рыдают, хохочут, кружатся порою,
То вея холодной, могильною тьмою,
То блеском зловещим горя…
Напрасны волшебниц куренья и зелья,
Бессильны елеи и масти врачей,
Ни ласки любви, ни дремота похмелья,
Ни слезы печали, ни звуки веселья —
Ничто не смиряет безумных очей…

САУЛ И ДАВИД. ПЕРВАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 19, СТ. 10. И хотел Саул пригвоздить Давида копьем к стене, но Давид отскочил от Саула, и копье вонзилось в стену.

 

* * *
А там, на лугах Вифлеема зеленых,
Где светлый ручей меж кустами бежит
В живое раздолье степей благовонных,
Пастух одинокий сидит.
Под пальмой, у вод ручейка безмятежных
Сидит он. В руке его гусли дрожат.
По шири сверкающей пастбищ безбрежных,
Приливы созвучий, то буйных, то нежных,
Бегут и рокочут, кипят и звучат.
И шум кипарисов над светлым потоком,
И гул хоровода вечерней порой,
И пенье жнецов, и в безмолвье глубоком
Народ, преклоненный пред грозным пророком,
И тучи, и громы над дальней горой, —
Все льется, звенит и трепещет, и дышит
В ликующем строе созвучий живых, —
И жизнью и силою брызжет и пышет
Под быстрой рукою со струн золотых.

* * *
И вот на порог золотого портала
Убогий и робкий певец приведен.
Он руку подъемлет… Струна задрожала…
Под мрачными сводами пышного зала
Трепещет и льется серебряный звон…
Все громче, все шире… Струна за струною
Встает, пробудясь под ударом перстов,
И шумным прибоем, кипучей волною
Катятся рулады одна за другою,
Как волны потока в раздолье лугов.
И дивная сила в тех звуках таится!..
На троне высоком сидит властелин…
Умильная кротость во взоре лучится…
Слеза благодатная тихо струится
По мрачным изгибам глубоких морщин…

Напрасны волшебниц куренья и зелья,
Бессильны и тщетны волхвы и врачи:
Ни пыл сладострастья, ни нега похмелья,
Ни крики восторга, ни звуки веселья —
Ничто не смиряло безумной души.
Но дрогнула арфы струна золотая —
И чудо свершилось! И весел, и юн,
Сидит он, чарующим звукам внимая,
И льется на грудь его сила святая
В свободных созвучьях ликующих струн…

II.
Он запел — и лились, и текли без конца
Волны звуков живым перекатом;
Светлой радостью искрились взоры певца,
И, сияя, струились лучи от лица,
Озаренного ярким закатом.
И лились, и текли волны звуков живых
Под перстами со струн золотых.

И внимал властелин этой песне живой,
И в душе его смутной, суровой,
Полной призрачных грез, полной тьмы роковой,
Загорались лучи светозарной чредой,
Тишиной и отрадою новой
Наполнял обессиленный, сумрачный ум
Рой забытых мечтаний и дум.

Что же было в тех звуках, свободных, простых?
В чем была та волшебная сила,
Что рассеяла мрак его дум роковых,
Что развеяла дымом рой призраков злых
И жестокое сердце смирила?
Чем душой властелина певец овладел?
Что в чарующей песне он пел?

С беспредельных полей, с безграничных лугов,
Из пещер и ущелий скалистых,
Из песчаных пустынь и дремучих лесов,
Из гнезда голубиц и притона орлов —
Волны звуков игривых и чистых
Приливали к струнам и со струн золотых
Разливались в созвучьях живых…

И внимал властелин этой песне живой,
И, пока эта песня звучала,
Умолкали исчадия тьмы роковой,
И заря возрожденья над царской главой
Луч любви и добра зажигала.
И горел этот луч, и рождал, и будил
Много свежих, живительных сил.

* * *
Но певец утомился, умолк и, склоня
Молодую главу на колени,
Озаренный лучом угасавшего дня,
Задремал безмятежно… Лаская, маня,
Грезы смутные, бледные тени
Обступили его, и со стоном глухим
Пала кроткая арфа пред ним.

И лишь замер в тиши арфы жалобный звон,
Царь вздрогнул… Трепеща и бледнея,
За копье роковое хватается он…
Снова духи со всех прилетают сторон,
В душу мраком и холодом вея;
Снова ужас и злоба горячим ключом
И кипят, и волнуются в нем…

Вот вскочил он, вот поднял копье над собой,
В грудь певца он удар направляет…
Встань, уснувший певец! Встань и смелой рукой
Вновь ударь по струнам! Пусть польются рекой
Звуки песен, пусть громом взыграют,
Чтоб рассеялась тьма, чтоб блеснула заря
В омраченные очи царя!..

Пой, певец! Непрерывно, без устали пой,
Сон и сумрак души нарушая,
С вещей арфой в руках смело выступи в бой,
Голос духа сомненья и злобы слепой
Громом струн золотых заглушая, —
Чтоб слыхал властелин только песни твои —
Песни мира, свободы, любви…

И когда ты устанешь, другого зови,
Передай ему вещую лиру,
Возложи на чело его лавры свои, —
Пусть поет он великую песню любви,
Пусть поет и поведает миру,
Что меча нет острее, руки нет сильней
Этой лиры свободной твоей!..

Назад: Еврейская мелодия (Из Байрона) М. Лермонтов
Дальше: Бегство Давида К. Льдов

Недостойный раб Ваала и Астарты
Стих плохой