То были времена чудес,
Сбывалися слова пророка:
Сходили ангелы с небес;
Звезда катилась от востока;
Мир искупленья ожидал —
И в бедных яслях Вифлеема,
Под песнь хвалебную Эдема,
Младенец дивный воссиял,
И загремел по Палестине
Глас вопиющего в пустыне…
Пустыня… знойные пески…
На север — голых скал уступы;
На юг — излучины реки
И пальм развесистые купы;
На запад — моря полоса,
А на восток, за далью синей,
Слились с пустыней небеса —
Другой безбрежною пустыней…
Кой-где, меж скал, на дне долин,
Сереют в лиственном навесе
Смоковниц, нардов и маслин
Евреев пастырские веси,
И зданья бедных городов
Прилипли к круче обнаженной,
Как гнезда пыльные орлов…
Истомлен воздух воспаленный,
Земля бестенна; тишина
Пески сыпучие объемлет:
Природа будто бы больна
И в забытье тяжелом дремлет,
И каждый образ, и предмет,
И каждый звук — какой-то бред.
Порой далёко точкой черной
Газель, иль страус, иль верблюд
Мелькнут на миг — и пропадут.
Порой волна реки нагорной
Простонет в чаще тростника,
Иль долетит издалека
Рыкание голодной львицы,
Иль резкий клекот хищной птицы
Пронижет воздух с вышины —
И снова все мертво и глухо…
Слабеет взор, тупеет ухо
От беспредметной тишины…
Зачем к поморью Галилеи,
По лону жгучему песков,
Из горных сел и городов
Толпами сходятся евреи?
Пастух, рыбак, и селянин,
И раб, и мытарь, и раввин,
И мать с младенцем, и вдовица,
И роза гор — отроковица,
И смолекудрая жена
Спешат пустынною дорогой.
Одетый ризою убогой,
В повое грубом полотна,
Идет слепец с толпой народа
Усталый, бледный и худой,
Изнеможенный нищетой.
Он — вифсаидец. Мать-природа
Ему злой мачехой была
И на страданье обрекла,
Без облегченья, без прощенья:
Он слеп от самого рожденья…
Растя бездомным сиротой,
В пыли, песке степей дороги
Иль у порога синагоги,
На знойных плитах мостовой,
Он испытал по воле неба
Всю горечь нищенского хлеба,
Изведал с болью, как тяжка
Благодающая рука…
Немало грубых разговоров,
Намеков, брани и укоров
Еще ребенком вынес он…
«Слепец! — евреи говорили. —
Отец и мать твои грешили —
И ты в грехах от них рожден».
В грехах рожден!.. Слепые очи
Покрыты мраком вечной ночи, —
И яркий день, и небеса,
И пышноцветная краса
Земной полуденной природы —
Леса, пустыня, горы, воды,
И красота самих людей,
И отчий кров, и круг друзей,
Вниманье, ласки и участье,
Любовь, и радости, и счастье:
Все — непонятные слова
Для слепоты и сиротства!
В грехах рожденный, наслажденья
Искать и жаждать ты не смей:
Ты — сын печали и скорбей,
Ты проклят в самый день рожденья
В утробе матери своей!
Он так и верил (неизбежно
С пелен поверить должен был)…
И тяжкий жребий безнадежно,
Но и безропотно сносил.
Теперь пустыню пробегает
Он за толпою, изнурен,
И худ, и бледен, и согбен.
Зачем идет — и сам не знает:
Пошла толпа — пошел и он…
Спросить не смел: на нем сызмладу
Лежит молчания искус;
Но слышал он, в Тивериаду
Приплыл недавно Иисус
Из Назарета… Поучает
О Боге истинном народ,
Бесов молитвой изгоняет,
Недужным помощь подает
И прокаженных очищает.
Затем-то на берег морской
Песками знойными угорья
Евреи сходятся толпой.
Слепец любил холмы поморья…
Там на полях растет трава,
Свежей цветы благоухают,
И над землею дерева
Намет тенистый разбивают…
И жизнь слышна; свои стада
Туда охотно пастырь гонит,
И, не смолкая никогда,
Там море плещется и стонет…
Его тревожный, дикий стон
Слышней, слышнее… Понемногу
Песок мелеет… Слава Богу,
Конец пути!.. И кончен он…
Под сенью пальмового свода
В траву, на мягкий одр земли,
Слепец и путники легли…
Какое множество народа!
Гул голосов растет, растет
И заглушает постепенно
Однообразный говор вод…
Но вдруг все смолкнуло мгновенно,
И шумный берег онемел…
Узрев народ, Учитель сел
На холм возвышенный средь поля;
По манию Его руки
К Нему сошлись ученики,
И Он отверз уста, глаголя…
Не передать словам людей
Его Божественных речей.
Нема пред ними речь людская…
Но весь народ, Ему внимая,
Познал и благ земных тщету,
Познал и мира суету,
Познал и духа совершенство,
Познал, что истое блаженство
Себе наследует лишь тот,
Кто духом нищ, кто слезы льет,
Кто правды алчет, правды жаждет,
Кто кроток был и незлобив,
Кто сердцем чист, миролюбив,
Кто от людей невинно страждет,
Кого поносят в клеветах
И злобным словом оскорбляют,
Кого за правду изгоняют, —
Им будет мзда на небесах!..
Гонимы были и пророки…
Людскую злобу и пороки
Он кротким словом обличал,
Он к покаянью призывал:
Зане созрело смерти семя,
И настает, и близко время,
Когда воскреснет бренный прах, —
Когда все сущие в гробах
Глас Сына Божия из тлена
Услышав, снова оживут
Иль в жизнь нетленную, иль в суд…
Тогда восплачут все колена,
Женой рожденные, тогда
Померкнет солнце; мглой одета,
Луна не даст ночного света,
И за звездой спадет звезда,
И силы неба содрогнутся,
И с трубным звуком понесутся
По небу ангелы — сзывать
Всех, Сыном Божиим избранных…
Он поучал не избирать
Путей широких, врат пространных,
Вводящих в пагубу — входить
В сень жизни узкими вратами
И трудно-тесными путями;
Не осуждать, благотворить,
Радеть о скорбных, неимущих,
Благословлять врагов, клянущих
И ненавидящих любить.
Умолк Божественный Учитель…
И вот, снедаемый стыдом,
Раввин, законов охранитель,
Поник зардевшимся челом;
Смутился книжник; фарисеи
Повоев сделались белее,
И каждый мытарь волоса
Рвет на себе, и, не дерзая
Поднять свой взор на небеса,
Рыдает грешница младая…
Что чувствовал слепец — в словах
Не может быть изобразимо…
Когда же шел Учитель мимо,
Слепец упал пред Ним во прах
И, вдохновенный высшей силой,
Воскликнул с верою: «Равви,
Спаси страдальца и помилуй,
Во имя Бога и любви!»
Безумец! Слыхано ль от века,
Чтоб кто слепого человека
Мог исцелить от слепоты?
Но вера малых — их спаситель…
И подошел к нему Учитель…
И непорочные персты
Во имя Господа живого
В очах безжизненных слепого
Светильник зрения зажгли, —
И он, как первый сын земли,
Исполнен радости и страха,
Восстал из тления и праха,
С печатью света на челе;
И — поелику верил много —
Узрел в предвечной славе Бога
На небесах… и на земле.