Семь дочерей демона
Собрались путники быстро. Большую часть накопившегося добра навьючили на примкнувшую к беглецам третью лошадь, поднялись в седла и поскакали вдоль ручья в северном направлении. Впрочем, недолго. Примерно через километр чародей сдвинулся с берега в ручей, пряча в песчаном русле следы копыт, а спустя некоторое время неожиданно повернул лошадей направо, в овражек с галечным дном. Путники промчались по нему до самого верха и двинулись по бескрайней зеленой равнине в сторону восхода.
– Мы куда, Еундрей? – опасливо поинтересовался паренек.
– Если скифы попытаются нас догнать, – ответил колдун, – то будут искать на севере и поблизости от ручья. Кто в здравом рассудке в степь от воды повернет? Посему поедем туда, где искать не станут. Не так много в обозе свободных воинов, чтобы облаву среди этих просторов устраивать.
– А как же мы сами без воды-то, Еундрей?
– Не бойся, я найду, – пообещал чародей. – И называй меня Андреем, в конце-то концов!
Однако пришелец из будущего возложил слишком много надежд на свое умение обозревать землю с огромной высоты – к вечеру он не смог углядеть окрест ни единого водоема, лужи или хотя бы влажного пятна с болотными растениями. Степь, насколько хватал глаз, лежала унылая и однообразная. Только к середине второго дня чародею удалось углядеть небольшой родничок, окруженный сочной зеленой осокой. Через час и лошади, и люди напились вдосталь и дальше двинулись уже по руслу ручья. Рисковать еще раз Андрею расхотелось.
Вечером ручеек слился с несколькими другими и обратился в узкую извилистую протоку. На третий день стал вполне приличной рекой, незаметно раздаваясь с каждым километром, вбирая все новые ручьи и протоки. Направление эта река держала строго на север, словно собиралась в гости к вернувшимся домой беглым рабам.
А затем…
– Вот проклятье! – повел носом Андрей. – Впереди кровь. Затхлая, много. И брошенное мясо. Вороны каркают. Целые стаи. И прочего мелкого зверья собралось изрядно.
Ченосик напрягся, сделал суровое лицо, взял в руку трофейный скифский топорик. Андрей тоже погладил рукоять медного ножа, хотя и понимал, что никакой опасности нет. Запах указывал место, где смерть уже собрала свою жатву и ушла дальше, по другим столь же важным делам.
Вскоре маленький караван выехал на затоптанную, местами изрытую поляну. С нее потрусили в степь лисы, прыснули в стороны крысы и мыши. Недовольно каркая, поднялись в воздух вороны. Зверье и птицы уже насытились и не собирались защищать свою добычу от новых гостей.
На пологом склоне возле реки остались лежать с полсотни людей в штанах и жилетах степняков, уже почти превратившихся в скелеты.
– Скифы? – спросил Ченосик.
Андрей промолчал.
– Неужели наших догнали? – все же высказал самое правильное предположение паренек. – Но как же так? Каким образом?
– Наверное, кто-то из обозников выжил и смог поднять тревогу, – пожал плечами колдун. – Скифов было слишком много, всех не затоптали. Кто-то сумел спрятаться, кто-то оказался легко ранен. Возможно, кому-то из верховых удалось просто ускакать с пути взбесившегося табуна. Если про бунт и побег узнали в ближних кочевьях, то могли быстро послать воинов на перехват. Слишком простой путь домой, слишком много добычи… Беглецам нужно было путать след и уходить налегке.
– Как мы?
– Как мы, – кивнул колдун, не зная, как теперь поступить. Оставить тела гнить непогребенными ему не позволяла совесть. Похоронить всех он не мог чисто физически. У путников не имелось ничего, похожего на лопату. Зверей, способных вырыть котлован нужного размера, Андрей не знал даже теоретически. Кремировать? Даже не смешно! В степи каждая хворостинка на счету. Травы же для погребального костра не накосишься.
– Удачно получилось, что я с тобой возвертаюсь, Еундрей, а не с ними, – сделал неожиданный вывод паренек. – Поехали отсюда скорее, а?
Андрей согласно кивнул и с облегчением пустил скакунов быстрым шагом.
К полудню следующего дня их речушка впала в более полноводную реку, несущую свои воды в западном направлении.
– Глубокая, – оценил препятствие колдун. – Нужно искать брод.
– Да ерунда, Еундрей, переплывем!
– Мы-то переплывем. А вот припасы вряд ли, – покачал головой Андрей. – Продукты все сушеные, кошма войлочная. Намокнут – стухнут или заплесневеют. Одежда кожаная тоже форму потеряет. Зачем нам такая головная боль?
– Для вещей плотик свяжем!
– Вяжи! – согласился чародей.
– А из чего? – Вдоль берега рос только кустарник да тощие осинки.
– Да из чего хочешь! – разрешил Андрей.
– Э-э-э-э… а как ты брод найдешь? – подумав, ответил вопросом Ченосик. – Река-то, вона, за сто шагов шириной, да незнакомая!
– Искать нужно, мой мальчик, искать. Само ничто и никогда не получается. – Колдун спешился, избавил лошадей от ноши, разделся сам. Кивнул пареньку: – А ты хворост пособирай для вечернего костра.
Андрей пошел вдоль берега, высматривая в русле просветы, подсказывающие, что дно подступает близко к поверхности. Там, где появлялась надежда на удачу, – входил в воду, прощупывая путь. Но глубже, чем по грудь, не забирался. Лошади здешние невысокие, на такой глубине спину обязательно захлестнет.
Пройдя примерно с километр вниз по течению, несколько раз слазив в воду и изрядно продрогнув, колдун плюнул и вернулся к лошадям. Плюхнулся на землю возле охапки хвороста.
– Завтра вверх по реке схожу, – махнул он рукой. – Если ничего не нащупаю, то твоя взяла. Попытаемся соорудить что-нибудь плавучее.
– Коли хвороста на охапку есть, так чего из него поплавки не сделать? – кивнул паренек, крутя в руках коричневый булыжник.
– Чего там у тебя?
– На вот, кремень нашел… – Ченосик прищурился, примерился другим камнем, ударил. Что-то заныл себе под нос, ударил еще раз, потом снова. Подобрал с песка отколовшуюся пластинку длиной с палец, запел громче, спустился к реке, глянул на свое отражение и… стал быстро и ловко брить с головы путанные запыленные волосы.
У Андрея от неожиданности отвисла челюсть. Умом он, конечно, понимал, что твердость кремня заметно выше, чем у стали, а стеклянный скол будет явно острее бритвы. Но одно дело – теория, и совсем другое – столь наглядное и прикладное ее подтверждение.
Колдун встал рядом с товарищем, критически глянул на свое отражение.
Если у лесовика прическа была просто спутана, то его имела одно-единственное определение: колтун.
– Ченосик, ты меня потом побрить сможешь?
– Ага, – кивнул паренек, ополоснул голову из реки; дождался, пока вода успокоится, и продолжил свое занятие.
– Это у вас обычай такой? – спросил его Андрей.
– Ага… – Ченосик высунул язык от старания. – И жучки не заводятся.
– Тьфу, зря спросил! – поморщился студент-медик. – Сразу голова зачесалась.
– Ништо! Побреем, сразу все пройдет. И свежесть сразу приятная появляется!
Лесовик оказался прав. Избавившись от волос, Андрей сразу почувствовал себя бодрее и… как-то чище, здоровее. Правда, макушка слегка чесалась.
Путники развели костер, поставили на камушки котелок с водой. В свете огня Ченосик разложил свою жилетку, все тем же осколком кремня решительно отсек нижнюю треть, сильными решительными взмахами нарезал на получившемся куске полоски бахромы. Поднялся, отправился в прибрежный кустарник, вернулся со стеблями желтого и сухого, немного подгнившего прошлогоднего репейника. Хорошенько поломал, несколько раз протянул между камнями, еще потер меж ладоней, протянул. Поковырял ногтями, рывком отделил тонкую серую нитку, несколько раз ободрал ногтями и вернулся к жилетке. Расстегнул сумку Иритыша, достал шило и иглу, уселся ближе к огню и в его свете принялся методично дырявить кожу. Отрезанную полоску паренек подшивал на грудь, через спину и опять на грудь, примерно наполовину закрывая ею прорези для рук. В итоге вместо уродливого «пальто» без рукавов прямо на глазах чародея создавалась опрятная, скромно украшенная жилетка.
– Чего раньше не переделал? – спросил Андрей.
– Так камня хорошего не попадалось, Еундрей, – пожал плечами Ченосик.
– Взял бы скифский нож.
– Дрянь ножи, плохо режут, – отмахнулся лесовик. – Ими токмо друг в друга тыкать хорошо, глубоко в людей входят. Да и то недолго. Тупятся.
– Да, я уже слышал, – признался колдун. Заглянул в котелок, только-только начинающий пузыриться, подсунул под него несколько веточек. Спустился к реке, пару раз ополоснул зябнущую голову, оглянулся на спутника:
– Может, ты и расчески делать умеешь? Гребни для волос, в смысле. Из того, что вокруг растет или под ногами валяется?
– Тут кость широкая нужна, – протаскивая иглу через наколотые дырки, пробормотал Ченосик. – Череп бычий, волчий али медвежий. Ну, или щепа липовая. А тебе зачем, Еундрей? – поднял он голову. – Чесать-то уже нечего!
– Под мышками остались, – ответил студент.
– А-а… – ухмыльнулся юный лесовик. – Так возьми скифский. Иритыш им, вестимо, бороду вычесывал. Для твоей нужды должно хватить.
– У нас есть расческа?! Что же ты молчал! – Андрей подскочил, сунулся в открытую поясную сумку, поворошил содержимое и достал желтый бронзовый гребешок в три пальца шириной, с частыми-частыми зубцами и чеканкой в виде плетущейся листвы на рукояти. – То, что надо! Ченосик, ты девственник?
– Еундрей, ты меня пугаешь! Что ты хочешь сделать со мной этою штукой?
– Я хочу тобой пожертвовать, лесовик! Дабы разведать ближайший удобный брод.
Спустя полчаса они сидели на берегу реки. Паренек вертел в руках кусочек коры с выцарапанным на ней корявым многозубцем и послушно повторял вслух заговор, что шептал ему на ухо чародей:
– Из-за гор высоких, из-за боров густых, из-под черных камней текла вода быстрая, текла вода чистая, через перекаты да омуты, через плесы да излучины. Текла вода быстрая, текла вода чистая, да и смыла гребень частый у красы первой. Унесла за горы высокие, за бора густые, да под черные камни! Я, добрый молодец Ченосик, черный камень перевернул, гребень частый поднял. Ищу ныне красу первую, обликом статную, лицом белую, косами длинную. Приходи ко мне за гребнем частым, краса первая из омута глубокого! Я тебя, красу, радостью привечу, ласкою встречу, спать тепло уложу, гребнем твоим награжу. Плыви, слово мое, по реке быстрой, донеси весточку важную до красы первой…
Андрей ударил паренька под локоть, и кора упала в воду, радостно устремившись на закат.
– Что теперь? – шепотом спросил паренек.
– Теперь баиньки, – так же шепотом ответил Андрей. – Вдруг они прямо сразу сбегаться начнут?
– И что будет?
– Да говорю же, хорошо все будет, – повысил голос колдун. – Выберешь из всех явившихся ту, что понравится, и отдашь гребень ей. Она спросит, чем тебя отблагодарить, ты спроси, где тут брод. Она ответит, и все, свободен!
– Чего же ты тогда сам сего не сделаешь?
– Я, дружище, дал обет любви и верности, – погладил его по плечам Андрей. – Мне нельзя.
– Чего?
– Того самого! – покрутил пальцем у виска студент-медик. – Ты думаешь, одинокие девки так просто разойдутся, когда парня симпатичного найдут? Гребешок заберут и ручкою помашут? Ты, главное, никого из них ругать не вздумай. Разозлятся, сожрут. И не хвали особо, потом не отвяжешься. Просто добрыми словами обходись. Стоп! – насторожился Андрей. – Вот и первый плеск. Ну, увидимся. Удачи, дружище!
Колдун похлопал паренька по плечу и скользнул за слабо тлеющее кострище, шустро закатался в кошму, затих, следя за происходящим в щелочку меж войлочными полотнищами.
Между тем воды расступились, и на берег вышла русалка. Широкобедрая, длинноногая, пышногрудая и длинноволосая, на голову выше Ченосика. И само собой – совершенно обнаженная. Подступила, подняла подбородок паренька пальцами, заглянула в глаза:
– Это ты нашел мой гребень, добрый молодец?
Тут бы юный лесовик и сдался, но рядом вдруг оказалась заметно более стройная девушка, чуть ниже паренька и с чудесными шелковистыми волосами слабого синеватого оттенка. Положила ладонь ему на плечо и нежным голосом проворковала:
– Это мой гребень…
– Нет мой! – выпустила река еще одну юную красавицу.
– Мой, мой! – Число русалок, наседающих на Ченосика, достигло пяти, и все они активно напирали на растерявшегося бедолагу. – Чей он, добрый молодец?! Чей он, говори!
– Твой! – выдохнул паренек, протягивая расческу самой первой, крупной русалке.
– А мы чем тебе не по нраву? А мы чем нехороши?! – накинулись на лесовика остальные девушки. – Некрасивы? Неудачны? Вонючи?
– Вы сказочно хороши! – поспешил оправдаться Ченосик. – Диво дивное, чудо чудное! Будь у меня больше гребешков, каждой бы подарил!
– А ты поищи, поищи, поищи… – Бледные руки русалок заскользили по растерявшемуся пареньку, по его лицу, шее, по жилетке и под нею, да так настойчиво, что безрукавка полетела на траву, а следом туда же сползли и штаны. Шаловливые пальчики бесстыжих речных девок попадали уже в такие места, что у Ченосика округлились глаза, а дыхание стало частым и мелким. – Разве мы не хороши? Разве нашим волосам гребни не нужны? Разве тебе не хочется радость нам доставить и от нас наслаждение получить?
Андрей затаил дыхание. Согласиться с русалкой в такой миг – это все равно, что «да» перед алтарем сказать. Она станет твоей навеки. И тебя самого таким же сочтет. Просить можно все, что угодно, – но только не ее саму! Ченосик же, похоже, под ласками множества девичьих рук совершенно потерял память. Все указания чародея вылетели у него из головы.
Паренька спасла его избранница. Налюбовавшись подарком, она решительно раздвинула подруг и села на уже опрокинутого и распластанного лесовика. Тот лишь жалобно застонал, поджал нижнюю губу, приподнял голову. Русалка слабо покачивалась, Ченосик слабо выдыхал, прочие речные девки, вытянувшись рядом, гладили его тело, лицо, играли с губами.
– Чего ты желаешь за гребень мой в благодарность получить, добрый молодец? – наклонившись вперед, томно спросила русалка.
Паренек мелкими порциями набрал воздух и выдохнул:
– Скажи, где брод через реку?
– Пустое! – отмахнулась могучая девица. – Прямо тут отмель посередь русла тянется. Отсель до нее неглубоко можно добрести, а полста шагов выше по мелководью на ту сторону выйти. Ты сказывай, чего на самом деле, всей душой желаешь!
– Гребень… Тебе подарить…
Русалки гнусненько захихикали, что-то вытворяя, и юный лесовик мотнул головой, мелко застонал, попытался выгнуться – но его могучая избранница этого не позволила.
– Ради чего? – опять спросила она.
– Ради брода…
– Ты подумай, добрый молодец. Ты теряешь. Ты многое теряешь… – Русалки заставили Ченосика сделать еще одну попытку выгнуться. Паренек задрожал и тут же обмяк.
«Молодец, вспомнил, – похвалил юного лесовика колдун. – Теперь не пропадет».
Он широко зевнул и забрался глубже под кошму.
Ночь длинна. Хоть кому-нибудь в ней надобно и поспать.
* * *
На рассвете Ченосик походил на потерянную под дождем газету: такой же голый, бесформенный и размякший. Андрей присел рядом, шепотом спросил, осматривая реку:
– Ты им ничего не обещал?
Паренек слабо покачал головой.
– И не просил? Ну, тогда все в порядке. – Колдун похлопал его по плечу. – Потоскуют и забудут. Поднимайся, надо ноги уносить. Застанут дважды, так просто не отделаешься.
С бродом русалка, само собой, не обманула. Андрей, раздевшись, сперва прошел этим зигзагом сам, потом провел лошадей, и путники двинулись дальше на север, слегка отклоняясь на восток – к попутной протоке. Когда за кустарником блеснула вода, Ченосик вдруг спросил:
– Тебе больше ничего у русалок узнать не нужно?
– Заговор на вызов русалок помнишь? – пристально посмотрел на него колдун. – Так вот – забудь! Увлечешься речными девками, потеряешь всех нормальных. Коли нежить эта к себе интерес почует, то все, никого к тебе и вовсе не подпустит. Либо видениями отпугивать станет, либо просто топить. Нежить простых баб, может, и слаще. Да токмо они ни одеваться, ни готовить, ни хозяйство, ни себя вести не умеют. Жизнь, она ведь одними ласками ночными не заканчивается. Ты от этих ласк в петлю вскоре полезешь.
– Угу. – Судя по задумчивому виду, паренек пропустил всю нотацию мимо ушей.
Андрей махнул рукой и отвернулся. Его дело предупредить. А там Ченосик пусть сам решает. Его жизнь, его выбор.
Степь между тем постепенно менялась. То тут, то там стали появляться рощицы лип и ясеней, березнячки – поначалу совсем небольшие, сотню шагов в диаметре, но потом все более и более обширные. Песок в русле протоки исчез, берега стали глинистыми и топкими. Впрочем, сама речушка тоже все мельчала и мельчала, пока не исчезла совсем. Однако колдун надеялся вскоре найти новый источник. Уже где-где, а в северных лесах проблем с родниками никогда не было.
Однако отдельные рощи как-то неожиданно вдруг сошлись в сплошную лиственную стену, и Андрей со вздохом спешился.
– Ну вот и накатались… – Он расседлал лошадей, скинул вьюки с их спин, каждую по очереди поцеловал в морду и отослал прочь: – Все, милые, свобода! Прощайте!
Ченосик окинул кучу вещей жалобным взглядом и спросил:
– А как же мы все это понесем?
– Никак, – развел руками колдун. – Выбирай, без чего обойтись не можешь, и пойдем. Я себе кошму скатаю, мне на ней спать понравилось, поясную сумку одну заберу с барахлом и… и топорик. Может, это не такая уж и дрянь, как про них рассказывают. А ты?
Ченосик не смог отказаться от котелка. Хотя, как ни печально, их запас сушеного мяса подошел к концу и варить в нем все равно стало нечего.
– Может, еще вернемся? – попрощался лесовик с награбленным добром, тяжко вздохнул и побрел вслед за товарищем.
* * *
Первые метров двести лес выглядел опрятно и цивилизованно: стоящие чуть в отдалении одно от другого деревья, приятный полумрак, шелковистая травка, пахнущая заморским цветочным чаем, шуршащие в подстилке жуки и мыши, чирикающие в кронах пичуги. Но вскоре обнаружилось лежащее поперек пути старое дерево. Потом еще одно. Потом подобный валежник из старых, местами уже трухлявых стволов лежал уже сплошняком, а дальше стали попадаться древние березы и липы, наваленные вторым слоем, а вскоре уже и третьим, причем гнилыми нередко оказывались деревья второго слоя, а то и верхнего – превращая завалы в натуральный лабиринт, в котором не знаешь, куда можно ступать и где проще пробираться.
Андрей мужественно пробивался вперед завал за завалом, пока Ченосик не выдержал:
– Да не сюда, Еундрей, не там! Понизу надобно и вдоль…
Паренек вышел вперед, поднырнул под толстый растрескавшийся вяз, перегородивший путь корявыми ветвями, свернул вдоль трехохватной березы, у комля прополз через лаз, образовавшийся на месте чего-то вконец трухлявого и рассыпавшегося, опять повернул, прошел между стволами, повернул, перекатился через ствол с оползшей корой, тут же поднырнул под следующий – каким-то шестым чувством догадываясь, где можно искать лазы, где проходы, а где перевалы.
– Одно слово, лесовик, – буркнул колдун, следуя за своим молодым товарищем.
Движение резко ускорилось. Путники стремительно приближались… неведомо к чему. Во всяком случае, Андрей даже примерно не представлял, где они находятся.
В лесу!
Вот и все, что он мог сказать.
Но хуже того – колдун совершенно не мог сообразить, куда ему нужно попасть.
Искать неведомого двойника, не оставившего никаких подсказок? Так ведь мир огромен, а население здешнее не особенно дружелюбно к чужакам. Мяукнуть не успеешь, как будешь ограблен до голого состояния. И хорошо, если просто ограблен, а не в рабстве у каких-нибудь негодяев.
Вернуться домой, покаяться перед Катей, что ничего не добился? Что здешние боги, мягко говоря, совершенно не желают с ним разговаривать, не то что учить, а открывшийся талант управлять животными в техногенном мире будущего будет полезен разве что в цирке – дрессировщиком выступать.
– В этом мире у меня нашлась только одна наставница, – прошептал себе под нос Андрей. – Да и та нежить болотная. Смешно.
Впрочем, московскую болотницу он вспоминал с теплом. В отличие от сального Квасура, которого очень хотелось приветить из пулемета. Равно как змееногую Табити.
В принципе протащить пулемет в этот мир, конечно, можно. Больше двух-трех магазинов унести с собой не получится, но на пару богов этого наверняка хватит. Вот только… Вот только Большой алтарь находится возле владений толстомясого Квасура, наверняка желающего гостя из будущего поймать и наказать. Получится или нет просочиться через земли этого бога незамеченным? Поди угадай!
– Куда ни кинь, всюду клин! – вздохнул колдун. – Рискнуть с алтарем или попытаться найти двойника? Если создатель тени великий маг, то Квасура должен одолеть.
Ближе к вечеру путники набрели на ручей. Лошадей с ними больше не было, так что нужды в долгом водопое они не испытывали. Спешить, так получается, тоже некуда, и Андрей махнул рукой:
– Привал, Ченосик! Здесь заночуем. Люблю отдыхать у воды.
– Да, когда глотки считать не надобно, оно всегда лучше, – с готовностью сбросил скатку паренек. – Интересно, а в ручьях русалки водятся?
– И говорить об этом не желаю! – предупреждающе вскинул палец колдун. – Забудь!
– Э-эх, – смиренно вздохнул Ченосик и спросил: – Чего есть будем? Грибы еще не пошли, ягоды зеленые. Рыбы в сей луже нет. И это… Мешки пустые.
– Не напоминай мне о грибах!!! – замотал головой Андрей. – Чтобы я больше и слова такого не слышал!
– Да ничего, ничего, Еундрей! – испугался паренек. – Все равно еще не сезон. Но токмо жрать-то жуть до чего охота!
– Ладно, сейчас будет, – пообещал чародей. – Нож приготовь…
Он прикрыл глаза, перебирая сияющие вокруг огоньки живых существ. Выбрал один небольшой и спокойный, накрыл его сознание краешком души и потянул, потянул, заставляя ступать в нужном направлении. Ближе, ближе…
Лесовик шумно метнулся вперед, мелькнул в воздухе топорик – и коричневая с белыми пятнышками лань упала с расколотым черепом, мелко затрясла ногами и затихла.
– Я ее взял!!! – радостно закричал паренек.
– Отойди! – потребовал колдун, опустился на колени рядом с доверившимся его воле существом, погладил упругий бок, покрытый жесткой короткой шерстью. – Прости меня, малышка. Не баловства ради я такую подлость совершил, а голодом припекло. Так уж этот мир сотворен, что ради продления своей жизни нам постоянно чужие забирать приходится. Ты ешь траву, я ем тебя, мной самим тоже когда-нибудь черви земные откушают. Прости, не хотел я сего делать, но пришлось…
Андрей никогда не думал, что когда-нибудь, подобно первобытным дикарям, будет просить прощения у зверя убитого. Но если жертва полностью находится в твоей власти, а ты жестоко пользуешься этой беззащитностью… Совесть не желает прощать подобные поступки просто так.
– Прости… – Молодой чародей поднялся.
– Прости, милая, – последовал его примеру паренек. – Сегодня мы тебя, завтра кто-то нас самих. Не держи зла, не мы придумали этот мир таким кровавым.
Лесовик взялся за осколок кремня и принялся деловито подрезать шкуру еще теплой лани.
Колдун оставил его работать, а сам отправился собирать валежник. В сумерках, в свете костра, путники насладились сочным жареным мясом, наконец-то утолившим приступы совести в душе Андрея. Вдобавок Ченосик сделал из шкуры бурдюк для воды – объемом примерно на два котелка.
Студент-медик отнесся с подозрением к идее наливать питьевую воду в грязную, недавно освежеванную шкуру. Но потом решил, что если перед употреблением кипятить – большой беды не случится.
На сытый желудок в голове пришельца из будущего наконец-то сложился внятный план действий. Даже два. Либо последовать совету Биклыка и податься в варяги – но не ограничиваться поездками по Европе, а устроить походы в дальние края. Глядишь, где-нибудь на африканском побережье али в сказочной Индии кто-то и слышал о великом маге по имени Андрей.
Однако для этого нужно было пробраться на самый север – варяжским «попуткам» колдун как-то особо не доверял. И хорошо бы еще, чтобы сам Биклык с реки Канды был жив-здоров и не очень стар. Ведь кто его знает, сколько времени змееногая дура его статуей продержала? Год, два, десять, сто лет?
Спрашивать бесполезно, вести счет годам в этом мире еще не догадались.
Другой план выглядел проще: овладеть сознанием крупной птицы и облететь планету в ее облике. Для выполнения оного вполне хватило бы просто надежного убежища с запасом пищи и воды – чтобы затаиться там на несколько месяцев и никто не тревожил.
Недостаток второго плана лежал на поверхности: птица не сможет задавать вопросы. Так что придется надеяться на удачу: на то, что в нужном месте получится что-то заметить или услышать. В конце концов, великий колдун должен оставить в этом мире хоть какой-то заметный след!
Месть Квасуру и прародительнице скифов Андрей отложил на потом. Либо ему поможет свести с ними счеты найденный им двойник, либо…
Либо – пулемет.
У Ченосика на сытое брюхо тоже зародились какие-то мысли. Он расколол череп косули, выбрал две относительно ровные костяшки, оббил края, превратив в пластины примерно три на десять сантиметров, и принялся методично обтачивать вынутым из ручья камнем, закругляя края. Поделки напоминали заготовки сразу для двух расчесок. Планы у бритого паренька намечались далеко идущие.
С рассветом путники двинулись дальше на север, пробираясь через лесные дебри, перебираясь через реки по стволам, повалившимся с берега на берег, ночуя у чистых родников. Переходы слились в привычное однообразное действо, пока в один из дней Ченосик вдруг не остановился:
– Смотри, тропинка! – Он указал на прогалину среди подлеска, ничем не отличимую от сотен других похожих полянок.
– Где? – не понял колдун.
– Да вот же! – свернул в просвет паренек. – Это следы не звериные, людские.
Примерно через час пути через чащу просвет в чаще стал заметно шире и светлее, петляя между крупными стволами по относительно ровной поверхности, и Андрей признал: это действительно тропа.
Вскоре путники выбрались на расчищенный участок леса. Здесь почти не имелось валежника, не считая отдельных стволов, уже носящих следы топора – сухие деревья активно разделывались на дрова. Далеко впереди, на поляне между многовековых елей, стояла череда крупных шатров. Оттуда пахло дымом, дегтем, прогорклым жиром, смолой и наво-зом. Проще говоря – человеческим жильем.
– Дети барсука, – вытянув шею, сообщил Ченосик. – Это ведь барсучий хвост на бунчуке?
Андрей никаких бунчуков не видел и неуверенно пожал плечами. Единственное, что он мог сказать точно, так это то, что местные люди все поголовно носят обереги. Колдун ощущал свет их жизней, но никак не мог просочиться ни в одно сознание.
– Хорошего дня славному роду барсука! – крикнул паренек. – Многих детей этому стойбищу и удачной охоты!
Лесовик немного выждал, приглядываясь, потом медленно вышел на открытое место, опять чуть-чуть постоял, не спеша двинулся вперед. Андрей, не зная местных обычаев, просто держался рядом.
На стойбище произошли быстрые изменения. Женщины и дети куда-то пропали, навстречу гостям вышло несколько мужчин, среди которых один очень слабо светился.
– Маленький местный бог? – предположил Андрей. – Даже Квасуру не ровня. А уж рядом с Табити ему лучше и вовсе не показываться.
Гости и хозяева встретились на полпути к шатрам, остановились.
Дети барсука были чуть небриты, отчего их головы походили на светлые кактусы: макушки, подбородки, щеки покрывала густая короткая щетина. Одежда выглядела обыденно для здешнего мира: кожаные куртки до бедер, штаны, сапоги. Украшалась только по-разному: у кого шли по груди полоски с бахромой, у кого складывались в руны белые костяные шарики, кто-то ограничился разноцветной вышивкой. Отличались мужчины и оружием: у двоих в петлях на поясе висели палицы, у одного – топор из гранита. Самый старший, лет под пятьдесят, в руке держал странную плоскую палку, по краям украшенную мелкими зубчиками из кремня и обсидиана.
Особняком стоял слабо светящийся старик. Он опирался на высокий посох с маленькой звериной черепушкой наверху, обвязанный разноцветными шнурами, вместо куртки и штанов носил длиннющий сыромятный балахон, опоясывался бечевой, обвешанной множеством мешочков, пахнущих травами и перцем, а на самом балахоне во множестве болтались волосяные косички с ленточками и деревянные резные цилиндрики.
«Шаман!» – всплыло в голове Андрея самое подходящее слово.
Паренек поклонился первым:
– Доброй вам охоты, трудолюбивые дети бобра, плодовитых жен, и да обходят ваши стойбища далеко стороной кровожадные дочери голодного демона! Меня зовут Ченосик, происхожу из рода росомахи. Мы с другом Еундреем сражались со скифами, отвоевали себе свободу и ныне возвращаемся домой. Просим оказать нам честь и принять в дар вот этот нож из нашей добычи. – Лесовик показал медный клинок, вложил его в ножны. – Мы просим о приюте и отдыхе! Не держите зла, коли невольно потревожили дичь в ваших угодьях, и укажите нам путь к нашим кочевьям!
Мужчина с деревянным мечом посмотрел на шамана.
Тот величаво выступил вперед, обогнул гостей, пристукивая посохом, остановился перед Андреем.
– Кровь каких зверей течет в твоих жилах, шаман? – спросил он.
– Я чужак из дальних неведомых краев, – сразу признался колдун. – У меня нет дома в ваших лесах.
– Чужак, а землей нашей пахнешь, – усомнился шаман.
– Давно брожу, – пожал плечами Андрей.
– Оно видно… – Шаман отступил, кивнул мужчинам.
– Благодарим за щедрый дар, храбрые воины! – облегченно вздохнул старший из лесовиков. – Гость в дом, радость в дом! Проходите к нашим очагам, разделите нашу постель, вкусите нашей добычи. Мое имя Медвеух, это старшины кочевья Рурух и Чеког.
– Мы одолели долгий путь, Медвеух, и не знаем, куда вышли после кровавой битвы. – Ченосик передал подарок вождю. – Скажи, где мы находимся?
– Это восточный край земель рода барсука, – ответил мужчина. – До твоего дома отсюда очень далеко.
– Обалдеть, какая точность координат! – буркнул себе под нос Андрей. – Просто джипиэс-навигатор.
– Ты что-то сказал, чужак? – резво повернулся к нему шаман.
– Я спросил, как далеко находится Волга? Или река Итиль, как называют ее варяги?
– Если прямо сегодня пойдешь в том направлении, – указал посохом на могучую сосну шаман, – то ко времени созревания яблок попадешь на ее берег.
– Благодарю, мудрый человек, – кивнул Андрей. – Сперва я провожу своего друга.
– Можешь называть меня Иштымом, чужак. Мне очень жаль, что ты потерял свой истинный род.
– Поверь, Иштым, мне этого жаль еще больше.
* * *
Только в восточном стойбище лесовиков из рода трудолюбивого барсука Андрей узнал, зачем на самом деле людям нужны женщины. Если в мужской компании он знал только три блюда: еда сырая, печеная и жареная, то под меховыми покрывалами чумов гостю удалось отведать и оленину, томленную с грибами и чесноком, и рыбу с морковью и луком среди кусочков камышового корня, и потрошки в лопухах с гвоздикой и горчицей, и… И много еще такого, от чего язык можно было проглотить вместе с угощением, а запах затмевал разум, выветривая все смыслы жизни, кроме чревоугодия.
Спали гости тоже мягко и тепло, благо само строение шатров дарило своим обитателям прохладу во время дневного зноя и тепло прохладной ночью. Эти сооружения вовсе не были однослойными, как приычные вигвамы кочующих охотников. Здешние жилища собирались рядом одно с другим, а затем перекрывались еще одним полотнищем так, чтобы дымовой клапан от каждого очага выходил наружу, а нижняя часть стены пряталась под общей крышей.
Между чумами в шатре хранились многие припасы, вещи, здесь играли дети. И конечно, это было прекрасной тепловой прослойкой между жилыми помещениями и погодой снаружи.
Выглядело сооружение разборным. Но если сей град из жердей и шкур перевозили с места на место – то очень редко.
Уходить из столь гостеприимного дома очень не хотелось – но на пятый день путники взяли себя в руки и двинулись дальше по данному шаманом невероятно точному адресу:
– Если ближе к востоку направление держать, то там, может статься, кто-то о землях росомахи что-то и ведает…
– Пойди туда, не знаю куда, – перевел его совет Андрей, когда они уже удалились от стойбища.
– Зато в этих местах уже безопасно, – безмятежно ответил Ченосик. – Наши земли, лесовиков. Рано или поздно и к моему стойбищу выйдем…
Похоже, произойдет это годом раньше, годом позже – его сильно не беспокоило.
– Если варяги не поймают, – не удержался от подколки колдун.
– Не-е, я теперича их далеко-о-о-о обходить стану. Как славян.
– А чего славяне? – навострил уши пришелец из будущего.
– Дык по рекам дома свои из бревен рубят, лосей на наволоках разводят, ковыряются там в земле. С одной стороны, в лес вроде особо не лезут. С другой – к рекам из-за них подходов удобных нет. Все позанимали. Без рек тоже того… Хоть и не чаща, ан неудобно. Коли что не по ихнему… Ну, лоси там под копье попадут, бортни наши они разорять повадятся, на ловах за места схлестнемся, так славяне сразу банды свои кличут на ладьях, – маловразумительно объяснил паренек. – Толпы большие, куда стойбищу супротив толпы устоять? Бежать приходится, бросать все. А иной раз и до смерти убьют. Не, славян лучше стороной обходить, не тревожить. Это как гнездо осиное разворошить. И заденешь вроде легонько, ан опосля не возрадуешься.
– Гады, в общем, – кивнул колдун, вспоминая поротую спину. – Гнать их всех надобно. Гнать!
Однако, несмотря на такие разговоры, славянских деревень на своем пути Андрей и Ченосик не встретили ни разу. То ли тропы лесовиков враждебные места стороной огибали, то ли свободных земель между степью и Ледяным океаном было слишком много, чтобы случайно на одинокий дом наткнуться, но – обошлось.
Расслабившись, путники даже остановились как-то возле песчаной отмели – искупаться по жаркой погоде, пыль дорожную смыть. Дни стояли ясные, ночи теплые – как тут не размякнуть?
Наплескавшись и подкрепившись запеченной в углях рыбой, молодые люди даже не оделись перед сном… И в теплом звездном сумраке Андрея разбудило влажное прикосновение к груди. Он открыл глаза, увидел над собой тонко очерченное, словно из китайского фарфора, женское лицо. Светлые, с фиолетовым оттенком, волосы струились по обнаженному телу, а ногти вытягивались на тонкие плоские заточки.
– Хочешь, проклятие сниму? – прошептала холодная ночная гостья и опустила ладонь на серебряный с янтарем амулет. – Твой венец безбрачия.
– Я женат, красавица речная, – покачал головой колдун. – И супругу свою люблю больше жизни.
Русалка наклонилась, повела носом, покачала головой:
– Нет суженой твоей на свете сем. Порча сие, порча… Иссохнешь в одиночестве, шаман. Сгинет семя твое, в род не распустится. Порча твоя на извод. Хочешь, сниму? Хочешь, детьми одарю крепкими? Хочешь, хочешь… Тепло будет, уютно.
– Это не порча, чаровница милая. – Андрей накрыл ее ладони своими. – Разве ты тепла не чуешь? Это любовь!
– Я и сказываю, порча. – Пальцы русалки побежали по веревочке вверх. – Та, что меж тобой и девами зрелыми стоит. Давай отведу? Все ладушки твоими станут, ласкать-утешать будут. Порча на тебе, молодец. Томление нутряное, помыслы отравляющее, желания давящее. Освободись, молодец. – Она наклонилась так близко, что едва не касалась лицом его лица. – Откажись! В воле живи и радости. Дай сниму… Согласен?
– Тебе, наверное, холодно? – Колдун, помня, что злить русалок не стоит, провел ладонью по ее щеке.
– Согреешь?! – обрадовавшись, прильнула к нему обнаженная девушка.
– Вот токмо брата своего найду, – рискнул задать вопрос пришелец из будущего. – На меня собою похож, чародей могучий, Андрей именем. Слыхала о таком, прелестница?
Попытка была опасной. Если русалка способна выполнить желание – ей придется заплатить. Любимого ими подарка – гребешка – у колдуна не имелось. А иные желания речных дев случались зело радикальными…
Ночная гостья опять повела носом, поджала губы:
– Верно ли брат?
– Может, и сам я себя ищу, – подсказал молодой человек. – Второго меня знаешь?
– Найду, мой будешь? – резко наклонилась дева.
Все как всегда. Главной добычей водяной нежити были сухопутные мужчины.
– Найди! Половину отдам, – пообещал Андрей.
– Какую половину?
– Половину венцу безбрачия, половину тебе… – приподнялся на локтях чародей.
– Ты обещал… – тихо и протяжно, словно создавая мертвую воду, выдохнула русалка, поднялась и упятилась в реку, бесшумно растворившись в глубине.
Колдун резко присел на подстилке, осмотрелся.
Ченосика нигде поблизости не просматривалось, но ниже по течению слышались стоны и шорохи.
– Вот дубина стоеросовая! – сплюнул Андрей. – Ведь предупреждал! Сам ведь в итоге на русалке женится, да еще и меня под монастырь подведет!
Однако вмешиваться в русалье развлечение еще опаснее, нежели давать им двусмысленные клятвы. И потому колдун упал обратно на кошму и старательно в нее закатался, дабы снова не попасться на глаза какой-нибудь речной гостье.
На рассвете Ченосик лежал рядом, делая вид, что так всю ночь и проспал. Однако выглядел… как больной пенсионер после недельного запоя. Так что читать ему нотации Андрей не стал. Только постучал многозначительно согнутым пальцем по лбу и закинул на плечо туго скатанную кошму:
– Поднимайся, пошли.
К вечеру путники выбрались на стойбище потомков рыси. Здесь им посоветовали идти не восточнее, а западнее. Андрей и лесовик послушались – и спустя семь дней попали опять к барсукам, но на северные окраины их земель. Оттуда забрели к оленям, от оленей к рысям. Про росомах не слышал никто и нигде, и поэтому советы по дальнейшему поиску путники слышали самые разные. Вплоть до возвращения обратно на юг.
Радовало одно: лесовики словно соревновались в гостеприимстве, и каждая остановка превращалась для молодых странников в маленький праздник. К тому же чем дальше от скифов, тем менее подозрительны становились обитатели чащоб. Они теперь не просто пускали гостей к очагу, но и устраивали для них пирушки, с интересом расспрашивали о приключениях, дальних путешествиях, заморских краях и народах, о великих битвах, размах которых в устах Ченосика становился все шире, а подвиги паренька все величественнее.
Люди сомневались, качали головами. Вроде бы и привирает мальчонка – однако же трофейные топорики, ножи и прочее снаряжение наглядно доказывали обратное.
Вкусившие славы, привыкшие к почестям, путники не поверили своим ушам, когда от очередного стойбища их вдруг завернули прочь.
– Ступайте отсель скорее! – махнула на гостей рукой вышедшая далеко навстречу пожилая женщина в странной накидке из гнилой циновки.
– Почему?! – возмутился Ченосик, выпячивая грудь.
– Уходите, – повторила лесовичка, чуть выждала и устало объяснила: – К нам забралась дочь голодного демона.
– Прости, сестра, я в диких краях совсем позабыл про родные обычаи. – Паренек словно врезался в невидимую стену, качнувшись и тут же повернув в обратную сторону: – Пойдем скорее отсюда, Еундрей! Видишь, тут одеты в гнилую солому?
– Да черт тебя побери! – не выдержал колдун. – Ты можешь мне наконец объяснить, что еще за дочери, что за демоны и при чем тут гнилая камышовая циновка?
– Пойдем, пойдем, по дороге расскажу, – потянул его за пояс лесовик.
– Ну, давай, – повернул обратно по тропинке Андрей.
– Все знают, что когда-то, давно, этого мира не было, – опасливо оглядываясь через плечо, начал повествование паренек. – Ни земли, ни воды, ни дня, ни ночи. Токмо небеса и на них священные духи. И вот однажды скучно стало могучему духу Ерухею. Со скуки сотворил он белую невинную евражку, да и покрыл ее много-много раз. От семени того появились звери белые. Березы, зайцы, песцы, лебеди, люди и прочие разные существа. Увидели это другие духи и тоже покрыли евражку, и родила она так много всего-всего, что тесно стало на небесах высоких, не протолкнуться. Тогда духи решили создать для детей своих отдельный мир и сотворили воду и землю, солнце и луну, и все-все-все, а затем выпустили детей на землю. Так от каждого духа на земле остался свой зверь, а от каждого зверя родился свой человек. Вот!
– И при чем тут дочери демона?
– А-а, забыл! – спохватился паренек. – Когда отпускали духи детей своих на землю, то каждый на прощание одарил их каким-то даром. Храбростью, честностью, находчивостью, мудростью… А один дух мерзкий очень был, подлый. Он взял да и подарил всем живым существам чувство голода. И все стали очень-очень голодными и стали все друг друга пожирать неустанно. Увидели такое безобразие духи, кинулись на землю и собрали у всех этот голод, сколько могли, и обратно в духа подлого запихали. И стал он из небесного духа жутко-жутко голодным демоном. А чтобы он никому больше не навредил, заточили духи демона под землю, в темный нижний мир, выбраться откуда он не сможет никогда, покуда существует весь этот мир. Но, как духи ни старались, весь голод они собрать не смогли, по всей земле его еще много осталось, и поэтому все мы время от времени хотим есть. У кого больше осталось голода, тот чаще, у кого меньше, тот…
– А дочери? – перебил лесовика Андрей.
– А-а… Так в нижнем мире голодный демон родил от земли семь дочерей. Они выбрались к нам и теперь собирают пищу для своего отца, – пригладил бритую голову Ченосик. – Они ходят по лесам и болотам с бурдюками жуткого смертного яда и отравляют воду, пищу, ветки и щепки, когти и клыки. Вообще все, что на глаза попадется. Коли человек отравленное что-то съест или выпьет или о клык, шип, ветку обдерется, то гнить заживо начинает, его в жар бросает, в беспамятство. После смерти сего несчастного забирают дочери голодного демона и утаскивают на корм своему отцу. Вот… Коли в стойбище случается такая беда, то все люди закутываются в гнилые циновки. Пытаются обмануть дочерей демона. Они могут перепутать здоровых лесовиков с отравленным и прозевать момент смерти. Тогда больной уйдет на небеса, к предкам, к родителям, к любящим духам. Демон пусть сидит голодным, он сам виноват. Ну, и это… Если ты видишь в стойбище кого-то в грязной гнилой одежде, то лучше не заходить. Вдруг дочка демона увяжется за тобой? Отравит или поцарапает.
– Ты хочешь сказать, в деревне эпидемия? – остановился студент-медик.
– Там дочь демона, Еундрей!
– Вот проклятье! – Андрей развернулся и пошел обратно.
Возможно, он был недоучкой. Возможно, у него не было с собой никаких лекарств и инструментов. Но он был врачом! Причем единственным во всем этом перевернутом мире. Он не имел права бросить больных без помощи. Просто не мог, и все!
– Еундрей, ты куда?! – Паренек, то останавливаясь, то догоняя, потрусил следом.
Стойбище выглядело пустынным. Ни детей, ни занятых хозяйством женщин. В одном из чумов мерно звучали гулкие удары. Колдун направился туда, откинул полог.
Здешний шаман, волосатый и в длинном балахоне, замер, занеся колотушку над бубном. Из-под стены оскалилась какая-то темная девка с белыми глазами, большим ртом, похожими на шипы зубами, провалившимся, почти плоским носом и в засаленной овчине.
– Это еще кто? – вздрогнул Андрей.
– Ты ее видишь? – удивился шаман и ударил в бубен: – Убирайся, дочь голодного демона! Проваливай прочь!
Возле очага, в окружении нескольких женщин, скулила, скрючившись, девушка. Даже девочка – лет четырнадцать, не больше. По лицу ее катился пот, изо рта капали слюни, из глаз непрерывно струились слезы. Похоже, ей было совсем плохо.
– Пустите! – раздвинул женщин студент-медик, положил ладонь на лоб, пощупал пульс, принюхался. Мотнул головой, провел ладонью вдоль тела вниз. Замер, ощутив горячее место. Несколько раз опустил растопыренные пальцы, точно определяя точку воспаления. – Вот проклятье, аппендицит!
Самое простое и самое смертоносное заболевание в медицинском справочнике. Если правильно и вовремя удалить, пациента можно через неделю выписывать домой. Если промешкать – перитонит и смерть. Причем смерть долгая и очень мучительная…
Судя по тому, что дочь голодного демона уже сидела здесь, осталось совсем немного. Нежить явилась за добычей.
– Да чтоб его!!! – скрипнул зубами Андрей. – У меня ведь даже практики ни разу не было, только теория. И сразу экзамен!
Женщины посмотрели на него с надеждой. Похоже, приняли его слова за какое-то заклинание.
– Ченосик! – закричал колдун. – Иди сюда!
– Там дочка демона!
– Плевать, она не страшная.
Темная девка вскочила, злобно зашипела. Но Андрей, не менее злой из-за сложившихся обстоятельств, вскинул руку в ее сторону, и незваная гостья забилась обратно под край стены.
– Чего? – приподнял полог паренек.
– Ты свой осколок, которым бреешься, еще не выбросил?
– Нет… – мотнул головой лесовик.
– Хорошо… – Андрей открыл его сумку, стал ковыряться в вещах. – Ага… Игла, лезвие… Оставь котелок и сделай мне быстро тонкую крапивную нить.
– У меня есть…
– Мне не надо старую, грязную и засаленную. Нужна новая. Шевелись! – колдун огляделся. – Кто-нибудь, наберите полкотелка воды и поставьте кипятиться. Девочку разденьте и вынесите наружу, тут слишком темно. Все амулеты долой! Там же приготовьте чистой воды.
Женщины переглянулись.
– Делайте, делайте! – внезапно и гулко ударил бубен. – Разве вы не видите, небесные духи привели к нам великого шамана!
Чум как-то весь сразу наполнился движением. Андрей с облегчением спросил:
– Где родник? Мне нужно помыть руки.
Колдун долго и тщательно оттирал руки по локоть чистым речным песком, затем вернулся в стойбище. Здесь все уже было готово: котелок кипел на огне, обнаженная девочка стонала на шкурах посреди усыпанной васильками солнечной прогалины. Рядом стоял кувшин. Андрей взял у Ченосика скрученную нить, бросил в кипяток. Туда же отправил осколок кремня. Вынул из сумки медную иглу, согнул, несмотря на испуганный возглас паренька, отправил следом. Подцепил палочкой котелок, отнес на поляну. Опустился рядом с девочкой на колени, накрыл ладонью лоб, вытягивая остатки ее сил и воли.
Больная потеряла сознание и затихла.
Студент-медик, как мог, промыл пациентке живот. Затем наклонил котелок, сливая кипяток на землю. Заглянул внутрь.
Стерильная нить, стерильная игла, стерильный скальпель. Что еще?
Андрей поднял руки, с задумчивостью осмотрел.
При всем желании он не мог сунуть их в кипяток для обеззараживания! Как не мог ошпарить живот больной.
«Проклятье! – закрыл студент-медик глаза. – Я колдун! Я всесильный маг! Я повелитель всего живого! Так разве я не смогу избавить свои руки от жалких мелких микробов!»
Чародей вскинул ладони перед собой, наклонил голову, направляя на них всю свою волю, все доступное могущество, и вдруг услышал изумленный шепот женщин:
– Они горят! Смотрите, у шамана горят руки!
В этот миг к нему и пришло спокойствие. Колдун опустил ладони, очистил их светом поле для операции, чуть надавил, разгоняя кровь под кожей подальше в стороны, взял кремниевый скальпель, сделал разрез, раздвинул мышцы пресса, проник в брюшную полость, нашел место схождения трех мышечных лент, отсек воспаленный отросток, отбросил, наложил кисетный шов на кишечник, свел мышцы, кожу, наложил череду стежков и поднял руки:
– Есть! Где шаман? Не подпускайте сюда темную тварь. Работа вышла грубая, она может затеять воспаление. Сделайте для девочки полог, но не уносите. В чуме слишком грязно. Да и швы еще могут разойтись.
Он уловил за спиной слабое движение, повернулся и вскинул руку, отбрасывая засаленную девку с зубами-иглами. Рядом торопливо застучал бубен, но дочь голодного демона не желала обращать на шамана никакого внимания. Она опасалась только Андрея, но нахраписто пыталась пролезть к жертве мимо него. Обходила слева, справа. Стремглав обегала кругом, пыталась напрыгнуть с разбега, подползала по траве…
Нежить успокоилась только после нескольких жестких пинков – но все равно продолжала сидеть рядом, время от времени перебегая с места на место и недовольно рыча.
Противостояние длилось остаток дня и всю ночь. На рассвете, окрасившем лес и поляну радужными капельками росы, девочка открыла глаза, приподнялась и попросила:
– Мама, дай покушать. Очень хочется!
Жара у нее не ощущалось совершенно точно. Боль, похоже, тоже ушла.
Дочь демона широко распахнула пасть, утробно зашипела с хорошо ощутимой ненавистью, клацнула зубами и уползла в чащу. Надежду затеять хоть какое-то новое воспаление нежить окончательно потеряла. Не осталось для нее никаких отравленных зацепок ни внутри тела, ни снаружи. Операция закончилась чисто.
Как положено лечащему хирургу, Андрей наблюдал за больной четверо суток, утром и вечером проверяя шов и температуру, оглаживая розовый животик девочки и прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Но заживление прошло спокойно, и вечером четвертого дня колдун, аккуратно надрезав крапивные нити, снял швы.
– Вот и все, красавица, – отбросил он бурые обрезки. – Можешь петь песни и веселиться. Голодный демон перетопчется. Ему положено быть голодным.
– Благодарю тебя, великий шаман, победитель злых дочерей! – Девочка попыталась поцеловать его руку.
– Для того шаманы и нужны, чтобы нежити жизнь медом не казалась, – усмехнулся довольный собой колдун. – Все, малышка, гуляй!
К сумеркам заморосил дождь, стало зябко, и в чуме гостей хозяйка перед сном развела огонь. От костра в очаге сразу разлился жар. Размякший от тепла, Андрей провалился в сон сразу, едва растянулся на оленьих шкурах, и когда теплая рука заскользила у него по груди, забравшись под куртку, он уже почти выспался и потому сразу открыл глаза.
В очаге лежали куски толстенных бревен, не горящих, а медленно распадающихся на угли, алый свет которых заполнял жилище горячим полумраком. Сидящая рядом обнаженная девочка казалась в нем пунцовой, словно первомайская гвоздика. Длинные черные волосы падали на плечи, багровые груди остро выпирали, словно весенний папоротник из лесной подстилки, по ее покатым бедрам бегали красные тени. Гостья уже задрала его куртку и теперь распускала завязки штанов.
– Что ты делаешь? – негромко спросил Андрей.
– Мама сказала, ты вернул мне жизнь, – тихо ответила девочка. – Теперь я принадлежу тебе, моя жизнь твоя, моя судьба твоя, мое тело твое. Я пришла стать твоей.
– Ты принадлежишь только себе, дочь оленей, – отвел ее руку колдун. – Спасать жизни – это мой долг. Таким меня сотворила судьба. Мне не нужны никакие жертвы.
– Я тебе не нравлюсь? – обиженно выпятила губы девочка.
– При чем тут это? – пожал плечами Андрей. – Просто я люблю другую.
– Ну и что? – не поняла обнаженная гостья.
– Трудно объяснить на словах, – вздохнул молодой чародей. – Когда-нибудь в твоей жизни настанет час, и ты встретишь человека, который займет все твои мысли, от которого ты не сможешь оторвать взгляд, о прикосновении которого ты будешь мечтать, разлука с которым будет доставлять тебе мучительную боль. И тебе не нужен будет никто другой. Вот тогда ты поймешь, что значат мои слова. Я уже встретил самую лучшую женщину этой вселенной. Мне не нужен никто, кроме нее, как ей не нужен никто, кроме меня. Мы часть друг друга, милая, и потому всегда будем верны друг другу.
– Вот ты, значит, какой, великий шаман… – покачала головой малышка. – У тебя великая сила, великая власть, и любовь твоя тоже такая… Великая. Любимый кем-то шаман. Любый…
В голосе девочки не было обиды. В нем появилась зависть.
– Я всегда буду помнить тебя, Любый шаман. – Ее ладони опять скользнули по груди Андрея. – Я всегда буду тебе благодарна. Подари мне такую же любовь, Любый шаман, хорошо? Ты ведь можешь?
– Ты ее найдешь, – пообещал Андрей.
Теплые ладошки опять скользнули по груди, по животу – но это был жест прощания. Девочка поднялась и ушла.
* * *
С рассветом сразу после завтрака колдун и Ченосик собрали свои скромные пожитки, опоясались сумками с ножами, кинули через плечо скрутки с походной кошмой, вышли из-под тени шатров.
– Я пойду с вами, – заявил поджидающий снаружи местный длинноволосый шаман.
Собираясь в поход, он сменил балахон на малицу – свободный меховой комбинезон с большим запахом на груди. Одежду украшали пришитые в беспорядке хвосты всякого зверья – лисьи, горностаевы, волчьи, беличьи, сусличьи; с пояса свисало несколько бараньих и козьих рогов, расписанных мелкими рисунками зверей и птиц, и одинокий нож. Опирался пожилой – лет пятидесяти – мужчина на посох, увешанный кисточками из звериного меха и покрытый рунами.
– Зачем? – вырвалось у Андрея.
– Я стану помогать тебе, великий шаман, побеждающий дочерей голодного демона. Желаю закончить свои годы с пользой, а не сидючи обузой родному стойбищу. Когда я ослабну, Любый шаман, я уйду в чащу и унесу с собой твои тайны.
– Ты питаешь напрасные надежды, шаман, – покачал головой колдун. – Я не стремлюсь приносить пользу. Я просто ищу дорогу домой. Это исцеление было случайностью.
– Да будет благословен тот, кто творит такие случайности! – вскинул посох шаман. – Не беспокойся, Любый шаман, я стану при тебе незаметной тенью, появляясь лишь тогда, когда смогу принести пользу. Наша судьба состоит из случайностей, и каждая из них станет для меня наградой за прежнюю никчемную жизнь.
– А как же твое стойбище? Твой род? – развел руками колдун.
– Мой сын получил от небесных духов шаманский дар куда сильнее моего. Ныне он увел охотников, детей и молодых женщин на дальнее кочевье, прочь от дочери голодного демона. Вернувшись, он займет мое место. Уступить свой род более достойному хранителю – первый из моих подарков моему народу. Это принесет пользу всем. Даже мне. Ведь я окончу годы рядом с величайшим из шаманов!
– Боюсь, ты будешь разочарован, шаман, – вздохнул Андрей. – И моим величием, и пользой от моих похождений.
– Не беспокойся обо мне, Любый! Я лишь тень, что скользит рядом с тобою.
«Любый»! Студент-медик догадывался, откуда взялось это прозвище. Но правильного имени решил не называть. Постоянное «Еундрей» из уст Ченосика осточертело Андрею хуже горькой редьки, и молодому чародею не хотелось, чтобы новый знакомый исковеркал непривычное для слуха лесовиков имя еще каким-нибудь образом.
– Как тебя зовут, шаман?
– Велихост, Любый!
Мысленно Андрей уже смирился с новым попутчиком. В нынешних обстоятельствах – лишнего места еще один лесовик занимать не станет, голод с его способностями компании не грозит, а вот пользы от взрослого мужчины, к тому же опытного шамана, может быть куда больше, чем от безусого мальчонки.
– Тогда скажи мне, Велихост, как нам найти земли потомков росомахи?
– Нужно идти к Каме, Любый. Туда часто приплывают варяги, выменивая соль на мед и топоры. От них можно узнать много интересного.
– Варяги опасные собеседники, – поморщился колдун.
– Но тамошние стойбища, Любый, ведущие с ними торг, могли услышать от них то, что тебе нужно.
– Хорошо, – кивнул Андрей. – Тогда веди нас, Велихост.
Шаман зашагал на север, выбрав левую из тропинок, убегающих от стойбища.
Поначалу дорога была ровной, и идти было легко и просто. К вечеру появились первые завалившиеся поперек пути деревья, намекая на грядущие препятствия. Однако тут очень вовремя путникам встретился ручеек, и они встали на ночлег. Развели костер, расстелили подстилки. Поужинали. В этот блаженный момент и послышался торопливый топот. К огню выбежал мальчишка лет десяти или чуть старше и рухнул на траву, вытянувшись во весь рост. Перевернулся на спину и выдавил, тяжело дыша:
– Ты… Любый… Шаман?
– Это он, – указал на Андрея Велихост.
– У нас… дома… дочь… голодного демона!
* * *
Вождь стойбища рода рыси выглядел лет на сорок с небольшим и носил вопреки местным обычаям окладистую русую бороду; был в меру тучен и изрядно плечист. Что, впрочем, в этом мире не вызывало ни удивления, ни восхищения. Все мужики такие.
Вождь сцепился с медведем и получил когтем глубокую рваную рану чуть выше левого колена. Теперь кожа вокруг раны почернела, пахла тухлыми яйцами, а сам храбрец мучился от жара. Но пребывал в сознании. Причем обладал даром и видел сидящую напротив, у стенки шатра, тощую патлатую девицу с зубами-иголками, укутанную в сальную овчину. Кожа незваной гостьи имела цвет трухлявой древесины, глаза же цвета не имели, выделяясь из темноты блеклыми пятнами.
– Откуда ты услышал про меня, вождь? – поинтересовался Андрей, осматривая рану. – Вроде ни телефонов у вас еще не изобрели, ни инета, ни телевизора.
– Кто же не знает про шамана, прогнавшего дочь голодного демона? – Не зная половины слов, лесовик, однако, верно понял смысл его фразы. – Весть об этом долетела до самых дальних кочевий!
Патлатая девица зло зашипела под стенкой и сделала короткий рывок вперед, клацнула зубами.
– Боюсь, крылатые слухи сильно преувеличили мои возможности, – сказал молодой колдун. – Я могу попробовать, но не могу ничего обещать.
– Когда тебе грозит брюхо демона, Любый, хватаешься за любую надежду. Даже за бубен шамана, неспособного разглядеть хозяев леса.
– Тогда прикажи вынести себя на солнце, вождь, и избавься от всех оберегов. Каждая минута промедления делает дочь голодного демона сильнее.
В этот раз Ченосик и Велихост уже знали, что требуется для магии великого шамана: котелок кипел, крапивная нить, осколок кремня и кривая игла лежали внутри. Колдуну оставалось только хорошенько отмыть руки и показать кулак недовольно рычащей темной девке. Затем Андрей наложил ладонь на голову больного – полностью, до потери сознания, вытягивая его силы, разогнал кровь из толстой мышцы лесовика и взялся за скальпель.
Существует только один способ борьбы с гангреной – удаление зараженной плоти. Этим и занялся студент-медик, глубоко иссекая рану. Больное мясо – прочь, здоровое – очистить, стерилизовать прикосновением пальцев. Затем – свести края, скрепить частыми стежками.
– Все, – облегченно отер лоб Андрей, посмотрел на садящееся солнце. – Однако… Я надеялся управиться быстрее.
Он попытался дать пинка крадущейся со стороны ног патлатой девке, но промахнулся. Острозубая нежить зашипела, попятилась.
– В дом несите, – махнул рукой колдун. – Ночи уже холодные. Огонь разводите, придется сторожить.
Великому шаману, не отходящему от больного, прямо в чум принесли копченую рыбу, чистой родниковой воды, плошку ревеня в меду. Дочь голодного демона роняла коричневую слюну, ползала под стенами, однако подойти ближе опасалась.
– Странно, Любый, что супротив этих тварей не помогают никакие обереги, – сказал сидящий рядом Велихост. Шаман щурился и крутил головой. То ли плохо видел нежить, то ли безуспешно пытался разглядеть. – Супротив бледной немочи, коровьей смерти, лихоманки – помогают, ан против них не действуют.
– Нет амулета, который спасет от вонзившегося в живот ножа, – пожал плечами Андрей. – Против ножа нужен щит. Так и здесь. Дочери голодного демона используют яд. Смертоносный живой яд, разбросанный тут и там по всей земле. Против яда нужно противоядие. Зелье, убивающее их отраву…
Колдун замер, ловя ускользающую мысль, ухмыльнулся и спросил:
– Скажи, Велихост, а лесовики варят пиво?
Шаман непонимающе вскинул брови.
– Хорошо, спрошу иначе. Вы пьете какие-нибудь настойки, закваски, бражки или еще какую вонючую дрянь, после употребления которой в голове появляется дурь, а настроение сразу улучшается?
Ответом была тишина.
– Ладно, целомудренные вы мои, придется научить. Мне нужна бочка, большой кувшин или еще какая крупная емкость, которую можно поставить в теплое место. В нее нужно насыпать давленые ягоды, тертое зерно и прочее добро, которое даст сладковатый настой, если залить водой. Можно просто кухонные отходы, очистки. Все то, что не пригодилось на еду. Мыть не следует, тереть-давить одобряется. Что скажешь?
– Я постараюсь выполнить твое желание, Любый, – осторожно пообещал лесовик.
Старый шаман ушел. Следом за ним скрылась, пройдя сквозь полотнище чума, и острозубая девка. Поняла, что зацепок для нового воспаления в ноге вождя не осталось.
– Молодец, все правильно сделал, – похвалил себя студент-медик, устраиваясь рядом с больным среди каких-то тюков и узлов. Андрей опасался, что дочь голодного демона хитрит и еще держит больного на примете. Дождется, пока колдун уснет, подкрадется, да и запустит в шов какую-нибудь столбнячную гадость. Сторожить нужно до утра. Если за это время сепсис не разовьется, тогда уже можно и расслабиться.
Стойбище, лес, вся природа погружались в ночь, тихую и безмятежную. И в мягкой бескрайней тишине Андрей услышал слабый отзвук женских голосов:
– Обереги нас, Любый, от хвори и беды, от зла и ссоры. Подари мне, Любый, любовь настоящую, нестерпимую.
– Обереги нас, Любый, от яда дочерей демона, от ран и ушибов…
– Обереги нас, Любый, от болезней и горестей…
– Обереги нас, Любый…
Первый голос колдун узнал – он принадлежал исцеленной им девочке. Другой, кажется, – ее матери. Про остальные – даже не догадывался.
Женщины молились. Причем молились – ему!!! И это ощущение оказалось щекочуще приятным, даруя легкую волну блаженного тепла, отдаленно похожего на то, что постоянно струилось из амулета любви.
Тому, что он слышит молитвы через чащи и овраги, причем сразу все, различая по голосам, молодой чародей не удивился. Ведь ощущал же он присутствие живых существ на многие километры окрест! И точно так же мог уловить на этом «звездном атласе» жизни биение сердца, дрожь сознания, усталость или голод каждого отдельного зверька и даже насекомого.
Таков уж оказался его развившийся природный дар.
* * *
Умудренный жизненным опытом Велихост исполнил поручение колдуна на отлично. Нашел бочонок изрядного размера, набил ягодными выжимками и чем-то еще, залил водой и оставил на солнечном взгорке. Андрей самолично несколько раз емкость перемешал, и вскоре из нее стали пробулькиваться на поверхность частые пузырьки.
Швы вождю колдун снял на шестой день. Потому как на четвертый его сдернули в соседнее стойбище к сломавшему ногу мальчишке. Однако тревога оказалась ложной – никаким заражением там и не пахло, а лубки успешно наложил местный шаман.
Уже после снятия швов Андрею пришлось сходить за четыре дня пути к женщине, напоровшейся животом на сук. Однако и она оказалась в терпимом состоянии. Тамошний шаман обладал даром – колдун уже знал, что означает легкое свечение и тепло, идущее от человека. Помимо дара, шаман вовремя затампонировал открытую рану болотным мхом, неплохо убивающим яды дочерей голодного демона. Студент-медик лишь очистил рану, стерилизовал и зашил. И запомнил на будущее урок об антисептических свойствах мха.
Когда путники вернулись, бочка уже притихла. Хорошенько перемешав зелье, Андрей приступил к очередному сеансу колдовства. Часть бражки он налил в котелок, пустил в него плавать широкую деревянную миску, водрузил на костер, а сверху накрыл чистым овальным камнем.
Прокипятив сию конструкцию минут десять, чародей вылил выкипевшую наполовину смесь, слил из миски в кувшин конденсат, добавил новую порцию – и продолжил кипячение.
Бочка опустела задолго до сумерек, и последним заходом колдун еще раз прокипятил содержимое кувшина. В итоге к концу дня у него в небольшом бурдюке с деревянным горлышком плескалось примерно пол-литра крепчайшего первача.
Не очень много, конечно. Но если не пить, а дезинфицировать раны и кожу, должно хватить надолго. К тому же перегонку всегда можно повторить. Нужно только решиться на достаточно долгую остановку – чтобы брага созрела.
Перед выходом в дорогу Андрею пришлось сделать еще одну пробежку к больному – но на этот раз он опоздал. Упавшего с дерева ребенка родственники уже унесли в чащу.
Такие вот странные были у лесовиков похороны.
Несмотря на то что пользы молодой колдун почти за месяц принес не так уж много, возносимых ему молитв за это время стало заметно больше. Великого шамана постоянно благодарили и просили о защите и покровительстве. Причем даже в тех стойбищах, куда он просто заходил отдохнуть. И потому для студента-медика стало немалым облегчением, когда по дороге на север он смог вычистить еще одну гангрену и просто обработать две раны. Хлопот немного, а совесть чуток успокоилась.
На берегу полноводной Камы Андрею и вовсе повезло – удалось удалить аппендицит у почти беззубой, совершенно седой многодетной мамаши неполных сорока лет.
Лесовики были народом крепким, здоровым, их организмы с готовностью откликались даже на простейшую медицинскую помощь и элементарную дезинфекцию; дочери голодного демона бежали от одного запаха неведомого ранее первача. Так что в великих успехах шамана по имени Любый умение студента-медика играло не самую главную роль. Однако же молитв становилось все больше, и Андрея буквально распирало от текущего к нему со всех сторон человеческого тепла.
