Эпоха амулетов
Едва жар огня исчез, Андрей что есть силы вонзил керамический штырь в землю, активируя Большой алтарь, наступил ногой и вогнал еще как можно глубже, на всю длину, и даже пристучал пяткой.
Два одинаковых стержня в одном и том же месте, пусть и разделенные пропастью веков, должны были стать одним, единым целым. Этаким игольным ушком, через которое пропущена тонкая, но прочная нить, соединяющая два амулета любви, два сердца, две ставшие единым целым души. Амулеты были заговорены на алтарь, алтарь скрепляло единство амулетов. Разрушение любого из этих элементов неизбежно разрывало связь между мирами. Если девушка изменит, если перестанет любить, если сломается стержень в том или этом мире – колдун навсегда окажется заперт здесь, в прошлом, в ловушке. В надежно запертой клетке, в которой нет не то что замка, но даже дверцы.
В чувствах Кати Андрей был уверен. А вот в прочности керамики – не очень. На стержень могли наступить конь или корова, его мог случайно найти какой-нибудь человек, копнуть, сломать. Он мог привлечь внимание кого-то из здешних богов – если они все-таки существуют – или чувствительной к магии ведьмы.
Посему первое, что сделал путешественник во времени, – это сломал толстую ветку ближней ивы и, не поленившись, уже ею вбил стержень дальше, чуть не на полметра в глубину. Затем насыпал немного земли и опустил в ямку волос русалки, благо нежить вместо двух запрошенных после свадьбы волос подарила целых пять. На волос колдун начитал заговор текучей воды, смывающей любые чары, – чтобы скрыть на поверхности следы закопанного колдовства, выровнял тайник и любовно посадил в рыхлую ямку вырванную неподалеку незабудку. Незабудка цветок живучий – даже без ухода поднимется, корни распустит, стебли разложит. Два дня – и никаких следов копания в земле не останется.
Только после этого молодой чародей поднялся выше по склону и осмотрелся.
Окрест, насколько хватал глаз, не имелось ни единой опоры линий электропередачи, никаких труб, коттеджей, сверкающих стеклом высоток домов отдыха. На месте дома-музея Пришвина возвышался могучий дуб, наводящий мысли на пушкинские строки, вместо часовни стоял растрескавшийся деревянный пень. Справа на холме, как предсказывали археологи, тянулся длинный бревенчатый дом без окон и дверей, с крытой толстым дерном крышей, на которой колосилась золотая трава, чуть в стороне имелся огороженный слегами загон, сейчас пустой; снизу от реки явственно пованивало тухлой рыбой. Видимо – чешуей и потрохами.
Кое-что, правда, осталось на своих местах, несмотря на тысячелетия. Влажная грунтовка, вытянувшаяся вдоль берега, пожухлый ивняк на противоположном берегу и выложенная камушками чаша родника, бьющего из земли рядом со славянским домом. Из чаши, устремляясь к реке, громко журчал ручеек.
Прозрачная вода столь соблазнительно поблескивала на солнце, что Андрей, поправив лямки рюкзака, устремился к роднику, ощутив явственный приступ жажды. Всего несколько шагов и…
Словно большой надувной шарик принял на себя – и тут же оттолкнул его обратно.
– Что за ерунда? – Молодой человек снова шагнул вперед и опять был отброшен. – Екарный бабай, какого рожна?!
Он опустил глаза и увидел перед самыми ступнями порядком обветрившийся земляной отвал, словно от маленького плуга. В голове тут же шевельнулось воспоминание о том, что во многих языческих землях женщины опахивали деревню, дабы защитить ее от коровьей смерти, бледной лихоманки и прочей чуждой колдовской нечисти.
– Вот, е-мое… – Андрей, глядя на совсем близкий, но недоступный родник, почесал в затылке. – Это я, выходит, нечисть колдовская? Хотя, с другой стороны, я действительно урожденный чародей и действительно не местный…
Пришелец из будущего заколебался…
Можно было, конечно, развеять здешнее защитное заклинание, снять его или пробить. Да только стоило ли тратить время и силы? От жажды молодой человек пока не умирал, великих богов или сильных магов в столь захудалой деревне явно не водилось, и даже никого из местных жителей, чтобы расспросить, Андрей не видел. Тем более что местонахождение ближайшего города он и так знал – археологи постарались.
Колдун махнул рукой, вернулся на грунтовку и быстрым шагом отправился вдоль реки вниз по течению.
Хорошо натоптанная грунтовка стала сужаться только через два часа пути. Похоже, вдоль реки местные жители гоняли на выпас скот или свозили в деревню заготовленное на заливных лугах сено. Вот и натоптали. Но дальше берег стал подниматься, быстро обрастая лесом, дорога отвернула к самому берегу и превратилась в узкую тропинку у среза воды. Где влажная, где натоптанная, где чавкающая через трясину, где стелясь по влажному песку, тропа упрямо пробивалась через кустарник, осоку и грязь, возрождая в памяти еще одно подзабытое название: «бечевник». Место, по которому бурлаки тянут бечеву.
– Значит, судоходство здесь уже есть, – вслух сделал вывод Андрей. – Это хорошо, попутка бы мне не помешала.
Однако река, как назло, была совершенно безлюдна. Даже лодок не встретилось – хотя рыбаки должны были плавать. Откуда отвалам из рыбьих костей взяться, коли нет рыбаков? Не прячутся же они от одинокого путника!
И тем не менее, на воде было пусто. Колдуну приходилось отмеривать километр за километром ножками, с завистью поглядывая на лениво плывущие по течению ветки, обгоняющие путника без малейших усилий.
Ближе к вечеру Андрей на ходу съел полплитки шоколада, запив магазинным квасом, и дальше двигался уже до глубокой темноты – пока полумесяц не начал опускаться за деревья. Как опытный походник, студент-медик сбросил рюкзак на узкой травяной прогалине, сразу распуская его узел, достал небольшую треногу с котелком, поставил, наломал тонких сухих веток, сунул под него, запалил. Из реки зачерпнул стаканом воды, налил в котелок, потом еще раз. К тому времени, когда хворост разгорелся, котелок был уже почти полон. А пока путник раскатывал и надувал узкий походный матрас – вода уже закипела. Колдун притоптал пламя, кинул в котелок лапши быстрого приготовления и горсть сушеного мясного фарша. Затем достал спальный мешок, скатал сменное белье вместо подушки.
Когда постель была готова – дозрел и ужин. Простенький – но сытный.
Поев, Андрей начал было забираться в спальный мешок – как вдруг спохватился:
– Проклятье! О себе подумал, а про нежить забыл…
Колдун заколебался.
В принципе – угощать лесную нежить было делом необязательным. Многие этим не заморачивались – и ничего, бродили себе через чащобы и в ус не дули. Ничего с ними не случалось. Однако… Однако он в отличие от этих «многих» знал, что нежить реальна, и привык с лешими и криксами дружить.
– Эх, башка моя дырявая! – Все же выбрался из мешка Андрей, потянулся к рюкзаку. – Как же я ничего для вас с собою не взял? Та-а-ак… Что такого предложить, чего вы в буреломах своих не найдете?
На глаза попалась половина шоколадки. Молодой чародей хмыкнул:
– Вот этого вы точно никогда не пробовали! Ладно, выкручусь как-нибудь и без дневной подкормки.
Он налил в стаканчик кваса, отнес к корням ближнего куста, сорвал с плитки обертку, накрыл стакан шоколадом, поклонился:
– Простите, хозяева здешние, что покой ваш нарушил, землю огнем потревожил, постель без спросу положил. Примите мое угощение, преломите со мной кусочек еды дорожной, смените гнев на милость. Дозвольте до рассвета в доме вашем отдохнуть.
Он перевел дух, нырнул в спальный мешок и с облегчением закрыл глаза.
Сквозь сон путнику почудились голоса, легкая перебранка, потом что-то мягкое и теплое коснулось его губ:
– Светает…
Он открыл глаза, увидел совсем рядом голубые глаза, тонко очерченное светлое лицо длинноволосой девушки. Да еще и полностью обнаженной!
Молодой человек невольно дернулся к очаровательной гостье… Запутался в мешке и скатился с матраса. А когда высвободился – ее уже не было. Осталось только ощущение благости и теплоты.
– Берегиня… – окончательно придя в себя, понял Андрей.
Колдун, с любопытством посматривая по сторонам, споро сложил вещи. Закинул рюкзак на плечо, коротко поклонился:
– Спасибо вам за доброту и ласку, – и снова вышел в бечевник.
Завтрака он сегодня лишился.
Впрочем, встреча с берегиней того стоила.
Андрей шагал спокойно и размеренно, готовясь к долгому, многодневному пути, но уже после полудня тропинка неожиданно вывела его на просторный луг, через который, прижимаясь к берегу, тянулась грунтовка. А еще через час он увидел впереди, на небольшом взгорке, бревенчатые стены небольшой крепости.
– Неужели Москва? – неуверенно пробормотал колдун, однако шаг не замедлил.
Твердыня выглядела отнюдь не монументальной. Она опоясывала верх пологого холмика, представляя собою круг, примерно сотню метров в диаметре. Высота стен составляла от силы метров десять, башни на ней не предусматривались, и единственным исключением были ворота – над ними возвышалась небольшая надстройка. Видимо, она служила укрытием для караульных в ненастье и по ночам. Никакого подъемного моста, конечно же, не имелось, рвом здешние жители себя тоже не затруднили. В общем, строение больше напоминало не крепость, а просто замкнутый в кольцо длинный славянский дом. Верха стен и крыши с дороги не разглядеть, но Андрей ничуть бы не удивился, если бы там лежал толстый слой дерна для защиты от дождя и сбережения тепла.
Ворота твердыни тоже не впечатляли монументальностью. Две створки из сосновых стволиков, сшитые поперечными жердями. Никаких петель или подпятников на них явно не имелось. Скорее всего, для закрытия ворот их просто переставляли с места на место.
Проход сторожили трое похожих друг на друга, словно братья, мужиков – русоволосых, темнобородых, на голову ниже Андрея, но заметно шире в плечах. Одеты они были одинаково: в кожаные куртки без воротников, длиною до середины бедер, и тоже в кожаные штаны, отчего-то сшитые с сапогами. На поясах у караульных висело по топорику и длинному ножу, а копья с острыми короткими наконечниками скучали, прислоненные к стене. Воины тоже скучали, болтая между собой и подпирая плечами бревенчатую стену.
В общем, охрана была под стать твердыне – не впечатляла.
Молодой чародей, дабы избежать излишних вопросов, наговорил обычный заговор на отвод глаз, скользнул мимо…
– Эй, эй, куда это ты навострился, проходимец?! Ты кто таков и откуда взялся?
Андрей настолько удивился вопросу, что в первый миг вскинул руку, пытаясь усилить воздействие морока. И только потом заметил, что караульные несли службу буквально увешанные амулетами. Застежка на поясе ближнего, с мясистым носом и седыми бровями, была сделана в виде руны от дурного глаза, на груди вышит амулет, отпугивающий ночных духов, на шее висела замотанная красной нитью ладанка, очень похожая на оберег против колдовства, на плече болтался деревянный молоточек, отдающий мужчину под покровительство Сварога, а плюс к тому имелось еще несколько украшений, смысла которых Андрей не знал. И это только те, которые колдун видел!
Не мудрено, что простенькие чары гостя не возымели на воинов никакого воздействия…
Стражники лишь встревожились наглости чужака и расхватали копья, наставив их путнику в грудь.
– Чего надо?!
– Я из рода истинных арийцев, потомок Сварога, ваш брат по крови. – Пришелец из будущего попытался на ходу составить солидную и внятную речь. – Ищу великого мага по имени Андрей или мудрых учителей из числа русских богов!
– О чем это он, Трувор? – спросил один из стражников. – Скиф, что ли? Или из этих, лесовиков? Глянь, как одет-то! Рубаха чисто из травы заговоренной, и порты такие же.
– Вяжи его, – кратко распорядился седобровый. – Квасур разберется.
– Не тро… – Кончик копья, упершийся чародею в горло, вынудил молодого человека замолчать и замереть.
Андрей не был трусом, и он умел драться. Однако студент-медик слишком привык полагаться на свое умение ставить мороки, отводить взгляд, заговаривать врагов, сводя схватки к одному точному и сильному удару. Оказавшись безоружным против трех воинов, неподвластных колдовству, чародей чуточку растерялся. А уже через несколько мгновений его руки были крепко стянуты за спиной.
Один из стражников остался в воротах, седобровый Трувор и болтун поволокли пленника во двор, небрежно бросив рюкзак где-то на полпути, и вскоре поставили у какой-то загородки перед щекастым и носатым толстяком, столь густо пахнущим медом, словно только что разорил с десяток ульев. Одет толстяк был так же, как стражники, однако бороду имел рыжую, амулетов с оберегами не носил и дышал жаром, слегка светясь. Андрей явственно видел это! Толстяк походил на лампочку накаливания, попавшую в сеть пониженного напряжения. Совсем немного света, совсем немного тепла – но они имелись!
– Вот, отче Квасур, лазутчика поймали! – толкнул вперед пленника Трувор. – В твердыню желал незаметно прокрасться, речи ведет непонятные, и одежды на нем колдовские, нечеловеческие.
– Не иначе, из лесовиков будет, – торопливо добавил второй стражник. – Даже скифы так не наряжаются!
– Что изрекал? – распевно уточнил Квасур, пальцем приподнимая подбородок пленника.
– Я ваш потомок, отче, из далекого будущего! – Андрей попытался хоть как-то объяснить свой внешний вид. – Пришел в этот мир, дабы найти себе достойного учителя!
Он уже понял, что всего парой фраз ухитрился наговорить немало непонятного для местных жителей, и теперь пытался подобрать только те слова, которые не вызовут удивления. Он вспомнил про молоточек на плече Трувора и торопливо уточнил:
– Я из рода Сварогова! Мы с вами одной крови!
– Н-н-да? – ласково удивился Квасур и убрал свой палец. – Пове-е-есить…
– Не-ет!!! За что-о?! – Андрей брыкался как мог, пытался выстроить хоть какие-то мороки, напугать, вырваться, спастись, но повеселевшие стражники резво отволокли его через двор обратно к воротам, деловито рассуждая.
– Сперва порты с него надо снять, не то загадит. Коли после смерти не развеются, себе возьму, – сообщил Трувор. – Мои совсем прохудились. И рубаху.
– Не боишься колдовского-то? – поинтересовался второй.
– Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Колдовское добро, оно куда крепче обычного должно оказаться.
– Тогда нам с Последышем его мешок! – истребовал стражник.
За этой беседой воины перебросили веревку через балку над воротами, накинули Андрею на шею, чуть затянули и, оставив пленника стоять, принялись сдирать с него брюки. Студент-медик то и дело терял равновесие, повисал в петле, задыхался, хрипел, снова находил опору.
Наконец, стражники получили то, что хотели, и дружно потянули свободный конец веревки. Петля в очередной раз сдавила Андрею горло – но теперь уже плотно, не оставляя шансов; потянула, отрывая от песка. Молодой чародей дернулся несколько раз, все еще надеясь нащупать землю, напряг мышцы груди, безуспешно пытаясь вздохнуть, в глазах замелькали голубые искорки – и почти сразу наступила темнота…
* * *
– Наверное, тебя стоило оставить висеть…
Андрей не без труда разомкнул глаза, дыша глубоко и часто, никак не в силах надышаться. А истекающий медовым ароматом, светящийся и велеречивый Квасур улыбался ему с высоты своего роста.
– …но тогда бы я не смог пове-е-едать тебе, лазутчик, в чем твоя оши-и-ибка. – Правитель крепости зевнул. – Я чувствую в тебе спосо-о-обности, чужак. Ответь мне, ты ви-и-идел в наших землях неприкаянные ду-у-уши? Знаешь, почему? Когда умирает пото-о-омок дедушки мо-оего Сварога: я, он или он, – толстяк указал на стражников, – к нам прихо-о-одит сестра моя Мара. Дает испить чашу покойную с водо-о-ою мертвой и указывает путь к мосту Калинову, за которым ее Золотой мир раскинулся. Мою сестру влечет зов крови-и-и… Скажи, путник, когда ты умира-ал, узрел ты сестру мою, она поднесла тебе чашу?
Молодой человек только сглотнул.
– Не пришла? – еще слаще улыбнулся Квасур. – И что сие значит? Ты чужа-а-ак. Тебе никогда не примазаться к роду нашему, никогда тебе не стать с нами одной крови. Тебе никогда не познать наших секретов и нашего чародейства. Глу-у-у-упая по-опытка, – укоризненно покачал головой толстяк. – Трувор, выпорите его хорошенько для ума-разума и выкиньте из города.
– Сделаем, отче! – бодро отозвались стражники и опять поволокли Андрея через двор. Возле загона с двумя грустными лосями, понуро повесившими головы, растянули руки пленника, примотали их к верхней слеге загородки. Только теперь колдун заметил, что ветровки на нем тоже нет. Только футболка.
И тут спину обожгло резкой нестерпимой болью! Молодой человек заорал, забился в веревках, но стражники только засмеялись:
– Отведай, скиф поганый, ласки славянской!
Спина опять полыхнула болью, потом снова и снова. До тех пор, пока разум не отказался воспринимать обрушившийся на него кошмар и Андрей не обмяк, проваливаясь в блаженное небытие…
Обратно в реальность его вернул хлынувший на тело поток ледяной воды. Молодой человек замотал головой, отфыркиваясь приподнялся. Тут же получил болезненный удар сапогом по ребрам:
– Вставай, чужак, достал уже валяться!
Колдуна злобно пнули еще раз, и Андрей, застонав от боли, все-таки поднялся.
Спина горела, шея ныла, руки ломило. Измочаленная кнутом футболка превратилась в лохмотья и просто свалилась с него на присыпанный желтым песком двор.
– Это у тебя что? Дай сюда! – Трувор увидел сверкнувший серебром амулет любви, сдернул его с шеи гостя и повесил себе на грудь. – И пошел вон!
Плеть прошелестела в воздухе и хлестко опоясала тело молодого чародея, вынудив снова закричать от муки. И без того израненное тело отозвалось на удар такой болью, что в глазах Андрея опять замелькали предсмертные голубые искорки.
– Чего это у него на груди? Колядов круг? – заметил татуировку один из стражников.
– Да без разницы, – отмахнулся Трувор, и плеть снова прошелестела в воздухе. – Пошел, сказано!
Колдун вскрикнул, поспешил к распахнутым воротам. Но снаружи, после нескольких шагов, силы опять покинули путника, и он распластался в дорожной пыли.
– Вот же падаль! – Стражники подскочили, принялись пинать гостя ногами: – Вон пошел, сказано! Вон пошел отсюда! Пошел!
Избавляясь от частых ударов, Андрей с трудом приподнялся – сперва на четвереньки, потом на ноги и, покачиваясь, побрел к темнеющему в нескольких километрах леску.
Знали бы караульные, что силы путнику придала вовсе не боль, а отчаянное, нестерпимое желание вернуться к Большому алтарю, нырнуть сквозь время и прийти сюда еще раз, но уже с пулеметом и перебить всех, всех жителей до единого – и воинов, и божка их – Квасура, и даже безразличных лосей, а потом сжечь крепость дотла, да еще и пепелище солью хорошенько присыпать! Возможно, умей они читать мысли – вели бы себя осторожнее… Или, наоборот, зарезали бы чужака от греха и думать о нем забыли. Однако здешние воины лишь отвесили пришельцу еще несколько тумаков, дали хорошего прощального пинка – и вернулись к воротам.
Жажда мести позволила молодому человеку, оставляющему за собой кровавый след, добрести почти до самой опушки. А потом он просто упал от слабости, и сгущающиеся вечерние сумерки потемнели в его глазах.
Колдун, считай, уже умер – от кровопотери, от боли, от превращенной в безобразное месиво спины. Однако сознание еще не покинуло его, и Андрей ощутил качание, перемещение. Потом тело обняла прохлада, и он огромным усилием воли смог приподнять веки.
Под деревьями качнулось мохнатое, коротконогое создание с длинными руками, шерстью вместо волос и человеческими ушами.
– Наш он, так мыслю… Сам голодный остался, однако же нас угостил. Сеструшек-гнилушек к нему не подпускайте, бледную немочь с лихоманкой гоните. Пусть отдохнет…
Леший ушел в чащу, а над молодым человеком появились две головы: смуглого щекастого ребенка и бесцветной, лишь с легким зеленым оттенком, блондинки.
– Это тот, что вкусняшку невиданную намедни приносил? – причмокнул губами малыш. – Интересно, у него еще есть?
– У него ныне даже штанов не осталось, – ответила девушка.
– Болотница… Крикса… – еле слышно пробормотал Андрей.
– Он нас что, видит? – удивился малыш.
– Так ведь колдун, – ответила девушка, положила ладонь на грудь чародея и с силой нажала. – Спи!
Дальше был кошмар. Нудный и вязкий ужас, во время которого он раз за разом попадал обратно в крепость, в лапы Квасура и его слуг. И Андрея раз за разом вешали и истязали, пороли и убивали – а молодой чародей в отчаянии пытался вырваться на свободу, но никак не мог, поскольку без похищенного амулета не мог призвать свою любимую, не мог открыть врата Большого алтаря. И был вынужден снова и снова идти в город ненавистных сварожычей, чтобы опять испытать все круги земного ада…
Кошмар длился вечность. По ощущениям Андрея – вроде как даже не одну. Но все же настал момент, когда он смог стряхнуть наваждение и открыть глаза.
Над колдуном качались редкие ветви, усыпанные мелкими серебристыми листочками, еще выше ползли плотные облака, предвещающие затяжной дождь. Тело почти не слушалось, а спина отчаянно чесалась. И это было хорошо. Студент-медик знал: раз чешется, значит, заживает.
Андрей напрягся, попытался подняться или хотя бы покрутить головой.
Удалось лишь слегка наклонить в сторону лицо. Но увидел колдун только белые шапочки болотной травы, ветви багульника и копошащуюся среди морошки обнаженную блондинку с бледно-зеленой кожей.
Та каким-то образом уловила его взгляд, развеялась, возникла чуть в стороне. Нахмурилась, опять пропала. Возникла с другой стороны.
– Не прячься, – попросил Андрей. – Ты красивая.
– Коли по душе, так, может, замуж возьмешь? – улыбнувшись, поправила волосы болотница.
– Не могу. Уже женат, – повинился колдун.
– Так жена – не сосна, – оказалась рядом нежить. – Можно и подвинуть.
– Нельзя. Я клятву верности принес.
– Тогда спи. – Девушка знакомо положила ладонь ему на грудь и толкнула в глубину.
На этот раз колдун погрузился в состояние полудремы, в котором уже не было боли и ужаса, однако сохранилась твердая холодная ненависть к недобрым обитателям крепости, смешанная с непониманием – почему это случилось? Отчего горожане не признали его, урожденного арийца, своим?
Состояние покоя и размышления очень быстро подсказали ответ – это не он, это здешние жители являются чужаками! Андрей вспомнил знаменитое «Сказание о Словене и Русе», повествующее о том, как братья-скифы, отделившиеся от своих родов, переселились на берега Ильменя и основали там государство Русь, вспомнил, что великий Аркаим, столица ариев, находится не в северных лесах, а на юге, среди скифских степей. Вспомнил арабские сообщения о том, что русы захватывают славян в рабство и торгуют ими, словно скотом.
И в его голове все, наконец-то, встало на свои места. Русы-арийцы – это потомки вольных непобедимых скифов, а вовсе не здешних оборванцев! И он сам, рожденный арийцем, потомок скифов, скифов!!! Тех самых скифов, которых здешние караульные называли врагами и осыпали проклятиями!
Глупо – но он, похоже, постучался не в ту дверь. В нынешнее время здесь обитали отнюдь не русы, а те, кто вскоре освободит эту землю для величия арийского племени.
«Может быть, именно я и освобожу ее от мерзких подонков? – с мрачным злорадством подумал молодой чародей. – И виселица, и кнут отплатятся палачам сторицей, хватит всем и каждому!»
Но как ему удастся осуществить месть, Андрей пока не знал. Защитные амулеты стражников, высокие стены крепости оставляли мало надежды на успех. Слова Квасура о том, что он брат великой богини смерти, тоже стоило принимать всерьез. Исходящее от правителя города тепло и свечение наверняка означали ту самую магическую силу, которую толстяк ощутил и в самом Андрее.
А пришелец из будущего был не просто одинок и безоружен. Он остался вообще голым! И даже ключ к возвращению домой – заветный амулет любви – и тот оказался в руках врагов.
Прямо хоть опускай голову поглубже и втягивай полную грудь болотной воды. Быстрый и простой способ избавиться от всех проблем…
Солнечный луч коснулся лица чародея и побудил снова открыть глаза.
Андрей сладко зевнул, приподнялся. И с удивлением обнаружил, что его тело полностью покрыто ковром густого зеленого мха.
– Надеюсь, я сам корни здесь не пустил? – пробормотал он, слегка пошевелив плечами, ногами, всем телом. Конечности слушались, спина лишь слегка зудела, чувствовал он себя бодрым и сильным. – Это сколько же я здесь пролежал?
Курс медучилища подсказывал, что на исцеление после обширной рваной раны и большой кровопотери требовалось никак не меньше полумесяца. Однако колдун очень надеялся, что нежить справилась с этим быстрее. Двух потерянных недель ему было бы жалко.
– Хотя какая разница? – вслух решил он. – У меня и у Кати время сейчас разное. Может статься, у нее еще и секунда не промелькнула!
Молодой человек осторожно, словно из спального мешка, выбрался из-под мха и, осторожно ступая по кочкам и корням чахлых березок, направился к сухому лесу. Увидел плотный ковер земляники и опустился на колени, торопливо собирая в рот алые ягоды. Однако после двух полных горстей желудок только оживился, резкими спазмами требуя продолжения обеда.
Андрей прошел немного дальше, шаря по земле глазами, сорвал и отправил в рот несколько сыроежек. В его положении было не до привередливости. Съедобно – и ладно.
– Проще всего лягушек наловить, – посоветовала невесть откуда взявшаяся болотница.
– Пожалуй, я немного вегетарианец, – ответил чародей. Он ярко представил себе зеленые лапки на углях и сразу понял, что голоден не до такой степени. – Но за твою заботу благодарен.
– Ничего, мне нетрудно, – склонила голову набок обнаженная нежить. – Скучно у меня тут. Вязь маленькая. Токмо я да две криксы обжились. Всякое событие в радость. Хоть угощение от путника, хоть сам прохожий, всему рады.
– Так, если я задержусь, не обидишься?
– Оставайся… – Ее ладонь скользнула по щеке чародея. – Тебе места и улиток хватит.
– Сколько смогу, – пообещал колдун. – Город отсюда далеко?
– Уже мыслишь, как сбежать? – погрустнела девушка и отвела руку. Громким мысленным призывом, как это обычно делал и сам Андрей, окликнула ласточку. Провела пальцем ей по головке, скомандовала: – Смотри! – и подбросила в воздух.
Такой способ общения с живыми существами был для чародея внове, но он сразу ухватил самую суть: отпустить с птицей частицу самого себя, своей души и умчаться вместе с нею.
Ласточкиными глазами он увидел сверху густой сосновый бор, обширное поле за ним, на ее крыльях скользнул вдоль реки, свернул к крепости, промчался вдоль стены и мимо ворот.
Здесь стояли другие, незнакомые стражники, и поэтому ласточка, послушная его воле, перемахнула во двор, сделала там круг, потом еще один, над самой головой Квасура.
Толстяк, словно почуяв неладное, поднял глаза – и ласточка метнулась прочь, скользнула над грунтовкой, по которой вереница из пяти лосей волокла от чащи уже ошкуренные бревна. И возле одного из животных гордо вышагивал Трувор – в его, Андрея, штанах и ветровке из прорезиненной плащевой ткани.
Колдун открыл глаза и перевел дух. В голове молодого человека наконец-то начал зарождаться план мести.
Крепости постоянно требовался материал для ремонта или строительства, и потому несколько горожан отправлялись в лес каждый день. Пятеро могучих сохатых постоянно тянули к крепости то охапку длинных тонких слег, то очищенный от веток сосновый ствол, а то и огромные бревна в полтора обхвата – этакую тяжесть могли сдвинуть только четверо лосей, собранных в одну упряжь. И то ли воины были самыми крепкими мужиками в селении, то ли все мужчины трудились в смену – но время от времени на лесоповал отправлялся и Трувор, одетый на работу точно так же, как на ратную службу.
В следующий раз седобровый воин пошел с сохатыми на четвертый день после пробуждения Андрея. Побродил по лесу, не обращая внимания на следящую за ним из еловой кроны белку, выбрал несколько молодых сосенок с два кулака толщиной, ловко срубил – раз пять во время работы подтачивая топорик, крикнул возничим:
– Отсель слеги тоже приберите! – и пошел дальше в заросли.
Именно в этот небольшой промежуток тишины из кустарника поднялся совершенно голый юноша, прокрался вперед и старательно собрал с примятого места, куда ступил дровосек, примериваясь к дереву перед работой, всю пыль, хвою и поломанные веточки, заложил их в свернутый кулечком лист лопуха. Забрал след и исчез обратно в зарослях так же быстро и бесшумно, как появился.
* * *
– Что-то нашел? – Болотница встретила его еще на подходе к своим топям, с интересом вытянула шею. Даром что нежить, а любопытство, будто у обычной девчонки.
– Сквитаться со смертным одним желаю, – не стал обманывать колдун. – Мразь первостатейная! Ты можешь принести мне мертвой воды?
– В чем?
Этот простенький вопрос застал молодого человека врасплох. Он как-то не привык, что плошки-бутылки могут стать проблемой.
– Ладно, – махнула рукой благосклонная к гостю блондинка. – Я тебе в листе кувшинки принесу.
– Постой! – спохватился Андрей. – А ты можешь принести ее не сюда, а к какому-нибудь ручью, впадающему в реку? По правилам, такие заговоры на перекрестье путей творятся. Но ведь слияние вод – это тоже перепутье!
– Хорошо, идем, – согласилась девушка и исчезла. Молодой чародей, не приглядываясь, а ощущая ее по запаху росы, свежего мха и легкому шелесту шагов, поспешил следом.
Вскоре они оказались над устьем бодро журчащего ручейка. Болотница соткалась из воздуха прямо над струйкой, наклонилась, зачерпнула из мелкого русла горсть воды, поднесла к губам, словно желала сделать глоток, но вместо этого совершила протяжный, старательный выдох, словно делясь с жидкостью своим мертвым бессмертием. Протянула колдуну, и тот высыпал собранный след ей в ладони:
– Ты теки, вода мертвая, по следу мужа Трувора, по его тропе, пути-дороге, по его судьбе, жизни, телу крепкому. Ты смой, вода мертвая, с него пот и грязь, с него веселье и радость, с него силу и здоровье. Ты смывай с него, вода мертвая, все, что стекается, ты уноси все это в ручьи тихие, в реки широкие, за моря, за горы, за глубокие омуты. Ты теки, теки, вода мертвая, от меня на мужа Трувора, по его следу, на его судьбу, на его тело, да и в дальние миры, днем светлым и ночью темною, под облаками и под звездами, да с сего часа и до последнего дня…
Болотница, то ли уловив его желание, то ли сама зная, как поступить, опустила руки и выпустила след воина, перемешанный с мертвой водой, в водоворотик, что образовал втекающий в полноводную Москву-реку бодрый лесной ручеек.
Это была самая настоящая порча, гнусная и смертная – на извод. Вытягивающая силы, иссушающая тело, отнимающая здоровье. Если человек не заметит такую, не отчитает ее у опытной ведьмы, не сбросит через горячий воск – через пару лет в могилу ляжет, и никто из окружающих ничего не заподозрит.
Ну, заболел человек тяжело чем-то медицине неизвестным. Странно сие, неожиданно – но бывает.
Разумеется, Трувора защищала от сглаза и порчи целая россыпь амулетов – но именно потому Андрей и наговорил след на текучую воду. Вода речная терпелива и бесконечна, тянет и тянет, точит и точит… Обереги, понятно, станут владельца защищать, но их сила ограниченна, порча за пару дней все вытянет. Утекут способности всех рун и ладанок, как вода из прохудившейся бочки. А воин ничего и не заметит. Кто же из обычных людей отличит выдохшийся амулет от настоящего?
Покончив со своим темным делом, Андрей отправился к болоту, на ходу срывая съедобные грибы и набивая ими живот, а добравшись до вязи, несмотря на ранний час, залез в свою уютную влажную нору среди густого целебного мха, закрыл глаза.
Он уже начал дремать, когда рыхлая толща закачалась, и к нему в логово решительно забралась болотница, тут же прижавшись всем телом. Положила голову на плечо:
– Скоро уходишь?
– Откуда ты знаешь? – Андрей поколебался, поднял руку, погладил ее по волосам.
Не мог же он оттолкнуть девушку, исцелившую его от ран, вытащившую буквально из мира мертвых!
– Чувствую… – Она прижалась плотнее. – Все эти дни ты был в заботах, сегодня же с легкой душой примчался. Я опять останусь одна.
Андрей помолчал. Чтобы сказать хоть что-нибудь, спросил:
– Как тебя зовут?
– Зачем мне имя? – удивилась болотница. – Кроме меня тут никого нет.
– А как ты стала… здешней хозяйкой? – осторожно подбирая слова, поинтересовался он.
– Пришла, – пожала плечами девушка. – С мамой поругалась, вот ее и бросила. Молодая еще была, глупая совсем. Вернулась бы, да там и без меня завсегда тесно было. Место прохожее, дети у многих случались. Сейчас, верно, там совсем плохо.
– Да-а, дети растут… – неопределенно поддакнул колдун.
В его разуме с грохотом обрушилась привычная картина мироздания, в которой русалками и болотницами становились девушки, утопившиеся от несчастной любви.
Впрочем, в этой картине и криксами оборачивались умершие некрещеными младенцы. Между тем минимум одну криксу он видел здесь собственными глазами. А христианство никто еще даже не задумал. Тысяча лет до первых проповедей.
– Ты ко мне так и не прикоснешься? – прямолинейно поинтересовалась болотница.
– Прости, но я люблю другую…
– Счастливая, – позавидовала нежить. – А ко мне на вязь когда еще мужчина снова забредет…
– Часто забредают?
Девушка неопределенно пожала плечами.
И то верно – зачем болотнице считать дни или годы, следить за временем? Бессмертное существо в неизменном мире…
– Может, тебе в город пойти? Или в деревню. Тут выше по течению есть, я видел.
– Ну их… – поморщилась водяная блондинка. – Суетятся они всегда, бегают с утра до вечера. Стучат, жгут, таскают, бьют… Воняет всегда далеко окрест. Не хочу.
– Да, здесь тихо, – согласился Андрей, обняв ее и прижав крепче. Закрыл глаза.
Болотница не собиралась чего-то требовать, не пыталась добиваться своего. Она умела ждать. Не сегодня – так через день, через год или через век. Не этот мужчина – так другой или третий. Немного терпения, спокойствия, размеренности – и когда-нибудь она и так получит все, чего желает.
Суета, борьба, спешка – это для смертных.
* * *
В следующий вечер Трувор заступил в сторожу вместе с братьями Чоком и Последышем. Заступил старшим, и это радовало тридцатилетнего мужчину. Ведь с братьями они были ровесниками, главным мог стать любой. Но Квасур уже который раз указал именно на него.
Ночь обещала быть теплой и безветренной. В такую караулить покой города одно удовольствие. Отдых, а не служба.
На небе уже высыпали звезды, а жители крепости отправились ко сну, когда из леса наконец вернулись с тяжелыми бадьями мокрого мха усталые плотники. Стража уже собралась закрывать за ними створки, когда Трувор услышал из зарослей вербы у родникового стока слабый девичий возглас:
– Помогите! Умоляю, помогите кто-нибудь! Я не могу идти!
– Вы слышали? – Воин глянул на братьев.
– Нет, – одновременно пожали плечами бородачи.
– Лю-ди-и! Хоть кто-нибудь! – Голос был молодым и сладким. Явно принадлежал какой-то юной ладушке. Может, кто из девок ногу подвернул, а в дневном шуме ее стонов не расслышать было? – Спасите меня! Тут холодно!
– Слышали? – опять спросил Трувор.
– Нет…
Но жалобный голосок все продолжал и продолжал звучать из кустов, тревожа Трувору самое сер-дце.
– Так… – решил он, положив руку на рукоять ножа. – Последыш, бди тут! Из ворот ни ногой! Чок, за мной!
Старший караула вышел на дорогу, шагов сто пробежал по ней, свернул к реке, к топкой низинке, раскинувшейся возле ручья. Время от времени здешний кустарник резали на лозу, но сейчас она успела изрядно разрастись вокруг древних корявых верб.
– Помогите! – Голос стал звонче.
Трувор, щурясь в темноту, раздвинул ветки. Идущий за ним Чок вытянул шею – как вдруг стремительное серое тело, взметнувшись в прыжке, сбило его с ног. Бородач вскрикнул, взмахнув руками, и тут же другой зверь впился ему в горло, заливая кровью тревожный крик.
Старший ничего не заметил, не услышал. В его уши продолжал литься нежный девичий зов, и потому воин ничуть не удивился, увидев сидящую почти в самом роднике нежную юную красотку, одетую лишь во влажную юбку и потому трясущуюся от холода.
– З-замерзаю! – вскинула она на воина огромные синие глаза, и Трувор торопливо снял носкую колдовскую куртку, набросил ей на плечи.
– Сколько раз селезней на подсадку ловил, – послышался за его спиной насмешливый голос, – а клюнувшим мужиком ты первый будешь…
Почуяв неладное, воин выхватил из петли топорик, резко развернулся. Увидел давнишнего чужака и без колебаний рубанул в голову. Оружие легко скользнуло сквозь призрак и накрепко засело в стволе старой вербы. И в тот же миг на запястье Трувора, дробя тонкие кости, сомкнулись волчьи клыки.
– А-а-а!!! – взвыл он от нестерпимой боли, схватился здоровой рукой за рукоять ножа, но почти сразу и на этом предплечье повис тяжелый зверь.
– Это не твое, подонок. – Андрей развеял мороки, подошел к воину и снял с его шеи серебряный с янтарем амулет. – И это не твое. – Он стянул с грабителя ботинки, расстегнул ремень и сдернул с Трувора штаны. – А это тебе больше не понадобится… – Колдун забрал его пояс с сумкой, отступил: – Он ваш!
Пара волков, удерживающих руки жертвы, разжала пасти и кинулась к горлу.
Молодой чародей тем временем отошел к накинутой на кусты ветровке, оделся. Примерил взятые с караульных пояса. Один застегнул, второй повесил через плечо. Услышал слабый шелест, уловил движение, поднял голову и встретился взглядом со статной темноволосой женщиной в длинном черном платье, усыпанном глянцевым бисером. В руке она держала обитую серебром костяную чашу. Гостья повела носом и вдруг скользнула прочь, спиной вперед, растворяясь во мраке.
– Так вот ты какая… – Андрей, избавляясь от неприятного холодка в душе, передернул плечами и, прищурившись, посмотрел в сторону крепости.
Разумеется, там слышали истошные вопли Трувора и хрип его напарника, а потом – рычание и чавканье. Однако вряд ли спящий город успеет быстро собрать отряд и броситься на выручку двум ушедшим в ночь дуракам. Волчья стая, отозвавшаяся днем на зов колдуна, вполне успеет хорошенько подкрепиться. Андрей не хотел, чтобы звери оказались разочарованы их совместной охотой.
В селении началась суета, послышались крики, стук била. Но из открытых ворот никто пока еще не показался.
– У вас небось даже факелов наготове нет, – презрительно усмехнулся молодой чародей. – Не видели вы еще настоящей войны, не знаете реальных врагов.
Он осмотрел амулет любви, продел голову сквозь нитку, опустил под ворот. Кольнуло прикосновение магической нити – словно тонкая иголочка пронзила кожу и вошла в сердце. Но тут же слабая боль сменилась приятной теплотой, похожей на прикосновение теплых губ его Катеньки. Колдун вздохнул, вспоминая милый образ, накрыл талисман ладонью.
Отяжелевшие волки наконец-то перестали чавкать. Андрей воспринял их немой вопрос, согласно кивнул:
– Благодарю вас, друзья…
Хищники вытянулись в колонну и потрусили в темноту. Колдун, вздохнув, направился в другую сторону – бечевником вниз по реке.
Андрей понимал, что вернуть остальные вещи не удастся. Он был еще слишком слаб, чтобы лезть в город, полный людей с оберегами, его способностей пока еще слишком мало, чтобы вступить в открытую схватку с Квасуром. Нужно проявить немного терпения – и найти наконец секрет силы!
– Ничего, я сюда еще вернусь, – пообещал он темным стенам крепости. – Теперь я знаю, где искать настоящих учителей. Вы обо мне вспомните, уроды!
А пока ему следовало уносить ноги. Квасур наверняка сразу поймет, кто наказал его воинов, и попытается устроить на чужака охоту.
Однако еще неизвестно, у кого это получится лучше в здешних густых и нехоженых, полных нежити лесах…
* * *
Памятуя о возможной погоне, всю ночь и первый день Андрей шел босиком. Поначалу – просто по колено в воде, благо она стирает не только следы обычные, но и запахи уносит, и чары любые смывает. Выследить жертву, не оставляющую следов, – не так-то просто. Потом колдун свернул в бечевник. На суше и двигаться получалось быстрее, и шума меньше. Однако же ботинки не надевал – уж очень след от них характерный.
На второй вечер все же обулся, свернул в лес, пробравшись в самую непролазную чащобу, и устроился на ночлег в темном ельнике, на мягкой хвойной подстилке, под густыми зелеными лапами. Угостить здешних хозяев ему было нечем. Посему гость просто попросил прощения за беспокойство и обещал сильно не тревожить. Местная нежить извинения приняла – и ночь прошла тихо.
Как бы ни спешил путник уйти подальше – но голод не тетка, и несколько утренних часов Андрей потратил на сбор грибов и ягод; частью в рот, частью в трофейную поясную сумку, чтобы перекусить в дороге. Ее скромное содержимое – кресало, шило и горсть костяных шариков – колдун переложил к прочему барахлу Трувора.
Ближе к полудню он снова вышел на тропу и размашисто пошагал вниз по реке, раздумывая над тем, не стоит ли сколотить простенький плот из трех-четырех бревен? Топоры у него теперь имелись, целых два. Руки тоже вроде бы из нужного места растут, с таким простым изделием должен справиться. Глупо стаптывать ноги на пути в несколько тысяч километров, если провидение готово доставить его до нужного места практически даром: вниз по течению до Оки, по Оке вниз до Волги, по Волге вниз до скифских степей. А там уже можно к местным жителям обратиться, дабы путь к священному Аркаиму показали.
Но при всей своей соблазнительности строительство заняло бы никак не меньше двух дней. А застрять на двое суток так близко от крепости проклятого Квасура Андрею казалось слишком рискованно. Он бы вообще предпочел отвернуть на любой достаточно широкий приток, отойти на несколько километров и заняться строительством уже там.
Но никаких притоков, как назло, в Москву-реку здесь не впадало. То ли он шел слишком медленно и еще не добрался до будущей столицы, то ли общеизвестные Сетунь, Неглинная и прочие московские притоки были в этом времени слишком узкими или заболоченными и путник просто не заметил их, приняв за вязкий затон. Уж очень разительны были отличия этого мира от реалий, привычных для пришельца из будущего.
Сосны и ели, растущие здесь, имели толщину не в обхват и даже не в два – а метра по три в диаметре. Уходящие к небу кроны плотно переплетались между собой, и внизу, в подлеске, постоянно царил серый полумрак. Здешние сосновые боры отнюдь не отличались ровной землей и не просматривались насквозь на сотни метров во все стороны. До уровня плеч здесь громоздились охапки валежника, тут и там проход перегораживали рухнувшие старые деревья, некоторые еще оставались совсем свежими – а часть успела сгнить, обвалиться, образуя чудные норы и лазы. Получившееся месиво покрывал влажный мох, из которого местами росли трава, папоротники, ловящие солнечные лучи тонкие прутики можжевельника.
Все это непрерывно шумело качающим кроны ветром, треском веток, писком мышей, стрекотом насекомых, пересвистами птиц, далекими похрюкиваниями, рыканьями и, разумеется, неизменным лягушачьим хором. В воздухе висел густой и едкий запах смолистой хвои, звериного мускуса, перепревшего сена, кислый аромат мха и сладкий – цветущего иван-чая, вонь свежего перегноя и протухшего мяса.
Через здешние леса невозможно было ходить, как через испещренные тропинками парки будущего, через них можно было только пробираться, медленно и неуверенно, подныривая под высоко лежащие стволы, перелезая через гнилые, распихивая валежник, обходя норы и просто ямы. И только вдоль рек удавалось найти вдосталь света и полоску земли, не захваченную могучими деревьями.
Впрочем, реки тоже не походили сами на себя. При ширине меньше десятка метров они были тенистыми – деревья смыкали кроны над руслом, а коли течение оказывалось недостаточно быстрым – так еще и заросшими мхом, осокой и дерном до такой степени, что открытой воды оставалось всего на шаг или чуть больше. Андрей пару раз так попался: поленившись прыгнуть, ступал в узкий ручей с темной водой и вдруг проваливался по плечи, а то и с головой! Так что любой из подобных ручьев мог оказаться той самой полноводной красавицей Яузой или Вяземкой – но вот только еще никогда в истории не чищенной.
Каждое утро, здороваясь с солнцем, небом и лесом, молодой чародей подзывал к себе одну из птиц и отправлял ее в зенит – подняться высоко-высоко над лесом, оглядеть мир вокруг. Узнать, что ждет Андрея впереди на его сегодняшнем пути и что происходит сзади: не появились ли преследователи, не случилось ли чего странного и неожиданного?
Третий рассвет принес ему радостную весть: мчащийся у самой реки стриж вдруг скользнул над большущей многовесельной лодкой с двумя десятками мужчин на борту. Ладья катилась откуда-то с верховьев, лениво подправляя движение взмахами длинных деревянных лопастей.
От волнения колдун чуть не потерял контакт с птицей, быстро поднялся на ноги, заставил стрижа сделать круг.
Лодка была тяжело нагружена устилающими дно мешками из темной толстой кожи и несколькими накрытыми рогожей корзинами. Бородатые корабельщики – явно из-за жары – были одеты только в узкие кожаные штаны, однако на корме и носу лежали длинные плащи с капюшонами – ничуть не похожие на куртки обитателей проклятого города. Одежда другая, подобных кораблей возле крепости не имелось. То есть – это явно не погоня. Просто путешественники.
– Наконец-то! – обрадовался Андрей, освобождая разум птицы. – Вот и плот делать не понадобилось…
Взгляд издалека дал ему изрядный запас по времени. Путник успел и подкрепиться грибами, и умыться, и одежду в порядок привести, и место удобное выбрать – на сизом валуне, притулившемся на самом берегу реки между двух березок. И все равно Андрею пришлось ждать почти четверть часа, прежде чем из-за излучины величаво выплывет солидный баркас размером с тяжелую «дальнобойную» фуру – метров десяти длиной и примерно трех в ширину. Грубо отесанные поверху дощатые борта поднимались над водой примерно до уровня пояса и понизу были обшиты какими-то толстыми шкурами; киль с форштевнем представляли собой просто изогнутое бревно с торчащим наверх корнем, украшенным бычьим черепом с темными коричневыми рогами.
Колдун поднялся, вскинул руку, как положено человеку, тормозящему попутку.
– Ровного вам пути, добрые люди! – крикнул он. – Сделайте милость, возьмите на борт, насколько дорога окажется попутной. Я хорошо заплачу!
Несколько корабельщиков в лодке тоже выпрямились во весь рост, опасливо озираясь. Они были, как на подбор, широкоплечими крепышами, под смуглой кожей играли крепкие мышцы.
Впрочем, в этом мире все мужчины выглядели так, словно с самого детства занимались тяжелой атлетикой.
«Похоже, вместо благородного сидения у компьютера им день за днем приходится дрова колоть, веслами махать и таскать бревна для срубов», – мысленно усмехнулся пришелец из будущего.
Увы, но на фоне местных жителей он выглядел до обидного хлипко. Мериться силами не стоило.
Послышалась короткая команда, весла ударили по воде, судно повернуло к берегу.
– Спасибо, путники! – обрадовался Андрей. – Слово даю, не обижу! Вы далеко путь держите?
– На юг, – ответил единственный на борту бритый мужчина, голубоглазый и широкоскулый, лет сорока на вид. – Куды еще тут плыть можно?
– До скифских земель дойдете?
– Знамо дойдем, – согласился бритый.
– А меня с собой прихватите? – подошел ближе молодой человек.
– Не сомневайся! – кивнул бритый, и в голове колдуна взорвался сноп искрящейся боли…
* * *
Андрей очнулся в неудобной позе. Ноги упирались во что-то жесткое, левый бок кололо, правый холодило, голова упиралась в камень. Руки связаны за спиной. И почему-то студента-медика совершенно не удивило то, что он опять оказался голым.
Он поморщился, невольно застонал, открыл глаза и закрутился, кое-как перемещаясь.
Молодой чародей валялся на пахнущих водорослями мешках, между двух толстых, темных от времени и до блеска отполированных задницами лавок. Совсем рядом журчала вода, мир по сторонам покачивался, сверху медленно и величаво проплывали кроны деревьев.
Немного помучившись, Андрей принял почти вертикальное положение, привалившись спиной к борту, вытянул ноги. Он опустил глаза, скрипнул зубами:
– Вот проклятье! – И колдун громко спросил: – Эй, мужики! Где мой амулет?!
– Амулет? Это все, что тебя интересует? – к нему подтянулось сразу несколько корабельщиков. Двое седовласых и седобородых мужчин успели поделить и напялить его ветровку и брюки, у бритого на шее качалось серебряное украшение с янтарной вставкой. Остальное добро путешественники, само собой, тоже поделили. Но раз главная ценность досталась голубоглазому, то он, вестимо, и был здесь за старшего. Спокойно глядя ему в зрачки, Андрей сказал:
– Нет, болезный. Еще меня интересует, когда мы попадем к скифам?
– Ну… – Тот растопырил пальцы. – Ты попадешь к ним ден через десять али пятнадцать. Ты здоров и молод, за тебя дадут хорошую награду. А плату за поездку мы с тебя уже взяли, не беспокойся!
Мужчины довольно расхохотались.
Андрей стиснул зубы, пытаясь вызвать образ ревущего в ярости льва, капающего слюной, готового вот-вот броситься на грабителей…
Но ничего не вышло. Точно так же, как слуги Квасура, проклятые корабельщики все поголовно носили обереги – ладанки, амулеты, пайзы с защитными рунами. Колдовство связанного чародея оказалось не в силах пробиться к их разумам через эти магические ловушки.
– Хорошо… – только и выдохнул студент и прикрыл глаза.
– «Хорошо»? – Голубоглазый каким-то шестым чувством почуял неладное, присел рядом на корточки, ткнул кулаком в плечо. – Как-то ты вовсе безмятежен для пойманного раба, славянин. Уж не обезумел ли от ужаса?
– Я по-доброму попросился к вам в попутчики, – поднял веки Андрей и снова посмотрел врагу прямо в зрачки. – Обещал честно заплатить. Вы меня ограбили и пленили. Значит, честность к вам отныне не обязательна. Правильно?
– Интересно! – приободрил его голубоглазый. – И что же ты сделаешь?
– Буду спать, – пожал плечами молодой чародей. – Мне нужно к скифам, вы меня туда везете. Когда доберемся, я вас всех перебью и заберу все, что покажется ценным. Мне нужно предложить плату тем, кто повезет меня дальше. Так что ваша лодка оказалась очень кстати.
– И чем ты нас перебьешь, храбрый раб? – поинтересовался бритый. – Взглядом или дыханием? Руки-то у тебя связаны.
– Пустяки, дело житейское, – насмешливо скривился Андрей. – Я самый могучий колдун этого мира. Веревкам меня не остановить. Понадобится, сброшу.
– Думаешь, самая большая татуировка Коло делает тебя сильнее обычных сельских девок? – щелкнул его по груди голубоглазый поработитель. – И почему тогда самый могучий колдун попался в полон, словно последний деревенский дурачок?
– Посмотри на них, – указал на седых корабельщиков студент. – Ты хоть раз в жизни видел такую одежду? Ты понимаешь, из чего она сшита? Это колдовство, несчастный смертник, настоящее неодолимое колдовство. Мне нужно к скифам, вы меня туда везете. Посему пока живите. После того как вы исполните свое предназначение, я вас уничтожу. Вы плохо себя ведете и должны быть наказаны.
Голубоглазый покосился на пятнистую куртку своего соседа и разом посерьезнел. Рывком перевернул пленника, подергал путы, снова опрокинул на спину и приказал седому:
– Литаня, локти ему тоже стяни, для надежности.
– А может, просто руки перебить, Биклык? – предложил тот.
– Не порти товар, не для того ловили, – поднялся голубоглазый. – Лучше присматривай за ним особо. Пои, корми нормально, но веревки каждый день проверяй. Выберемся в степь, сразу избавимся. Что-то не нравится мне этот болтун.
Литаня все же пнул пленника ногой. Но не сильно, и тоже отправился куда-то к носу. Вестимо, за веревками.
Андрей, оставшись один, снова закрыл глаза. Он пытался понять, как можно выжить чародею в мире богов и колдунов? В двадцать первом веке все было прекрасно. Он творил что хотел, вызывая призраков и показывая чудеса, наводя порчу и исцеляя от болезней, он чувствовал себя всесильным, настоящим полубогом! И очень хотел избавиться от оговорки «полу».
Получите-распишитесь. В эпоху настоящей магии, оказывается, даже последний бродяжка таскает на себе три-четыре оберега. И колдуну до него – не добраться! Из полубога Андрей превратился в никчемного ханурика, которого пинают все кому не лень! Вот тебе и мудрость тридцати веков, каковой он отличается от здешних дикарей! Два раза с местными пообщался – оба раза попал в плен, получил по голове и оказался ограблен до нитки. Хорошенькое начало для изучения великого волшебства…
Однако один положительный для Андрея момент все-таки обнаружился. Вечером, когда корабельщики остановились на ночлег, седой мужчина кинул ему на ужин крупного и горячего печеного судака. Есть было весьма неудобно: руки пленнику охранник не развязал. Но все равно, после полумесяца одних только ягод, заячьей капусты и сырых грибов это немудреное угощение показалось настоящим царским лакомством!
На какое-то время колдуну даже расхотелось убивать всех этих милых людей… до тех пор, пока корабельщики не напоили его предельно простым способом: перевернули на живот и перевесили через борт, так что вся голова оказалась под водой.
С рассветом лодка покатилась дальше вниз по реке, от излучины к излучине, покачиваясь на перекатах и проскальзывая под низкими кронами склонившихся к воде плакучих ив. День за днем, от рассвета до заката.
Примерно раз в день или в два корабельщики останавливались возле городов или прибрежных деревень, высаживались, спорили и торговались с местными жителями – после чего выгружали два-три мешка, грузили вместо них тяжелую корзину или рогожный куль и плыли дальше.
Андрей все это время лежал с закрытыми глазами – но видел все. Видел глазами проносящихся над рекою птиц, пасущихся возле селений могучих лосей, ощущал чувствами домовых и кикимор, успевших прижиться у человеческого жилья. Как ни странно, но несколько дней голодной и безнадежной болотной жизни пошли чародею на пользу. Он научился пользоваться способностями, на которые ранее почти не обращал внимания – умением общаться с живыми существами. В мире амулетов именно этот его дар внезапно оказался самым полезным. Будучи голым, связанным, беззащитным, Андрей, однако, мог в любой момент призвать к себе в помощь обитателей ближнего леса, натравить на врагов насекомых или просто попросить снующих под припасами корабельных мышей перегрызть его веревки.
Если до сего часа колдун все еще не освободился и не перевалился за борт, исчезая в прибрежных зарослях, – то лишь потому, что хотел вернуть амулет. А заодно – одежду и остальные вещи. Сделать это силой Андрей не мог – и отчаянно искал способ пробиться через защиту вражеских оберегов.
Способов взломать талисманы молодой чародей знал множество. Если добыть плоть жертвы – волос, кровь, ноготь, – то можно воздействовать на нее напрямую, мимо амулетов. Можно заговорить пищу, воду – хотя проще подкинуть в еду белену, багульник или цикуту, благо вдоль реки этого добра росло с избытком. Можно поставить на ветер, след или тень врага долгую, выматывающую порчу, которая ослабит защиту, постепенно вытянув силу рун и заклятий.
Но для этого нужна свобода! Свобода действий – и время. Увы, но сейчас колдун не имел ни того, ни другого. Если покинуть лодку – она умчится, никогда не догонишь. Поставить морок и стать невидимым для корабельщиков никак не выходило, несмотря на все старания. И поэтому студент терпеливо лежал, лишь слегка ослабив путы, и думал, осматривался, перебирал варианты, утешая себя тем, что его хотя бы кормят – причем нормально, а не травой; и тем, что каждый день приближает его к священному Аркаиму.
К обещанному десятому дню путники так и не добрались до степи, хотя и попали в куда более полноводную, чем прежняя, реку. Как прикинул Андрей – скорее всего, в Оку.
Делать «пассажиру» было нечего, и, как положено беззаботному туристу, колдун посвятил свободное время любопытству. Улегся поудобнее, плотно сжал веки, поймал сознанием проносящуюся мимо ласточку, тут же дотянулся до нее душой, оставил внутри пичуги крохотную частицу себя – и тут же обозрел здешние просторы с высоты птичьего полета.
Леса, леса, леса… Разрывающие плотный массив сосновых крон прогалины были болотами или топкими заливными лугами. Ни полей, ни сенокосов, ни деревенских крыш. Люди здесь, похоже, не водились. Хотя…
Ласточка чуть отклонилась, снизилась к березняку, над которым вился слабый дымок.
Светлая роща тянулась вдоль до самой Оки и заканчивалась несколькими огромными березами, свисающими над рекой. А напротив, по другую сторону русла, впритык к ним в воду упали две громадные сосны. И проплыть мимо иначе, как под березами, было совершенно невозможно.
Птица крутанулась возле крон – и Андрей уже без особого удивления заметил там уложенные петлями толстые веревки, возле них – обвешанный пучками веток караульный. В кустах на берегу прятались два легких челнока из бересты, лежали весла. А чуть дальше, возле костра, развалились полтора десятка бритых налысо, безусых и безбородых мужиков в толстых кожаных панцирях с завязками на боках. У каждого из них – на коленях, на широких поясах, просто рядом наготове – имелось по деревянной палице с каменным навершием. И все – никаких следов жилья или хозяйства вокруг.
– Проклятье… – пробормотал колдун, забирая обратно частицу своей души у птицы.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем развлекаются одетые таким образом люди в подобном месте. Тем более в мире, с суровыми нравами которого Андрей успел наглядно познакомиться.
Чародей слабо присвистнул, окликая мышек – чисто рефлекторно, животные слышали его и так, – подозвал ближе и чуть приподнялся, облегчая зверькам путь к рукам за спиной. Минута – и путы упали.
Андрей слегка развел запястья, пошевелил кистями, повел плечами, разгоняя кровь и возвращая конечностям забытую подвижность, несколько раз согнул и разогнул локти.
– Вроде бы слушаются…
Еще немного разминки, и когда лодке оставалось до березовых крон метров сто пути, он отбросил скрытность, выпрямился во весь рост, покачался с ноги на ногу, широко взмахнул руками.
– Раб освободился!!! – истошно заорал кормчий. – Держи!
Сам он, понятно, отпустить рулевое весло не мог.
Прочие корабельщики – и собравшиеся на носу, и сидящие у кормы на веслах – быстро поднялись, расставили руки, словно собрались ловить беглого поросенка. Бритый Биклык даже успел сделать пару шагов. Лодка опасно закачалась.
– Разбирайте оружие, идиоты! – презрительно посоветовал Андрей. – Сейчас вас будут немножко убивать, немножко грабить. Главная опасность вон в тех березах. Оттуда разбойники собираются спрыгнуть прямо вам на голову.
Биклык торопливо оглянулся и крикнул:
– В топоры! Щиты разбирайте!
Колдун осмотрелся и за неимением другого оружия потянул к себе весло.
Судно на всей скорости влетело под кроны, по ушам ударил резкий заливистый свист, и тут же с берез вниз, с треском ломая ветки, посыпались воины в меховых шапках. Один падал точно на студента, и тот не смог придумать ничего лучше, кроме как выставить ему навстречу рукоять весла. Разбойник ударился в нее грудью, всем своим весом выбивая из рук. И вдруг лопасть жестко уперлась в дно, послышался хруст, воин округлил глаза, брызнул кровью изо рта и откинулся на спину.
Андрей торопливо схватил упавшую на мешки палицу разбойника, левой рукой потянул с пояса врага рукоять ножа, на миг замер в изумлении: нож был обсидиановый! Формой напоминал ладонь и размер имел такой же. Но тут кто-то крякнул, наваливаясь сбоку спиной, и колдуну стало не до размышлений. Из-под мертвого тела он ударил вперед ножом. Услышал стон, отпихнул погибшего корабельщика, с размаху ткнул палицей в голову зажимающего живот разбойника. Шапка легко промялась глубоко в череп, чужак повалился за борт. Андрей увидел на корме убитого старика, правившего лодкой, над ним – Биклыка, дерущегося с разбойником, кинулся на помощь.
Корабельщик присел, прикрываясь небольшим щитом. Тот треснул под ударом палицы, но бритый успел ударить врага по колену. Нога подломилась, разбойник с криком повалился в воду. Но берестяной челнок с пятью бандитами уже подваливал к борту.
– Проклятье! – Колдун бросил палицу, схватил нож в зубы, подобрал ближнее весло, вскинул и уперся в борт челнока, отпихивая его в сторону. Сидящий на носу воин подбил весло вверх, однако рядом тут же ударило другое, наставленное Биклыком. Разбойник потянулся к нему, и Андрей, пользуясь моментом, с силой ударил своим ближе к воде.
Береста жалобно захрустела, гребцы закричали – и челнок отвалил в сторону.
Биклык с колдуном перевели взгляд на лодку. Там полтора десятка корабельщиков напирали на пятерку разбойников. Те, оценив неравенство сил, испытывать судьбу не стали и просто попрыгали за борт, шустро плывя к берегу. Второй челнок с одним лишь гребцом отвернул за ними.
Андрей быстро качнулся к старшему корабельщику, обхватил локтем за подбородок, приставил нож к горлу Биклыка:
– Не вздумай шелохнуться! При первом подозрении зарежу! Понятно выражаюсь? И вы все назад! – предупредил он остальных мужчин.
– Ладно, ладно, колдун, – сразу согласились те. – Только Сибилю поможем!
Седовласый корабельщик со стонами катался по мешкам, пытаясь зажать кровоточащую рану на ноге. И одет он был в штаны из плащевки! Литаня же в ветровке просто исчез. Видимо, выпал за борт.
Молодой чародей ругнулся, сильнее прижал нож к горлу Биклыка.
– Пощади! – взмолился тот. – Проси, чего хочешь, только отпусти!
– Во-первых, это не твое… – Андрей, не отнимая ножа, левой рукой снял с шеи корабельщика амулет любви, накинул шнурок себе на голову и заорал в ухо: – Во-вторых, верните все, что у меня забрали!
Старший втянул голову в плечи, сглотнул. Тихо предложил:
– Я тебе свою отдам одежду. Не рабочую, а в коей на торг выхожу. Добротная одежа, дорогая. Долго шил, долго собирал, хорошо делал. Не хуже твоей будет. Остальное соберем! Здесь оно все, ничего не пропало.
– Давай! – чуть ослабил нажим лезвия Андрей, изрядно уставший от вынужденного нудизма.
– Ежан, принеси, – прохрипел старший.
Один из корабельщиков, с кровоподтеком на груди, сходил на нос, вскоре вернулся с сумой из тонкой замши, поставил перед старшим. Биклык осторожно взял за кисть молодого чародея, отвел нож от своего горла, присел, распустил узел.
Лодка тем временем продолжала нестись по течению, вода развернула ее поперек русла, и колдун не выдержал:
– На весла сядьте кто-нибудь! А то неровен час в берег врежемся.
– Вот, – достал Биклык две замшевые скрутки.
Колдун сунул их под левый локоть, продолжая держать наготове нож. Одеться при всем желании он не мог. Стоит отвлечься хоть на миг, сразу получишь по голове. Этот урок путешественник во времени успел усвоить накрепко.
– Меня терзают смутные сомнения, – уже куда более спокойно произнес Андрей. – Я собирался позволить вам доставить меня к скифам и там убить в наказание за обман, ограбление и свой позор. Это была бы справедливая кара. Но тут появились эти проклятые разбойники… Если бы я вас не предупредил, то в общей свалке они могли бы ранить и меня. Они ведь полагались на неожиданность и не стали бы разбирать, кто здесь хозяин, а кто пленник. Просто убивали бы всех, до кого дотянутся.
– И мы благодарны тебе, колдун, – напряженно ответил Биклык, чуть приподняв руки.
– Мне пришлось освобождаться здесь, – покачал головой Андрей. – И что теперь? Если я убью вас сейчас, мне не удастся добраться до степей. Даже мне не справиться с такой лодкой в одиночку. А если не убью, вы ускользнете от справедливого возмездия.
– Смерть – это не единственный способ разрешать споры, колдун, – бритый корабельщик заметно успокоился. Он был торговцем. Освобожденный раб начал торговаться. Значит, убивать никого не станет. Значит, намерен заключить сделку. – Скажи, какой подарок сгладит из твоей памяти случившуюся неприятность?
– В наказание за свершенную подлость вы доставите меня в Аркаим, к богам скифов! – объявил свое решение студент-медик. – И тогда я забуду все обиды, не стану мстить и даже не потребую возврата остальных украденных вещей.
– Почему в Аркаим? – удивился Биклык. – Ведь боги скифов обитают в Тавриде! Там их храм и обитель богини, откуда степняки берут свой священный огонь и везут в кочевья. Ну, если родовой очаг погас али новая семья отделяется…
– А как же Аркаим? – от неожиданного сюрприза Алексей даже опустил нож. – Он арийский? Или принадлежит русам? Это чье святилище?
– Скифы… Э-э-э… Там руду медную копают… – Биклык, похоже, вообще не понял, о чем говорит колдун.
Молодой чародей прикусил губу, раздумывая.
Известие о том, что боги скифов поселились в Крыму и что там раздают кочевникам некий священный огонь, застало его врасплох. Однако… Однако реальность мира, в котором он оказался, уже так часто шла вразрез с ожиданиями, что колебался Андрей недолго:
– Хорошо, пусть будет Таврида! Вы доставите меня к главному храму скифов в Тавриде, и я забуду все обиды. Согласны?
– Миром все решить, оно завсегда мудрее, – облегченно перевел дух старший корабельщик.
– Коли согласен, снимай обереги! – потребовал Андрей. – Все, до единого!
Голубоглазый мужчина снял через голову темный крученый ремешок, опустил возле борта деревянные бусы, расстегнул пояс с сумкой, положил туда же. Распутал тонкую нитяную косичку на запястье, кинул сверху. Развел руки:
– Все…
Молодой колдун криво улыбнулся, повел ножом, соткал образ желто-синего махаона, мысленно пустил к уху корабельщика. Тот опасливо покосился глазом. Значит, увидел. Морок подействовал.
– Миска али плошка какая найдется?
Биклык отступил на корму, достал откуда-то снизу деревянную чашу. Сделанную, кстати, весьма аккуратно, словно на токарном станке выточенную.
– Черпни воды из реки.
Корабельщик послушался.
– Теперь смотри… – Андрей наклонился и медленно дохнул на прозрачную сверкающую жидкость, как недавно делала это болотница. Колдун почему-то был уверен, что у него тоже получится.
От выдоха чародея по воде пробежала слабая волна, и искорки, солнечные блики куда-то исчезли.
– Клянись водами реки сей, смертный, что ты, путник Биклык, никогда не причинишь мне, Андрею из грядущего, никакого вреда ни делом, ни словом, ни помыслом! Поклянись и выпей чашу до дна.
– Не пей! – вдруг дернулся один из гребцов.
Андрей предупреждающе вскинул палец, и корабельщик испуганно осекся.
– Я, варяг Биклык из Канды, сын славного Сыруча, клянусь водами текучими, дневными, ночными и небесными, что не причиню тебе, Андрею из грядущего, никакого зла ни делом, ни словом, ни помыслом своим! – Корабельщик осушил чашу и перевернул ее.
– Так ты варяг? – с облегчением опустил нож колдун.
– Мы все из мест варяжских, – пожал плечами Биклык. – Обереги забрать можно?
– Конечно, – кивнул Андрей. – Ты выпил мертвую воду, и вернуть ее из твоего тела обратно не в силах ни один амулет. Если ты нарушишь клятву, вода заберет твою жизнь.
– Я и не собираюсь.
– Отныне на меня ты тоже можешь полагаться, – заявил молодой чародей, прошел на середину лодки и, стараясь выглядеть невозмутимым, расстегнул ремень первого в своей жизни убитого человека. Варяги не должны увидеть, как внутренности пассажира выворачиваются наизнанку, как бросает его то в жар, то в холод, как бешено колотится сердце. Андрей был один против пятнадцати бывалых взрослых мужиков. Только уважение к чужой силе и страх перед колдуном могли сохранить заключенный им только что договор.
Молодой человек вогнал обсидиановый клинок в ножны, подобрал палицу, пошел на корму.
– Все?! – с надеждой спросил кто-то из корабельщиков.
Андрей кивнул. Варяги тут же склонились над мертвецом, быстро и споро сняли одежду, украшения, старательно обшарили тело и только после этого небрежно перевалили за борт.
Со своим товарищем, уже переставшим дышать, они обошлись куда уважительнее. Пояс, правда, сняли – но взамен вложили что-то в руки, потом завернули в рогожу, по очереди подошли, поцеловали в лоб, каждый прошептал какое-то напутствие.
Молодой колдун, оставшись без внимания, воспользовался возможностью наконец-то одеться.
Отданный ему костюм оказался необычным. Штаны были соединены с сапогами – если, конечно, штанины с подошвой вообще можно называть сапогами. По всему поясу шел ряд прорезей, через которые продергивался тонкий сыромятный поясок. Но самое интересное – подобные прорези имелись и в нижней части куртки. Пояс можно было продеть сразу через обе части одежды и плотно их стянуть в единое целое.
Выглядело все это непривычно – однако, наверное, было удобно для корабельной жизни. В непогоду этакий комбез не оставлял ни единой щели для попадания воды или ветра, нечему было сползти или потеряться, а если окажешься за бортом, не мог бы намокнуть и утянуть на дно.
Нижнего белья, понятно, даже не предусматривалось – но мягкая замша буквально ласкала кожу, делая непривычные ощущения приятными. Зато снаружи и куртка, и штаны были украшены полосками с бахромой, несколькими шерстяными кисточками и расшиты мелкими костяными шариками. Все опрятно, ровно, красиво. В таком костюме можно было даже в двадцать первом веке спокойно пойти вечером в ресторан и не привлечь к себе внимания. Легкое ретро в ковбойском стиле – и ничего более.
Наконец-то облачившись, Андрей опоясался трофейным ремнем, повесил в петлю палицу, заглянул в поясную сумку. Ничего особенного, правда, там не нашел. Кресало, горсть костяных шариков, назначение которых теперь стало понятно, моток суровой нитки, несколько палочек и косточек.
Пока колдун разбирался с костюмом и добычей, корабельщики закончили свое прощание с погибшим, опустили сотоварища за борт и долго смотрели вслед.
А лодка все плыла и плыла вниз по течению, не останавливаясь даже для такого печального обряда. Похоже, для варягов вся жизнь была движением, и обряд погребения в воде стал ее естественной частью – как в будущих флотах. И постоянно, меняя друг друга, четверо корабельщиков сидели на веслах.
После похорон, с опаской поглядывая на колдуна, на корму прошел худощавый, рыжебородый и морщинистый варяг, сел у борта и взялся за кормовое весло. Остальные тоже выглядели хмуро, явно вспоминая погибших. Нынешний день у путников не задался.
В сумерках, как обычно, лодка приткнулась к берегу. Варяги попрыгали наружу, привычно взялись за дело – кто-то тащил валежник, кто-то потрошил рыбу, кто-то высекал огонь. Вскоре у воды полыхнуло сразу два костра, разгоняя сгустившийся мрак. Андрей во всем этом действе не участвовал, а когда с хлопотами было покончено, Биклык подошел к нему и протянул двух крупных, уже освежеванных окуней и заточенный прут.
Следуя общему примеру, молодой человек подсел к костру, нанизал рыбу на деревянный шампур, протянул к пламени. Очень скоро тушка зашипела, начала пузыриться, обугливаться. Андрей подождал, пока чешуя не превратилась в черную корку, счистил ее пальцем. Чуть отошел и с удовольствием поел, затем подступил к уже прогорающему костру с другим окунем.
Валежник прогорел быстро. Варяги ненадолго разошлись в сторону, вернулись, стали садиться в лодку.
– Поднимайся, – позвал Андрея старший. – Встанем на ночлег ближе к стремнине, чтобы с берега никто не подобрался.
– Не обижайся, Биклык, – покачал головой студент, – но спать с вами я не стану. Не хочу искушать своей беззащитностью. В кустах где-нибудь устроюсь.
– Я дал тебе клятву!
– Я тебе верю, Биклык, – кивнул Андрей. – Но вдруг кому-то из твоих варягов захочется рискнуть?
– Здесь полно зверей! Сожрут, едва глаза закроешь!
– Я же колдун, Биклык, – улыбнулся студент-медик. – Меня не тронут. Так что на рассвете встретимся здесь.
– Как знаешь, – пожал плечами варяг, навалился двумя руками на нос лодки, сталкивая ее в реку, вошел по колено в воду и ловко запрыгнул на борт.
Глубоко сидящее судно откатилось на два десятка шагов и бросило якорь.
Андрей помахал рукой, крутанулся на пятках, уверенной походкой зашагал в темноту кустарника.
В темно-красных отблесках от догорающих костров колдун углубился в заросли всего на несколько метров – а дальше начался уже полный мрак и завалы из старых стволов. Практически на ощупь молодой человек смог пробраться чуть глубже – и почуял присутствие затаившегося неподалеку зверя. Сосредоточившись, Андрей даже смог различить, кто это тут пахнет влажной шерстью и застарелой кровью: совсем еще молодой лисенок. Чародей вытянул руку, призвал его поближе, разломил надвое оставшегося окуня, протянул малышу. Тот принялся радостно чавкать, а колдун уже привычным усилием воли растянул душу, оставив частицу в сознании рыжего туземца, и отправил сытого зверька к берегу.
Лисенок протрусил до воды, уселся на траве, навострил уши.
– Уходить надобно, Биклык! Пока этот славянин спит там, в норе, закидуши снять, якорь выбрать и все, следов не отыщет! – Голос корабельщика показался Андрею знакомым, но кто именно это был, он упомнить не смог. – Перережет нас украдкой, попомни мое слово! Славяне, они злопамятные!
– Он ищет скифских богов, Репей, – ответил старший варяг. – Сам понимаешь, ногами до Тавриды не добраться. По колено стопчешь, да еще и под зиму попадешь. Он нас не тронет. Мы нужны ему, чтобы править лодкой. До самого последнего дня. А убивать в порту Девы он уже не посмеет. Многолюдно там слишком, стража. Табити богохульства подобного тоже не стерпит.
– Ты надеешься на это, Биклык?! – вступили в спор еще какие-то корабельщики. – Нужны – не нужны, захочет – не захочет! Бросать его надо, пока беды не случилось, да уходить!
– Беда случилась бы, кабы колдун сей нас бы о татях не упредил! – повысил голос старший. – Свалились бы лесовики на нас сонных и вялых, перебили бы половину, прежде чем за топоры кто схватиться успел! Лежали бы ныне в иле донном с головами пробитыми и брюхом вспоротым!
– То он свою шкуру спасал, а не нашу!
– Тебе что за дело, Поршняк, отчего ты колдуну дорог оказался? Главное, что нужен! Так что он нас всех и далее спасать станет. Сами подумайте, други: с нами умелый чародей плыть будет, от всяких напастей оберегающий! Со скифами договориться поможет, от разбоя охранит, от порчи отчитает. Нам же за то даже платить ему не надобно! Когда еще удача такая выпадет?!
– Мы же к рахманам сбирались, Биклык, – уже не столь гневно напомнили варяги.
– Священный город тоже неплох, – ответил старший. – Бисера египетского взять можно, медь там дешевле, серебра всегда много. На месте, мыслю, еще чего углядим. Надобно токмо на нижнем торгу меда поболе взять. Мед в городах хорошо идет, богачи любят сладенькое. И от янтаря тоже не отказываются. Пользоваться удачей надобно, други, а не капризничать. К рахманам мы завсегда успеем. В Тавриду же так просто не спуститься. Вот пусть колдун и проведет, раз судьба нам его подарила.
– А обратно как выбираться станем?
– Милостью Стрибога туда проводник нашелся, найдем и обратно дорогу…
Андрей облегченно перевел дух.
Похоже, подлостей в пути со стороны варягов можно не опасаться. Значит, половина проблем – долой.
Молодой колдун отпустил лисенка на свободу и поклонился местной нежити остатками печеной рыбы:
– Примите мое угощение, здешние хозяева. Чем богат, тем и делюсь. Не серчайте, что без приглашения в доме вашем ночую. Тревожить сильно не стану. До рассвета отдохну и откланяюсь…
Он достал серебряный с янтарем амулет, подержал в ладонях, наслаждаясь текущей через нить времен нежностью и вспоминая любимый образ. Поцеловал, спрятал под одежду, вытянулся на мягком влажном мхе и мгновенно провалился в глубокий безмятежный сон…
* * *
Когда с первыми лучами Андрей вышел из чащи к берегу – ступая уверенно и спокойно, положив правую руку на гранитное оголовье весомой палицы, лодка уже приткнулась к берегу, а варяги, разойдясь в стороны, снимали закидушки. То перед одним, то перед другим вдруг начинала бурлить вода, и рыбак быстро выдергивал на сушу кто окуня, кто налима, а кто и сазана.
– На потроха всегда хорошо клюет, – сказал старший корабельщик, подходя ближе. – Доброго тебе утра, колдун! Как спалось?
– И тебе хорошего дня, славный Биклык, – вскинул руку студент-медик. – Надеюсь, вас тоже никто не потревожил?
– Прекрасная Среча благословила нас своей милостью. – Варяг разломал надвое по хребту вяленую рыбину, что была у него в руках, протянул половину молодому чародею: – Не желаешь подкрепиться?
– Благодарю, друже, – принял угощение Ан-дрей.
Знаковое угощение! Корабельщик «преломил хлеб» со своим попутчиком. Это, конечно, не побратимство, но знак высокого доверия.
Рыбаки тем временем собрали добычу в корзину и сматывали удочки. Гость из будущего обратил внимание, что выглядела снасть зело необычно: суровая нитка, а на конце – заостренная с двух сторон палочка. Теперь он понял назначение косточек и палочек, что лежали в трофейном подсумке. Осталось догадаться, как такими удочками пользоваться?
Спрашивать студент не рискнул. Назвался великим колдуном – держи марку.
– Ну что, Андрей из грядущего, отчаливаем? – спросил Биклык.
– Да! – Недавний раб поднялся в лодку, прошел чуть вперед и уселся на лавку возле пахнущих прогорклым салом корзин.
Вскоре судно выкатилось на стремнину, выправилось носом под солнце. Рыжебородый кормчий потянулся, что-то негромко буркнул старшему и стал пробираться на нос. Биклык занял его место, взяв рулевое весло под локоть.
Андрей подумал и пересел к нему, привалившись к противоположному борту.
– Значит, вы и есть варяги? – проронил он.
Кормчий покосился на него, кивнул.
– Давно хотел спросить. А где они живут, настоящие варяги?
– Знамо где, колдун, – хмыкнул Биклык. – Где соль варится, там и варяги. Наш род с моря Студеного, с самого севера. В морях наших вода такая соленая, хоть огурцы в ней соли. Вот токмо не растут они у нас, огурцы-то. Зато леса много, дров. Вот заместо супов всяких соль и варим. Еще варяги в Русе живут, источники там горькие бьют. В Заволочье у горьких источников тоже наши есть и за морем западным.
– Чего же вы там с солью со всей делаете?
– Как чего?! – расхохотался Биклык и стукнул пяткой в устилающие дно лодки кожаные мешки. – По весне грузим все по ношвам, челнам да шитикам, и в путь! У нас ведь на севере соли много, да вот со снедью не очень. А на юге мяса, грибов, огурцов и прочего добра вдосталь, а соли нет. Без соли же, колдун, ни еды не сберечь, ни вкусно не покушать, ни от чародейства не спастись. Вот мы и плывем на юг, соль свою на иное добро меняя.
– От студеных северных морей путь на юг по Двине лежит или по Онеге, – прикинул Андрей. – Это далеко-далеко западнее. Как ты на Москве-реке оказался?
– Ты знаешь дороги, колдун?! – В голосе Биклыка прозвучало неподдельное уважение. Гребцы с задней лавки, слышавшие разговор, тоже бросили на пассажира восхищенные взгляды.
– Достаточно, чтобы отличить правду от лжи, – приободрился гость из будущего. Впервые за все время ему наконец-то пригодились знания человека из двадцать первого века.
– К рахманам мы собирались, – признался Биклык. – Посему по осени за янтарем свернули. А от моря закатного в Русу к варягам пошли. Весной же тяжелыми в половодье до Тверцы, а опосля через волок у Ламы в Волошню, а с нее на Москву-реку. Путь, знамо, муторный, пять порогов и два волока. Да токмо из-за мороки сей мало кто по нему ходит, и за товар свой вдвое больше со славян местных просить можно. И дают! Соли-то хочется…
– Че дают? – ненавязчиво поинтересовался колдун.
– Знамо, что со славян просить надобно! Иголки железные да шила тонкие. На худой конец мед требовать да мяса сушеного. У них сего добра много, цены не заламывают.
– Пушнину? – уточнил Андрей.
– Меха, что ли? – переспросил Биклык. – Да кому они нужны! Зверья своего везде хватает. Кому надо, дома добудет. А вот соль, иглы, мед – это товар. С железом кроме славян вообще никто работать не умеет. Они свой род от Сварога-кузнеца ведут, сие дар токмо им дарованный.
– Так, может, ножи, топоры…
– Даже не думай, – поморщившись, покачал головой варяг. – Дрянь у них, а не ножи. Коли много резать, каждый день точить надобно. Мягкие они, тупятся. Топора и вовсе хорошо, если на одно дерево хватит и кромка не расплющится. То ли дело каменный! Один раз выточишь, и на весь год хватит. А то и на два.
– А иглы не тупятся?
– Тупятся, гнутся, – согласился варяг. – Да токмо как ты из камня шило выточишь? Вообще никак. А железные славяне хоть с волосинку толщиной сковать умеют! У скифов так не выходит, их медные иголки – полная дрянь. Они со славянами хоть и во вражде, но шила железные с охотой берут, на свои не надеются. Зато какие у них котлы! Тонкие, прочные, легкие! Токмо ради них к скифам и ходим. Как без котла хорошего соль выварить? Никак! А степняки за них такие цены всегда заламывают… – Биклык зацокал языком и покачал головой. – Всю мою лодку за один котел отдать надобно!
– Что еще у них есть хорошего?
– Войлок катают, цены ему просто нет! – вздохнул варяг. – Одеяла из него теплые и мягкие. На снег зимой бросишь, босиком ходить можно. Дома пол застелишь, сто болезней выгоняет!
– Много просят? – понял его горести Андрей.
– Много, – согласился Биклык и тут же злорадно ухмыльнулся: – Но солененькое они тоже зело любят!
– То есть к концу пути соль кончается, а лодка только тяжелеет?
– Это верно, – мечтательно улыбнулся варяг. – До морей доходим, бисер там берем еще, нефрит, сушеные ягоды тамошние, и домой поворачиваем. По дороге половину скифам и славянам продаем, от них вдвое против прежнего получаем. И когда к причалу родному возвертаемся, лодка от так в воде сидит!
Он показал руками примерно на ладонь ниже верхнего края борта. И добавил:
– Вернусь, жениться буду. Дом поставлю, солеварню. Пора мужем становиться. Остепениться, бороду отпустить.
Андрей скользнул взглядом по бородачам, что составляли команду лодки, усмехнулся, но спрашивать ничего не стал. В общем и целом и так все было понятно: варяги добывали соль и занимались торговлей. Славяне и скифы жили на их путях и к дальним странствиям склонности не имели. Все, что нужно, покупали с доставкой. И всем вроде было хорошо…
– Ты слыхал про народ ариев, Биклык? – прямо спросил он.
Варяг подумал, отрицательно покачал головой.
– Про русов?
Корабельщик подумал чуть дольше, пожал плечами:
– Ну, разве что в Русе которые обитают.
– Может быть, – задумчиво вздохнул Андрей.
Все здесь было неправильно, все не так. Неправильные сварожичи, неправильные русы, неправильные славяне. Оставалось надеяться на храм огня. Может, хотя бы боги скифов смогут ответить на его вопросы и стать достойными учителями для своего потомка?
– Скажи, а ты знаешь про какого-нибудь могучего, всесильного мага, против которого сплотились все боги земли? Возможно, его кличут Андреем.
– Это ты про себя, чародей? – рассмеялся Биклык.
– Надеюсь, что нет, – хмуро ответил пришелец из будущего.
– Мир, он большой, колдун, – неожиданно рассудительно произнес варяг. – Мы же лишь по рекам меж морями плаваем, дальше гор западных и восточных никогда не ходили. Может статься, где-то такой и есть.
На душе Андрея стало немного легче. Корабельщик был совершенно прав. Если чародей не смог найти все и сразу, это еще не значит, что он перепутал века и заклинания или угодил в какую-нибудь петлю времени. Мир большой, а он здесь меньше месяца. Для начала нужно хоть немного разобраться в обстановке и понять, где искать.
– Искать иголку в стоге сена… – пробормотал он себе под нос. – Если кто и сможет в этом помочь, то только всемогущие боги. Однако, если между ними и моим двойником вражда, с расспросами придется быть поаккуратней.
Река повернула, ветер подул в лицо, и варяги встрепенулись:
– Встречка, встречка! – Корабельщики полезли в сумки, торопливо разматывая свои странные снасти, принялись насаживать наживку, накалывая ее на палочки, и швырять вверх и за борт. Ветер подхватывал кусочки потрохов, относил назад. Когда наживка падала в воду, рыбаки принимались подтягивать нить. Вскоре у одного из них на удочке забилась добыча. Потом у другого…
Увидев двух вытащенных на борт крупных язей, Андрей не выдержал, полез в трофейную сумку. Выбрал моток с самой маленькой палочкой, распустил. Поймал на себе заинтересованный взгляд варягов, мысленно хмыкнул, раскрыл ладонь. Не прошло и нескольких секунд, как на нее опустилась жирная зеленая муха.
«Убедились?! – сохраняя внешнюю невозмутимость, мысленно зааплодировал себе Андрей. – Колдун я, колдун!»
Он наколол муху так, чтобы та своею тушкой прижала палочку к нити, подбросил вверх. Ветер подхватил легкую наживку, отнес за корму, уронил в волны. Андрей чуть выждал, давая ей отстать подальше, затем начал подматывать. И почти сразу ощутил рывок! Рефлекторно подсек, потянул, борясь с мечущейся на том конце добычей, довел до борта, забросил внутрь.
Это был жирный, отливающий серебром и пахнущий осокой голавль, с локоть размером. Колдун крепко взял его под жабры, открыл рот – и все сразу встало на свои места. Палочка накрепко застряла поперек рыбьей пасти. При подсечке острый ее конец вонзался в небо, а поскольку привязана она была за середину, палочка разворачивалась, и готово! Если рот не настолько велик, чтобы снасть выходила из него поперек, сорваться с такой подсечки невозможно.
Просунув мизинец в пасть, Андрей толкнул нижний край палочки, высвобождая снасть, бросил, как все, рыбу на дно лодки и, горя охотничьим азартом, насадил свежую наживку, послал в реку.
Пять забросов оказались пустыми, а потом – рывок, биение, и в лодку упал еще один голавль. Потом еще. А потом – русло повернуло, ветер утих, отрезанный высокой стеной леса, и варяги принялись сматывать удочки.
– Пожалуй, ужин у нас теперь есть, – кивнул Биклык.
Больше в этот день путники не рыбачили.
Отношения между Андреем и командой вроде бы установились – однако на ночной стоянке он все равно ушел спать в лес. Отдыхать среди запахов смолы и мускуса, папоротника и прелости, под шелест веток, шорох совиных крыльев, попискивание мохнатой мелюзги и гудение жуков ему нравилось куда больше, нежели на воняющей рыбой и дегтем лодке. На мягкой хвое, среди мха и травы, колдун словно напитывался бодростью и свежестью, просыпаясь с первыми солнечными лучами в отличном настроении. И единственное, чего ему не хватало в этой жизни, так это невинного поцелуя берегини поутру.
На третий день после схватки с разбойниками лодка, наконец, добралась до Волги, почему-то обзываемой варягами Итилем, приткнулась носом к длинному и широкому песчаному мысу, на котором раскинулся просторный, шумный и многолюдный торг.
Впрочем, многолюдным он был по здешним меркам. Когда деревни, имеющие самое большее полусотню жителей, и города с населением в три-четыре сотни людей отстоят друг от друга в двух-трех днях пути, а то и дальше, торг с тридцатью торговцами и сотней покупателей вполне мог считаться огромным.
Купцов от покупателей Андрей отличал по лодкам. Большие, дощатые, способные вместить несколько тонн груза, принадлежали «оптовикам». Легкие челноки на трех-четырех человек привезли местных жителей, желающих взять товар дешевле, чем с доставкой к сельскому причалу. Но в любом случае, как заметил колдун, тут не продавали и покупали, а менялись. Найдя что-то интересное, люди усаживались друг напротив друга и начинали судить-рядить, как будет справедливо – за два мешка соли дать бочонок меда или бочонок, две иглы и шило? Или бочонок, иглу и связку выделанных шкурок? Или бочонок и две иглы за два мешка и корзину вяленой рыбы?
Дело это, понятно, было долгим и для человека постороннего скучным. Оставив варягов, застрявших кто у одного купца, кто у другого, Андрей отправился по торгу, приглядываясь к людям и товарам.
Мешки, мешки, мешки… Из кожи, из рогожи, из лыка. Содержимым колдун особо не интересовался – покупать или менять не на что, однако во многих были видны ломти вяленого мяса, резаные сушеные яблоки, сушеная рыба. Бочонков продавали куда меньше. Однако, помимо забитых, стянутых ремнями, они продавались и пустыми. Вестимо – тара на случай, если кому емкости герметичные понадобятся.
Из посуды имелись деревянные миски, ковши, чаши и глиняные кувшины, крынки, кубки. Расхваленных Биклыком медных котелков студент из будущего не нашел. Похоже, и правда – жутко дорогой дефицит.
Зато иглы и шила имелись – сразу на двух прилавках, лежали рядом с топориками разного размера и длинными, широкими блестящими ножами. Как предсказывал варяг, иглами интересовались многие, но на прочий товар даже не смотрели. Топоры расхватывали у соседей по торгу – гранитные, базальтовые, нефритовые. Причем выглядели они вовсе не так, как в музеях – широкими и тупоконечными. Лезвия здешних были длиннее двух ладоней и сведены на узкое острие. Топор как топор – просто каменный.
Мир прошлого оказался неправильным даже в этом.
Еще на торгу имелись кожи, меха, стеклянный и костяной бисер, мотки веревок разной толщины и материала, сало, свечи, деготь и много прочего добра, – но особой популярностью оно не пользовалось. Как говорил Биклык – зачем покупать то, что можно сделать или добыть самому?
Нагулявшись, колдун вернулся к лодке, присел на борт, вытянул из ножен трофейный нож, внимательно его осмотрел.
Ровная пластина из черного обсидиана, толщиной в половину мизинца на обухе, шириной примерно семи сантиметров и пятнадцати в длину. В общем, если о камни им сильно не стучать, оружие должно быть прочным. Что до идущего мелкой елочкой лезвия – молодой чародей осторожно потрогал его пальцем – то оно было острым, словно осколок стекла. Лучше не прикасаться. Как же он ухитрился такое острие к горлу варяга прижимать и артерию не распороть? Уму непостижимо. По-везло…
– Скучаешь, Андрей из грядущего?! – подошел веселый Биклык. За ним спешили четверо славян, легко отличимых от варягов по лаптям из лыка и свободным замшевым штанам. Славяне, густо пахнущие липовым цветом, несли на плечах явно тяжелые бочонки с густо промазанными воском щелями.
– Смотрю, топорами на торгу меняются, а ножей нет совсем. – Колдун спрятал клинок в ножны.
– Нож, стрелу али копье любой дурак и сам сделать способен, – с готовностью объяснил варяг. – Кто же сие выменивать станет? А топор обкалывать да вытачивать замучаешься, тут мастерство великое потребно. Проще купить, пусть и задорого, чем самому возиться.
Славяне опустили бочонки у воды, стали прямо через борт забирать мешки с солью.
– Посмотришь, колдун? – спросил Биклык.
Андрей кивнул и опять вернулся к прежнему вопросу:
– Железные дороже будут?
– Дешевле, – мотнул головой бритый корабельщик. – Но коли уж тратиться, лучше один каменный взять, чем с двумя железными маяться. А ножи славянские так еще и дороже! Впрочем, скифские еще хуже…
Он закинул на плечо еще мешок и зашагал вслед за славянами.
Спустя некоторое время за солью пришел рыжебородый варяг, потом двое бородачей, что с утра сидели гребцами, потом опять Биклык со славянами, но уже другими…
К вечеру из лодки ушло больше половины соли, а на берегу рядом выросла изрядная куча бочонков, кулей, мешков и корзин.
Наконец варяги решили, что брать на торгу больше нечего, споро загрузили лодку, стали переодеваться.
– Куда готовитесь?
– Святилище наверху славянское, – кивнул на обрыв над торгом Биклык. – Самое великое в землях здешних. Поклониться богам надобно, прежде чем на Итиль выходить. Большой путь отсель начинается. Как покровительства не испросить?
– Я с вами! – вскинулся Андрей.
– Знамо, с нами, – согласился варяг. – Как не поклониться перед походом?
Путники забрались по крутой тропинке вверх, вышли на луг, вошли под кроны вишневого сада…
И Андрей в очередной раз убедился, что этот мир – неправильный, перевернутый, дикий, переломанный! Просто безумный! Ибо в святилище, окруженном пунцовыми от ягод кронами, лежали камни!!! Там находились не идолы и даже не каменные бабы. Просто громадные валуны!
Да, камни имели редкостный размер. Да, они были странного вида и цвета – синие, розовые, коричневые, искрящиеся от множества золотых блесток, зеленые, черные. Да, они были покрыты рунами. И все равно это были просто камни! Камни…
Варяги поклонились самому большому, стоящему в центре могучему темному граниту, потом искрящемуся валуну чуть поменьше и потрусили к серому плоскому камню, возложили в корзину перед ним несколько крупных язей, судаков и голавлей, опустились на колени и склонили головы, что-то шепча и перебирая деревянные бусинки на ожерельях. Андрей легко услышал бы их с края святилища – однако его заинтересовали слабые огоньки, бегающие по всей поверхности камней, по выемкам нанесенных рун.
Прищурившись, он приблизился, провел пальцем по рунам голубого валуна. Насечка показалась ему теплой в глубине и холодной снаружи, причем от прикосновений знаки засветились намного ярче.
Удивленно хмыкнув, колдун перешел к другому камню, наложил ладони на надпись. Потом присел перед крайним, самым маленьким.
– Ты что-то ищешь, сын мой? – Волхв возник рядом неожиданно, заставив студента вздрогнуть и выпрямиться.
– Они теплые! – не успев обдумать ответа, указал на руны увлекшийся своим исследованием Андрей. – И светятся!
– Ты это видишь? – склонил голову набок волхв.
Он опирался на потемневший от времени деревянный посох с хрустальным навершием, одет был в такой же мрачный, обвисший и выцветший кожаный балахон длиной до пят и с капюшоном, а большие синяки вокруг глаз придавали ему неожиданное сходство с Нео из культового фильма. И даже длинная, узкая седая борода не могла лишить жреца этого сходства.
– А не должен?
– Где ты родился, сын мой?
– Далеко отсюда, – покачал головой студент-медик.
– Где ты живешь?
– Пока нигде…
Волхв задумчиво провел левой ладонью по бороде, склонил голову чуть набок:
– Тебе нужно встретиться с кем-то из богов, юный путник.
– Спасибо, уже! – поморщился Андрей. – Квасур отказался признавать во мне сварожича. Сказал, Мара не принесла мне чашу.
– Так ты чужак! – презрительно скривился волхв и развернулся, небрежно бросив через плечо: – Тебе дозволено приносить требы нашим богам.
Колдуну стоило большого усилия не плюнуть в спину жреца, столь быстро опустившего его с уровня важного гостя, достойного общения с богами, до состояния тли, которую из милости не отгоняют от старых валунов. Андрей передернул плечами и побежал от здешней геологической выставки вниз, к лодке.
Все сильнее и сильнее крепла в нем решимость вернуться сюда, в эти земли, еще раз. Но уже – другим. Совсем другим…
К счастью, ночевать у торга варяги не захотели. Видимо, тяготились многолюдством.
– Отойдем сколько сможем, пока совсем не стемнеет, – сказал Биклык. – А то всякое окрест торга случается…
– А если не стемнеет? – зевнув, поинтересовался Андрей.
– Ты о чем? – не понял его старший.
Колдун поднял голову, ловя дыхание луны, вскинул пальцы, указывая в нужную сторону. Облака разошлись, и на широкую реку упал свет ослепительного полумесяца.
– Здесь ведь камней и мелей нет? – закинул руки за голову студент. – Берега видно. Зачем время впустую тратить?
– Репей, Поршняк, на весла! – скомандовал бритый варяг. – Остальным спать! К полуночи гребцов поменяю и на рассвете.
Лодка величаво скользнула на самую середину полноводной Волги и потекла на юг по дрожащей полоске лунного света.
Путники двигались всю ночь, время от времени меняясь на веслах. К утру Андрей, излишне расслабившись, все-таки задремал. Однако ничего страшного не случилось. Проснулся около полудня живым, одетым и даже не связанным.
– Ты можешь делать такую луну каждую ночь?! – спросил Биклык, едва их пассажир поднял веки.
– Могу, – зевнул Андрей.
– Вот так! – Старший варяг обвел свою команду торжествующим взглядом.
Похоже, одним только этим подарком колдун полностью оправдывал все неприятности своего присутствия на лодке. С ним корабельщики могли плыть и днем и ночью. То есть – вдвое быстрее.
– Вот только поесть охота! – потянулся молодой чародей.
– Репей, дай вяленого мяса. Которое сочное, с торга, – распорядился Биклык. – И яблок сушеных. Остановимся, как только оказия случится. Пока так обойдемся. Время терять жалко.
* * *
Начало степи Андрей, увы, проспал. Утром третьего дня по сторонам реки стояли плотные стены густой, непроходимой чащи. Внимая лесным ароматам, колдун, всю ночь расчищавший лодке «лунную дорогу», заснул. А когда поднялся – справа и слева, насколько хватал глаз, стелился пряный простор, опушенный, словно густым мехом, седой ломкой травой. Лишь местами тут и там поднимался невысокий кустарник, подсказывая путникам, где подступают к поверхности водные жилы.
Рассчитывать на горячий ужин больше не стоило. Ведь своих дров варяги не везли, а на берегу никакого хвороста или валежника не имелось. Оставалось надеяться только на то, что долгий путь через века и леса вскоре наконец-то закончится. Ведь степь, насколько помнил пришелец из будущего, занимала лишь самый юг Русской равнины. Больше половины дороги осталось позади, а полноводная Волга несла лодку явно быстрее, чем ранее.
Снова была ночь, день, снова ночь – днем третьего дня Андрея неожиданно разбудили.
– Выручай, колдун, – тряс его за плечо рыжебородый варяг. – Скифы!
– Что, напали?! – Студент схватился за палицу.
– Оставь, обидятся, – отобрал оружие корабельщик. – Пошли!
По небу ползли низкие темные тучи, воздух был полон предгрозовой духотой и вместе с тем полон цветочных ароматов с примесью дегтярной горчинки и дыма, с головой выдающего близость человеческого жилья.
Андрей, зевая и приходя в себя, перевалил через борт, поднялся на пологий берег и увидел примерно в двухстах метрах впереди пять больших юрт, крытых черной кошмой с красным рисунком. Не просто рисунком – по стенам и крыше складных походных домов шли защитные руны и обережные символы, защищающие жилье от дурного взгляда, порчи, болезней и колдовства.
– Проклятое время, – пробормотал молодой чародей, чувствуя себя бьющейся о стекло мухой. – Деревни опаханы, дома заговорены, люди с оберегами. Куда ни сунешься, везде стена!
Между юртами лежали охапки хвороста, стояли коновязи в виде вбитых в землю медных шестов с перекладинами, бегали голопопые детишки, скребли разложенные на земле шкуры женщины в кожаных штанах, куртках и вышитых войлочных тюбетейках. Впрочем, несколько самых юных красавиц носили длинные, расшитые костяными шариками и просто цветной нитью платья. Судя по запаху – из тонкой шерсти.
За юртами, в нескольких километрах, можно было различить огромную отару, вокруг самого кочевья щипало травку с полсотни стреноженных лошадей.
– Биклык с вождем здешним сговорился семь тюков кошмы на одиннадцать мешков соли поменять, – торопливо рассказывал, семеня рядом, рыжебородый. – Но тут примчался отец его с воинами и все порушил. Сказывает, мы сына его неопытного обманули! Ссоры ищет, не отпускает. Их много, а нас всего десяток! Как бы вовсе в рабство не повязали!
– Почему не повязали, если в силах? – покосился на варяга колдун.
– Боги не любят, когда кто-то грабит торговцев, – пожал плечами корабельщик. – Мы везем на север то, чего нет там, и на юг то, что можно найти только на севере. Мы нужны всем! Вот токмо простые воины и мелкие вожди сего не постигают и ограбить норовят. Коли скиф добьется ссоры, он уже в своем праве будет после драки нас повязать. Вроде как после честной битвы. Богиня Табити не станет наказывать воина своего народа, если он найдет оправдание учиненному разбою. Гибель одной лодки торговые пути не разрушит…
Они прошли между юртами и сразу оказались в самом центре свары. Пятеро варягов – половина команды – стояли в окружении двух десятков степняков. Скифы оказались могучими красавцами: чуть ли не под два метра ростом, смуглые, жилистые и светловолосые, с курчавыми бородами. Причем у некоторых бороды были заплетены в косички и украшены тонкими цветными шнурками. Одевались они в просторные штаны с бахромой по наружному шву, короткие сапоги и меховые безрукавки. Видимо, мода такая – иного смысла носить мех при нынешней жаре Андрей не видел. На поясах – ножи и топорики из красной бронзы… Или меди… Запаха металлы не издавали, и отличить один от другого молодой чародей не мог.
И разумеется, все скифы до единого носили обереги и защитные ладанки.
– Коли согласия нет, великий вождь, – как можно спокойнее убеждал Биклык пожилого мужчину с толстой золотой цепью на шее и браслетами с эмалью на запястьях, – то к чему спорить? Мы просто поплывем дальше!
– Ты пытался обмануть моего сына! – скиф сурово тыкал пальцем в грудь варяга. – Ты оскорбил наш народ, воспользовавшись неопытностью молодого воина!
– Ошибаются все, великий вождь! – еще издалека громко заговорил Андрей. – Но настоящий мужчина всегда исполняет свое слово! Честь воина в умении следовать уговору даже тогда, когда тот оказался невыгодным! Иначе кто станет верить подобному вождю?
– А ты еще кто такой? – зло оскалился скиф.
– Хранитель варягов, великий вождь! – широко улыбнулся ему колдун.
– А что, если в наказание за оскорбление я просто заберу все добро, что есть у вас на лодке, хранитель варягов? – хищно прищурился скиф.
– А что, если все твои табуны и отары возьмут да и утопятся в реке? – Андрей хлопнул в ладоши и чуть склонил голову, бросая во все стороны громкий призыв.
Тут же зафыркали и заметались скакуны на привязи, два коня оборвали уздечки и побежали к Волге, туда же торопливо поскакали стреноженные лошади. Молодой чародей вытянул руку, указывая в степь, и все смогли убедиться собственными глазами, что отара стронулась с места и тоже бежит к реке.
Скиф прикусил губу и положил руку на рукоять меча.
– Сами они не остановятся, – угадав его мысль, покачал головой Андрей. – Теперь, чтобы они не утопились, я должен их остановить.
– Уважаю людей, умеющих настоять на своем. – Воин убрал ладонь с оружия. – Уговор есть уговор.
Колдун с облегчением хлопнул в ладоши, и животные мгновенно успокоились.
– Но в знак примирения варяги должны одарить кочевье моего сына мешком соли! – потребовал хоть какого-то отступного скиф.
– В знак нашей дружбы я подарю вам связку драгоценных бобровых шкур! – ответил Биклык. – Бобры не водятся в ваших краях, и в зимнее время ты, великий вождь, и твой сын сможете носить плащи из неведомого другим меха!
– Да будет так. – Скиф сделал знак воинам, и те расступились. – Слово мужчины должно быть твердым. Мы исполним уговор, но в следующий раз ты не должен никого обманывать, варяг!
Корабельщики облегченно перевели дух. Подняли возле юрты огромные, с человека размером, тюки, споро поволокли к Волге. Взамен на берег были выгружены последние мешки с солью, сверху легла кипа бобровых шкур, и варяги торопливо отчалили, пока скифов не одолели еще какие-нибудь сомнения.
– Уф-ф, – отер потный лоб Биклык. – Обошлось. Заодно и от мехов избавились. Места много занимают, прибытка никакого. – Он перевел взгляд на Андрея и вдруг спросил: – А ты в варяги податься не желаешь, колдун? Дом тебе у нас возле моря справим, жену ладную найдем. Будешь в походы через землю обитаемую ходить, соль на добро нужное менять, товары возить. Верь моему слову, лет через пять у тебя ладей таковых, как сия, целых десять, коли не более, под рукой скопится! Поскольку ты и ночью челны вести можешь, и буянам недобрым укорот давать, то крепче тебя варяга точно не сыскать будет!
– И часто вас грабить пытаются? – поинтересовался Андрей.
– Коли кто сильнее себя мнит, то обязательно пробуют, – ударил кулаком в ладонь старший кора-бельщик. – Тут важно вовремя опасность почуять и от торговцев таких стороной держаться.
– А коли слабее?
– Слабее сами сторонятся, – не без сожаления признал варяг. – Селения свои далеко от торных рек рубят, на ручейках да протоках мелких, к лодкам нашим не приходят. Либо на больших торгах токмо показываются, либо вовсе через рода свои меняются.
Андрей невольно потер затылок, вспомнив, как сам, в одиночку, вышел к купцам с честным и взаимовыгодным предложением. Таков уж этот мир, что торгуют только с теми, кого ограбить и продать не в силах. Что варяги, что скифы, что славяне – без разницы.
– Так что скажешь, колдун? – еще раз спросил Биклык. – Долю выделим, на север богатым варягом ужо приплывешь!
– За щедрое предложение спасибо, – покачал головой молодой чародей, – но я должен найти великого мага и получить от богов очень важное знание. Однако вы всегда сможете положиться на мою дружбу!
Он щелкнул пальцами, и накрапывающий дождь прекратился. Дальше лодка скользила по течению в центре сумрачного, но спокойного пятна, в то время как вокруг бушевала буйная гроза, сплошной стеной хлестал ливень, сверкали молнии и оглушительно грохотал гром.
Еще через два дня Андрея опять ждал неожиданный сюрприз. Проснувшись сильно заполдень, он вдруг обнаружил, что Волги больше нет. За бортами, медленно покачиваясь и уползая к корме, лежала степь.
Колдун рывком поднялся и понял: варяги тянут лодку по узкой речушке, не больше десяти метров шириной.
– Биклык, где мы?! – громко спросил он.
– Березайка, колдун, – отозвался с берега корабельщик. – К Дону идем. Тут недалече, ден пять!
Березайка с каждым часом становилась все уже и уже. Вскоре варяги побросали веревки и взяли лодку за борта, идя рядом по колено в воде. Колдун в это время витал в облаках, глазами жаворонка осматривая окрестные степи. Отсюда, из звенящего зенита, были хорошо различимы сразу четыре кочевья, несколько табунов и овечьих отар. Но все они держались возле берегов Волги и мелких рек, текущих в стороне от Березайки, и опасности не представляли.
К полудню нового дня река превратилась в ручей, о днище которого лодка постоянно скреблась килем. Однако варяги упрямо толкали свое суденышко вперед, пока не причалили у каменной бабы, сидящей на небольшом взгорке.
– Я уж думал, не доберемся! – с облегчением откинулся на спину рыжебородый. – Старый-то наш сгинул, чтоб за него всех лесовиков волки поймали. Все мерещилось, заблудились.
– Я тоже не первый раз иду, – ответил Биклык, роясь в носу лодки, извлек круто изогнутую деревяшку, с внутренней стороны которой было наклеено множество мелких каменных пластинок. – Пошли кланяться!
Захватывая рукою пучки ковыля и подсекая их снизу своим странным инструментом, варяг нарезал изрядную охапку травы, после чего все корабельщики, включая чародея, поднялись к грубо вытесанной из серого гранита скульптуре. Человеческий силуэт в ней скорее угадывался: голова, плечи. На месте глаз и рта – небольшие выемки, нос выступает треугольником, двумя линиями обозначены сложенные на животе руки. Перед истуканом раскинулась обширная площадка.
– Кто это? – тихо поинтересовался Андрей.
– Табити, – так же тихо ответил рыжебородый варяг. – Она путников грабить запрещает. Сие место под ее покровительством. Кабы не власть богини, все бы растащили…
Биклык сложил нарезанный ковыль на кострище, достал кресало, выбил на сухую, как порох, траву несколько искр, раздул. Когда огонек, потрескивая, начал дымить и расползаться по стеблям, варяги опустились на колени, ткнулись лбом в землю:
– Милости твоей себя вручаем, всемогущая Табити, твоей воле и мудрости. О покровительстве молим и снисхождении! Даруй нам свое внимание и милость, даруй спокойный путь через вечно твои земли!
Сухая трава быстро и ярко полыхнула, но так же быстро и погасла. Корабельщики дождались, пока развеются последние дымки, распрямились и побежали к ручью. Торопливо разобрали валяющиеся на берегу небольшие бревнышки, которые Андрей принял за мусор, уложили перед носом лодки. Столпились около кормы…
– Навали-ись!!! – Все разом уперлись в борта. Лодка заскрипела, накатилась носом на крайнее бревнышко, пошла вверх. Дальше, дальше… – Не отпускай!!!
Ладья качнулась вперед, легла на подложенные катки, проехала еще на пару шагов, застыла. Варяги тоже продвинулись, дружно выдохнули:
– Навали-ись!!! – По каткам судно пошло веселее. Не со скоростью пешехода, но близко к тому. Биклык и еще один корабельщик еле успевали бегать, забирая катки из-под кормы и перетаскивая вперед.
Темноту путники встретили на вершине широкого пологого холма, устало попадав вокруг лодки. Впервые за все это время они спали не на воде, а на твердой земле, и, может быть, поэтому мужчины постоянно вскрикивали, крутились с боку на бок, брыкались во сне и скребли дерн ногтями.
Андрею же не спалось. Он сидел, поджав под себя ноги, и слушал мир вокруг, полный шорохов, легких дробных шагов и шелеста крыльев, цветочных и сенных запахов. В пасмурной темноте колдун не видел ни зги. Но он хорошо ощущал всех их – птиц, зай-цев, мышей, сусликов, змей. Степная жизнь напоминала ему звездное небо со слабыми или сильными искорками от каждого существа. Вот только созвездия этой вселенной постоянно менялись и перемещались. А сами «звезды», увы, то и дело пожирали друг друга…
* * *
Когда он проснулся, варяги умчались уже довольно далеко. Именно умчались – от взгорка волок шел только вниз, и лодку приходилось не столько толкать, сколько ловить и удерживать. Догонять корабельщиков пришлось бегом, а помогать теперь и вовсе не требовалось.
К сумеркам путники добрались до каменной бабы, стоящей возле текущего на запад ручья, и заночевали вокруг богини. А утром, устроив еще один сенный костер и поблагодарив Табити за помощь, они скатили лодку на воду, сложили бревнышки ближе к холму с истуканом – для иных путников, пришедших к волоку, взяли свое судно за борта и повели вниз по руслу.
В полдень нового дня варяги наконец-то смогли забраться на борт и взяться за весла – ширина реки это уже позволяла. И в ночной темноте они наконец-то выскользнули из тихой, опушенной камышами речушки на простор столь же тихого, но величавого Дона!
Отдав якорь в сотне шагов от берега, путники свалились на отдых после преодоления волока и только с рассветом двинулись дальше уже привычным круглосуточным способом. Тем более что ночи стояли ясные, и помощи колдуна варягам для этого не требовалось.
На третий день, стремительно промчавшись мимо многочисленных прибрежных селений, лодка вышла в море и повернула к югу. Течение исчезло, и варягам пришлось всерьез взяться за весла, разделившись на две смены – причем для Андрея исключения никто не делал. Так же, как все, он два часа греб, два часа отлеживался, потом снова греб. И так же, как все, в сумерках упал на войлочные тюки.
О ночном переходе после тяжелой работы от рассвета до заката никто и не помышлял.
Новое утро принесло немного вяленого мяса, миску воды – и новую смену на веслах.
К ночи варяги вошли в Керченский пролив, заночевали в бухте между двумя мысами, с рассветом вышли в Черное море, встретившее огромными волнами, повернули на запад, стараясь держаться в виду берега, но особо к нему не приближаться. Биклык очень боялся, что при любой заминке хлипкое суденышко выбросит на берег. Однако вечером, хочешь – не хочешь, пришлось причаливать.
И случился великий праздник! За пляжем из мелкой гальки, на котором они встали, поднимался густой зеленый лес, настоящие джунгли, полные хвороста и валежника! Впервые почти за три десятка дней путники наконец-то смогли поесть нормальной горячей еды – вместо надоевших всем вусмерть вяленых рыб и сушеных яблок.
Еще четыре перехода к закату – и берег Крыма наконец-то ушел к северу. Лодка повернула за ним, еще несколько часов трещала на высоких волнах, пугая работающих изо всех сил гребцов, снова повернула вправо и…
И внезапно наступили тишина и покой.
Варяги вошли в просторную бухту с высокими обрывистыми берегами, поросшими травой и опушенными лесом поверху. В глубине виднелась череда белокаменных ступеней со странными темными пятнами на каждой. Далеко не сразу Андрей сообразил, что это – окна. Издалека огромной лестницей казались ряды домов, в которых крыши одного ряда становились порогами для следующего.
Перед путниками раскинулся огромный город, сросшийся со стенами бухты, начинаясь от причалов и заканчиваясь у корней могучих деревьев. Город поражал девственной белизной, неожиданно приятными ароматами свежести и малолюдием. Никто не бегал по улицам и причалам, не кричал, привлекая покупателей или разыскивая знакомых, не занимался по берегам бухты никакими грязными работами – не потрошил улов, не полоскал белье, не вымачивал шкур. Изумрудно-зеленая вода, белые ступени, зеленый лес, голубое небо, свежесть и благостный покой.
Воистину, бухта была достойным преддверием для храма могучих, достойных и вполне культурных богов!
Когда лодка одолела почти всю бухту и стало возможно различить детали, Андрей увидел на склоне напротив еще одну лестницу, шириной примерно в пять метров, с высокими перилами, украшенными скульптурами тончайшей резьбы, и все ступени – чистейший белый мрамор.
Человек, желающий попасть в обитель скифских богов, не нуждался в проводнике. Путь к храму был понятен с первого взгляда.
Варяги сложили весла, подкатываясь по инерции к самому дальнему от лестницы, низкому причалу, обложенному покатыми валунами. Здесь путников поджидала стража из десяти воинов, одетых в кожаные панцири, в точности повторяющие контуры тела, с пластинчатыми юбками и в сапогах до колен. Все воины были гладко выбритыми, курчавыми, голубоглазыми блондинами одного роста, все с круглыми щитами и копьями с желтыми, явно бронзовыми, наконечниками. Инкубаторные красавчики, неразличимые, как братья, всем своим видом подчеркивали богатство города и возможности его правителей, безупречный утонченный вкус богов, которому подчинено все и вся.
Один из стражников – безоружный, но в позолоченном доспехе и с проклепанными серебром пластинами юбки – с холодным презрением спросил:
– Что вам здесь надобно, грязные лесные ди-кари?
– Не по своей прихоти, храбрый воин, приплыли мы в Тавриду, – приложил ладонь к груди Биклык. – Мы привезли сюда гостя, ищущего внимания всемогущей, всевидящей, неодолимой Табити, да не оставит всех нас ее мудрость!
– Но нужен ли этот гость великой богине? – так же холодно и презрительно поинтересовался глава портовой стражи.
Андрей раскрыл ладонь, попытался зажечь на ней маленькое солнце, но сразу понял, что стражники его не видят. Наверняка где-то на них прятались обереги, черт бы их всех побрал! И тогда пришелец из будущего вытянул руку.
С берега сорвались две чайки, яростно вскрикнули, привлекая внимание, описали синхронную дугу и бок о бок опустились на руку колдуна. Студент склонил голову влево – птицы поступили так же. Склонил направо – птицы повторили и этот жест. Дернул рукой вверх – чайки взлетели и, отчаянно взмахивая крыльями, зависли перед лицом стражника.
– Вашим богам будет интересно услышать мои слова, храбрый воин. – Колдун взмахнул кистью, и птицы с облегчением умчались обратно на склон.
– Я готов тебя выслушать, дикарь. – Золотой стражник остался невозмутим. – Чем ты способен заинтересовать великую Табити?
– Передай, с ней хочет встретиться один из ее потомков.
Стражник плотно сжал губы, задумавшись, кивнул:
– Ты можешь сойти!
– Мы полагаемся на справедливость великой богини, великий воин! – встрепенулся Биклык. – На справедливость всевидящей Табити и на законы гостеприимства! Нам было очень трудно доставить к ней гостя, мы прошли через штормы и тяготы. Мы нуждаемся в отдыхе, а наша лодка в ремонте! Дозволь нам остаться здесь, великий воин, и сменять часть товара, дабы вознаградить труд мастеров! И чтобы привести себя в облик, достойный гостей священного города!
– У вас десять дней, – твердо проговорил стражник. – Менять товары дозволяю.
– Благодарю, великий воин! – Варяг торопливо поклонился, пряча жадный блеск глаз.
Для того чтобы опустошить свою лодку и нагрузить другим, еще более доходным товаром, корабельщикам хватило бы и пары суток. А уж десяти дней выйдет за глаза и за уши!
– Удачи тебе, Биклык из Канды! – Андрей обнял бритого варяга, похлопал ладонью по спине. – Я рад, что судьба свела нас вместе. Надеюсь, мы еще свидимся.
– Я тоже жажду увидеть тебя снова, мой друг колдун, – так же крепко обнял его корабельщик. – Надеюсь, ты найдешь все, к чему стремишься.
– Хороших вам дорог, варяги! – вскинул ладонь молодой чародей, прощаясь с остальными спутниками. – Если что, вы всегда можете на меня положиться! Даю слово!
– Да пребудет с тобою милость богов, Андрей из грядущего! Удачи тебе! Авось еще и свидимся! – отозвались бородачи.
Колдун сжал кулак и спрыгнул на песок. Решительно направился к мраморной лестнице.
Стража, словно почетный караул, пристроилась сзади.
Гость с далекого лесного севера прошел по песчаному причалу, потом по известняковым плитам более высоких портовых сооружений, явно рассчитанных на крупные мореходные корабли, миновал нижний ряд белоснежных строений.
Судя по отсутствию окон и широким дверям, это были торговые склады.
Белоснежные мраморные ступени, ведущие наверх, носили следы миллионов прихожан – глубокая выемка в середине лестницы, почти на три пальца ниже ровненьких скосов по краям, наглядно доказывала, что здесь побывало очень много людей на протяжении долгих-долгих веков.
Лестница прорезала прислонившийся к обрывам город надвое идеально ровной линией, ослепительно сияя в солнечном свете и резко контрастируя с ограждением из темного гранита. На ограждении имелось множество площадок, на которых стояли скульптуры тончайшей работы: мужчины и женщины, обнаженные и в одежде. Это были далеко не те каменные бабы, перед которыми варяги взывали милость Табити на Волго-Донском волоке. Умелые мастера прорезали каждый штрих на лицах, руках, в одежде своих моделей. Прически, усы и бороды, напрягшиеся под кожей мышцы – все было проработано до мелочей.
Из чего, из какого камня здешние ваятели тесали подобное сокровище, Андрей не разобрал. Что-то однотонное и серое. Остановиться и рассмотреть одно из изделий колдун не решался из-за дышащего в затылок караула. Как бы подгонять своими копьями не стали. Тогда из почетного гостя он сразу окажется в положении отловленного у двери бродяжки.
Сорок ступеней вверх – и они ступили на мощенную известняком обширную площадку, так же ограниченную гранитными перилами. За площадкой возвышался потрясающий по красоте храм – сверкающий девственной белизной, пугающий размерами, украшенный могучей колоннадой. Двускатная крыша ограничивалась медными водостоками; на торце кровли грудастая женщина удерживала трезубец, вокруг нее поднимали на дыбы скакунов резанные по известняку всадники. Стены за колоннадой сияли полированным мрамором, покрытым, словно изящной вязью, рунами, обережными символами и, похоже, какими-то надписями на неведомом гостю языке.
Больше всего своим обликом и размерами обитель здешних богов напоминала Парфенон. Разве только скульптур на крыше не имелось – но оные во множестве стояли на толстых и прочных гранитных перилах.
– Жди здесь!
Перед Андреем скрестились копья, а начальник караула, обогнав гостя, быстро поднялся по ступеням, скрылся в высоких вратах святилища. Колдун осторожно огляделся, повел носом.
По сторонам от святилища раскинулся обширный сад. Именно сад – могучие дубы с раскидистыми кронами стояли только возле самой площадки. Дальше, судя по запаху, росли абрикосы и персики, возле самого «Парфенона» покачивались тонколистые мимозы и жасмин. И еще молодой чародей ощущал запах винограда, темного и ароматного – но лозы нигде не приметил. Наверное, росла где-то дальше, за ближайшими плодовыми рощами. А значит – сад был огромен и просторен, под стать самому храму.
– Великая богиня отложила все дела и желает тебя видеть! – вернувшийся начальник караула почтительно поклонился северному гостю. Видимо, реакция властителей города его впечатлила.
Копья раздвинулись. Андрей горделиво хмыкнул, развернул плечи, поднялся по ступеням и вошел в полумрак внутри.
Зал, в котором он очутился, был раза в три меньше, нежели ожидал чародей. Видимо, под святилище отводилась лишь малая часть белокаменного дворца. Внутреннюю отделку боги скифов предпочли темной, почти черной, и пол стелился не известняком, а звонким мрачным камнем. В центре святилища полыхал большущий костер, распространяя жар и заливая все алым кровавым светом.
– Так вот ты каков, мое неведомое дитя?! – навстречу гостю выскользнула тень и…
Андрей остолбенел, не в силах ни говорить, ни двигаться. И только челюсть медленно опустилась вниз в безмерном изумлении.
Пред ним покачивалась женщина. Лет сорока. Длинные кудри взбиты и закреплены двумя золотыми гребнями, с плеч до бедер спадает скромная мягкая туника бледно-розового цвета. Высокая грудь, белая кожа, тонкие руки, никогда не знавшие тяжелой работы, украшены широкими браслетами и перстнями.
Но от бедер…
От бедер вниз росли многие десятки змей – шипящих, то и дело вскидывающих головы, выстреливая раздвоенным языком, сверкающих глазами. И на этих змеях, словно на живой волокнистой подушке, и передвигалась властительница храма.
Судя по тому, что женщина излучала жар, сравнимый с жаром костра, и светилась ничуть не меньше, она являлась куда более могучим божеством, нежели давнишний Квасур.
Конечно же, это она, всемогущая богиня Табити, о милости которой взывали варяги, во имя которой стояли в степи каменные бабы, которой поклонялись все здешние степняки.
Великая праматерь скифов!
Андрей, справляясь с собой, наконец-то смог сглотнуть.
– Я вижу, в тебе действительно сокрыта божественная частица! – Табити не ходила, она сколь-зила по гладкому полу, быстро осматривая гостя со всех сторон. – Ты неплох, ты силен, весьма силен… И у тебя нормальные ноги! Еще никто из моих потомков не рождался таким ладушкой… Все и всегда приволакивают то, что у них случается ниже пояса. Как давно я ждала такой удачи! Дитя с моей божественной силой и смертным обликом!
– Я пришел к тебе, матушка, – приложил ладонь к груди Андрей, – чтобы поклониться, поблагодарить за чудесный дар и научиться им пользоваться. Ты поведаешь мне, как владеть дарованной тобой силой так же искусно, как это делаешь ты?
– Конечно, мой мальчик! – улыбнулась лучащаяся радостью богиня. – Вот только… Почему ты приплыл в храм огня на лодке?
Она прищурилась, откатилась, взмахнула рукой:
– Бросьте его в огонь!
– Что-то?! – растерялся Андрей. – Но почему, как? За что-то-о-о?!!
Стражники действовали быстро и решительно: подхватили, пронесли несколько шагов и метнули в самый жар.
– А-а-а-а!!! – К счастью, колдун не был связан и был в надежной одежде. Рухнув на белые шипящие угли, Андрей задержал дыхание, поджал ладони и стремительно выкатился по другую сторону гигантского очага.
– Ты обманул меня! – В безмерном гневе змееногая богиня обогнула костер. – Грязный вонючий дикарь! Ты неспособен ходить через огонь! Ты не мой потомок!!!
– Но… – Колдун приподнялся, поднял взгляд на Табити. И встретил десятки взглядов злобно шипящих змей и холодный, пробивающий до костей, ненавидящий взгляд обманутой в надеждах женщины.
Именно в костях и возникла первая ломающая боль, вынудившая колдуна замереть в том положении, в каком его застал гнев богини. Боль поползла наружу, сводя судорогой мышцы, не давая дышать. Мир вокруг сузился до одной лишь слабо светящейся точки впереди. Последний раз в груди ударило сердце – и для Андрея наступила полная безнадежности темнота.
