Глава 25

Я смотрела на ярко горящий огонь, потрясенная тем, что сама же и наделала. Послышались охи сидевших в холле людей.

– О боже! – воскликнула я, посмотрев в сторону стойки. – Боюсь, я…

– Я принесу что-нибудь убрать, – вскинулся портье и куда-то умчался.

Оставалось только надеяться, что молодой человек помнит – горящий на масле огонь не тушат водой. Я снова перевела взгляд на устроенный мной пожар. Масло уже выгорело, а на мраморном полу огню распространяться особо некуда. Карточные игроки это, вероятно, тоже поняли и вернулись к игре. Воровато оглянувшись, я прошла за стойку и осмотрела ряды с ключами. До возвращения портье у меня было всего несколько секунд. Комната Руперта находилась этажом выше моей. Если память не изменяет, на дознании упоминался номер 211. Глазами я поискала ключ. Полиция могла конфисковать все ключи от этого номера. Но нет! Вот он. Я схватила его, сунула в карман и быстро вышла из-за стойки. Через пару секунд вернулся портье с ведром песка и начал посыпать уже догорающий огонь.

– Ради бога, простите меня, – вполне искренне извинилась я.

Я, конечно, рассчитывала, что огонь не распространится, но до конца уверена не была. Хоть чуточку подумав, я бы этого не сделала. Не хотелось бы пополнять список своих прегрешений поджогом.

– Все в порядке, – отозвался портье, правда, заметно бледный. – Вы не поранились, миссис Эймс?

– Нет-нет, все хорошо. Я могу что-то сделать?

– Нет, я позову человека убрать стекло. Вы уверены, что с вами все хорошо?

– Простите меня, пожалуйста, – повторила я. – Я просто хотела подняться к себе и вот…

– По-моему, у меня был фонарь.

Портье открыл ящик, порывшись в нем, достал фонарик и, включив его, протянул мне с явным облегчением, что обеспечил меня светом, не содержащим ни огня, ни горючих жидкостей. Я пошла к лестнице и, задумавшись под тяжким грузом ключа, который давил на совесть и оттопыривал карман, чуть было не напоролась на Джила и Оливию. Они спускались и за негромким разговором не видели меня. Когда мы столкнулись, они смущенно остановились на нижних ступенях.

– Привет, Эймори, – сказал Джил. – Я помогал Оливии сойти вниз.

В тусклом свете лампы, которую держал Джил, Оливия казалась бледной, изнуренной. На ней был джемпер с длинными рукавами – прикрывавшими повязки на запястьях, судя по всему. Она старалась не смотреть мне в глаза.

– Простите, что помешала, – улыбнулась я.

– Ты вовсе не помешала, – ответил Джил, но как-то странно. Я только не смогла определить, в чем странность.

– Как вы, Оливия? – спросила я.

– Хорошо, – неохотно промямлила та.

Как ни мечтала я поскорее попасть в комнату Руперта, мне показалось, сейчас удачный момент перемолвиться с мисс Хендерсон наедине, прежде чем мы все снова набьемся в гостиную.

– Джил, не будешь возражать, если я поговорю с Оливией?

Джил как-то подозрительно, очень напряженно посмотрел на меня, помялся, лишь потом кивнул и, передав лампу Оливии, оставил нас. Повисло тяжелое молчание. Лучше всего в данной ситуации было двинуть напролом.

– Оливия, простите, если вопрос покажется вам дерзким. В общем-то, он такой и есть. Вы дарили Руперту золотую зажигалку?

Оливия пристально посмотрела на меня, на ее гладком лбу залегла складка.

– Не знаю, почему все думают, что… Ничего я ему не дарила. Руперт был мне до фонаря, хотя какое-то время мы часто виделись. Жуткий бабник, что, впрочем, всем известно, вот и все его достоинства.

Я не поняла, почему Оливия вдруг принялась все отрицать, и растерялась.

– Тогда почему?.. – Мой голос замер. Неприлично спрашивать у человека, почему он решил вскрыть себе вены бритвенным лезвием.

Тут Оливии что-то пришло в голову, и ее холодное лицо вдруг несколько потеплело.

– Так вы не знаете, – сказала она.

– Не знаю чего?

– Вы думаете, я любила Руперта, – проговорила она, сделав ударение на слове «Руперт».

Что-то блеснуло во взгляде, и я совершенно отчетливо поняла, о чем она говорит. Я была слепа и глупа, как последняя дурочка, я не видела этого раньше.

– Вы любите Джила, – прошептала я.

Ее взгляд снова стал жестче, и она отвела глаза.

– Вы, наверно, думаете, что так вести себя может только полная идиотка.

Все встало на свои места: поведение Оливии, загадочные исчезновения Джила, посетитель, который так взволновал Оливию в больнице, – все приобретало смысл. Я не могла поверить, что не догадывалась раньше, но, наверно, была слишком поглощена своими делами, чтобы обращать внимание на остальных.

– Это я чувствую себя идиоткой, – сокрушенно призналась я. – Я должна была понять, каково вам.

– Знаете, он сходит по вам с ума. – В болезненной улыбке Оливии, в глазах, в которых блеснули слезы, не было ни горечи, ни озлобления. – Всякий раз, как произносит ваше имя, взгляд у него загорается и… Было так глупо с моей стороны пытаться заставить его снова полюбить меня. А может, он никогда и не любил, не знаю…

Слышать эти слова почему-то было очень больно, и я, почувствовав, что сама сейчас разревусь, непроизвольно схватила Оливию за руку.

– Простите меня, милая… Знаете, я прекрасно понимаю, как это – любить человека, чувства которого… неоднозначны.

– Ваш муж, – кивнула она.

Теперь настал мой черед печально улыбнуться.

– Иногда мне кажется, он женился на мне, только чтобы доказать, что это в его силах.

– Когда он приехал, я решила, что вы все еще любите его.

В ее взгляде кричала надежда, и мне стало почти стыдно.

– Я… все так неопределенно.

Оливия кивнула:

– Если вы захотите, Джил пойдет за вами на край света. Но если вы решите иначе, я все равно буду ждать.

И, сказав это, она прошла в гостиную. Несмотря на отчаяние, прозвучавшее в ее словах, походка Оливии сохраняла ровное достоинство, и я решила, что недооценила эту девушку. Во мне говорила благодарность за то, что она завершила разговор, потому что удачный ответ в голову так и не пришел. Я знала, нельзя было принимать ухаживания Джила, не решив все вопросы с Майло. И все-таки не могла заставить себя отказаться от него, особенно сейчас, когда, вполне возможно, лишилась всего остального.

Я пошла по темной лестнице, на стене плясали блики света. В самом деле какая-то жуть. Свет фонарика бил недалеко, и только почти дойдя до площадки второго этажа, я поняла, что на ней кто-то стоит. Я повела фонариком и испугалась, увидев в слабом луче Майло.

– Добрый вечер, дорогая, – шагнул он мне навстречу. – Мерзкая погода, не правда ли? Меня чуть не смыло, пока я добирался с вокзала. – Майло весь промок – вероятно, только что вошел в гостиницу, – но широко улыбался. Треклятая гроза явно его раззадорила. – У тебя есть ключи от нашего номера? Свои я забыл в каком-то кармане.

– Я… да, есть.

К нашей комнате мы шли молча.

– Я думала, ты уехал в Лондон, – запинаясь, произнесла я, когда мы дошли до двери.

Меня так удивило его внезапное появление, что я не смогла придумать ничего умнее.

– Чистая правда. Ты меня не поцелуешь?

– Нет.

Обойдя его, я открыла дверь ключом. Майло прошел за мной. Фонариком я нашарила масляную лампу на углу стола, зажгла ее, и неяркий желтый свет наполнил комнату.

– Ты сердишься, что я уехал, ничего тебе не сказав, – начал Майло, сняв мокрый плащ и перебросив его через спинку стула. – Но, дорогая, я торопился на поезд.

Я подошла к нему вплотную.

– Инспектор Джонс сообщил мне, что это ты видел Джила на террасе перед убийством.

Надежда смутить его этим откровением оказалась напрасна – я забыла о железной выдержке Майло. Ни единый мускул не дрогнул на его лице.

– А, он тебе все же сказал? Впрочем, я так и думал.

– Как ты мог видеть Джила с Рупертом после обеда, если появился в гостинице только вечером?

– Полагаю, это инспектор тебе тоже сообщил. – Майло снял пиджак и пригладил рукой мокрые волосы. Он терпеть не мог шляп и никогда не носил их, даже в дождь. – Я приехал сразу вслед за тобой, заглянул сюда, а потом решил переждать в пабе.

Я предпочла пока отложить вопрос, почему он поехал за мной именно в «Брайтуэлл», и спросила:

– Зачем ты сказал инспектору, что видел Джила?

– Затем, что я его видел.

– Ой ли?

Майло улыбнулся:

– Ты мне не веришь?

– Майло, Джил не убивал Руперта.

– Может, и не убивал, но я подумал, стоит упомянуть тот любопытный факт, что незадолго перед тем, как Руперта стукнули по башке и выкинули за ограду, они поссорились.

Очень трудно было понять, говорит ли он правду.

– Инспектор Джонс очень досадовал, что ты уехал, – заметила я, сменив тему разговора и умолчав о том, как была взбешена и расстроена, когда он без предупреждения рванул в Лондон.

– Надеюсь, он простит эту маленькую вольность, когда я ему сообщу, что мне удалось выяснить.

Майло явно хотел меня заинтриговать, поэтому я не проявила к затравке ни малейшего интереса, а заодно подавила желание сказать ему, как надеялась, что его арестуют. Если он и заметил мое деланое безразличие, то не дал этого понять. Не проронив ни слова, Майло достал из шкафа чистый комплект одежды и пошел в ванную просушиться.

Вздохнув, я села за стол. Столько надо обдумать, слишком много всего случилось сразу. Ключ от комнаты Руперта все еще оттягивал карман, и ужасно хотелось посетить 211-й номер. Но нельзя было допустить, чтобы за мной увязался Майло, поэтому нужно найти способ от него отделаться. Что, если улизнуть сейчас, пока он переодевается? Но он может отправиться искать меня вниз и тем самым привлечет внимание к тому обстоятельству, что меня нет в номере.

На столе лежало второе письмо Лорел. Поскольку больше делать было нечего, я открыла его и пробежала глазами.

Когда я прочитала эти строки, у меня появилось странное предчувствие, и я даже не сразу заглянула в конверт. Но потом все-таки достала вырезку и посмотрела на изображение. Как и писала Лорел, заметка из желтого журнала. Судя по дате, фотография сделана примерно месяц назад в Монте-Карло. Возле стола рулетки стоял Майло. Он великолепно смотрелся в смокинге. Несмотря на фривольный намек, содержащийся в заголовке, мое внимание привлекла вовсе не женщина в смелом декольте, повисшая на его руке, а человек, стоявший по другую сторону, – Руперт. Я долго смотрела на фотографию. Майло утверждал, что не был знаком с Рупертом. И вот, пожалуйста, они стоят друг напротив друга.

Я не могла понять, зачем Майло понадобилось врать. Если только… Когда я осознала смысл того, что сейчас узнала, у меня потемнело в глазах. Кирпичики загадки, составлявшие общую картину, посыпались на мою бедную голову с грохотом горной лавины. Майло был знаком с Рупертом. Руперт оставил большие долги. Майло приехал сюда до того, как произошло убийство, но никому не сообщил о приезде.

Я сделала глубокий вдох и заставила себя методично собрать воедино все, что мне известно. По версии полиции, Руперт Хоу с кем-то поссорился, получил удар по голове и был сброшен со скалы. Предположительно, разговор принял нежелательное направление и ситуация накалилась. Но, может, все еще хуже? Может, это запланированное убийство? Майло вернулся из Монте-Карло неожиданно, намного раньше, чем собирался. Может, мой приезд в «Брайтуэлл» просто совпал с его планами? Может, он приехал вовсе не из-за меня, а из-за Руперта?..

– Какая незадача, что выбило пробки, – сказал Майло, и я чуть не подскочила, внезапно услышав его голос. – Представь, как жили наши предки, – бродили в темноте при свете факелов.

– Почему ты не сказал мне, что был знаком с Рупертом? – спросила я в надежде, что хоть этот вопрос застанет его врасплох.

– Я не был с ним знаком, – невозмутимо ответил Майло.

Встав со стула, я протянула ему фотографию, внимательно наблюдая за реакцией. Инспектор Джонс был прав: Майло первостатейный врун. Он и бровью не повел.

– В рулетку играет столько людей, – пожал он плечами, возвращая мне вырезку. – Это еще не значит, что мы были знакомы.

– Просто поразительное совпадение, не так ли?

Я всматривалась в него, пытаясь заметить хоть намек на смущение. Вдруг Майло улыбнулся, и какая-то опасная насмешка блеснула в его глазах.

– Эймори, дорогая, ты полагаешь, это я убил Руперта Хоу?

– Это ты его убил?

Он рассмеялся:

– Если бы я это сделал, неужели ты думаешь, я бы признался?

– Ты как-то сказал, что сможешь убить, если будет необходимо. По слухам, Руперт был весь в долгах.

– Да будет тебе, дорогая. Ты знаешь не хуже, чем я: у меня столько денег, что я вряд ли успею их истратить. Довольно хлипкий мотив.

– Но тем не менее мотив.

– И, вероятно, Хэмильтона тоже убил я.

С огромным облегчением я вдруг поняла, что моя версия не объясняет смерть Хэмильтона. Даже если Нельсон Хэмильтон нашел на берегу какую-то улику против Майло, мы же были в шкафу, до того как… И вдруг до жути ясно я вспомнила плеск воды, после того как Майло вылез из шкафа. Сам он утверждал, что вытащил голову Хэмильтона из воды, проверяя, жив ли тот. Но что, если все ровно наоборот? Я физически почувствовала, как кровь отлила от лица.

– Ты… ты мог это сделать.

Майло остался невозмутим. Больше всего на свете мне хотелось знать, о чем он сейчас думает.

– Да, в принципе это возможно, – сказал он наконец.

Я не нашлась что ответить. Мы продолжали смотреть друг на друга, и молчание становилось все тяжелее. Впервые за все время знакомства с Майло я испугалась, что осталась с ним наедине, – далеко не самое приятное чувство.

– Кто-то видел сегодня, что ты вернулся? – Почти невольно я вдруг задумалась о том, может ли кто-то знать, что мы здесь с ним вдвоем.

– Нет, пока ты воровала ключи, я как раз поднимался по лестнице.

Так он видел? Интересно, он догадался, зачем я это делаю?

– Тогда все по-прежнему убеждены, что ты в Лондоне.

– У меня была серьезная причина для отъезда в Лондон, но я собирался непременно вернуться на место преступления, – сообщил он, и я машинально поморщилась из-за использованных им слов.

– Думаю, надо спуститься, – проговорила я, будто рассуждая вслух. – Меня там ждут.

Я пошла к выходу и тут же поняла, что Майло догадался, почему я так неестественно держусь.

– Господи, Эймори!

Он шагнул ко мне, и я непроизвольно попятилась. Майло замер, и на его лице появилось совершенно незнакомое мне выражение – немой вопрос, начисто лишенный обычной скучающей насмешки. Но это длилось всего долю секунды, и Майло, напустив на себя привычный безразличный холодок, спокойно произнес:

– Не думал, что такое придет тебе в голову. Ты полагаешь, это я их убил. Обоих.

– Я… Мне… Ты не… – Я судорожно искала ответ, но что тут можно было сказать?

– Я бы убил Хоу и Хэмильтона ловчее. – Лишь едва уловимая резкость тона указывала на то, что Майло в бешенстве.

Я никак не могла подобрать слова и чувствовала себя полной дурой, одними глазами умоляя его понять, почему во мне родилось подозрение.

– Я никогда и мизинцем тебя не трону.

– Майло, прошу тебя… Я не хочу в это верить.

– Я вниз. – Его лицо превратилось в маску, холодную, жесткую, как у мраморной статуи. – Посижу в гостиной. На случай, если понадоблюсь тебе… или полиции.

И с этими словами Майло вышел, оставив меня одну. Я слушала удаляющиеся шаги, и сердце колотилось в ушах. Я не верила, что он это сделал. Не могла поверить. И тем не менее складывалась цельная картина.

Может, позвонить инспектору и все рассказать? Что-то во мне противилось этой мысли. Не очень красиво доносить на собственного мужа. Нужно все обдумать. Мысли пчелиным роем гудели в голове. Мой муж, человек, которого я любила, с которым прожила пять лет, оказался убийцей?

И еще одно: если так, то что же мне делать?