Глава шестая
НИКОЛАС

Йелиланская средняя школа занимала два здания: в одном из них — трехэтажном — проходили занятия, а в другом был гимнастический зал. Между этими унылыми строениями из желтого кирпича находилась парковка. С южной стороны тянулось заросшее травой поле, которое, по моим предположениям, использовали для игры в футбол, регби, бейсбол и тренировок в беге и ходьбе — в зависимости от сезона. Хотя в этом краю так много места, что, думаю, без труда можно было бы устроить отдельные площадки для каждого вида спорта.

Я стал крайне раздражительным, так как по ночам меня мучают кошмары, в которых я превращаюсь в собаку (я понятия не имею, как бы истолковал этот сон доктор Фрейд, и мне это совершенно не интересно). Из-за того, что я долгое время жил в большом городе, я слишком сильно отличаюсь от местных. У меня совсем иное представление о моде (видимо, только у меня оно вообще есть), еде, музыке и культуре, я по-другому говорю, и порой ребятам приходится меня переспрашивать, чтобы понять о чем речь, а я отмахиваюсь от них.

Та девушка на кладбище не покидала моих мыслей, но я ее больше не видел, хотя бродил среди могил прошлым вечером. Меня обуревало предвкушение, и в то же время я боялся вновь найти ее с ножом в руке, израненную и окровавленную.

Идя по коридору школы, я внимательно смотрел по сторонам. Я привык передвигаться быстро, и часто вообще перебегал из одного класса в другой. По моим оценкам, общее количество учащихся было около четырехсот, и все они знали друг друга по именам, знали историю семей каждого и так далее. Обилие ковбойских сапог вызывало у меня тошноту.

В среду миссис Тренчесс, преподавательница математики, попросила нас разбиться на пары и выполнить домашнее задание. Ко мне прицепился парень, сидевший за соседней партой.

— Привет, я — Эрик, — сказал он, перегородив мне рукой проход.

Я поднял глаза от тетради, в которой писал хайку.

— И? — приподняв бровь, протянул я.

Улыбнувшись, он хлопнул рукой по парте:

— А ты, кажется, и вправду козел. Именно так все тебя называют.

Я промолчал.

Эрик вытащил серебряную зажигалку «Зиппо» из кармана джинсов, резким движением руки открыл колпачок и пригнулся, чтобы скрыться от взора миссис Тренчесс.

— Все нормально, я уже знаю, что тебя зовут Пик.

Он зажал зажигалку в кулаке и, повиснув на парте, стал читать стихотворение, написанное на полях.

Эрик спросил:

— Хайку?

Я не мог грубить тому, кто знал что-то о японской поэзии.

— Я уж было решил нацарапать это на парте рядом с фразой «одни лишь ублюдки в шахматы нынче играют», но вряд ли это будет умно.

Его смех больше походил на отрывистый лай.

— А у тебя есть другие стихи?

Поколебавшись, я открыл блокнот с конца и показал Эрику последнее стихотворение.

И:

— Это почти как у Сары Тернер, — задумчиво произнес Эрик.

— Это было сегодня в утренней передаче «Вестерн Сив». Ведущая была в хлам пьяной, я не стал бы с ней говорить. Я даже и имени ее не расслышал.

— А ты, значит, хочешь стать поэтом?

— Нет.

Эрик упал на стул и откинулся на спинку, ожидая продолжения. Но я молчал, и тогда он, покачав головой, произнес:

— Я слышал, что поэты трахаются с кем попало.

Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись.

— Слушай, — сказал я. — А ты знаешь Силлу Кенникот?

Эрик тут же нахмурился:

— Да. А в чем дело?

— Просто она моя соседка. — Я пожал плечами, как будто его ответ меня даже не интересует. — Что за фигня с ней происходит?

— Погоди, ты с ней встречался, что ли?

— Да. Она, кажется, малость не в себе.

Он помолчал, вновь вытащил свою зажигалку и открыл ее:

— Скажу тебе без шуток, после смерти родителей у нее все пошло наперекосяк. И винить-то ее не за что.

Мне не терпелось услышать подробности, но я решил дождаться более подходящего момента и спросил Эрика, не нужна ли ему помощь с домашним заданием. Он кивнул.

После урока мы с Эриком вышли из класса вместе. У стенда с объявлениями он задержался и показал мне на ярко-оранжевый флаер: «Макбет! Нам нужна команда! Только современное. Ничего из прошлого».

— Присоединяйся, — сказал мне Эрик, — тебе наверняка понравится выступать на сцене.

Поток школьников, выходивших на перемену, оттеснил меня к стенду, и, присмотревшись к флаеру, я прочел то, что было подписано внизу мелкими буквами: «При содействии драматического клуба „Дикая свинья“. Эрик Леиленталь, исполняющий обязанности президента».

— Исполняющий обязанности президента? Так ты меня разыгрываешь?

Честно говоря, Эрик совсем не походил на человека, способного занимать подобную должность. По-моему мнению, он скорее мог быть игроком бейсбольной команды.

Вытащив из кармана джинсов шариковую ручку, Эрик зачеркнул слова «исполняющий обязанности».

— Вот сволочь. — Сунув ручку в карман, он продолжал: — Венди Коул настаивает на выборах. Я был вице-президентом и просто поднялся на одну ступеньку, когда президент послал нас подальше.

— Круто. Драма в клубе драмы.

— Да, слушай, а ты знаешь, что твоя подружка Силла участвует в шоу? Ну так что, придешь? — с хитрой улыбкой спросил он.

Мне нравилось, что Эрик оказался таким же козлом, как и я. Мне необходимо было заняться чем-то после школы, чтобы избежать общения с Лилит.

— Конечно приду. А куда?

— После занятий в зрительном зале. Договорились? Ну пока, мне надо разыскать Энди.

Эрик развернулся и пошел по коридору в другую сторону, а я подумал: «И где, черт возьми, их зрительный зал?»

Суматошные школьные дни мелькали один за другим. Теперь я почти все время проводила в спальне, склонившись над книгой заклинаний и читая ее вслух. Так я обычно читала сценарии, для того чтобы лучше запоминать свои реплики. Я изучила книгу от корки до корки и все равно продолжала перелистывать ее, водя пальцем по заметкам, сделанным рукой моего отца на плотной бумаге, и порой мне даже казалось, будто я слышу его голос: «Симпатическая магия действует под влиянием наших ассоциаций. С каплей крови вдохните жизнь в настойку. Яд выпарите на огне, обвяжите флакон красными лентами. Свежий пчелиный воск лучше всего способствует превращениям. Капля крови. Следы крови. Порез. Жертвоприношение. Уступчивость».

У меня накопилось огромное количество вопросов к отцу. Что такое симпатическая магия? Почему имбирь не применяется при лечении ожогов, а соль является наилучшим ингредиентом в защитных рецептурах и нейтральных заклинаниях? И что вообще значит «нейтральные»?

Я не могла перестать думать обо всем этом в школе. Момент, когда жухлый лист налился зеленью, стал для меня поворотным. А потом из тени появился Николас Парди, как какой-то рыцарь, и мои мысли смешались окончательно. Я была словно в тумане, разум отказывался воспринимать реальность; я не слышала, о чем говорили на уроках по истории и физике и даже на семинаре «Возврат к природе» миссис Секвилл. Я пыталась вытеснить будоражащие образы из своего сознания и ответить на вопросы о природе людей, плохо приспособленных к условиям окружающей среды, и сексуальной идентичности, но не смогла. Одноклассники казались мне бледными подобиями людей. Теперь для меня существовали лишь надгробия и магия. Именно они стали моей реальностью.

А сегодня вечером я открою Ризу правду. Я уже подготовилась, прочитала все, что необходимо, сосредоточилась. Теперь нужен только Риз. Я докажу ему, что магия существует, и тогда он перестанет ненавидеть отца и мы вместе докажем его невиновность. Я верну к жизни нечто большее, чем жалкий листок, — веру.

Наконец, когда часы показывали половину четвертого, я проскользнула в зрительный зал. Здесь я могла спрятаться за маской и стать кем-то другим, забыться в словах, которые не были моими собственными. Я испытывала облегчение, сидя на краю сцены, болтая ногами и слушая, как Венди и Мелисса спорят о том, все ли песни из «Злой» подходят для исполнения в зрительном зале. Эхо их голосов отражалось от стен и разносилось между рядами красных кресел, а запах старой краски и плесени щекотал ноздри. Я всегда любила этот театр. Здесь я могла быть кем угодно, не просто девочкой, которая обнаружила своих родителей на полу убитыми, не обычным тощим, слабым подростком с плохими отметками и спутанными волосами, — здесь я могла быть Офелией, Лаурой Уингфилд или Кристин Даэ. Я воображала, что их слова — это мои слова, их сердечные страдания — мои страдания; и так я познавала себя.

В зал вошли Эрик и Николас Парди. Эрик сразу указал на меня, вытянув средний палец правой руки. Я нахмурилась, а Венди захихикала.

— Он, наверное, обнаружил мой флаер, — предположила она.

Мелисса тоже засмеялась:

— Да, я и сама видела.

Я наблюдала за Николасом. Все это время я думала о нем, и теперь было странно видеть его в такой обыденной обстановке. В школе все наверняка звали его просто Ником, а в моем сознании укрепился образ человека, которому подходило длинное, старомодное имя. И вне кладбища, мыслей о смерти, крови и магии сложно было воспринимать его как таинственную личность. Он только подтвердил мое мнение, когда, пройдя между рядами кресел, сел рядом со Стоксом, преподавателем. Эрик в это время топтался на ступеньках, уставившись на меня, Венди и Мелиссу.

— Симпатичные флаеры, — заметил он.

— Как и твоя задница, котик, — ответила Венди, послав ему воздушный поцелуй.

Отвернувшись от нее, Эрик вместе с Трентом поднялся на сцену, и они, сбросив ботинки, принялись разминаться и растягиваться.

— Я хочу, чтобы мои ведьмы были впереди и в центре! — закричал Стокс, перед тем как повернуться к Пику.

Я выбрала удачное место, и теперь могла одновременно наблюдать за Николасом и переглядываться с Венди и Мелиссой в ожидании своего выхода. Ник был достаточно высоким, и ему явно было неудобно в мелком кресле. Его волосы были длинноваты, и сегодня он зачесал их назад, так что я смогла рассмотреть его лицо лучше, чем при первой встрече.

— Черт возьми, Силла, закрой рот, а! — обратилась ко мне Мелисса.

Я бросила на нее хмурый взгляд. Венди ткнула ее в бок локтем:

— Оставь ее. Хорошо, что она вообще проявляет интерес.

Я, хоть и не надолго, испытала к ней благодарность.

— А он клевый парень, — произнесла Мелисса.

— Он живет в том старом доме на ферме чуть дальше по дороге от нашего дома, — откликнулась я. — Недавно переехал.

Обе презрительно посмотрели на меня, а затем Венди громко расхохоталась:

— Ты опоздала, Сил, мы уже давно все знаем. Все только о нем и говорят. Джерри сказал, что он внук мистера Харлая.

— Ого… — только и смогла сказать я.

Николас совсем не был похож на сутулого мистера Харлая.

— А знаете, его мачеха вроде какая-то известная писательница. Хотя она, наверное, пишет под псевдонимом. Ты что, не слышала — как во время обеда Эрик и Даг заключили пари насчет того, о чем она пишет? — спросила Мелисса.

Стокс замахал своей пухлой рукой, и мы строем вышли туда, где он мог нас видеть.

— А какой смысл известному автору переезжать сюда? — спросила я, но ответа уже не услышала, так как в этот момент Николас поднял взгляд и посмотрел на меня.

Он улыбнулся. Его колени и локти неестественно выдавались вперед, и он походил на гигантское чучело, втиснутое в кресло. Я быстро опустила глаза.

— Давайте с начала четвертого акта! — крикнул Стокс.

Я никогда не был знатоком театра, но, когда Силла начала играть, у меня перехватило дыхание. Это было… великолепно. Она полностью преобразилась, глаза ее мерцали, движения тела были плавными и величественными.

Когда мистер Стокс остановил действие и Силла опять стала собой, мне показалось, будто кто-то включил свет и наваждение исчезло. Силла посмотрела на режиссера, затем на меня, и я едва заметно улыбнулся. Она тут же опустила глаза.

Я не мог перестать смотреть на нее. Даже когда на сцене играли другие люди, а Силла отступала в сторону, я наблюдал за ней. Она, слегка сгорбившись, стояла на краю сцены под сводом. Ее пальцы, как и тогда, на кладбище, были унизаны кольцами, которые сверкали при малейшем движении ее рук.