Глава 11. Назло дождям и ветрам
Холодный ветер проникал в помещение сквозь многочисленные щели в оконных рамах, монотонный осенний дождь барабанил по стеклам. Заснуть не получалось, и Александер потянулся за заготовкой, которую уже начал обстругивать. Ее очертания пока казались ему угловатыми, но когда он отполирует ее песком, она станет такой же гладкой и округлой, как…
Образ Изабель возник у него перед глазами. Поглаживая изваяние Богоматери, которое он держал в руке, Александер вдруг почувствовал под пальцами тепло девичьей кожи. Он закрыл глаза, чтобы снова услышать плеск реки, пощелкивание мельничных крыльев, едва слышный шелест юбки и… вздохи его юной спутницы.
Он взял свой sgian dhu и стал вслепую выстругивать тунику фигурки. Колл повернулся на своем ложе. По ритму дыхания Александер догадался, что брат тоже не спит.
– Чем ты занят? – шепотом спросил Колл, подтверждая его догадку.
– Ничем серьезным.
Привстав на локте, брат смотрел на него.
– Я думал, ты ее закончил.
– Нет. Для меня она никогда не будет по-настоящему закончена. Но придет день, когда я отдам ее урсулинкам.
– Это будет прекрасная статуэтка, Алас!
– Ну да, прекрасная.
– Вот только сейчас темно, лучше бы ты лег спать.
Довольно долго оба молчали, и тишину нарушал только храп товарищей, с которыми они делили холодную комнату. Потом голос Колла зазвучал снова:
– Где ты был сегодня днем? Мы закончили работать в монастыре, и ты куда-то пропал. Мы не зря волновались: сегодня утром во рве под городской стеной нашли еще одного солдата с ножом в животе. Это уже четвертый труп за последний месяц и второй – за неделю. Ты хотя бы помнишь об осторожности?
– Обо мне не беспокойся.
Колл помолчал немного. Он хорошо знал Александера, а потому без труда угадал причину его душевного смятения: брат влюбился.
– Ты был с той девушкой? – спросил он.
Скрежет ножа по дереву прекратился, но Александер молчал.
– Ты был с Эмили? – не отставал от него Колл.
– Конечно, не с Эмили!
– С той красивой девицей из богатой семьи?
Александер только хмыкнул в ответ, чем подтвердил опасения старшего брата.
– Ты уверен в том, что тебе это нужно? Ты обожжешься, Алас, и ты прекрасно это знаешь.
– Колл, я знаю, что делаю. Хочу тебе заметить, я давно не мальчишка.
– Это я уже заметил. Но в любви все мужчины превращаются в мальчишек.
– А кто говорит о любви?
– Я.
– Я не влюблен. Она бойкая и красивая, и…
– И ты в шаге от того, чтобы в нее влюбиться! Алас, хотя бы себе не ври!
Александер положил статуэтку на подоконник и со вздохом сел на постели. Глаза устали, и у левого начал дергаться уголок. Он смежил веки и осторожно помассировал глаза.
– Я не хочу об этом говорить, – тихо произнес он.
Тень Колла шевельнулась. А что, если брат прав? Несколько дней подряд он был слишком занят, чтобы проанализировать, что же все-таки чувствует по отношению к Изабель. Сегодня днем, когда он поцеловал ее, у него возникло ощущение, будто он пригубил кубок с божественной амброзией, приник к источнику жизни… Но если утратить бдительность, этот эликсир грозил разъесть ему душу. Он ведь поклялся никогда больше не любить! Однако, с другой стороны, было бы глупо не воспользоваться тем, что предлагала ему прекрасная мещанка. Обнимая эту девушку, он чувствовал себя непобедимым. Она стала щитом, который встал между ним и жизнью, подобно другим до нее. Тем женщинам, кому удалось отыскать путь к его сердцу…
– Ты недавно потерял Летицию, ты все еще слишком уязвим…
– Со мной все в порядке, Колл. Я уже понял, к чему ты клонишь.
– Только не говори, что расставание с Летицией тебя не задело! Ты перестал дорожить жизнью после…
– После экзекуции? Не бойся называть вещи своими именами.
– Ладно! Кристина ходила за тобой, как тень, но и на нее ты не обращал внимания… Но если бы мы оба не дали ту клятву, где бы ты был сегодня?
Александер не ответил. Он устремил взгляд в окно, в ночь.
– Ладно, я сам отвечу. Ты бы остался там, в Пуант-Леви, и твой труп сейчас пожирали бы черви! Вот где бы ты был! Ты… как бы это сказать… Ты слишком чувствительный, Алас.
– Не говори глупости!
– Посмотри правде в глаза! Эта девчонка насмехается над тобой, разве это непонятно? Не прирастай к ней душой! Она из другого мира. Она хочет попользоваться тобой, вот и все! Наверняка у этой мещаночки уже есть муж или жених, но ей захотелось поразвлечься с солдатом-иностранцем. Не она первая, не она последняя… И потом, ее отец и братья, если они у нее есть, наверняка служат в ополчении. Они найдут тебя и продырявят твою шкуру! Так что возьми лучше Эмили, она хорошенькая и души в тебе не чает!
– Я не такой дурак и прекрасно знаю, что Изабель никогда не будет только моей. Просто… Она мне нравится, понимаешь? И если я ей тоже нравлюсь, почему бы нам не побыть вместе, пока идет эта чертова война?
Произнеся последние слова, он лег и пнул одеяло, чтобы разрядить свою злость.
– А что ты будешь делать, когда война закончится?
– С божьей помощью, я до этого не доживу.
Между братьями вновь повисло мрачное молчание.
– Не надо так, Алас! Лучше вернемся вместе в Шотландию, – зашептал снова Колл. – Прошу тебя, не думай о плохом!
– О чем мне не думать?
– О смерти. Не надо! Хорош тот воин, который считает себя непобедимым. Ждать смерти – это все равно что заранее смириться с проигрышем.
– Смерть идет за мной по пятам, Колл, и уже давно. Не знаю почему, но это так. Если даже смерть и решила повременить, я чувствую, что она рядом и ждет.
– Она рядом с каждым из нас, братишка! Но не надо бросать ей вызов.
– Ты хочешь сказать, надо забыть о храбрости?
– Нет, это совсем другое дело. Бросать вызов смерти – это провоцировать ее, призывать. А храбрость – это побеждать врагов, свои страхи, ту же смерть. Ждать – удел трусов.
– Колл, тебе меня не понять. Ты не знаешь, какой была моя жизнь, поэтому не суди меня.
– Пускай, я и правда многого о тебе не знаю, но только не тебе одному довелось страдать! А еще есть люди, которым ты нужен.
Александер презрительно хмыкнул. Мунро пробурчал что-то нечленораздельное и повернулся на постели. Рядом кто-то захрапел, и в комнате снова стало тихо.
– Ты говоришь об отце?
Колл знал, что лучше не затрагивать эту тему. Александер был упрям и тверд как камень. И все же он рискнул привести последний довод:
– Храбрость – это когда мы бросаем вызов нашим страхам. Думаю, встреча с отцом для тебя и есть такой страх…
Колл умолк. Где-то хлопнула дверь, послышались голоса. Заплакал и начал звать маму ребенок. Слова Колла снова и снова звучали в голове Александера, разя его своей правдивостью. Да, он и вправду боится… Боится взгляда и жеста, которыми встретит его отец. Первых слов, которые он скажет. Но вот откуда Колл это знает?
* * *
– Тупине! Эй, Тупине, ты тут?
– Ты уверена, что он тут живет? Мне кажется…
– Погодите! – воскликнула Марселина. – Позовите его, мамзель Иза! С тех пор как англичане в городе, он все время прячется и выходит только по ночам.
– Тупине, это мадемуазель Лакруа! Выходи, я что-то тебе дам!
Шевельнулись испачканные сажей доски, и показался нечесаный чуб. Тупине посмотрел на девушек с подозрением, но, узнав, тут же вылез из кучи обломков и потянулся.
– Так ты спал, лентяй эдакий!
– Иди сюда, мой дружок! Я принесла тебе два красивых красных яблока и кусок сыра.
– А булочки?
– Сегодня булочек у меня нет. Ты, наверное, знаешь, что пекарня и магазин Луи разрушены.
Слегка огорчившись, Тупине все же взял угощение и сунул в карман своей грязной куртки. Выглядел он таким жалким, что Изабель невольно покачала головой.
– Кто стирает тебе одежду?
– Никто.
– Тупине, тебе обязательно надо помыться! У тебя голова не чешется?
Парень поскреб затылок, потом поднес руку к глазам и пристально осмотрел свои ногти, после чего сунул указательный палец в рот.
– Фу! – Марселина поспешно отвернулась. – Ну что, пойдешь с нами на прогулку?
Изабель пообещала себе, что подыщет место, где Тупине сможет перезимовать. Скоро начнутся морозы, и сегодня ночью уже выпал первый снег… Правда, на солнце он быстро растаял, но земля успела промерзнуть, поэтому шаги звучали по-зимнему гулко.
Улицы были завалены обломками, которые рабочие извлекали из разрушенных зданий. Пахло мокрым пеплом. Стараясь не вступить в еще дымящиеся кучки лошадиного навоза и замерзшие лужи, трое друзей, весело болтая, спустились в Нижний город. Марселина рассказывала про то, как они в монастыре устроили облаву на лесных мышей и как тряслась от страха сестра Катерина, которая до смерти боялась этих маленьких безобидных зверьков.
Оказавшись перед фасадом отцовского магазина на улице де Мель, Изабель погрустнела. Сквозь оконные проемы виднелось голубое небо, на обгоревшие потолочные балки было жалко смотреть. Кабаре находилось в таком же плачевном состоянии: крыша была разрушена, а полы второго этажа местами обвалились. Нижний этаж, казалось, сохранился намного лучше, но и там валялось столько обломков, что легко было пораниться. В подвал проникнуть можно было только через маленькое окно у самой земли, и Тупине благодаря своим скромным габаритам как нельзя лучше подходил для этой затеи.
Марселина дважды объяснила Тупине, что ему нужно сделать, и заставила все повторить, дабы убедиться, что он все правильно понял. Заслонка на окне была сорвана, а это означало, что в подвале кто-то уже побывал. Но за сохранность своей драгоценной шкатулки Марселина не тревожилась: она закопала ее в юго-восточном углу подвала.
Тупине пролез в окошко, и девушки услышали, как он спрыгнул на землю уже в погребе. Марселина стала направлять его к тайнику, в то время как Изабель подбадривала парнишку. Вдруг совсем рядом что-то хрустнуло, и девушки замерли. Испугавшись, что остов дома может обрушиться, Изабель хотела было позвать Тупине назад, когда чья-то рука закрыла ей рот. Противный запах вареной капусты ударил в нос.
Девушка стала отбиваться руками и ногами – но тщетно. Мужчина уже тащил ее в темный проулок между двумя домами. Когда он прижал ее к стене, Изабель увидела, что другой негодяй выкручивает руки Марселине, а та что есть сил пинает его ногами. Мужчина, который напал на Изабель, что-то сердито произнес по-английски, и девушка испытала некоторое облегчение, не уловив в его речи ставшего знакомым шотландского акцента. Наглец между тем стал задирать ее юбку. Только теперь девушка поняла, что ему нужно, и закричала, но крик прозвучал как жалкое всхлипывание – рукой он по-прежнему зажимал ей рот.
Мгновение – и на смену вонючей ладони пришел не менее зловонный рот. От мужчины так несло спиртным, что Изабель едва не стошнило. Марселине чудом удалось вырваться, но мучитель без труда догнал ее, схватил за волосы и притянул обратно. Пьяный хохот солдат жутким эхом отдавался в узком проулке. Слезы комом встали у Изабель в горле. Она поняла, что ей предстоит пережить изнасилование.
Марселина пронзительно вскрикнула. Увернувшись от жадных губ мерзкого типа, Изабель повернула голову и посмотрела на подругу. То, что она увидела, переполнило душу ужасом: словно тряпичная кукла, Марселина вздрагивала всем телом от каждого толчка навалившегося на нее насильника, во взгляде ее застыл ужас. Изабель почувствовала, что мужчина пытается просунуть руку ей между бедер, и в отчаянии вскрикнула. Отвердевший член терся о ее ноги, ища дорогу к девственному лону, в то время как его хозяин сопел и похрюкивал, как поганая свинья. Что-то теплое вдруг потекло у нее между ног, и мерзкий тип застонал от удовольствия прямо ей в ухо. Она закричала от омерзения.
Солдат ударил ее по лицу и приказал заткнуться, но Изабель все кричала и кричала. И вдруг она увидела Тупине. Парень спешил на выручку, передвигаясь, как всегда, неловко и чуть боком. Мгновение – и он с кулаками набросился на ее мучителя. Но второй солдат, который уже получил то, что хотел, от Марселины, встал и поспешил на помощь товарищу. Блеснул стальной клинок. Тупине уже падал, когда девушка поняла, что в руке у нападавшего был нож.
– Нет! Тупине, не умирай!
Хватка насильника ослабела. Изабель вырвалась и по стене сползла вниз, в то время как тот солдат, что напал на нее, переругивался с подельщиком. Со стороны улицы послышались голоса – кто-то спешил им на помощь. Оба мерзавца поняли, что запахло жареным, и побежали в сторону набережной. Изабель подползла к Марселине, которая уже давно лежала без движения. Она натянула яркую юбку на обнаженные ноги девушки и заставила ее повернуть заплаканное лицо.
– Марселина, ответь мне! Марселина!
Изабель потрясла подругу за плечи, но девушка так и не вышла из оцепенения. Тогда Изабель обняла ее и стала гладить по голове, нашептывая ласковые слова. Чтобы не видеть мертвое тело Тупине, распростертое на расстоянии нескольких шагов, она закрыла глаза.
Шаги и голоса приближались. По мере того как в проулок вбегали мужчины, он наполнялся звоном оружия. Снова английские солдаты? Ощутив прикосновение чьей-то руки, Изабель вскрикнула. Теперь к страху примешивалась ненависть.
– Не трогайте меня! Уходите! Мерзкие твари, вы их убили! Марселина…
По щекам девушки текли слезы. Но ее не оставили в покое. Кто-то попытался отнять у нее Марселину, но она вцепилась в тело подруги еще крепче. Она не отдаст им ее! Больше никто не сделает ей больно! Но ее продолжали тормошить, голоса зазвучали громче. Марселина застонала, и Изабель показалось, что еще немного – и ее голова попросту лопнет.
– Оставьте нас в покое! Чтоб вам, мерзавцам, провалиться! Насильники! Убийцы! Не трогайте нас! Возвращайтесь откуда пришли!
Двое мужчин подняли труп Тупине. Марселину в конце концов у нее отняли, а саму Изабель заставили встать. Однако ноги отказывались ей служить. Изабель пошатнулась, но кто-то успел ее подхватить. Стоило ей уткнуться носом в красную куртку, как в голову пришла шальная мысль – насильник вернулся, чтобы довести начатое до конца. Она вскрикнула и попыталась царапнуть солдата по лицу, но тот успел перехватить ее руку. Ощутив, как что-то твердое прижимается к ее животу, Изабель решила, что настал ее смертный час, и вновь закричала. Солдат поспешно сдвинул набок ножны, как только понял, что эфесом своей шпаги причинил девушке боль.
– Dinna be afraid, Isabelle, ‘t is me, Alexander…
Она не сразу поняла, кто к ней обращается, но имя показалось знакомым. Александер… Александер? Изабель прильнула к груди молодого человека и зарыдала, изливая на него свои горе и страх. Ласковые руки обняли ее и принялись укачивать. Ей было безразлично, куда он ее несет. Хоть на край света, лишь бы только он был рядом! Наконец он остановился и прижал к груди так крепко, что она услышала биение его сердца. Он шептал слова, которые она не понимала, но уже по тому, с какой злостью они были произнесены, можно было угадать, о чем речь.
Он усадил ее на мокрый песок пляжа и произнес мягко:
– ‘T is over, Isabelle. A Thighearna! Mic an diabhail sin! Их поймали! За то, что эти подонки сделали, их будут судить и повесят…
Фраза оборвалась, и он… всхлипнул? У Изабель вдруг закружилась голова, и она почувствовала, как тошнота подкатывает к горлу. Она шарахнулась в сторону, и ее тут же стошнило. Ужас пережитого наконец достучался до онемевшего сознания. Неконтролируемая дрожь овладела ее телом, в то время как перед глазами заново прокручивалась жуткая сцена нападения: истошно кричит Марселина, падает от удара ножом Тупине…
Набрав в горсть песка, она стала ожесточенно тереть себе рот, чтобы не осталось даже малейшего следа, который мог оставить насильник. Острые мокрые песчинки врезались в нежную кожу, причиняя боль, но Изабель не обращала на это внимания. Она взяла еще горсть и принялась тереть с еще большим жаром. Когда она была готова поднять юбку, чтобы очистить бедра, Александер ее остановил.
– Я грязная, мне надо… надо…
– Изабель! No!
– Он меня…
– No! ‘T is over! – Александер не дал ей договорить. Его голос звучал довольно жестко, но Изабель поняла, что он взволнован до глубины души.
Он не хотел знать, не хотел видеть. Не хотел слышать правду, какой бы она ни была. Ужасный страх камнем давил ему на грудь. Теперь Изабель не позволит ему приблизиться, не даст к себе прикоснуться! Она выплеснет на него всю свою ненависть и отчаяние. Думать об этом было невыносимо…
Лицо девушки исказилось, и она попыталась вырваться. Она испытывала непреодолимую потребность в том, чтобы очиститься от этой грязи, чтобы уничтожить жуткий запах насилия. Но стоило ей увидеть выражение лица Александера, как она перестала отбиваться и замерла. Он смотрел на нее со странным выражением, словно хотел пронзить ее этим взглядом. Внизу живота у нее вдруг проснулась глухая боль. В глазах Александера читалась беспроглядная тоска и… еще что-то, что заставило ее испугаться.
– Алекс! – взмолилась она, сдерживая слезы.
Он помотал головой из стороны в сторону и смежил веки. Боль стала невыносимой. Она уцепилась за ворот его рубашки.
– Алекс!
Он никогда ее не полюбит! Ему не нужна изнасилованная женщина. Пусть даже тот мерзкий тип не успел сделать самое страшное, он ее осквернил!
– Алекс, посмотри на меня!
И вдруг новый страх сковал ее сознание. Что, если мужские прикосновения отныне станут ей противны? И поцелуй Александера больше не разбудит в ее теле сотни тысяч бабочек? Если она тоже никогда не сможет никого полюбить?
Словно бы желая изгнать из сердца страх, Изабель прильнула губами к губам Александера. Сперва он попытался ее оттолкнуть, но девушка цеплялась за него так отчаянно… Наконец он положил свои большие ладони ей на спину и крепко прижал к себе. Смешиваясь со слюной, песок ранил нежную кожу губ, скрипел на зубах. Но кто обращает внимание на такие мелочи, когда нужно немедленно убедиться, что твоя любовь взаимна и не зависит ни от каких условностей?
– Мне так жаль, Алекс! Так жаль… – всхлипывая, проговорила она.
– Мне тоже, a ghràidh… Мне тоже жаль…
Усталые, но уверившиеся в чувствах друг друга, они долго сидели обнявшись на берегу реки и слушали, как вода плещет о камни. На некотором отдалении Изабель увидела пятерых солдат-хайлендеров. Похоже, они сдерживали толпу любопытных, собравшуюся к этому времени на набережной. Изабель поежилась от холода. Это было неудивительно, ведь на улице уже ноябрь. Странно только, что до этой минуты она его не ощущала…
* * *
Мадлен взвизгнула и отдернула ногу. Весьма довольная собой, Изабель засмеялась.
– Иза, у тебя ноги холодные, как ледышки! Быстро клади их на грелку!
– Ты намного теплее и мягче, чем грелка, моя дорогая кузина! И я так привыкла делить с тобой кровать, что в монастыре подолгу не могла заснуть!
Девушки прижались друг к другу, чтобы сохранить тепло в нагретой несколькими грелками постели. Какое-то время они лежали молча и каждая думала о своем. Погода стояла ветреная, на окне без конца хлопали ставни. Снег укрыл дома своим пушистым белым одеялом и теперь ярко блестел в лунном свете.
– Я скучала по тебе, Иза. Я так рада, что ты поправилась!
– Я тоже. Оказывается, я теперь не люблю спать одна, особенно после…
Мадлен сжала ладошки Изабель в своих руках и подула на них, чтобы согреть. Облачка пара вырывались изо рта, стоило только заговорить, и носы у обеих были красные от холода. Во всех каминах и в очаге на кухне горел огонь, но стуже удавалось проникнуть в дом через мельчайшие щели, и его обитатели за ночь успевали замерзнуть. Изабель зябко поежилась и натянула одеяло на голову, хотя обе девушки были в теплых шерстяных чепчиках.
Она была рада вернуться наконец домой, к родным и спать в своей постели. Но самое приятное – что Мадлен снова рядом и, казалось, они, как и раньше, были сердечными подругами. Ночью в монастырской келье, где девушка ночевала одна, Изабель часто снилось, что она отбивается от насильника, поэтому просыпалась от своего крика. Одиночество не приносило ей ни капли успокоения.
Размеренное дыхание Мадлен успокаивало, помогало расслабиться. Оставалось надеяться, что этой ночью пережитый ужас к ней больше не вернется.
– Как Марселина?
– Ни лучше, ни хуже. Отказывается выходить из комнаты, не хочет есть. Это очень грустно. Я пыталась с ней поговорить, но мне кажется, что словам не пробиться сквозь стену, которой она себя окружила. Она меня тревожит…
– Ее можно понять, Иза! То, что ей… что вам обеим пришлось пережить!
– Но ей пришлось намного хуже, чем мне, уверяю тебя!
Последовала пауза. Нарушил ее неожиданный вопрос Мадлен:
– Иза, вы виделись?
– С кем? Ты имеешь в виду того солдата, который…
– Нет. С твоим шотландцем.
Изабель вздохнула. Она знала, что эту тему придется затронуть, пусть не сегодня, так завтра. Мадлен догадалась об их с Александером чувствах, и это стало для нее потрясением. Однако она не пыталась отговаривать кузину от дальнейших встреч, и Изабель была ей за это признательна.
– Нет. Он приходил к нашему дому?
Внезапно Изабель охватило беспокойство.
– Нет, сюда он не приходил. Но я видела его вчера в монастыре. Я думала, он приходил тебя навестить.
– Нет. Ты с ним говорила?
– А ты как думаешь?
Словно бы опомнившись, Мадлен заговорила более мягким тоном:
– Но он на меня смотрел и, как мне показалось, думал, стоит подойти или нет.
– И что было потом?
– Потом он ушел.
– И ты его не позвала?
– Иза! Даже если бы я и хотела, как бы это выглядело?
На самом деле Мадлен совершенно не хотелось говорить об этом человеке. Даже если он и спас, по всей видимости, жизнь Изабель, она не могла заставить себя забыть о том, что он и его товарищи представляли угрозу жизни ее дорогого Жюльена, от которого она давно не получала новостей. Последнюю записку три недели назад ей передал старый кузнец Дежарден. Жюльен сообщал, что с ним все в порядке, что он скучает по ней и ночи без нее кажутся ему длинными и холодными. Еще он писал, что не теряет надежды на скорую встречу. И тогда они наконец зачнут дитя, которое не спешило поселиться в ее лоне, до сих пор безнадежно пустом. Господи, сколько часов она проплакала, думая об этом…
Если бы только она успела подарить ему столь долгожданное дитя до начала этой проклятой войны! Или если бы забеременела несколько месяцев назад, то сейчас носила бы под сердцем частичку своего любимого. А теперь по вине проклятых англичан они с Жюльеном в разлуке и лишились всего, что имели! Она злилась из-за этого на Александера, злилась на Изабель, которая не понимала ее горя и не могла его с ней разделить. Она завидовала кузине, потому что та имела возможность касаться рукой того, кого любит, целовать его губы и прижиматься к нему, слушать, как он нашептывает ласковые слова…
Впервые в жизни Мадлен по-настоящему завидовала кузине, которую любила как сестру, и это делало ее еще несчастнее. Она боролась с собой, с этим чувством, однако ничего не помогало. Правду говорят люди: что для одних – счастье, для других – горе. Не желая винить во всем Изабель, Мадлен избрала для себя другого виноватого – Александера. Она упрямо верила, что этот вражеский солдат – источник всех зол, хотя ему самому те же самые события принесли счастье и радость разделенной любви.
Но счастье эфемерно… И очень скоро шотландец об этом узнает. Молодая женщина получила важное задание и намеревалась сделать так, чтобы он стал причиной поражения и гибели англичан. А Изабель, она такая молодая и наивная! Однажды она поймет, как сильно заблуждалась! И как могла она так быстро забыть красавца Николя ради запретной любви с солдатом, который понятия не имеет о вежливости и манерах? Но как только победоносная армия французского короля войдет в Квебек и Иза увидит гордого офицера на великолепном коне, она сразу же забудет даже имя этого шотландца!
– О чем вы говорите, когда остаетесь вдвоем?
– Обо всем на свете. Он рассказывает мне о своей стране и обычаях. О семье и о себе он не слишком распространяется. Мне кажется, он немного застенчив. Кстати, англичан он не любит так же, как и мы.
– А почему тогда сражается под их знаменами?
– У него не было выбора. Его народ умирает с голоду, но даже на родине, в горных районах, их преследуют. Поэтому он и стал наемником. Он разговаривал со мной на его языке. Он говорит на трех языках, представляешь, Мадо? Родной у него гэльский, но мне его ни за что не выучить, слишком сложно. Еще он изъясняется на английском, но только на диалекте скоттов. Он похож на английский, но разница есть. И французский у него хороший, хотя и чувствуется акцент. Признаюсь, мне нравится, как он произносит мое имя…
– Он рассказывал тебе о намерениях Мюррея?
– Мадо, он простой солдат, а не офицер! Ему плевать на планы губернатора Мюррея.
– Но ведь он слышит, о чем говорят между собой офицеры! И наверняка знает, когда ожидаются подкрепление и поставки провизии…
Изабель зашевелилась под одеялом.
– Почему ты об этом спрашиваешь? Почему тебя это интересует?
Мадлен прикусила губу и попыталась подыскать правдоподобное оправдание.
– В городе трудно с провизией, вот я и подумала…
– Мадо!
– Что?
– Мне кажется, я его люблю.
– А он? Он тоже тебя любит? Он тебе говорил?
– Ему и не надо говорить, я это чувствую. Некоторые поступки, жесты говорят о любви больше, чем слова.
– Не путай вожделение с любовью, Иза! Мужчины иногда говорят о любви, а подразумевают совсем другое. Может, он попросту тебя хочет? Или все-таки это настоящее чувство?
Изабель не ответила.
– Не давай ему шанса причинить тебе боль! Если это случится, ты будешь страдать, а он – похваляться перед товарищами, что получил от тебя все, что хотел. А как же твой кавалер де Мелуаз? Ты готова отказаться от прекрасной партии ради солдата, у которого нет ни су за душой? Ты готова ради него лишиться всех шансов на удачное замужество?
Изабель повернулась к кузине спиной.
– Иза, я о тебе беспокоюсь!
– Мне хочется спать, Мадо! Доброй ночи!
– Иза!
В ответ – тишина. Мадлен стало грустно. Им с Изой становится все труднее понимать и принимать друг друга… Ну почему война не ограничивается полем битвы, почему она разводит по разные стороны тех, кто еще недавно любил друг друга? Она вздохнула и закрыла глаза.
– И тебе спокойной ночи, кузина!
* * *
Изабель сидела за клавесином в гостиной и играла полонез композитора Куперена, когда громкий визг разрушил музыкальную гармонию.
– Ти-Поль! Уведи отсюда животное, я занимаюсь!
– Это не я его сюда впустил, Иза! И его не так-то легко поймать!
– Возьми его за хвост, приколоти гвоздиком к стене – и дело с концом!
Ти-Поль ошарашенно смотрел на сестру.
– Ты хочешь, чтобы я прибил поросенка к стене? Ни за что!
Изабель рассмеялась. Шарль-Юбер посмотрел на нее и вздохнул. Давно его дочь так не смеялась… Три недели прошло с того дня, когда… Он отказывался произносить это слово даже мысленно. С того дня, когда его племянница Маргарита, а ныне сестра Клотильда, прибежала к нему вся в слезах: «Это ужасно! Моя дорогая кузина Иза… Это ужасно!..» В потоке рыданий ему удалось разобрать слова «напали», «англичане» и «насильники». Тогда он уразумел, что она пыталась рассказать: его маленькую Изабель изнасиловал англичанин!
Схватив редингот и трость, Шарль-Юбер выбежал через заднюю калитку и поспешил в монастырь. По дороге пришлось несколько раз останавливаться: боль в груди становилась настолько невыносимой, что ему даже стало казаться, что до места назначения он не доберется. Но больное сердце выдержало. Дочь он нашел в одной из келий. Ей помогли помыться и переодели в чистую одежду. Она показалась ему такой хрупкой… На левой щеке у Изабель темнел кровоподтек. «Это пройдет», – сказал он себе. Гораздо больше его беспокоило ее душевное состояние.
Настоятельница монастыря пригласила его к себе в кабинет. Сохраняя суровый вид, она коротко изложила факты. Выяснилось, что жертвами нападения злоумышленников оказались также Марселина и бедняга Тупине. Отряд хайлендеров пришел им на помощь, поздновато, правда, но все же… В противном случае последствия могли бы оказаться еще более тяжкими.
«Более тяжкими? Но разве могло с Изабель случиться что-то худшее, чем изнасилование?» – с трудом сдерживая злость, вскричал он тогда. «Ее могли зарезать, как несчастного Тупине, да упокоит Господь его душу!» Какое несчастье! Господь решил покарать его, Шарля-Юбера, и вся тяжесть наказания обрушилась на его дочь. Какое несчастье!
Изабель встала из-за клавесина, чтобы поиграть с Ти-Полем и поросенком по кличке Блэз. Жюстина, положив книгу на колени, грустно смотрела на детей. Шарль-Юбер знал, что супруга до сих пор не оправилась от пережитого. Насильник не успел покуситься на целомудрие их девочки, однако насилие всегда остается насилием. Шансы Изабель сделать выгодную партию теперь приравнивались… их почти не было. Николя Рено д’Авен де Мелуаз, находившийся в расположении французской армии, скоро узнает о случившемся. С началом военных действий их с Изабель отношения прервались, что было вполне объяснимо, но теперь вероятность, что они когда-нибудь снова будут встречаться как жених и невеста, была очень мала.
Но было нечто, о чем Шарль-Юбер не решился рассказать Жюстине. Настоятельница монастыря урсулинок поведала ему, что Изабель «часто общается» с одним солдатом-хайлендером, из тех, кто временами приходит помогать монахиням с ремонтом. О нем она могла сказать только хорошее – молодой человек трудолюбив и наделен талантом скульптора. В доказательство своих слов она показала Шарлю-Юберу статуэтку Богоматери, которую этот парень вырезал из куска потолочной балки, найденного среди обломков. Шарль-Юбер не верил своим ушам: монахиня расхваливает достоинства английского солдата, зная, что один из его товарищей украл у Изабель частицу ее души! Окончательно рассерженный, он выбежал из кабинета, оставив настоятельницу в полнейшей растерянности.
Прошло несколько дней. Изабель вернулась домой, где ее поспешили окружить вниманием и заботой. Шарль-Юбер не решился заговорить с дочерью о ее отношениях с тем англичанином, хотя мысль об этом терзала его дни и ночи. И вот сегодня к Изабель наконец вернулась ее обычная безмятежность…
В темной комнате пахло чернилами, кожей и табаком. В очаге ярко пылал огонь, и его отблески плясали на позолоте, украшавшей внушительный письменный стол, за который опустился Шарль-Юбер. Изабель устроилась в удобном кресле, обтянутом темно-красной камчатной материей. Она была уверена, что отца что-то тревожит.
Несколько книг лежали на столе открытыми, еще несколько – аккуратной стопкой на самом уголке. Тут и там – потрепанные писчие перья, чернильница открыта… Взгляд Изабель задержался на красивой статуэтке севрского фарфора в китайском стиле. Подумать только, в этих стенах отец провел часть своей жизни! Сколько часов просидел он за столом, снова и снова сверяя цифры в счетных книгах? В детстве, перед сном, он брал ее на колени, целовал и желал доброй ночи, а иногда тратил несколько минут своего драгоценного времени на то, чтобы рассказать сказку или историю о своих приключениях на море. Но сегодня, разумеется, сказок она не услышит… Вид у отца был серьезный, лицо – изможденное и бледное. Внезапно она подумала, уж не болен ли он.
– Как ты себя чувствуешь, Изабель?
– Лучше, папа! Намного лучше.
Отец посмотрел на нее своими светлыми глазами так внимательно, как смотрит человек, который пытается получить ответ на беспокоящий его вопрос. Изабель заерзала в кресле. Она наконец догадалась, что его тревожит. Этот разговор был неминуем. Она ждала его и была благодарна отцу, что он решил поговорить с ней наедине. Изабель подготовила свою защитную речь: ничто и никто не помешает ей любить Александера. С ним, в отличие от Николя, она была готова отправиться в любые дали. Разумеется, им с мсье де Мелуазом предстояло объясниться. Она бралась за перо раз десять, но в итоге все письма отправлялись в камин.
Отец тихонько постукивал пальцем по испачканному чернилами и застывшим воском бювару. От Изабель не укрылось, что в последнее время он много времени проводит в кабинете. Может, с того момента, как бразды правления Квебеком перешли к англичанам, его дела пошли лучше?
– Изабель, – после довольно продолжительной паузы произнес отец и встал, – я хочу поговорить с тобой о твоем будущем.
– О моем будущем?
Повернувшись к ней спиной, Шарль-Юбер медленным шагом направился к окну.
– Да. Ты выросла, и молодые люди… я хочу сказать… Словом, ты достигла возраста, когда девушке следует подумать о замужестве.
Он повернулся и посмотрел на нее с едва заметной улыбкой. Изабель решила, что пока спорить рано, и с нетерпением ждала продолжения.
– Николя Рено д’Авен де Мелуаз дал мне понять, что желает взять тебя в жены. Но, я полагаю, обстоятельства помешали ему сделать официальное предложение. С тех пор прошло больше двух месяцев, и, думаю, у тебя было достаточно времени, чтобы решить, какой ему дать ответ.
– Папа, я… Я за него не выйду.
Плечи Шарля-Юбера внезапно поникли, и он кивнул. В отсветах огня в очаге сквозь редеющие волосы просвечивала плешь.
– Я так и думал. Что ж, мне очень жаль. Это достойный молодой человек – образованный, с прекрасными манерами и многообещающим будущим, к тому же он, судя по всему, в тебя влюблен. Может статься, ты больше такого не встретишь…
– Я знаю.
– Хм… Могу я по меньшей мере узнать причину твоего отказа?
– Я люблю другого. Было бы несправедливо по отношению к Николя связывать с ним мою жизнь, в то время как сердце мое принадлежит другому!
– Понятно. И могу я узнать имя этого «другого»?
Изабель посмотрела на свои руки, которые держала сложенными на коленях. Ногти были в ужасном состоянии, все заусеницы обкусаны… Она стиснула пальцы в кулак, чтобы ногтей не было видно, и посмотрела на отца.
– Его зовут Александер Макдональд.
Шарль-Юбер даже глазом не моргнул. «Он знает! – воскликнула про себя Изабель. – Он просто хотел услышать из моих уст подтверждение того, что ему рассказали!» Одно она знала точно – доносчицей была не Мадлен. Кузина пообещала молчать во время своего первого посещения монастыря урсулинок. Кто же тогда? Сестра Клотильда? Нет! Впрочем, какая теперь разница? Вскоре об этом узнает весь город. Сегодня утром их видели вместе на набережной Кюль-де-Сак. Вот уж сплетники отведут душу!
– Изабель, но ведь он – английский солдат!
Тон стал жестче, и девушка невольно сжалась.
– Он не англичанин, он – хайлендер.
– Одно и то же! Он стрелял в наших солдат, сражался против твоих братьев!
Изабель закрыла глаза и стиснула зубы. Раньше отец не разговаривал с ней в таком тоне. Ей хотелось расплакаться, однако она сдержалась. Нет, на этот раз она не подчинится! Не зная Александера, отец не может судить его!
– Я понимаю… Но Александер – хороший человек. Он даже спас жизнь одному французскому офицеру там, на холмах, и…
– И ты поверила этим россказням?
– Папа, я все видела собственными глазами!
– Что?
Пришло время рассказать, что заставило ее отправиться в деревушку Сент-Фуа и свидетельницей какой сцены она стала во дворе дома семейства Валейранов. Самые жуткие детали Изабель намеренно опустила, в том числе и то, как индеец скальпировал английских солдат у них с Ти-Полем на глазах. Потом она рассказала, как они с Александером встретились в монастырской больнице. Судьба упорно сводила их друг с другом. Что это, если не знак свыше? Шарль-Юбер вернулся к столу и долго молчал, вперив взгляд в открытую счетную книгу.
– Ясно. А что мне сказать твоей матери? Она еще ничего не знает. Каковы твои собственные намерения?
– Пока я не знаю. Мы так редко видимся! Он много работает и посещает учения. Пока я думаю оставить все как есть.
– А встречаетесь вы… наедине?
– Папа!
К лицу Шарля-Юбера прилила кровь, он с трудом сдерживал свой гнев.
– Я имею право знать, чем занимается моя дочь с…
– Ничем! Мы ничего не делаем! И мы редко бываем одни. Часто с нами либо его брат Колл, либо Мадо.
– Изабель, знай, если этот человек надругается над тобой, клянусь всем святым, он отправится вслед за теми мерзавцами, что напали на вас с Марселиной!
– Этого никогда не будет. Папа, вы не знаете Александера. Он никогда такого не сделает.
– Откуда ты можешь знать? Насколько я понял, он – мужчина, который оказался вдали от родины на завоеванной земле. Какой солдат откажет себе в удовольствии попользоваться дочкой побежденного врага? Я хочу… Нет, я требую, чтобы ты перестала с ним встречаться!
Изабель ничего не ответила, но посмотрела на отца без тени страха.
– Дочь, этот человек может принести тебе только горе, ты это понимаешь?
– Я его люблю! Папа, как вы можете требовать от меня расстаться с ним?
Шарль-Юбер поспешил отвернуться, чтобы дочь не увидела слез, готовых брызнуть из глаз. Ну как объяснить ей, чем могут закончиться эти встречи с вражеским солдатом? То, что шотландец сумел понравиться Изабель, его не удивляло. Разумеется, такая красивая и эмоциональная девушка не могла остаться безучастной к комплиментам и ухаживаниям мужчины. Но ведь Изабель к тому времени уже была помолвлена с де Мелуазом, и ей следовало вести себя соответственно своему положению невесты. И как она могла забыть, что война еще не закончена и что трое ее братьев рискуют своей жизнью, чтобы…
Боль в груди заставила Шарля-Юбера поморщиться. Он потянул за ворот мокрой от пота рубашки и упал в кресло.
– Папа, вам плохо?
– Нет, это пройдет. Наверное, я съел слишком много паштета из гусиной печенки. А теперь оставь меня одного. Мне нужно подумать.
– Хорошо. Прости, что причинила тебе столько неприятностей.
Он жестом отпустил ее. Изабель хотела было его поцеловать, как делала это каждый раз, уходя из кабинета, но передумала. Девушка вышла и тихонько закрыла за собой дверь.
Оставшись в одиночестве, Шарль-Юбер подождал, пока утихнет боль, потом медленно встал и плеснул себе сливовой наливки. Опустошив залпом бокал, он подошел к великолепному глобусу, купленному во Франции десять лет назад, и крутанул его. Пару минут он наблюдал за вращением, а потом резко остановил его. Оказалось, что палец его уткнулся в Южную Америку. Шарль-Юбер провел пальцем от южноамериканского континента к северному, потом, через океан, к Африке, а оттуда – к Европе. Франция… Палец его на мгновение замер в нерешительности. Великобритания… И, наконец, Шотландия.
– Шотландец, – пробормотал он и презрительно поморщился.
Чем может шотландец отличаться от англичанина? И в чем ЭТОТ шотландец может превосходить де Мелуаза? Конечно, до него тоже дошли слухи о неблаговидном поведении молодого офицера. Знал он и о том, что эти сплетни глубоко уязвили Изабель. Но ведь все это неправда! После поражения он исполнял обязанности связного между руководством в лагере Бопора и лейтенантом короля Франции Рамзеем, который остался в Квебеке. Приехав к Рамзею с сообщением, что французская армия отступает к реке Жак-Картье, де Мелуаз провел часть ночи в доме своей сестры и… в одной комнате с женщиной.
Этой несчастной даме он вынужден был сообщить о смерти супруга, получившего тяжелое ранение в сражении на Полях Авраама. Вдова категорически отрицала, что де Мелуаз утешал ее не столько добрым словом, сколько объятиями, однако злые языки это не остановило. Многие пересмеивались у Изабель за спиной, но Шарль-Юбер понимал, что злопыхателям нужно было прежде всего досадить ему, другу интенданта Биго.
Гнев его смягчился, переродившись в чувство вины. Шарль-Юбер покачал головой и вернулся в свое кресло. Имеет ли он право требовать от Изабель, чтобы она порвала с этим солдатом и больше никогда с ним не встречалась? До этого дня он делал все от него зависящее, чтобы дочь была счастлива. Неужели теперь он отнимет у нее это счастье? Есть ли у него право навязывать дочери мужа, который, по его собственному разумению, «ее достоин»? Шарль-Юбер знал, что Изабель подчинится прямому приказу и выйдет за де Мелуаза без любви, а что такое брак без любви, ему было слишком хорошо известно.
Конечно, у него были дети, и они щедро одаривали отца своей любовью. Но детям свойственно взрослеть и покидать родное гнездо! У Луи и Этьена была своя жизнь, и скоро по их стопам пойдет и Гийом. И Изабель… Дом опустеет. Правда, останется еще Поль. Вот только… этого оказалось недостаточно, чтобы восполнить недостаток любви, эту пропасть между ним и Жюстиной. Он острее, чем прежде, ощутил это отсутствие взаимной супружеской любви. Но разве не своими руками он сотворил себе несчастье?
С самого начала он знал, что Жюстина любит другого. Но вопреки всему заключил с Пьером Лаэ сделку, по условиям которой тот обязался отдать свою дочь ему в жены. Опытный делец, он всегда умел добиваться своего… И вот жизнь молодой женщины обменяли на исключительное право торговли с колонией. Сегодня Шарль-Юбер пожинал плоды этого взаимовыгодного соглашения, принесшего ему богатство, власть и… ни капли любви. Он эгоистично лишил Жюстину шанса прожить свою жизнь в истинной любви – той, которая прощает все…
Какое-то время он невидящим взором смотрел на столбцы цифр, потом со стуком захлопнул книгу. Ему было стыдно. О, как ему было стыдно за свою алчность, свою жадность! Он желал и привык получать желаемое. Что есть деньги, если не верховная власть? Они могут заставить человека продать свою дочь, вырвать еду изо рта голодного ребенка. Они позволяют обрести престиж и уважение, приводят на вершину социальной лестницы. Но разве это имеет значение, когда не хватает самого важного – любви?
Выходит, всю свою жизнь он шел по неправильному пути, но осознал это только на пороге смерти. Надо же быть таким глупцом! Гнев будоражил кровь, заставлял вздыматься грудь. Будучи не в силах больше подавлять рыдания, он дал излиться слезам, которые сдерживал долгие годы.
* * *
Снежинки медленно кружились в воздухе, укрывая пушистым покрывалом обновленные крыши домов возле Оружейной площади. Стая голубей подбирала крошки на площадке перед входом в церковь францисканцев.
– Right about face! – крикнул офицер. – Prime and load!
Приклады стукнули по мерзлой земле. Повинуясь ритму барабанов, Александер вынул из патронташа холостой патрон, сорвал наконечник зубами, а потом привычно зарядил ружье.
– Port arm!.. Make ready!.. Take aim!..
Приложив приклад к плечу, он прицелился прямо перед собой. И тут в поле зрения возникла голубая лента. Сердце Александера замерло на мгновение и забилось быстрее.
– Fire!
Прогремел залп. Испуганные голуби, взмахнув крыльями, шумно взлетели над площадью. Над головами солдат закружились перья.
– Ты не выстрелил? – шепотом спросил Мунро у своего кузена.
– Recover your arms!.. Kneel!.. Stand up!.. Shoulder arms!
Александер посмотрел в ту сторону, где промелькнула лента, улыбнулся и послал воздушный поцелуй. Изабель «поймала» его и поднесла кулачок к груди. Александер заставил себя сосредоточиться на маневрах. Целую неделю он не получал от Изабель весточки, и это было невыносимо. Один раз он встретил на рынке Мадлен, но не осмелился подойти к ней. Он уже знал, какого она мнения о британских солдатах.
– Алас!
Он снова не выполнил команду. Хорошо, что офицер смотрел в другую сторону! В противном случае он получил бы наряд вне очереди.
– Left wheel, march!.. Halt!
Под ногами заскрипел снег. Он щелкнул каблуками, выполняя поворот, и воспользовался моментом, чтобы снова найти Изабель в толпе зевак, каждый день собиравшихся на площади поглазеть на строевые занятия.
– Present arms!.. Dismiss!
Солдаты стали расходиться кто куда. Сунув свою Brown Bess в руки Мунро, Александер поспешил к тому месту, где находилась девушка. Но Изабель там не оказалось. Пока он крутил головой, две маленькие холодные ручки закрыли ему глаза и послышался журчащий девичий смех.
– Отгадай кто!
– Мари?
– Какая еще Мари?
– О, простите! Тогда Жанна?
– Что-о-о?
– Анна? Ой!
– Поделом тебе! Это же я! Или ты уже забыл меня?
Александер стремительно обернулся, и юбка из тартана в красную клетку крутнулась вместе с ним. Схватив ручку Изабель, он поднес ее к губам.
– Ах, Изабель! Разве мог я забыть самое прекрасное имя из всех? Где ты пропадала? Я…
Увлекая его за собой, Изабель стала пробираться сквозь редеющую толпу – люди расходились по своим делам. Нашлись и те, кто проводил их негодующим взглядом, но молодые люди не смотрели по сторонам, они слишком спешили отыскать тихий уголок.
– Изабель! – прошептал Александер, когда девушка привела его под сень какого-то балкона.
Они обнялись, страстно поцеловались, а потом долго смотрели друг другу в глаза. Теплое дыхание, вырываясь на холодный воздух, превращалось в белесую дымку.
– Изабель, где ты пропадала? Мы так долго не виделись!
– Значит, ты по мне немножко скучал?
– Немножко? Очень!
– До безумия?
– До безумия!
Он попытался снова поцеловать ее, но она увернулась.
– Я болела. Простая простуда, но мне не хотелось тебя заразить.
– Я тоже болел… беспокойством!
Она засмеялась, прикрыла рот ладошкой и прижалась разрумянившейся от мороза и удовольствия щекой к его груди.
– Я уже поправилась. Ты надолго освободился?
– В полдень заступаю на вахту. Damn it!
– Я так надеялась, что у тебя сегодня свободный вечер!
Глядя на девушку с любовью, Александер погладил ее по щеке. Боже, как же ему хотелось оказаться с ней наедине! Может, все-таки можно что-нибудь придумать?
– Сегодня вечером ты будешь дома?
– Конечно. А почему ты спрашиваешь?
– Тогда привяжи ленточку к окну своей спальни. Я ничего не обещаю, Изабель, но все-таки попробую.
– Алекс, ты с ума сошел!
– Да, ты свела меня с ума!
Поцеловав ее в последний раз, он с сожалением отстранился. Этим утром ему с товарищами предстояло заняться заготовкой дров, а с полудня заступить на дежурство. Он попрощался и побежал, поскальзываясь на снегу. Изабель хотела крикнуть, что будет его ждать, но заметила на улице знакомую супружескую чету. Супруги смотрели на нее с нескрываемым удивлением. Она улыбнулась им и направилась в сторону квартала дю Пале.
* * *
Снег перешел в мелкий дождь, и вскоре дома, деревья и мостовая покрылись тонкой ледяной корочкой. Улицы были пустынны: горожане предпочли зимнему холоду уют своих домов. Солдаты, которые в этот вечер были в карауле, сменяли друг друга каждый час, чтобы погреться возле переносной жестяной печки. Правда, дрова были сырые и тепла она давала мало. Но даже такие дрова ценились, потому что запасы их в расположении английской армии почти истощились.
У Александера с товарищами в Нижнем городе был свой маршрут, и они его почти закончили. Александер хотел сегодня успеть зайти в мастерскую кузнеца, расположенную на улице Нотр-Дам неподалеку от косы Карси, по соседству с лавкой бочара Бедара, потому что у него было к нему дело.
Лед потрескивал под ногами, парни то и дело поскальзывались. Александер заметил, что некоторые горожане при помощи кожаных шнурков крепят к обуви металлические скобы. Было бы неплохо смастерить и себе нечто подобное из старых гвоздей…
Молодой солдат посмотрел на часы. До свидания с Изабель оставалось три часа. Ему повезло: сегодня до полуночи за часовых отвечал офицер Арчибальд Кэмпбелл. Если случится что-то непредвиденное, Александер рассчитывал рискнуть и попросить дядю, чтобы тот его «прикрыл». Макникол согласился подменить его на час в карауле в обмен на час работы по расчистке снега, но предупредил, что в следующий раз может и не захотеть.
Погруженный в свои мысли, Александер прошел мимо дома с вывеской «Кузня Дежардена», и лишь толчок в плечо вернул его к реальности.
– Разве не сюда ты хотел зайти? – спросил у него Колл, указывая на обгоревшую вывеску.
Два этажа постройки чудом уцелели во время бомбардировок, пожар их тоже почти не коснулся. Колл встал у двери, поудобнее перебросив на плече ружье. Финли Гордон прислонился спиной к стене и уставился на девушку с кувшином под мышкой, которая торопливо шла по улице.
– Эй, Финли! А как же Кристина? – насмешливо начал Колл. – Если она узнает, что муженек строит глазки…
– Никому я не строю глазки! Смотрю на хорошенькую девчонку, и только!
– Ну конечно! Тебя послушать, так все девчонки, которых мы видели за день, красотки!
Финли мрачно покосился на товарища и отвернулся. После суда над Александером Кристина Лесли ежедневно навещала его в палатке-госпитале на мысе Леви, ухаживала за ним, старалась развеселить. Это было нужно, прежде всего, для того, чтобы никто не усомнился в ее показаниях. Когда раны на спине зажили и Александер вернулся в расположение войск, девушка переселилась в его палатку.
Разумеется, у Александера и в мыслях не было делать ее своей «постоянной спутницей», как рассказывала Кристина на суде, но между четырьмя мужчинами и ею быстро завязались дружеские отношения. Особенно она сблизилась с Финли, и то, что должно было случиться, неизбежно случилось. Когда супруга одного из ротных офицеров умерла в родах, Финли попросил позволения жениться на возлюбленной. К тому времени девушке исполнилось четырнадцать, а по достижении этого возраста детей и других родственников военнослужащих снимали с армейского довольствия, и кормить их приходилось отцу, брату или же супругу. Надо ли говорить, что после свадьбы голубки не упускали случая остаться наедине?
Александер с Коллом знали, что Финли искренне любит свою хорошенькую женушку и в каждой женщине видит ее одну, но это не мешало им подшучивать над товарищем. Финли был отличным парнем, но вспыхивал по поводу и без, что забавляло хайлендеров.
Александер открыл дверь кузни и посторонился, выпуская на улицу двух посетителей. В горне ярко горел огонь, поэтому в помещении было тепло. Хозяин мастерской о чем-то беседовал с клиенткой за ширмой, защищавшей огонь от сквозняков. Ожидая, пока они закончат, молодой солдат вынул из споррана предмет, который он хотел оправить в металл. Это был маленький овал, выточенный из воловьего рога, который он хранил в надежде смастерить из него рог для пороха.
Он знал, что его работа ценится, и рог для пороха можно было бы продать, но у него появились другие планы, а никакого другого материала под рукой не оказалось. Оправа для безделушки требовалась особая, он даже сделал рисунок, и должна была открываться, как медальон. Работа требовала большой точности и… ювелирного мастерства. Но о том, чтобы нанять ювелира, Александер не мог и мечтать. Поэтому, если кузнец возьмется, ему будет что подарить Изабель на Новый год!
Вскоре ему надоело ждать и он приблизился к ширме, чтобы сообщить о своем присутствии. Голос посетительницы вдруг показался ему знакомым, и он прислушался.
– Батист придет забрать фунт гвоздей и резак.
– Договорились, мадам Госселен! Постараюсь все сделать побыстрее. Чем еще я могу быть вам полезен?
– Мсье Дежарден, вот вам письмо для моего Жюльена. Я ничего не смогла выудить у кузины про ее англичанина. Он ей не…
Она умолкла, увидев, что хозяин лавки переменился в лице. Александер не шевельнулся. Мадлен медленно обернулась, и кровь моментально отлила от ее лица.
– Простите, что помешал, – совершенно спокойно произнес молодой человек. – Добрый вечер, мадам!
– Мсье Макдональд! Я… я не услышала, как вы вошли. Я думала, что…
– Что в кузне, кроме вас, никого нет? – закончил он фразу за нее. – Двое посетителей вышли, когда я входил. Мне нужно было раньше заявить о моем присутствии.
– Моя проклятая беспечность!
– Вам есть за что себя ругать, мадам. А теперь дайте мне письмо.
Пальцы молодой женщины стиснули листок бумаги, и она отступила на шаг. Она была в панике.
– Вы не имеете права забирать у меня это письмо! – пробормотала она.
Александер коротко свистнул, и через пару секунд в кузню с ружьем наперевес вбежал его брат.
– Колл, я подозреваю эту даму в том, что она злоумышляет против Мюррея и, следовательно, против короля Георга. Возьми у нее из рук письмо.
– Я тут ни при чем! – возопил кузнец, вытягивая руки перед собой.
– Мадам Мадлен, – продолжил Александер, даже не взглянув на хозяина мастерской, – идемте с нами, прошу вас!
Пока они шли, Александер размышлял, что ему предпринять. Ситуация была весьма деликатной. С одной стороны, он собирался арестовать двоюродную сестру девушки, в которую был влюблен, но, с другой, вздумай он ее отпустить с ценными для командования сведениями, то рисковал бы уже своей головой. Все понимали, что французская армия готовится дать отпор, а значит, боевые действия, скорее всего, начнутся по весне. Но даже сейчас в послании могли содержаться данные, воспользовавшись которыми французы могут навредить британским войскам. Как же выпутаться из этой неприятной истории? Александер вынул письмо из кармана и развернул. Колл заглянул брату через плечо.
– Написано по-французски. Вот незадача!
– Да уж…
Оба остановились, и Александер попытался разобрать витиеватый женский почерк. Увидеть хотя бы одно знакомое слово, имя…
– Знаешь кого-нибудь, кто мог бы это прочесть? – спросил он у Колла.
– Гленлайон! Или сержант Фрейзер. Но этому Фрейзеру я не доверяю. Он мать родную продаст за пару монет!
– Проклятье!
Александер покосился на Мадлен. Надо же было им сегодня встретиться! И вдруг мысль настолько ужасная пришла ему в голову, что у него замерло сердце. Что, если Изабель решила его использовать? Неужели единственное, что ей нужно, – это вытянуть из него сведения, которые могут оказаться полезными для противника? Нет! Если бы это было так, она бы выбрала кого-то из офицеров, который знал много больше, чем простой солдат. К тому же Изабель ни разу не проявила интереса к военным делам.
Прежде чем решить, как поступить с Мадлен, нужно было узнать, что в письме. Пока он думал, молодая женщина переминалась с ноги на ногу – верный знак нервозности и беспокойства. В том, что ей есть что скрывать, Александер не сомневался. Как же он жалел теперь, что по возвращении в Гленко лишился возможности изучать французскую грамматику!
– И что ты теперь будешь делать? – спросил у него Финли.
– Пока еще не знаю. Если я вручу письмо лейтенанту Кэмпбеллу, он будет обязан передать его капитану, и эту женщину наверняка посадят под арест.
– Должен быть какой-то способ перевести письмо! Неужто нам и правда не остается ничего, кроме как ее выдать?
Колл то и дело поглядывал на Мадлен. Александер давно заподозрил, что молодая женщина очень нравится брату.
– Колл, я бы предпочел…
Вот влипли так влипли! Тряхнув головой, Александер подошел к Мадлен. Та смерила его холодным взглядом. «Нелегко иметь такую жену!» – подумалось ему. Он помахал письмом перед носом молодой женщины.
– Кому оно предназначалось?
– Не ваше дело.
– В этом, мадам, я с вами согласен. Но губернатор Мюррей наверняка рассудит по-другому. Вы меня понимаете?
– Вы собираетесь выдать меня ему из-за простого листка бумаги?
Мадлен расхохоталась, но в ее браваде чувствовалась фальшь. Колл поежился.
– Алас, может, отпустим ее? Ну что может быть страшного в этом письме?
Александеру очень хотелось согласиться, тем более что из-за нее он терял драгоценное время. Однако эта дама всегда смотрела на него свысока, и это был шанс немного ее проучить.
– Расскажите, что написано в этом письме, и я вас отпущу.
Мадлен посмотрела на него с изумлением.
– Это письмо к моему мужу. И вы прекрасно знаете, о чем жены пишут мужьям, мсье Макдональд. Ничего особенного…
– Письма, которые пишет мужу любящая жена, всегда особенные, как и письма мужа к жене. Но, быть может, в нем было что-то помимо чувств? Я знаю, что ваш супруг в ополчении. Может, вы добавили для него нечто интересное в постскриптуме?
– Нет, мсье.
– Клянетесь?
– Мне – клясться? И вы поверите мне на слово?
– А вашему слову можно верить? Или же мне отдать это письмо человеку, который нам обоим дорог, и попросить его перевести?
Мадлен поджала губы. Он задел ее гордость, на что и рассчитывал. Если молодая женщина такова, как Изабель ее описывала, ей можно было верить.
– Клянусь!
Удовлетворенный ответом, Александер выпрямился, отступил на шаг и положил письмо к себе в спорран.
– Отдайте мне его!
– Нет.
– Пожалуйста, отдайте! – попросила Мадлен, протягивая руку.
Он замер в нерешительности, но потом одумался. Лучше оставить послание при себе, тем самым дав Мадлен понять, что, если она его обманула, он всегда сможет все исправить.
– Go home! Возвращайтесь домой, мадам! – И он отвернулся от нее, чтобы уйти.
В тот же миг раздался полный ярости вопль. Александер повернул голову, чтобы посмотреть, и получил удар в скулу. Подоспели Колл и Финли. Они схватили молодую женщину за руки, но она продолжала кричать и вырываться. Колл попытался успокоить ее, однако, услышав язык врага, она разъярилась еще сильнее.
– Home? У меня больше нет home! Вы сожгли мой дом! Home рассыпался пеплом, мерзавцы вы эдакие! Понимаете, что я говорю?
Она запнулась и вдруг разрыдалась.
– Посмотрите вокруг, посмотрите, что стало с моей жизнью! У меня ничего не осталось, даже Жюльена! Вы все у меня отняли, все!
У Колла хватило смелости обнять ее за плечи. Она не стала сопротивляться и прижалась мокрым лицом к его шерстяной куртке. Он стал тихонько поглаживать ее по волосам, в которых таяли снежинки, ожидая, пока изольется вся ее тоска. Через какое-то время он шепнул ей на ухо:
– I’m sorry, we dinna intend tae harm ye… dinna want tae fight ye…but ‘t is war, lass. ‘T will be over soon. I ken what ye feel, there isna a Hielanman who disna… Sassannachs dirks tinted wi’ our bluid.
Она всхлипнула и вытерла глаза рукавом.
– Я ни слова не понимаю на вашем проклятом наречии!
– Мой брат выражает свое сожаление, что все так вышло, мадам. Мы никогда не испытывали желания с вами сражаться. Но война – это война. Мы понимаем, что вы чувствуете. Поверьте!
Молодая женщина вдруг отпрянула от Колла и обвела трех солдат сердитым взглядом.
– Как вы смеете говорить, что понимаете, что я чувствую?
– Ножи англичан в свое время были красными от крови хайлендеров. Нет такого поколения в нашей семье, кому не пришлось оплакивать смерть близких, убитых англичанами. Наш с Коллом родной брат погиб, сражаясь с ними…
– Тогда объясните, что вы делаете в их армии? Это ли не странно?
– Иногда приходится потанцевать с дьяволом, чтобы надежнее задурить ему голову, верно?
– Что вы хотите этим сказать?
Он задумался. Лицо молодой женщины уже не выражало ненависти, но эта снисходительность, которая так его раздражала, никуда не делась.
– Может, в другой раз, – холодно отозвался он и обратился уже к Коллу: – Escort the lass tae the Upper-Toon.
Ставни были нараспашку, и к задвижке одной из них была привязана голубая лента. Темная громада дома семьи Лакруа вырисовывалась на фоне звездного неба. Дул ледяной ветер, и килт хлопал Александера по замерзшим ногам, а он все стоял и смотрел на тени за покрытыми инеем стеклами. Он знал, что кузины вместе, и не решался подать Изабель условный знак. Он не испытывал ни малейшего желания вновь увидеться с Мадлен, но ему так хотелось обнять Изабель! Если бы только она смогла почувствовать его присутствие без всяких подсказок!
Ночная тишина помогла ему успокоиться. В запасе был всего один час, так что нужно было действовать. Он потер озябшие руки и сунул их под мышки, чтобы согреться. Хорошо еще, что он все-таки надел кальсоны…
Перед окном появился силуэт, и он узнал профиль возлюбленной. Ждать больше не было сил, и он стал искать, что бы такое бросить. Под руку попался кусок льда. С первого раза он не попал, со второго тоже. Хорошенькая меткость для одного из лучших стрелков в роте! Третья ледышка попала в цель: контуры женской фигуры стали четче, значит, Изабель решилась подойти к окну.
– Алекс, это ты?
Он помахал ей рукой. Она знаком попросила подождать.
Дрожа всем телом, румяная от удовольствия, девушка закрыла окно. Порыв ветра успел проникнуть в комнату, и пламя в камине сердито зашипело. В доме было всего три спальни с каминами, и одна из них досталась ей, Изабель.
– Иза, я грежу наяву или Александер и правда пришел к дому на тебя посмотреть? – спросила ошеломленная Мадлен.
– Дорогая кузина, ты угадала! Он ждет меня на улице.
– Но ведь он в карауле до завтрашнего полудня… Как он сумел?
– Значит, сумел.
Изабель схватила чепец, на мгновение задумалась, потом с сомнением посмотрела на Мадлен.
– Мадо, ты ведь никому не расскажешь?
– Ты идешь к нему?
– А ты думала, ему разрешат подняться наверх? Пообещай мне, Мадо, ну пожалуйста!
– Ладно. Но я считаю, Иза, что ты забываешь о благоразумии.
– Конечно! Я ведь влюблена!
И она исчезла в коридоре, оставив кузину во власти ревности и зависти. Вот уже шесть месяцев Мадлен проводила ночи без Жюльена. Несколько раз они виделись и даже ненадолго оставались наедине. Но какими же краткими были их объятия! И со дня последней встречи прошло уже больше двух месяцев… Это было накануне той большой битвы на Полях Авраама. Она так по нему соскучилась! Ей так хотелось ощутить близость его тела, тепло его кожи, сладость прикосновений! Ей хотелось, чтобы мужчина крепко обнял ее и успокоил…
Когда Колл прижал ее к себе, она на мгновение поверила, что оказалась в объятиях Жюльена. Слова на незнакомом языке, которые он стал нашептывать, подействовали успокаивающе. Но рассудок быстро вернул ее в настоящее. Она отстранилась от солдата, испытывая ненависть, которую только усилили этот его поступок и ее собственная слабость.
– Куда это вы собрались, дочь моя? – спросила Жюстина из темноты гостиной.
Изабель вздрогнула, вскрикнула от испуга и обернулась.
– Мама? Но… Что вы тут делаете?
– Я задала вам вопрос, Изабель, и хочу получить на него ответ.
– Я… Я хотела прогуляться. Посмотреть на небо… Сегодня ночью оно такое чудесное!
– Ни в коем случае! Вы ведь только недавно выздоровели. Неужели вы хотите, чтобы все повторилось? До Рождества осталось меньше трех недель, и я не хочу, чтобы вы простудились снова. Мало того, вы можете заразить всю семью, и тогда в праздники нам всем придется сидеть дома. Вы этого добиваетесь?
Девушка опустила глаза и до боли стиснула кулачки.
– Нет.
– И потом, уже начался комендантский час. Что, если вы столкнетесь с английским патрулем?
Изабель вздохнула. Придется придумать что-то другое, чего бы это ни стоило… Она сняла накидку, повесила ее на крючок и, пожелав матери доброй ночи, побежала вверх по лестнице.
Жюстина с минуту задумчиво смотрела на то место, где только что стояла ее дочь, потом встала с кресла, чтобы вернуть на полку давно закрытую книгу. Изабель переменилась, и это ее раздражало. После того ужасного нападения, жертвой которого она стала, девушка могла впасть в глубочайшее отчаяние, как это случилось с юной Марселиной. Но вместо этого ее дочь просто-таки лучилась от счастья! Это вызывало вполне понятное любопытство. Одно-единственное чувство могло заставить ее забыть пережитое – любовь. Но ведь от мсье де Мелуаза давно не было новостей. Значит, случилось нечто, о чем она, мать, еще не знает…
Запахнув на груди шаль, Жюстина закрыла глаза. Это дитя было постоянным напоминанием о том, что она навсегда утратила. И зачем только Господь послал ей дочь? Чтобы еще больнее наказать? Изабель была так похожа на нее молодую, особенно сегодня… То же овальное личико, те же милые ямочки на щеках, которые появляются, когда она улыбается… Жюстине казалось, что она сама не улыбалась уже целую вечность, и видеть дочь такой счастливой, когда на них на всех обрушилось столько горестей, Жюстине было горько.
Жизнь принесла ей одни лишь разочарования, ожесточила настолько, что она самой себе стала противна. И как только это могло случиться? Ведь Шарль-Юбер всегда был образцовым супругом – внимательным и любящим, несмотря на холодность, которую она почти не пыталась скрыть. Ну почему она так упрямо продолжала жить воспоминаниями? Она могла бы научиться быть счастливой, если бы захотела, если бы постаралась забыть…
Настенные часы пробили одиннадцать. Нужно пойти и попросить Перрену сделать чашку травяного чая и принести ей в спальню…
Стараясь не заплакать, Изабель вошла в свою комнату и закрыла за собой дверь.
– Что случилось? – спросила Мадлен, удивившись, что кузина вернулась так скоро. – Александер ушел?
– Мадо, надеюсь, что нет! – пробормотала Изабель, бросаясь к окну. – Мама увидела, как я надеваю накидку, и запретила мне выходить, потому что я только недавно выздоровела. Господи, что же мне теперь делать!
– Она права, Иза. На улице очень холодно.
– Но я хочу выйти к Александеру! Мы не виделись больше недели!
– А мы с Жюльеном – больше двух месяцев…
Изабель обернулась к кузине. И правда, в своем эгоизме она забыла, что Мадлен с начала лета живет в разлуке с мужем. Надо же быть такой глупой! Она подбежала к кузине и схватила ее за руки.
– Прости меня, Мадо! Я думаю только о себе, эгоистка несчастная! Я забыла, что…
– Иза, не извиняйся, ты тут ни при чем. Почему ты должна быть несчастной, если я несчастна? Скорее это я – эгоистка. Мне бы радоваться твоему счастью…
– Мадо!
Изабель вытерла со щеки кузины слезу.
– Я люблю тебя, Мадо! Твои горести – это мои горести!
– Значит, твое счастье – это мое счастье! Открывай окно и скажи ему, пусть поднимается!
– Что? – Глаза Изабель расширились от изумления. – Ты хочешь, чтобы Алекс поднялся сюда, в мою комнату? Это безумие! А если войдет мама или папа? Страшно даже представить, что будет…
– Я посторожу у дверей. Придумаю что-нибудь, если твои родители захотят войти. А если у меня не получится, два раза стукну в стену.
– Мадо, ты сошла с ума! Но мне даже нравится, когда ты такая!
Изабель поцеловала кузину и подбежала к окну, но у подоконника остановилась в нерешительности.
– Но как он сюда попадет? Не могу же я пригласить его в гостиную…
– По стене, Иза, по стене! Что ему эта каменная стена? В свое время он взобрался по обрыву в бухте Фулон, так что не беспокойся. Я сейчас принесу веревку, а потом выйду на улицу и объясню ему, что делать. Если ему и вправду не терпится тебя увидеть, он все сможет.
Медленно тянулись минуты. Александер сильно замерз, особенно ноги – не помогли и шерстяные кальсоны. Он решил, что Изабель уже не выйдет, и повернулся уходить, когда на пороге дома появилась женская фигурка в длинной накидке. С бьющимся сердцем он стоял и ждал, пока она приблизится.
– Изабель?
Женщина остановилась. Только теперь он заметил, что она выше и худее, чем Изабель. Готовый к бегству, Александер отступил в тень.
– Мсье Макдональд, это я, Мадлен!
Но как она тут оказалась? Изабель попросила ее выйти и отослать его?
– Изабель не может к вам выйти. Она… В общем, я решила, что это проще сделать мне.
Молодая женщина стояла в нескольких шагах от Александера и смотрела на него своими большими глазами, которые были до странности похожи на глаза Изабель. Только теперь он заметил, насколько кузины похожи, и понял, как умудрился Колл, на свое несчастье, влюбиться в Мадлен. Мало того, что она уже была замужем, она их еще и ненавидела.
– Ясно, – тихо ответил он. – Тогда я пойду.
– Поднимитесь через окно! – оборвала она его.
– Что?..
В этот миг Изабель открыла окно и выбросила веревку, которая, развернувшись, достала до самой земли.
– Сможете, мсье Макдональд?
Не веря своим глазам, Александер смотрел на покачивающуюся на ветру веревку. Полнейшее безумие!
– Она хочет, чтобы я влез к ней в комнату, как вор?
– Поторапливайтесь, мсье!
Мадлен старалась не смотреть ему в глаза. Он взялся за конец веревки и спросил:
– Почему вы это делаете?
После событий этого вечера Александер не удивился бы, если бы она решила отомстить, заманив его в ловушку. Что случится, если отец Изабель застанет их вместе? Но уже в следующее мгновение он отмахнулся от этой мысли. Не может быть, чтобы Мадлен придумала план, который мог скомпрометировать ее кузину!
– Я люблю Изабель. Я и правда не одобряю чувств, которые она к вам испытывает, и обрадовалась бы, если бы вы с поджатым хвостом ушли из этого города, который превратили в руины… Чтобы армия короля Франции обратила вас в бегство, как вы это сделали с нашими ополченцами… Но я злюсь на себя, что хотела воспользоваться кузиной, чтобы помочь моим мечтам стать реальностью. В письме, которое вы у меня отняли, мсье Макдональд, не было ничего, что могло бы вам навредить. Я поклялась в этом и не отказываюсь от своих слов и теперь. Но я могла бы поступить по-другому, я должна была так поступить. Я должна передавать все сведения о вашей армии и планах Мюррея, которые мне только удается собрать, ополченцам. Но ничего существенного я не узнала. Судя по всему, Мюррей слишком занят наведением порядка и восстановлением того, что вы разрушили. Изабель тоже не рассказала мне ничего интересного. Не могу сказать, что я ненавижу лично вас, мсье, но вы должны меня понять…
Ветер свистел в кронах деревьев, проникал под одежду, раздувал ее и выстуживал тело. Они стояли, глядя друг другу в глаза, не меньше минуты – бродячий кот успел проскользнуть у Александера между ног. Наконец молодой человек посмотрел на открытое окно, возле которого, потирая замерзшие руки, все еще стояла Изабель.
– Скажу вам правду, мадам Мадлен. У нас с вами есть нечто общее – ненависть к англичанам. Я не собираюсь оправдываться за все несчастья, которые вам принесла война, но… у меня не было выбора.
Мадлен передернула плечами, бросила взгляд на Изабель и решила поторопить Александера:
– Не теряйте времени, иначе кузина замерзнет до смерти!
Солдат потянул за веревку, чтобы удостовериться в ее прочности. Мадлен дернула его за рукав.
– Я хочу задать вам вопрос.
– Какой?
– Вы правда любите Изабель? Я хочу сказать… Мне бы не хотелось, чтобы она страдала из-за вас. Если это случится, я сделаю все, чтобы вы за это поплатились.
Александер посмотрел на молодую женщину со странной улыбкой на губах. Потом вынул из споррана письмо и протянул ей:
– Вы поверите, если я скажу, что люблю ее? Вы же прекрасно понимаете, я мог бы сказать что угодно ради того, чтобы увидеть ее сегодня…
Окоченевшими пальцами Мадлен сжала письмо.
– Это правда. Но некоторые поступки говорят больше, чем слова, мсье! Ну же, поднимайтесь!
Она отступила в сторону, давая ему дорогу. Накидка и «маленькая юбка» солдата развевались на ветру, но Мадлен смотрела на послание, адресованное Жюльену. Он вернул ей письмо! Как залог доверия? Или же успел предварительно прочитать его? Кто знает?
Как только окно было закрыто, Изабель и Александер бросились друг другу в объятия, но секунду спустя девушка отпрянула с тихим вскриком:
– Ты же совсем замерз!
– Так согрей меня!
– Снимай накидку и куртку! Они ледяные!
Руки у молодого человека тоже замерзли, пальцы слушались плохо. Изабель пожалела его и сперва помогла расстегнуть куртку, а потом и снять ее. Она успела прикоснуться к его рубашке и ощутить тепло его тела и движение мускулов. Внезапно осознав всю двусмысленность ситуации, она смутилась. Наверное, это была не лучшая мысль – позвать Александера к себе в комнату. Они впервые оказались наедине в таком интимном месте.
Сердце забилось в ее груди, и она покраснела. Они долго стояли не шевелясь, просто смотрели друг на друга. Она видела, как поднимается и опускается грудь Александера, ощущала на своей щеке его теплое дыхание. Огонь в очаге освещал его лоб, рельефные надбровные дуги, высокие скулы и резко очерченный подбородок. Он снял берет, обнажив взъерошенные волосы. Эта первозданная красота еще там, в больнице, тронула ее сердце… Изабель чувствовала, как сильно ее влечет к этому мужчине, но говорила себе, что, если она хочет сохранить целомудрие, нужно быть начеку.
– У меня мало времени, – прошептал Александер. – Мне нужно вернуться до смены караула. Изабель, я так по тебе скучал!
– Я тоже по тебе соскучилась.
Она подвела его к стулу, а сама присела рядышком на табурет.
– Расскажи, как проходили твои дни! Чем ты занимался?
Несколько минут они рассказывали друг другу о своих повседневных заботах – пожирая друг друга глазами, держась за руки, мучительно осознавая близость кровати. Изабель посматривала на красные от холода колени, торчавшие из-под жесткого килта. Чуть смутившись, Александер поправил шерстяные гетры. Девушка понимала, что обладатель этих сильных мускулов, если бы только захотел, мог бы воспользоваться ситуацией… Она посмотрела Александеру в глаза. Он остановился на полуслове. В его взгляде ясно читалось желание, и Изабель поняла, что их мысли текут в одном направлении. Он медленно встал, обхватил ее голову своими еще холодными руками, притянул к себе, заставляя подняться. Его губы легонько скользнули по ее губам.
– A Thighearna mhor… mo nighean a’s boidhche… Iseabail… Неделя без тебя – это так долго!
Губы Александера впились в ее рот, а руки заскользили по плечам, по спине. Смежив веки, Изабель почувствовала, как земля уходит из-под ног. Запах Александера действовал на нее как мощный афродизиак. Она застонала, когда он подтолкнул ее к стене и прижал массой своего тела. Изабель показалось, что еще мгновение – и она потеряет сознание. Ей так хотелось расслабиться, отдаться в его власть…
Она зарылась пальцами в его густые мокрые волосы, в которых еще остались не успевшие растаять льдинки. У него такие красивые волосы – черные в пасмурную погоду и отливающие бронзой на солнце…
Рот Александера прочертил влажную тропинку по ее шее до самой груди. Запрокинув голову, она сделала глубокий вдох. Жесткая щетина на подбородке легонько покалывала ей кожу. Александер тоже с трудом переводил дух. Дрожь удовольствия пробежала по телу девушки. Приоткрыв глаза, она увидела их отражение в зеркале, и это возбудило ее еще сильнее. Влюбленная пара, слившаяся в своем стремлении к плотскому наслаждению… Изабель вдруг вспомнила Перрену и Этьена в кладовой, представила себе стройное, но крепкое тело того, кто склонился над ней сейчас, его широкую спину под сорочкой, сильные ноги под килтом… Поймав себя на том, что представляет гладкие ягодицы Александера, она почувствовала, что краснеет, а по всему телу уже порхают, дрожа крылышками, тысячи бабочек… И все же здравый смысл еще пытался напомнить ей, что существуют границы, которые не следует переступать. Но как удержаться, как?
Александер прошелся рукой по ее корсажу. Дыхание Изабель участилось, и внутренний голос зашептал, что опасность близка как никогда. Погладив лиф из камлота, его пальцы скользнули вверх, обхватили круглую грудь и стали ее ласкать. Изабель напряглась. Александер пробормотал нечто нечленораздельное, когда она вонзила ногти ему в плечи. Собственное отражение в зеркале вдруг напомнило ей испуганное лицо Марселины, каким она увидела его через плечо насильника. На девушку накатила паника. «Но ведь это Александер, ты его любишь! Он никогда не причинит тебе вреда!» Но картинка, которая сейчас отражалась в зеркале, напоминала другую, намного более страшную.
– Алекс!
Он не отозвался – целовал ее грудь у самого края декольте на платье. Она резко его оттолкнула.
– Алекс, не надо!
Этот возглас негодования прозвучал слишком громко. Изабель испугалась и прикрыла рот рукой. В этот момент в стену дважды постучали. Александер растерянно смотрел на нее, ожидая указаний, но Изабель молчала. Тогда он схватил с кровати свои накидку и куртку. В коридоре послышались голоса, и это привело Изабель в чувство. Схватив Александера за руку, она оттащила его в дальний угол комнаты, открыла дверцу платяного шкафа и втолкнула его внутрь. Потом взгляд ее упал на привязанную к столбику кровати веревку. Она успела накинуть поверх нее пеньюар, когда в дверь постучали.
– Изабель?
То был голос матери. Девушка в последний раз окинула комнату взглядом и направилась к двери. Услышав голос Мадлен, девушка замерла возле двери. В коридоре стали перешептываться, но о чем именно, она не расслышала, поэтому решила, что лучше все-таки открыть.
– Изабель, почему ты до сих пор не в кровати? Я увидела свет в твоей комнате. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да, мама. Я просто… читала. Мне не спится.
Увидев, что дочь еще одета, Жюстина вскинула брови.
– Если ты разденешься и снимешь корсет, уснуть будет проще.
– Да, мама. Я зачиталась…
– Я как раз шла помочь ей раздеться, тетушка! Я была в кухне, готовила для Изабель липовый чай, он помогает уснуть.
Жюстина с недоверием посмотрела на девушек и пожала плечами.
– Ну хорошо. Только не засиживайтесь допоздна, дети мои. Я иду спать. Доброй ночи!
Когда она ушла, Мадлен вошла в комнату и быстро закрыла за собой дверь. Скрипнула створка шкафа, и Александер улыбнулся молодой женщине. На нем была форменная куртка, и это немного успокоило ее. Опасность была близка, но им удалось выкрутиться. Мадлен даже засмеялась от облегчения.
– Тебе смешно? – возмутилась Изабель. – Я чуть не умерла от испуга, а ты смеешься? Лучше принеси мне липового чаю, сегодня он мне понадобится!
Все еще улыбаясь, Мадлен посмотрела на Александера и вышла, закрыв за собой дверь. Изабель проследила взглядом за выходившей из комнаты кузиной и вздохнула. Слава богу, обошлось! Александер обнял ее сзади и положил подбородок ей на макушку.
– Мне не следовало приходить. Это слишком опасно для тебя.
Опасно для нее? О да! Но совсем по другой причине.
– А для тебя не опасно? Отец мог бы тебя за это повесить!
Он повернул ее к себе лицом и чмокнул в лоб. Было очень трудно довольствоваться невинными поцелуями и ласками.
– Я готов начать все заново и сделать намного больше, чтобы снова пережить эти минуты счастья, Изабель. Но теперь мне пора. А ты ложись спать.
Он посмотрел на широкую постель и закрыл глаза, представляя себе изгибы тела Изабель, которое ему довелось ласкать. Он осмелился к ней прикоснуться, и она отозвалась на его ласку…
– Сегодня ночью я буду думать о тебе.
– А я – о тебе, Алекс.
Она посмотрела на него блестящими глазами и робко улыбнулась. Эти слова она пропела, совсем как Конни когда-то. Ее глаза напоминали ему глаза Кирсти. Временами она улыбалась едва заметно и чуть насмешливо – совсем как Летиция. Нет, он больше не мог отрицать, что влюбился в Изабель, как раньше влюблялся в этих женщин… которых потом потерял.
– Изабель!
Он замолчал. Она стояла и ждала, что за этим последует. На лице появилось встревоженное выражение, тонкие брови нахмурились. Он в последний раз поцеловал девушку и обнял так крепко, что она охнула. Он боялся, что, стоит только произнести эти слова вслух, как он потеряет и ее.
– I love ye…
Ошарашенная, Изабель стояла и смотрела, как его накидка растворяется в холодном мраке ночи. И только когда Мадлен с ворчанием принялась закрывать ставни, она пришла в себя.
– Да что с тобой такое, Иза?
– Он мне сказал… Сказал, что любит.
