Глава 9. Квебек, последние дни
– Я вас заждалась! – воскликнула монахиня, шумно переводя дух. – Нужно помыть полы. Здесь все в крови! Когда закончите, найдете сестру Мари-Бланш и поможете ей рвать белье. Нам нечем перевязывать раны.
Прежде чем Изабель успела возразить и сказать, что она пришла навестить кузину, монахиня сунула ей в руки тряпку и скребок и поставила у ее ног ведро с водой. Одарив девушку на прощание улыбкой, она развернулась на каблуках и быстрым шагом направилась к спальням. Изабель от изумления лишилась дара речи. Нахмурившись, смотрела она на грязную тряпку. Запах уксуса ударил в нос, но, к сожалению, даже он не мог перебить запахи, источаемые сотнями страждущих тел, которые привозили в центральную больницу с поля битвы. Поскольку заведение располагалось за городскими воротами, англичане взяли его под свой контроль.
Изабель не знала, что ей делать. Она посмотрела на раненых, на тряпку, потом снова на раненых. Да, в ближайшие дни, а то и недели работы здесь хватит для всех… Монахини падают с ног от усталости и, разумеется, рады любой помощи. Она пришла в надежде получить весточку от Николя, но раз уж она тут… Пожав плечами, Изабель подхватила ведро и направилась к центру комнаты. Раненые лежали прямо на полу – служащие больницы еще не успели расставить походные кровати, привезенные с французских королевских складов, которые находились возле порта. Встав на колени, девушка взяла тряпку и скребок и принялась энергично тереть пол. Так начался ее первый день служения раненым на войне.
За работой она забыла о времени. Прошло много часов, прежде чем она заметила, что солнце клонится к закату, а живот выводит голодные рулады. Изабель решила немного передохнуть. Дома ей работать не приходилось, поэтому она очень устала. В помещении столовой чудом нашлась свободная лавка, и она со вздохом облегчения опустилась на нее. Интересно, который теперь час? Наверное, шесть вечера или даже больше! Она заслужила свой отдых и краюшку хлеба, не так ли?
Прислонившись к стене, она решила, что посидит немного, а потом отправится на поиски сестры Клотильды. То, что творилось в больнице, напоминало странную картину, похожую на пчелиный улей: беспрестанная беготня, гул голосов… Все помещения были заняты, монахини и солдаты сновали взад и вперед; раненых было столько, что их пришлось устраивать в кладовых, на конюшнях и в сараях. Свободного пространства катастрофически не хватало, равно как лекарств и провизии. Во всей больнице не осталось ни чистых простыней, ни даже дамских нижних юбок – все пошло на перевязочный материал.
Из разговоров стало ясно, что английский полководец погиб на поле брани. «Вот кому не суждено насладиться своей победой…» – подумала девушка. Тело генерала набальзамировали, в сопровождении почетного караула доставили к реке и погрузили на корабль. Изабель вспомнила, что днем слышала какую-то заунывную мелодию, которую исполнял, судя по всему, мюзет. Знать бы, окажут ли такое же уважение генералу Монкальму на его похоронах? И где они его похоронят?
Она окинула взглядом комнату. Красные, белые и синие мундиры, черные платья, тиковые передники, измазанные кровью, клетчатые пледы… Из этой многоцветной массы доносились крики и стоны, распоряжения и молитвы. Докторов было мало, и они сбивались с ног. Монахини оказывали первую помощь в пределах своих умений, но если рана была серьезной, приходилось дожидаться, пока освободится хирург. Иногда он приходил к изголовью больного, только чтобы констатировать его смерть. И такое случалось часто.
Изабель спросила о Николя у нескольких раненых пленников-французов, но никто из них не знал, что с ним стало. Ею начали овладевать беспокойство и… горечь. Конечно, она понимала, что воинские обязанности для Николя на первом месте, но она бы так обрадовалась, если бы он сообщил, что жив и здоров! Девушка попыталась выяснить, видел ли кто-нибудь офицера Мишеля Готье де Варена. Одна из монахинь ответила, что по приказу матери Сен-Клод-де-ла-Круа, настоятельницы монастыря августинок, раненых офицеров Его Величества короля Людовика, опекавших больницу, разместили в отдельной комнате.
От приятного запаха свежего супа защекотало в носу, а живот снова начал громко выражать протест против дурного с ним обращения. Девушка проглотила слюнки. В этот момент в комнату вошла сестра Клотильда с подносом в руках. Следом за ней мальчик нес горячую кастрюлю. Изабель встала и пошла за ними.
Трио вошло в помещение, куда Изабель за весь день так ни разу и не заглянула. Опустив поднос с мисками на стул, с которого только что встал солдат, сестра Клотильда сделала мальчику знак поставить кастрюлю и сунула в нее разливную ложку. Наполнив первую миску, она выпрямилась и обвела комнату задумчивым взглядом. Только теперь она заметила Изабель, которая так и осталась стоять в дверном проеме.
– Иза, ты тут? Иди и помоги! Дело пойдет быстрее, если ты станешь разносить миски, а я буду наливать суп!
Решив забыть на время о своем голоде, девушка приблизилась к источнику аппетитного запаха и вздохнула. Под голубыми глазами кузины залегли темные тени – должно быть, она провела на ногах всю ночь.
– Начни с тех, кто может есть самостоятельно, остальным придется помочь!
Изабель кивнула, соглашаясь. Затаив дыхание, чтобы не ощущать запаха супа, и старательно отводя глаза от ран, она стала раздавать миски. В этой комнате все солдаты были англичане, которые по большей части могли сами держать миску и пить бульон. На девушку они смотрели с благодарностью, которая ее растрогала. Некоторые обращались к ней на своем языке. Не понимая ни слова, она только улыбалась в ответ, но большего им и не было нужно.
Изабель влила последнюю ложку в рот бедняги, у которого обе руки были перевязаны окровавленными бинтами, и только тогда заметила, что еще двое раненых не получили свой суп. Она наполнила миску и подошла к тому, что лежал поближе. Похоже, он спал. Нужно ли его будить? Рассудив, что, по всей видимости, сегодня пищи он больше не получит, она решилась и, поставив миску на пол, тихонько потрясла раненого за плечо. Никакого ответа… Может, он без сознания? Она попыталась снова, и голова раненого откинулась назад. Рот у него был открыт.
Осознав, что он умер, Изабель вскрикнула и вскочила, едва не разлив суп на вощеный паркет.
– Что стряслось?
Прибежала сестра Клотильда. Склонившись над покойником, она приподняла ему веко.
– Еще один! Попрошу Армана и Жана вынести его, чтобы в помещении было поменьше инфекции!
Посмотрев на Изабель, монахиня отметила про себя ее бледность и встревожилась.
– Ты ела сегодня, Иза?
Будучи не в силах оторвать взгляд от покойника, Изабель ответила, что нет. Сестра Клотильда подтолкнула ее к стулу, где до этого стоял поднос с мисками, и заставила сесть.
– Тебе нужно поесть, если не хочешь упасть в обморок! Думаю, на кухне осталось немного хлеба. Попробую раздобыть для тебя еще яичко или яблоко!
– Но я не закончила! Надо накормить еще одного солдата!
И она посмотрела на несчастного, о котором шла речь. Господи, да ведь это тот самый человек, который спас Ти-Поля! Все время, пока она кормила раненых, он пролежал лицом к стене и только теперь перевернулся на спину. Ей стало стыдно. За день, проведенный в больнице, она ни разу о нем не вспомнила! А он, оказывается, все еще жив! Сестра Клотильда тоже посмотрела на раненого и вздохнула.
– Вон того? Рана у него не слишком серьезная, но, как мне кажется, он совсем плох. С тех пор как его принесли, я не смогла заставить его выпить ни капли воды!
– Ему так плохо?
– Доктор-англичанин приходил на него посмотреть. Я поняла не все, потому что сначала он говорил по-английски, а потом – по-французски, но совсем плохо. В общем, он сказал, что бедняга не переживет ночь. Ему очень трудно дышать, и мы боялись, что от удушья он и умрет. Но он не умер, и днем я заметила, что дышится ему легче. Вот только он до сих пор ничего не ел и не пил. Не понимаю почему… И шея у него вся синяя…
– Это от удара прикладом, – тихо проговорила Изабель.
Монахиня посмотрела на нее с удивлением.
– Прикладом? Откуда ты знаешь?
– Я видела.
– Что?
– Этот человек спас жизнь Ти-Полю, – продолжала Изабель, с трудом отрывая взгляд от раненого шотландца. – А его самого ударил англичанин, его соотечественник.
Она вспомнила, что сказал ей мсье Готье де Сент-Элен о кинжале. Этого человека казнят, если узнают, что он убил офицера из своего полка… Наверное, лучше не упоминать о том, что произошло на заднем дворе разоренной фермы в деревушке Валлейран…
– Я все-таки попробую его накормить, а потом схожу на кухню и поем. Ты не против?
Сестра Клотильда посмотрела на шотландца, потом улыбнулась своей юной кузине.
– Хорошо. Скажешь сестре Мари-Жанне, что это я тебя послала. У нее что-нибудь для тебя найдется.
– Огромное спасибо, милая кузина!
Изабель поцеловала монахиню, и та с притворной строгостью ее оттолкнула.
– Только не задерживайся!
Когда сестра Клотильда вышла, девушка взяла полную миску супа и направилась к солдату в юбке. Сев на пол, она машинально расправила подол и какое-то время рассматривала шотландца. Первым ее внимание привлек его нос с горбинкой, потом взгляд опустился к квадратному, поросшему золотистой щетиной подбородку. Когда подошел черед рта, она улыбнулась – до того изгиб полных, неправильной формы губ показался ей капризным. Такие красивые губы – у мужчины? Кто бы мог подумать… Наконец она перевела взгляд на его опухшую шею. Синие разводы на красном фоне выглядели так страшно, что девушка поморщилась. Она вспомнила, с какой силой офицер ударил его, и вздрогнула. Удар вполне мог оказаться смертельным, но даже если несчастный и выживет, он вряд ли сможет говорить… Она провела пальцами по его шее, стараясь не нажимать сильно. Раненый попытался сглотнуть, и она отдернула руку. Он застонал и шевельнулся.
Из окна, открытого в целях проветривания, до них доносились отголоски боев, которые до сих пор шли на равнине. Англичане выиграли сражение, но хозяевами Квебека пока не стали. Под стенами города они начали рыть траншеи, превратившись в легкие мишени для стрелявших из засады ополченцев и французских солдат, которые, укрывшись за насыпью, старательно истощали свои запасы пуль. Но, несмотря на все это, пение птиц, нашедших приют в плодовом саду сестер-августинок, заставляло на мгновение забыть похоронную симфонию выстрелов и успокаивало разум. Кто-то из раненых, вдохновившись птичьими трелями, насвистывал грустный мотив. Решив не тревожить больше солдата-шотландца, который, скорее всего, и не смог бы ни капли выпить, Изабель встала. Но когда она наклонилась, чтобы взять миску, то увидела, как дрогнули его ресницы.
Александер лежал с закрытыми глазами и слушал жуткую песню смерти. Она казалась такой знакомой… Каллоден? Вспомнился запах крови и пороха, того самого пороха, от которого пересыхает во рту и просыпается неутолимая жажда… Но в воздухе присутствовал и другой аромат – едва уловимый, сладкий. Он узнал запах матери. «Мама!..» Перед глазами замелькали обрывочные картины: длинные девичьи ноги, разноцветные юбки, тонкие руки, чувственные округлости… и у всех этих женщин были прекрасные крылья, которыми они обнимали его и заслоняли от всех бед, напевая нежную балладу… Это пение, словно ласковое прикосновение руки, проникало под кожу, в омертвевшую плоть и притупляло боль. Сердце забилось в его ритме – в груди, в висках. Неужели его сердце до сих пор стучит? Неужели смерть еще не забрала его? А он уже решил было, что это – ангелы…
Александер с трудом открыл глаза и сразу снова смежил веки, потому что свет показался ослепительно ярким. Он сглотнул, и горло обожгло болью. Однако он успел увидеть, что кто-то сидит с ним рядом. Воспоминание об индейце с ножом в руке вернулось в один миг. Пение прекратилось. Ко лбу прикоснулась чья-то рука, теплая и легкая, и прозвучал голос, женский голос. Монахиня? Она говорила на другом языке. Но смысл сказанного ускользал от него. Он снова попытался проглотить комок в горле. Боже, как больно! Рука касалась его снова и снова – деликатно, несмело. Он опять открыл глаза, и перед ним предстало самое прекрасное видение за многие месяцы, а может, и годы. Окруженная ореолом мягкого света, над ним склонилась женщина с лицом ангела, чья улыбка могла изменить судьбу любого мужчины в этой скорбной обители. Зеленые, как холмы в Гленко, глаза, опушенные золотистыми ресницами… И вдруг чудесное существо исчезло.
– Nay, lass… Dinna leave… – попытался выговорить он.
Александер протянул руку, но она ухватила пустоту.
В одиночестве сидя у стола, Изабель проглотила последний кусочек хлеба с яблочным вареньем. Милая кузина! Она всегда была так добра к Изабель, когда та жила в пансионе при монастыре! Сестра Клотильда часто тайком клала лакомства ей под подушку и, зная ее любовь к сладкому, под столом передавала кузине свою порцию гречневого пирога с патокой. Изабель прятала липкое угощение в карман и съедала в кровати перед сном.
Подкрепившись, девушка поймала себя на мысли о шотландце. Ей было стыдно. Она даже не попыталась напоить его бульоном! Когда он проснулся, она почему-то испугалась. Он посмотрел на нее такими глазами… и рука, которую он протянул к ней, была такая большая… Странное чувство овладело ею, и она попросту сбежала. Как глупо! Человек в шаге от смерти, ну что плохого он мог ей сделать? И ведь это он спас ее младшего брата…
Через несколько минут Изабель уже ставила на пол миску с горячим супом. Теперь комнату освещали железные фонари. Некоторые раненые спали, остальные отдыхали. Тишину нарушали только сопение спящих да редкие вскрики. Девушка присела на корточки у изголовья шотландца. В дрожащем свете лампы он выглядел по-другому. Со своими черными волосами и орлиным носом он был скорее похож на индейца, чем на выходца из Европы. Только теперь она заметила ямочку у него на подбородке. И вдруг его веки задрожали и приоткрылись. Изабель напряглась и отшатнулась. Мужчина тоже вздрогнул и попытался привстать на локтях.
– Простите, я…
Она умолкла, увидев выражение его глаз, обрамленных длинными черными ресницами, под густыми бровями. Дышал он отрывисто, со свистом. Похоже, она его напугала. Он осмотрелся и с видимым облегчением снова упал на ложе.
– Вы хотите поесть?
Понимает ли он по-французски? Она указала на миску.
– Это бульон.
Он внимательно посмотрел на нее. Лицо его при этом осталось бесстрастным. Она пододвинула миску поближе. Он издал слабый стон.
– Немного супа? Вы меня понимаете?
Раненый посмотрел на миску, потом закрыл глаза, и голова его откинулась на подушку. Грудь его медленно опускалась и поднималась, как если бы он старался контролировать вдох. Изабель подумала, что ему, должно быть, очень больно дышать и сегодня он есть ничего не станет. Только выйдя из комнаты, девушка отдала себе отчет в том, что на улице ночь и она очень устала. Пора было возвращаться домой. Батист наверняка давно ждет ее возле больницы…
* * *
На следующее утро Изабель проснулась очень поздно. Солнце, равнодушное ко всем бедам мира, сияло высоко в небе, и его теплые лучи через окно падали ей на лицо. Одевшись, причесавшись и позавтракав, девушка положила немного еды в корзину с крышкой. Она собиралась закрыть ее, когда вдруг вспомнила о кинжале, который до сих пор лежал у нее под матрасом. Его нужно вернуть… Подумав, насколько хороша у кинжала рукоять, она решила, что владелец наверняка им дорожит и, получив обратно, обрадуется. К тому же это единственный способ его отблагодарить…
Когда ворота дю Пале остались позади, Изабель представилась возможность оценить масштабы разрушений. Все дома в пригороде сгорели, большая часть деревьев была срублена и использована для возведения баррикад. Отец запретил ей ездить в больницу. За завтраком он рассказал семье о том, что увидел с городской стены. На Полях Авраама раскинулся палаточный лагерь англичан. Захватчики быстрыми темпами строили дорогу к местечку Анс-о-Фулон, которая упростит доставку к городу солдат и оружия с побережья. Бомбардировки не прекратились, и из донесений следовало, что английская армия продолжает разорять южный берег, предавая сотни ферм огню. И хотя война еще не закончилась, это скоро должно было случиться.
Вместе с другими представителями знати и купеческого сословия Шарль-Юбер почти всю ночь составлял петицию, которая к утру оказалась на столе у командующего армией Рамзея. Люди, ее подписавшие, пришли к заключению, что в условиях нехватки продовольствия и отсутствия армии, которая могла бы защитить страну, а также перед лицом полного уничтожения города и его жителей почетная капитуляция – наилучший выход из положения.
Изабель прикрыла нос платочком и подумала, что на обратном пути надо будет смочить его уксусом. Невыносимое зловоние сопровождало ее всю дорогу. Всюду ощущалось присутствие смерти. Николя занимал все ее мысли. Она узнала, что прошлой ночью он был в городе, но ей почему-то весточки не прислал. К разочарованию примешивалась обида – прибытие молодого мсье де Мелуаза в столицу сопровождалось нехорошими слухами. Ей рассказали, что он сразу же отправился к своей сестре Анжелике Пеан, в чьем доме нашли приют несколько дам из высшего света. Разумеется, его приняли с распростертыми объятиями. Но разве это повод думать о нем плохо? Николя никогда бы не воспользовался… Терзаемая сомнениями, девушка обратилась с расспросами к отцу. Шарль-Юбер, макая кусочек хлеба в чашку с теплым молоком, только пожал плечами. Откуда ему было знать? У него были другие заботы, однако он постарался утешить дочь, напомнив, что ее Николя – весьма достойный молодой человек. Но вот Перрена, которая дожидалась открытия булочной в компании таких же, как она, служанок, передала Изабель слова горничной из дома Пеан: «Красавец капитан утешал вдовушку одного своего сослуживца до самой поздней ночи!» Изабель машинально погладила карман на юбке. Удастся ли ей передать это послание адресату?
Карета остановилась. Батист дважды стукнул в дверцу, отчего девушка вздрогнула. Что случилось? Услышав английскую речь, она вынула из корзинки завернутый в платок кинжал и сунула его за подвязку. Как знать, может, он пригодится ей самой? Дверца распахнулась в тот момент, когда она разглаживала складки на юбке. Изабель лучезарно улыбнулась. Офицер смерил ее настороженным взглядом. Вздернув подбородок и выпятив грудь, она ответила тем же. Пресмыкаться перед захватчиками? С какой это стати?
Он о чем-то спросил скороговоркой, но девушка не поняла ни слова.
– Damn French! Куда вы направляетесь?
– Я еду в больницу помогать сестрам-монахиням.
Англичанин жестом попросил ее замолчать.
– Hospital?
Уголки его губ приподнялись в усмешке, когда он уставился на ее щиколотки, – девушки в Новой Франции носили юбки чуть короче, чем это принято на континенте. Изабель одернула юбку, прикрывая ноги.
– Раненым нужна помощь, мсье! – заявила она, делая ударение на французском обращении.
Он подумал немного, потом проверил ее корзинку, осмотрел карету, поклонился и захлопнул дверцу. Карета тронулась и без дальнейших проволочек прибыла к месту назначения.
Мальчик рассыпался в извинениях. Изабель хотела его выбранить, но вовремя прикусила язык. Нельзя срывать дурное настроение, вызванное слухами о неверности возлюбленного, на невинных! Если бы она смотрела, куда идет, то успела бы увернуться от потока воды с уксусом, которой мальчик поливал пол. Едкий запах заставил ее чихнуть. Она перепрыгнула через лужу и пошла по коридору, в котором толпились раненые. Нужно было поскорее отыскать сестру Клотильду.
В больнице было спокойно. Разумеется, по-прежнему стонали и кричали раненые и от пушечной канонады дрожали стены, однако ощущение спешки, которое так остро воспринималось вчера, рассеялось. Это немного успокоило Изабель. Но в помещении стоял все тот же запах гниющей плоти, а из ведер, которые не успели с утра вынести, воняло мочой и экскрементами. Все окна были открыты, но вонь никуда не девалась, она словно бы въелась в стены. Проверив, точно ли в ведре уксус, Изабель намочила платок и уткнулась в него носом.
По пути ей несколько раз пришлось уворачиваться от солдат с носилками – они выносили умерших. И каждый раз ей казалось, что покойник провожает ее взглядом. Может, это были вовсе не покойники? Боязнь эпидемии заставляла докторов переводить самых тяжелых больных в отдельные комнаты. Тех, кто перед смертью отказался обратиться к истинной вере, хоронили в братских могилах за изгородью католического кладбища, тела остальных, у кого уже нельзя было спросить о вероисповедании, закапывали там же. Для местного священника, каноника де Риговиля, все англичане были либо англиканцами, либо протестантами, то бишь еретиками.
Проходя мимо одной из комнат, она увидела святого отца у изголовья умирающего. Ходили слухи, что отец де Риговиль обратил в истинную веру немало заблудших душ. Повернув за угол, Изабель нос к носу столкнулась с матерью Сен-Клод-де-ла-Круа.
– Простите, матушка!
Настоятельница сжимала руками, едва видневшимися из широких рукавов ее одеяния, золотое распятие тонкой работы, которое она носила на шее. Смутившись, Изабель присела в книксене, в то время как монахиня смерила ее мрачным взглядом и поправила свой белоснежный головной убор.
– Вы кого-то ищете? – спросила она резко.
– Да, сестру Клотильду! Она урсулинка.
– Урсулинки сейчас в столовой.
– Благодарю вас, матушка!
Изабель повернулась, чтобы уйти, когда настоятельница окликнула ее и подошла ближе.
– Вы пришли помочь сестрам, дочь моя?
– Да, матушка.
Длинным пальцем настоятельница указала девушке на грудь.
– Закройте шею платком! Что увидят эти… несчастные, когда вы станете наклоняться? Уж точно не цвет ваших глаз!
Изабель в растерянности прижала ладошку к груди и покраснела. Настоятельница отвернулась и вскоре скрылась в одной из палат.
– Иза, вот ты где! Идем!
При виде сестры Клотильды Изабель забыла поправить платок.
– Кузина, прости меня за опоздание! Никак не могла проснуться! Как сегодня дела у раненых?
– Не лучше и не хуже, чем вчера! Каждый час кто-нибудь умирает… Пленников-французов увезли на рассвете.
– Ой, а я хотела повидаться с одним морским офицером! Его звали Мишель Готье как-то там дальше… Он из французского флота!
– Их всех увезли, Иза. Говорят, что на английские корабли.
Девушка в отчаянии прикусила губу. Она бы с удовольствием поболтала с офицером, справилась о его здоровье…
– И куда их повезут?
– Думаю, во Францию.
Упоминание о французских солдатах заставило Изабель вспомнить о письме. Суровый вид настоятельницы не располагал к расспросам, но кузина – совсем другое дело! Она вынула письмо из кармана.
– Можешь оказать мне услугу?
– Сначала скажи какую, – ответила сестра Клотильда. Вид письма заставил ее нахмуриться.
– Я бы хотела передать это Николя… я хотела сказать, мсье Николя де Мелуазу.
– Тише!
Монахиня опасливо посмотрела по сторонам.
– Иза, ты спятила! Представляешь, что будет, если кто-то из англичан узнает, что ты пытаешься вступить в переписку с солдатом французской армии? Они решат, что ты – шпионка!
– Это не то, что ты думаешь. Это… дружеское послание, только и всего.
Сестра Клотильда наморщила свой маленький острый носик, и вдруг ее глаза широко распахнулись.
– Ты хочешь сказать… Мсье де Мелуаз – твой воздыхатель?
Изабель улыбнулась.
– Вот оно что! И это официально? Иза, если так, тебе очень повезло!
Девушка передернула плечами. Она не знала, что ей думать. Конечно, Николя ей очень нравится, но… любит ли она его так сильно, чтобы простить его маленькую измену, если только слухи не врут?
– Я знаю. Пока я еще не решила. Но мне хочется узнать, все ли с ним в порядке, понимаешь? Так ты попробуешь мне помочь?
Сестра Клотильда взяла у Изабель письмо и сунула себе в карман.
– Я подумаю. Может, когда Биго принесет дрова… В общем, я у него спрошу. Он живет рядом с лагерем кавалера де Леви.
– Спасибо!
– Единственное, что пока известно о наших войсках, – это то, что они отошли к лагерю в Бопоре. Но вокруг слишком много этих… англичан, так что долго они там не задержатся. Особенно теперь, когда наш славный генерал погиб…
– Папа говорит, надеяться не на что.
Монахиня снова подозрительно посмотрела по сторонам.
– Уверена, они не оставят нас в беде! Иза, мы должны надеяться!
– Надежда… На что теперь надеяться? – шепотом спросила Изабель, глядя на дверь комнаты, в которой находился спаситель Ти-Поля. Оттуда только что вышел офицер.
Он был высок и строен, с прекрасной выправкой, и на нем была такая же юбка, как и на том раненом солдате. По всей вероятности, это тоже был шотландец. В дверях он остановился и теперь говорил с офицером из другого полка, потряхивая время от времени своим безукоризненно завитым париком. Почувствовав, что на него смотрят, он обернулся и, увидев девушку, очаровательно ей улыбнулся. Потом поклонился и ушел.
– Он ел сегодня утром? – спросила вдруг Изабель, поворачиваясь к монахине.
– Что? О ком ты говоришь?
– Тот солдат-шотландец с больным горлом.
– Не знаю.
– Он умрет, если не будет есть!
– Это верно. И он тоже это знает, кузина. Не тревожься, он…
– Схожу на кухню и вернусь!
Монахиня посмотрела на нее неодобрительно, но Изабель уже бежала по коридору, стуча каблучками, и вскоре свернула за угол.
Хирург осматривал раненого, лежавшего рядом с шотландцем. Он проверил белки глаз и ногти, измерил пульс, удостоверился, что у него жар. Покачав головой, он поддернул одеяло до самого подбородка несчастного, чей землистый оттенок кожи предвещал скорую смерть. Изабель отвернулась и посмотрела на солдата, который лежал к ней спиной. Кто-то снял с него рубашку, и из-под одеяла выглядывало обнаженное плечо. По конвульсивным движениям она догадалась, что он спит. И все же уходить ей не хотелось.
Стиснув пальцами миску с бульоном, девушка закрыла глаза и сосредоточилась на исходившем от нее приятном тепле и запахе. Ну почему она так упорствует в своих попытках накормить этого человека? Если он решил умереть от голода, при чем тут она? И все-таки девушка решила предпринять еще одну попытку. Она стольким ему обязана! Вспомнив, что сделал этот солдат ради ее брата, Изабель вспомнила и о ноже.
Поставив миску на пол и удостоверившись, что в ее сторону никто не смотрит, девушка приподняла юбку и вынула из-за подвязки кинжал. Она невольно снова им залюбовалась. От времени деревянная рукоять стала гладкой, будто полированной, и это придавало резьбе еще бо́льшую красоту. Мастер, который ее выполнил, наверняка был замечательным человеком, очень мудрым и добрым. Она положила кинжал на клетчатое покрывало. Странно, в день сражения на солдате была юбка из ткани, похожей на эту. Пальцы ее коснулись шерсти, такой же шершавой на ощупь, как и та, из которой шили себе одежду представители бедных сословий Новой Франции. Интересно, откуда пошел их обычай носить юбку?
Взгляд ее зацепился за странной формы кожаный кошель на затяжках из кожаных же шнурков. Все шотландцы носили такие на поясе. На конце каждого шнурка было по костяной бусине, тоже резной, причем узоры перекликались с тем, что украшал рукоять кинжала. Изабель пришло в голову, что, если бы собрать из них бусы, они бы очень красиво смотрелись на шее… Она взяла кошель в руки, чтобы рассмотреть получше. Он оказался довольно увесистым. Ощупав содержимое, она наткнулась на круглый и плоский предмет, вызвавший ее любопытство. Она покосилась на спящего, потом по сторонам: никто на нее не смотрел. Прекрасно отдавая себе отчет в том, что поступает дурно, Изабель принялась рыться в кошеле.
Пальцы нащупали монеты, несколько маленьких предметов. Наконец в ее руке оказалось то самое, округлое и холодное! Часы? Она вынула их из кошеля. Они были не новые, и местами сквозь стершийся слой позолоты просвечивало серебро. Если на корпусе и была гравировка, она давно стерлась. Часы исправно тикали. Изабель нажала на рычажок, и крышечка отскочила. Защитное стекло треснуло, но увидеть, который час, не представляло труда. На внутренней стороне крышки было начертано: «Iain Buidhe Campbell». Какое странное имя! Может, это его так зовут? Или он украл эти часы? Для простого солдата они слишком дорогие…
Вкладывая часы обратно в кошель, она нащупала еще кое-что интересное. То был медальон на серебряной цепочке. С портрета ей улыбалась молодая женщина с каштановыми волосами. Его жена? Ошарашенная собственной бестактностью, Изабель сунула медальон в кошель и затянула завязки.
Шорох ткани привлек ее внимание. Мгновение – и она встретилась с незнакомцем взглядом. От неожиданности Изабель разжала пальцы, и сумочка упала ей на юбку. Она быстро подобрала ее и положила на клетчатый плед. Щеки ее порозовели от стыда и смущения, но она все равно не могла отвести взгляд от этих глаз – голубых, как осеннее небо, как спокойное море, как сапфиры… Таинственных и чарующих… В то время как тело мужчины наводило на мысль о грубости и жизненных тяготах, взгляд его выражал нежность, которую она не ожидала увидеть.
Александер смотрел на девушку. Это лицо… Он уже видел его во сне. Она пробормотала что-то, но слов он не разобрал. И ее голос… Его он тоже слышал. Но вот только где и когда? Он ни в чем не был уверен: последние дни слились в один кошмарный сон, который наконец рассеялся. Александер шевельнулся на своем ложе, и боль стала подтверждением тому, что он по-настоящему проснулся. Он сглотнул слюну и поморщился.
Девушка наклонилась и подняла что-то с пола. Вспомнил! Это та самая девушка с миской! Выходит, она не оставила надежды напоить его бульоном. От запаха еды у него проснулся аппетит, но при одной мысли, что придется глотать, ему расхотелось даже попытаться это сделать.
– Нужно поесть, – тихо произнесла девушка.
Он помотал головой и отвернулся. Она не сдавалась.
– Вы должны поесть, мсье Кэмпбелл! – сказала Изабель и тут же устыдилась.
Она сама себя выдала! Впрочем, он видел, как она копалась у него в кошеле. Александер между тем рассматривал свою настойчивую гостью. Платье из дорогой материи, горделивая осанка, изысканные манеры – все говорило о том, что эта девушка из хорошей семьи. Наверное, одна из представительниц высшего света, решивших от скуки заняться благотворительностью. Он позволил ей рыться в своих скудных пожитках хотя бы ради того, чтобы смотреть на нее. Как она хороша! Особенно ее глаза… Они напомнили ему глаза другой девушки – ярко-зеленые, с золотыми искорками, совсем как холмы в его долине. Глаза Кирсти…
Девушка придвинулась ближе и поднесла миску к его губам. Боже, как приятно от нее пахнет!
– Ну же, попробуйте выпить!
Она просунула руку и осторожно приподняла ему голову. От этого движения в горле снова заболело, но просительница была так прекрасна, что он стерпел и покорился. Теплая жидкость потекла ему в рот. Он сделал глоток и едва не захлебнулся. Бульон потек по подбородку, но он продолжал пить.
Когда миска опустела, Изабель поставила ее на пол. Какое-то время они оба молчали. Александер думал, что она уйдет, как только с едой будет покончено. Однако она осталась и теперь просто сидела рядом и смотрела на него своими огромными зелеными глазами. Внезапно она показалась ему похожей на Богородицу на картине, которой ему однажды довелось любоваться.
– Я хочу поблагодарить вас, мсье, – заговорила она после долгого молчания. – Наверное, вы не понимаете по-французски, но ничего не поделаешь. Вашего языка я не знаю.
Она уставилась на свои руки, которые держала на коленях. Она благодарит его? Но за что? Александер нахмурился.
– Помните моего маленького брата? Вы спасли ему жизнь.
Брата? О чем она? Перед глазами возник образ подростка, лежащего у него под ногами с перерезанным горлом. Александер скрипнул зубами. Девушка между тем принялась расхваливать на все лады его подвиг, думая, что он ни слова не понимает.
– Если бы вы за ним не побежали, ваш соотечественник наверняка убил бы его! Мы так вам благодарны! Тем более что вы не обязаны были… Я хочу сказать… Мы ведь канадцы, а вы – англичанин. Вы понимаете?
Взгляд ее сделался грустным. Мужчина едва заметно кивнул.
– Вы меня понимаете?
– Aye…
Больше похоже на вздох, чем на слово…
– Мсье понимает по-французски?
– Aye… Yes…
Она радостно улыбнулась. Такой улыбки он не видел со времен… когда была жива Кирсти. Ему вдруг стало грустно, но потом приятное тепло обволокло сердце. Он ответил улыбкой на улыбку. Девушка покраснела.
– Держите! – прошептала она, протягивая ему что-то. – Я решила вернуть эту вещь. Думаю, она ваша.
То был его нож. Александер нахмурился, но потом вспомнил. Воспоминания о битве вернулись внезапно, как в дерево ударяет молния: пленный офицер, Кэмпбелл, мальчик… На кинжале не осталось следов крови – его тщательно вымыли. Он посмотрел на девушку. Теперь он вспомнил, где видел этот зеленый с золотом взгляд.
– Спа…сибо большое, – с трудом выговорил он.
Французская речь давалась ему с трудом. В детстве, еще в доме дедушки Джона, он начал учить этот язык, но в Шотландии ни разу не выпала возможность попрактиковаться. Хорошо, что за время своих скитаний он не разучился изъясняться по-английски, ведь в Хайленде был в ходу гэльский. Правда, уже здесь, в Канаде, ему пришлось обновить свои скромные познания во французском в разговоре с несколькими жителями Кот-дю-Сюд, и у него неплохо получилось.
– Вот и славно! Пойду помогу сестрам!
И девушка дернулась, чтобы встать. «Нет! Останьтесь! Поговорите со мной еще немного!» – взмолился он мысленно. Пальцы его сжали рукоять ножа. Она заметила это и замерла в нерешительности.
– Вам нужно отдохнуть. Думаю, что первое время вам лучше не есть твердой пищи.
И она встала. Александер потянулся было, чтобы ее удержать, но острая боль в левом боку вернула его с небес на землю. Он со стоном упал на одеяло. Но усилия его не пропали даром. Исполненная сочувствия, девушка склонилась над ним, и ее рука прикоснулась к мокрому лбу, убрала прилипшие пряди. Появившаяся на лице гримаска яснее ясного говорила о том, что она думает насчет их чистоты. Наверное, он выглядит ужасно и годится только для того, чтобы детей пугать…
– Нужно помочь вам умыться и… вычесать вшей, – добавила она, вынимая из густой черной шевелюры насекомое и раздавливая его о паркет. – Быть может, завтра… Если у меня получится приехать.
Их взгляды встретились. Александер не мог отвести от нее глаз… Девушка сделала это первой.
– Вы знаете, что ваш генерал погиб? – выпалила она первое, что пришло в голову, причем скорее из желания нарушить неловкое молчание, нежели обидеть его или расстроить.
Вольф погиб? Новость ничуть его не расстроила. Наоборот, принесла облегчение. В битве при Каллодене, там, на Драммоси-Мур, Вольф командовал ротой в одном из полков короля Георга. Он был ставленником проклятого Камберленда, палача своего народа. Он бы не стал отрицать, что здесь, в Канаде, Вольф проявил себя талантливым полководцем. В свои тридцать два он с молниеносной скоростью взлетел по лестнице армейской иерархии, породив зависть в сердцах многих. Но если не считать этого, Александер его терпеть не мог.
Внезапно в сознании всплыла масса вопросов. Что случилось с Коллом и Мунро? Каков итог сражения? Хотя, если судить по тому, где он находился, перевес оказался на стороне англичан. Он ведь в больнице, принадлежащей колонистам, а не в госпитале на острове Орлеан, верно?
– Генерал Монкальм тоже умер, и ваши войска по-прежнему осаждают Квебек. Не понимаю, почему они не перестанут нас бомбить. От города и так остались одни черные руины…
Зеленые глаза неотрывно смотрели на нож, который Александер прижимал к груди. Ну что он мог ответить? Только выразить свое сострадание. Он понимал, какие чувства у нее вызывает, и это было не слишком приятно.
– Про…стите! – выдохнул он.
Если бы она в тот миг посмотрела на него, то поняла бы, что он говорит от сердца. Но девушка этого не сделала.
В дверном проеме возник мужской силуэт. Изабель обернулась и узнала офицера, который улыбнулся ей там, в коридоре. Он наблюдал за ними с бесстрастным видом, потом его черты смягчились и он вновь улыбнулся. К больному он обратился на своем языке, показавшемся Изабель необычным. Интонации были почти такие же, как в английском, но слова звучали совсем иначе.
– Мадам, простите, что вмешиваюсь в беседу, – заговорил он на отличном французском, – но мне нужно поговорить с солдатом Макдональдом наедине.
Изабель поспешно подобрала с пола пустую миску.
– Да-да, конечно! Я ухожу. Мсье поел, а у меня еще много дел…
Она сделала книксен и на прощание посмотрела на раненого. Значит, его фамилия Макдональд? Тогда часы не могут принадлежать ему по праву… Шотландец ответил ей внимательным взглядом. Было в его сапфировых глазах что-то такое, что взволновало Изабель. Она смущенно улыбнулась ему и, подхватив юбку, убежала.
Оставшись вдвоем, Александер и Арчи некоторое время молча смотрели друг на друга.
– Где… Колл? – шепотом спросил раненый.
– С ним все в порядке. Он ранен, но это царапина. Мунро Макфейл зацепило серьезнее, но и он быстро поправляется. Вам очень повезло, Александер! Мне рассказали, что индеец ударил вас прикладом по шее и намеревался скальпировать, когда подоспел сержант Кэмпбелл. Правда, ему повезло меньше.
Лейтенант достал из кармана какой-то документ и протянул племяннику. Александер взял его и пробежал глазами по неровным строчкам.
– Что… это… такое? – с трудом вымолвил он. – Я не… умею… читать… по-французски.
– Эту записку передал мне один пленник. Офицер французского флота по имени Мишель Готье де Сент-Элен Варен. Он-то и рассказал мне, что с вами случилось. Вы его помните?
Александер размышлял, не отрывая глаз от документа. Офицер флота? Неужели речь идет о его пленнике?
– Он утверждает, что вы спасли ему жизнь. Я вижу, ваш нож снова при вас…
Александер стиснул рукоять в ладони, спрашивая себя, уж не рассказал ли этот Готье его дяде, при каких обстоятельствах он лишился кинжала. Арчи взял у него записку.
– Некоторые моменты я пропущу… «Мсье, нас отправляют во Францию – на родину, которой я никогда не видел, но за которую сражался… Я хочу выразить вам огромную благодарность за храбрость, которую вы проявили, спасая мне жизнь… Этим поступком вы заслужили мое уважение и признательность. Я – ваш должник и намереваюсь вернуть этот долг чести, как только Господь мне это позволит. Искренне ваш, Мишель Готье де Сент-Элен Варен, лейтенант роты Пьер-Рош Дешейон де Сен-Ур полка французской колониальной морской пехоты “Compagnies franches de la marine”».
Он протянул письмо Александеру.
– Офицер спросил у меня, как вас зовут, а потом взял с меня слово, что я передам вам это послание в собственные руки. Что ж, мой друг, вы заслужили благодарность знатной особы…
Арчи улыбнулся. Александер заметил, что под килтом у него перебинтована нога.
– Это останется между нами. Что до Родерика Кэмпбелла… Я полагаю, Господь воздал ему по заслугам.
Лейтенант испытующе посмотрел на него, но на лице Александера не дрогнул ни один мускул. Взгляд Арчибальда погрустнел. Взаимопонимание, некогда существовавшее между ними, равно как и детские игры, остались в воспоминаниях. Сегодня они принадлежали разным мирам. Александер не сомневался в том, что Арчи любит Шотландию и Хайленд. Во время последнего восстания ему было пятнадцать и он уже сражался за принца Карла Эдуарда. Как и другим якобитам, ему пришлось пережить преследования и несколько лет вынужденной ссылки. Теперь он выбрал себе другого короля и, став офицером его армии, взял на себя обязательство служить ему верой и правдой. Александер не мог довериться ему, не поставив в неловкое положение. Уж лучше вообще ничего не говорить…
– Как ваша шея?
Услышав вопрос, Александер вздрогнул.
– Лучше.
– Это хорошо. Желаю вам как можно скорее поправиться. Я буду навещать вас так часто, как смогу.
Арчи пошел к выходу, но на пороге остановился.
– Вы уже знаете о… генерале?
– Да.
Обменявшись взглядами, молодые люди поняли, что новость вызвала в них одинаковые чувства. Однако оба предпочли оставить свои мысли при себе.
– Джордж Тауншенд принял командование войсками, которые находятся под Квебеком. Защитников у города осталось немного, их прижали к городским стенам. Что ж, будем молиться, чтобы эта война поскорее закончилась. Запасов еды и оружия у противника почти не осталось. Со дня на день горожане либо выбросят белый флаг, либо умрут с голоду.
Он немного помолчал. Судя по всему, какая-то мысль не давала ему покоя.
– Эта молодая женщина… Я заметил, что она часто вас навещает. Очень великодушно с ее стороны… Но здешние монахини ухаживают за больными с истинно христианской добротой, и, я думаю, они сами смогут о вас позаботиться. Молодая леди приезжает из города, а это долгая и опасная дорога. Не все наши солдаты ведут себя достойно. Сладость победы опьяняет, и они предаются грабежам, а некоторые опускаются до того, что совершают насилие над живущими по соседству женщинами…
Александер помрачнел. Заметив это, Арчи улыбнулся.
– Я прикажу надежным людям проводить ее до городских ворот. А теперь мне пора. Поправляйтесь скорее, мой друг. Война еще не закончилась.
Лейтенант крутнулся на каблуках и вышел. Александер задумчиво пробежал пальцами по резной рукояти кинжала. Он знал все переплетения по памяти. Это была самая удачная его работа и самая любимая. Он вплел в узор головы волшебных псов cù – sìth. Но ему они напоминали и о легендарном воине Кухулине. Бабушка Кейтлин иногда в шутку называла так своего мужа Лиама. Этот узор служил Александеру талисманом и до сегодняшнего дня прекрасно исполнял свое предназначение.
Он прижал клинок к груди и закрыл глаза. Перед мысленным взором сразу же возникло лицо Летиции. Эта едва заметная улыбка, большие серые глаза… Интуитивно он чувствовал, что молодая женщина жива, что она уцелела в этом враждебном краю. «Родерик Кэмпбелл теперь не причинит тебе вреда, Летиция! Ты свободна!» Умиротворенный, он погрузился в дрему.
* * *
Семнадцатого сентября целый день шел дождь – мелкий, неприятный и затяжной, порождавший ощущение безнадежности, которое не оставляло горожан в течение многих дней. Квебек уже не ждал ни военного подкрепления, ни продовольствия. Остатки армии под командованием Леви отошли к реке Жак-Картье. Солдаты совсем растеряли боевой дух, и им предстояло собраться с силами. Послать их в бой прямо сейчас было бы равнозначно окончательному поражению. Мужчины-горожане, еще способные держать в руках оружие, дезертировали десятками. В Квебеке воцарилась анархия, и коменданту Рэмси не удавалось навести порядок. Единственное, о чем сейчас думали жители города, – это то, что их все покинули, оставили на растерзание англичанам.
Маневры английского флота и наземных войск, окруживших город, наводили на мысль о готовящейся атаке. Рэмси, отвечавший за оборону Квебека, собрал офицеров на очередной совет. Защитники столицы нуждались во всем, начиная с основного – продовольствия. Организовать достойную оборону не представлялось возможным, а значит, резни не избежать… Поэтому было решено поднять над городской стеной белый флаг и отправить посланца к Тауншенду обсудить условия капитуляции. Словом, Квебек был готов сдаться…
Восемнадцатого сентября блеклые рассветные лучи пронзили упрямые тучи, и вскоре робкое солнце осветило холмы, на которых сгруппировались английские войска. Арман де Жоанэ, мэр столицы Новой Франции, продвигался по морю красных мундиров к самому его центру. Горожанам, наблюдавшим эту картину с городских стен, до сих пор не верилось, что это не сон. Потянулись долгие минуты ожидания. Тысячи расширенных от удивления глаз следили за церемонией, в ходе которой на документе появились две подписи, удостоверившие падение режима. Как такое могло случиться? Крики, раздавшиеся в момент, когда де Жоанэ почтительно склонился перед Тауншендом, скрепили капитуляцию. Английская армия праздновала свою победу: «Квебек наш!»
Городские ворота распахнулись. Народ столпился на Оружейной площади, французские офицеры собрались под знаменами с геральдическими лилиями, которые трепетали над ними, возможно, в последний раз. Вскоре было объявлено, что англичане входят в город, и жители потянулись к воротам Сен-Луи. Вопли возмущения и протеста неслись со стороны руин, в которые превратились нарядные дома.
Изабель крепко стиснула руку Мадлен. Девушки с замиранием сердца смотрели, как их родной город наводняют красные мундиры. Бригадный генерал Тауншенд проехал мимо на лошади и повернул на площадь. Когда же англичане стали опускать французский флаг, вокруг стало очень тихо.
– Англичане, будь они прокляты! – прошептала Мадлен сквозь зубы. – Зато им достались одни руины, а колония, насколько мне известно, по-прежнему принадлежит королю Франции!
Изабель хотела было выразить свое согласие, как вдруг на дороге показался отряд хайлендеров. Она с первого взгляда узнала стройного офицера, который заговорил с ней в больнице. Шотландец остановил на девушке взгляд, поклонился и улыбнулся. Вспомнив о солдате, спасшем Ти-Полю жизнь, она пробежалась глазами по шеренгам его однополчан, но самого шотландца так и не увидела. С того дня, как она вернула ему кинжал, в больницу Изабель больше не ездила. Узнав о ее эскападах, отец пришел в ярость и запретил покидать пределы города. Ну что ж, Изабель должным образом выразила спасителю свою признательность и ей не в чем было упрекнуть себя… У монахинь хватало рабочих рук, и в ее помощи они наверняка не нуждались. К тому же Николя вряд ли обрадовался бы, если бы узнал, что она проявила участие по отношению к раненому врагу…
Артиллерийский залп заставил ее вздрогнуть. Над городом поднимался английский флаг. Какое-то время девушка невидящими глазами смотрела на развевающийся на ветру Union Jack. По правде сказать, ей и самой не хотелось возвращаться в больницу. Зловоние, страшные раны, носилки с умершими, тела которых чуть ли не поминутно выносили во двор и бросали в общие могилы… Она не могла смотреть на все это спокойно.
Новый залп вывел ее из задумчивости. Французский гарнизон сложил оружие, и на смену ему пришли «красные мундиры». Загремели барабаны, засвистели флейты, протяжно запели волынки. То был похоронный Te Deum в исполнении англичан. Изабель быстрым движением смахнула со щеки слезу. Что теперь с ними будет? И от Николя до сих пор нет весточки… А братья? Успели ли они уйти вместе с уцелевшими ополченцами? В глубине души она знала, что с капитуляцией местные жители так просто не смирятся. Восстание еще будет, и не одно. И снова прольется кровь. И вдруг Изабель с изумлением осознала, что не хочет, чтобы французская армия продолжала сопротивление.
– На этом дело не закончится! – пробормотала Мадлен, которая, судя по всему, думала о том же. – Мой Жюльен и остальные придут и освободят нас, вот увидишь, Иза! А твой красавец де Мелуаз покроет себя славой, и ты сможешь выйти за него замуж. У вас будет роскошная свадьба…
Изабель не нашлась с ответом. Она сама не знала, на каком они с Николя теперь свете. Она так надеялась получить если не письмо, то хотя бы записку! Ей хотелось, чтобы он заверил ее в своих чувствах, опроверг слухи! В конце концов, она могла бы простить ему эту маленькую… ошибку, если он и вправду допустил ее… Временами она мечтала, чтобы Николя появился внезапно и увез ее с собой. Но уже в следующую минуту от мысли, что пришлось бы покинуть родные края, у нее внутри все холодело. Если Квебек останется в руках англичан, Николя придется уехать во Францию. Готова ли она последовать за возлюбленным?
Толпа всколыхнулась, и кто-то толкнул девушку в бок. Мадлен не дала кузине упасть, а когда та выпрямилась, потащила за собой. Де Рамзей возвращался в свой дом, который ему суждено было покинуть в тот день, когда он взойдет на корабль и отправится во Францию. Жители Квебека с изможденными лицами протягивали руки к захватчикам в надежде получить кусок хлеба.
– Зайдем в церковь, хорошо? – попросила Изабель.
– Зачем?
– Хочу помолиться. Попрошу, чтобы Господь смягчил сердца англичан.
– Если у них вообще есть сердца! – с ненавистью выпалила Мадлен.
– Они не все плохие, Мадо! И нельзя обвинять их в том, что они поступают, как им приказано!
– Ты сама понимаешь, что говоришь, Иза?
Изабель вспомнились любезные речи солдата Макдональда и вежливое обращение офицера, с которым она повстречалась в больнице и который только что ее поприветствовал. Но девушка прекрасно понимала: что бы она ни сказала, кузина своего мнения об англичанах не изменит.
– Я знаю, что права, и этого достаточно.
