Глава 15. Охота на чиновника особых поручений
Это были последние слова атамана. Лыков вышел к ожидавшему его надзирателю в крайнем волнении.
— Что он вам сообщил? — накинулся на него Николай Александрович. — Сознался или нет?
— Сознался, но протокол подписать отказался наотрез.
— Почему?
— Чтобы не облегчать нам жизнь, видимо.
— Для чего же тогда рассказал? — опешил Красовский. — Да, и в чем именно сознался Арешников? Убийство оценщика он взял на себя?
Лыков никак не мог решить, что передать помощнику, а что скрыть от него. Вдруг атаман прав, и пора домой? Без подписанного им протокола делать питерцу в Киеве больше нечего…
Сбивчиво, на ходу выбирая, о чем лучше промолчать, Лыков изложил рассказ арестованного. С его слов выходило так. Арешников признал, что был главарем банды, которая брала заказы на разные темные дела. В том числе они подрядились запугать оценщика Афонасопуло. Попросил об этом Меринг и дал пятьсот рублей. Посредниками выступили Георгий Георгиевич Гудим-Левкович и пристав Желязовский. А также Асланов. Последний знал о тайном ремесле лаврского арендатора. Но по каким-то соображениям молчал.
— Знаю я эти соображения, — прокомментировал Красовский. — Пользовал он тех громил, как дойную коровушку. И держал про запас до того случая, когда начальство спохватится и прикажет банду предъявить.
Лыков не стал ни спорить, ни уточнять. А продолжил рассказ, состоявший из правды вперемешку с полуправдой. Он сообщил, что смерть оценщика была фактически несчастным случаем. Никто ее не заказывал. Меринг если в чем и виноват, то лишь в неразборчивости в приемах. Темные дела творили Арешников со своей шайкой, но эту сторону не дознаешь. Главарь молчит. Более того, утверждает, что у него болезнь замкнутого пространства.
— Вот на этом его и поймать, — предложил Николай Александрович. — Пусть сознается, а иначе…
— И что иначе? — остудил его пыл надворный советник. — За признание мы отпустим его на свободу? Нет. Какой тогда ему смысл признаваться? Я боюсь, все выйдет проще. Возьмет наш главный злодей, да и повесится. Он прямо мне на это намекал.
— Тогда мы ничего не докажем, — расстроился околоточный.
— А мы и с ним ничего не докажем. Асланов, который покрывал атамана, никогда в том не сознается.
— А кто Бурвасера убил?
— Карп Притаманный. Этот тоже будет молчать. Улик против него никаких.
— И что делать?
— Не знаю, — честно признался питерец. — Надо подумать. Но боюсь, Николай Александрович, придется мне из Киева уезжать ни с чем.
— Почему ни с чем? Банду Арешникова вы открыли. А она много лет людей убивала, — возразил киевлянин.
— Я имел в виду, что Желязовский с Аслановым останутся безнаказанными.
К удивлению Лыкова, его помощник отнесся к этой новости спокойно.
— Я знал, что так и будет, — сказал он. — У нас все настолько запущено, что ничего уж не переменить.
— И вы продолжите служить с потатчиками воров?
— А куда прикажете деваться? Уходить из полиции? Нет, не дождутся!
Эти слова несколько успокоили чиновника особых поручений. Видимо, и впрямь пора собирать манатки. И для Красовского такой исход не станет трагедией…
Вечером Лыков пригласил помощника в ресторан, и не одного. Так и сказал: приходите с невестой. Николай Александрович смутился, но возражать против именования не стал. Питерец угощал своих друзей в ресторане гостиницы «Гранд-Отель», лучшем в городе. Ужин, весьма вкусный и более чем дорогой, завершился прогулкой. Куда еще идти, как не на Днепр? Двое мужчин и серьезная женщина гуляли допоздна. «Шато-де-Флер» работал, как ни в чем не бывало, только пепелище обнесли забором. Лыков ненавязчиво, щадя самолюбие надзирателя, за все платил. Он сразу объяснил, что днями уедет и хочет отблагодарить помощника за оказанное содействие. О делах сыщики не сказали ни слова.
Утром следующего дня питерца вызвали к коллежскому советнику Гуковскому. Помимо врид полицмейстера, там были пристав Желязовский и надзиратель Асланов.
— Спиридон Федорович, уже приехали! — воскликнул Лыков, как ни в чем не бывало протягивая ему руку. Тот пожал ее, но смотрел испытующе.
— Мы заменили лиц, ведущих дознание убийства Володкевич, — сообщил Гуковский. — Господин Асланов нужен в городе.
— Заменили? Значит, преступление в поезде пока не раскрыто?
— Это трудное дело, — пояснил коллежский советник. — С кондачка не взять.
— И кто сейчас занимается им вместо Спиридона Федоровича?
— Второй надзиратель сыскного отделения Красовский.
— Понятно.
— Мне недавно телефонировал комендант крепости Немирович-Данченко, — продолжил Гуковский. — Арешников повесился в камере.
— Когда? — воскликнул сыщик.
— Под утро. Недоглядели за ним военные. С самого начала мы были против того, чтобы помещать арестованных в цитадель. Но вы, господин Лыков, поступили по-своему. В Лукьяновской тюрьме убийца был бы жив и предстал бы перед судом. А теперь что? Все концы оборваны.
Лыков покосился на Асланова. Тот глаз с него не сводил! Видимо, хотел понять, что теперь известно питерцу о деле.
— Вы успели допросить злочинца перед смертью, — заговорил пристав. — Что он вам рассказал? Или поехал на небо тайгою?
Лыков состроил унылую физиономию:
— Нет, он сознался. Но толку теперь от его рассказов… Подписывать Арешников ничего не стал, а слова есть слова, лишь сотрясение воздуха.
— И все-таки, — настоял Желязовский.
— Ну, он сообщил свое настоящее имя. Оказывается, атамана звали Петр Володимеров. Он бывший харьковский купец. Много лет назад в случайной ссоре убил человека и скрылся. С тех пор жил под чужим именем. Устроился в Киеве арендатором Лаврского завода, но преступное нутро взяло свое. Арешников-Володимеров сколотил банду. Сначала лихие парни просто расчищали главарю дорогу, устраняли неугодных…
— Каких еще неугодных? — перебил сыщика Гуковский. — В кирпичном деле разве могут быть криминальные мотивы?
— Да они везде могут быть. Арешников с помощью своих головорезов перебивал выгодные заказы, убирал конкурентов. Если интересно, поговорите с подрядчиком Прозументом. Он вам расскажет, как фабрикант кирпича помог ему избавиться от жулика-управляющего.
Гуковский немедленно записал фамилию.
— Но что с убийством Афонасопуло? — впервые заговорил Асланов. — Сознался в нем покойный?
— Да. Тут, господа, имела место случайность. Оценщика намеревались просто побить, а тот достал револьвер. И громилы сгоряча ухайдакали беднягу.
— Минуту. С какой стати Афонасопуло хотели побить? — удивился Желязовский.
— Меринг заказал, чтобы тот не писал скандальных писем, — пояснил сыщик.
Трое киевлян загалдели одновременно. Питерец остановил их жестом:
— Успокойтесь. Это невозможно доказать, тайна ушла в могилу вместе с атаманом. Я не стану, разумеется, обвинять Меринга ни в чем. Так, сообщил для вашего сведения. Это должно остаться здесь, в кабинете.
Опять заговорил Асланов:
— Алексей Николаевич, как мог домостроительный делец Меринг поручить заказ Арешникову? Тот объявлений в газете не давал. Каким образом эти двое нашли друг друга?
— Я задал этот вопрос. Но Яков Ильич, а вернее Петр Софроньевич отказался на него отвечать.
— Не пойму: что-то он рассказал, а что-то нет, — нахмурился околоточный. — Где логика? Для чего преступник открыл вам некоторые факты? Обычно если уж злодеи молчат, то молчат во всем.
— Вот объяснение, — сыщик выложил на стол крест. — Это Володимеров снял с себя и просил передать его сестре в Харьков. Я еще тогда подумал: словно с жизнью прощается. А так оно и было.
Киевляне осмотрели крест и вернули его питерцу.
— Так выходит, Созонт Безшкурный не убивал Афонасопуло? — спросил врид полицмейстера. — Никольские бандиты тут ни при чем?
— Да.
— Но как же тогда в вещах Безшкурного оказался паспорт оценщика?
Питерец пожал плечами:
— Этого мы уже никогда не узнаем.
— А гицель, что назначил вам встречу в «Шато-де-Флер»? — вспомнил околоточный. — С ним что?
— Понятия не имею. Арешников открестился, сказал, это не их рук дело.
Все помолчали, потом командированный объявил:
— Все, дело раскрыто. Я уезжаю домой.
— Когда? — встрепенулся Желязовский. Ждет не дождется, подумал Лыков…
— Сегодня же. Того, что я узнал, достаточно для доклада Сипягину и Витте.
— Вы скажете тестю про зятя? — удивился Гуковский. — В смысле, про наем громил с целью унять писарский зуд Афонасопуло.
— Я что, похож на идиота? — обиделся сыщик. — Сообщить министру финансов такое про его родственника, не имея на руках доказательств. Мне еще моя служба не надоела.
На этом совещание закончилось. Лыков отправился в гостиницу собирать вещи. Заодно он послал служителя на вокзал купить билет. Сыщик хотел ехать курьерским, так быстрее. Поезд отходил в шесть вечера. Оставалось еще время. Он повидался с Прозументом, взял у него обещанные документы и копии писем Меринга. Вроде бы все, можно домой…
Алексей Николаевич сидел в буфете и читал газету. Мир, как всегда, истекал кровью. В Китае войска Большого кулака гонялись за иностранцами. Отряд генерала Тунг-Фусианга бился с русскими, и неудачно. Осажденные в Пекине посольства надеются на помощь… В Африке своя заварушка, англо-трансваальская война. Боэры бьют британцев, как хотят. Сыщик перешел к другим новостям. В Париже очередная Всемирная выставка. Воздушный корабль Цеппелина пролетел над Боденским озером. Ведется расследование покушения на принца Вельского. Автомат-фотограф «Боско» дает готовую карточку за три минуты.
Особенно внимательно Лыков изучил судебную хронику. Дело братьев Скитских не сходило с газетных полос. Еще много писали о процессе над Саввой Мамонтовым. Вот где аферы так аферы, не то что в Киеве. Сыщик нашел также статью, касающуюся лично его. В ней сообщалось о суде над убийцами читинского полицмейстера Сомова. Преступников поймал Алексей Николаевич и сдал следователю. Теперь суд закончился. Приговор оказался жестоким: шестеро были приговорены к повешению. Но государь только что смягчил его. Он оставил смертную казнь лишь для троих непосредственных убийц, а остальным соучастникам заменил на пожизненную каторгу. Что ж, кровь за кровь. Полицмейстера тяжело ранили выстрелом через окно, а потом безжалостно добили. Пусть теперь убийцы горят в аду.
А что делается в Киеве? Так… Прошли рысистые состязания на Эспланадном плацу за гитовый приз в четыреста рублей для лошадей третьего класса. Победил скакун Вихрь-Богатырь завода наследников Давыдова. Известный сутенер и подкалыватель Петр Кулаков по кличке Петька Красавчик нанес несколько ножевых ран сутенеру Панько, прямо на Крещатике. Ну, теперь сыщика это не волнует, он едет домой. Против бань Бугаева на Подоле всплыл утопленник… Асланов спишет на несчастный случай, да и черт с ним. В Саперной слободке трое напали на городового, сорвали с него свисток и принялись душить. Это уж чересчур!
В этот момент Лыкова позвали к телефону. Звонил Изя Прозумент. По поручению отца он хотел передать сыщику бумаги товарищества цементных заводов «Фор». Там за Мерингом числились значительные долги. Сгодится в копилку, подумал Алексей Николаевич и спросил, куда ему подъехать. Изя почему-то назвал Загородный проулок возле городской скотобойни. Делать нечего, питерец взял извозчика и покатил. Время до поезда все равно надо было чем-то занять.
Вдруг на Бессарабской площади он увидел старика Прозумента, выходящего из почтовой конторы.
— Лев Моисеевич!
— Ой! Опять вы, Алексей Николаевич. Еще не уехали?
— Нет. Вот, спешу к вашему Изе, забрать бумаги, что вы приготовили.
— Какие бумаги? Я все вам отдал.
— А от цементного товарищества. Изя телефонировал мне сейчас в гостиницу и сказал, что вы поручили передать их мне. Почему-то возле боен…
Прозумент отступил на шаг и сказал срывающимся голосом:
— Я ничего Изе не поручал. И вообще, молод он еще общаться с чиновниками Департамента полиции. Если было бы нужно, я сам бы вам телефонировал.
Лыков вдруг почувствовал, как у него тяжелеют ноги. Вот отчего Загородный проулок…
Подрядчик стал белее мела:
— Мой мальчик! Что с ним сделали?
— Успокойтесь, это был не он.
— Как не он? Вы сказали — Изя!
— Я с вашим сыном и двумя фразами не обменялся, — пояснил сыщик. — И конечно, когда услышал в телефон молодой голос, сразу поверил. А это была ловушка. Кто-то выдал себя за него.
Прозумент постоял несколько секунд, а потом закричал диким голосом:
— Фурман! Фурман!
— Садитесь на моего, — предложил питерец.
— А вы?
— Так до гостиницы рукой подать. Я возвращаюсь.
— Благодарю!
Лев Моисеевич уселся в экипаж и велел мчать его на Подол как можно быстрее. А Лыков отправился назад в номера. На душе у него было муторно.
Значит, Спиридон не поверил. Удавил Арешникова и решил избавиться заодно и от сыщика. Ловко он придумал с бумагами цементного завода. Очевидно, что за питерцем следят. И сейчас к надзирателю летит гонец с сообщением, что ловушка не сработала. Надо срочно убираться.
Алексей Николаевич торопливо поднялся в номер. Он еще не до конца сложил вещи и теперь принялся лихорадочно их укладывать. Первым делом ордена! Затем бумаги для Витте с доказательствами предстоящего банкротства его зятя. Лыкову попались еще какие-то листки. Что это? Машинописный документ со множеством цифр… Он поднес его к свету и стал разбирать. «…Выходит 1 околоточный на 5,2 городовых и на 2500 жителей. Между тем в Риге 1 околоточный приходится на 6,7 городовых и на 4286 жителей. Поэтому предлагаемое вами увеличение является чрезмерным». Что за чушь?
— Тьфу!
Сыщик бросил листки на пол и даже брезгливо вытер руку о брючину. Он вспомнил, откуда взялись странные бумаги. По приезде в Киев полицмейстер Цихоцкий вербовал его в сторонники увеличения штатов местной полиции. И вручил возражения Министерства финансов на проект Трепова. А теперь околоточный надзиратель этой полиции гоняется за сыщиком, чтобы его убить! Пусть сами тогда и защищают свои штаты, а на помощь надворного советника не рассчитывают.
Уложив имущество в чемодан, Лыков высунулся в коридор. Пусто. До поезда еще три часа, но лучше провести их на вокзале. Там, по крайней мере, безопаснее. Он вышел из номера, подошел к лестнице — и замер. Снизу поднимались несколько человек. Не успел…
На цыпочках питерец отбежал в конец коридора и спрятался в гладильной комнатке. Оставил щелку, чтобы наблюдать. Четыре молодца в одинаковых черных костюмах направились в номер. Они ступали тихо, руки держали в карманах. К своему удивлению, сыщик разглядел, что руководит убийцами «морж», Аким Дудка! Хозяин трактира «Веники» и секретный осведомитель полиции вел отряд уголовных. Ай да осведомитель…
Трактирщик шевельнул пальцем, и бандиты ворвались внутрь. Немедленно сыщик перебежал коридор и выскочил на лестницу. Спуститься вниз? Там наверняка ждут. Поэтому он дошел только до второго этажа, распахнул боковое окно и высунулся наружу. Гостиничный двор был пуст. До земли две сажени. Высоковато, но деваться некуда. Счет шел на секунды. Не застав питерца в номере, люди Дудки примутся искать его.
Сначала Лыков выбросил на двор чемодан, а потом выпрыгнул сам. Повис на руках, чтобы уменьшить высоту, и разжал пальцы. Пролетая мимо первого этажа, он решил в последний момент ухватиться за подоконник, чтобы смягчить падение. Это оказалось ошибкой. Ничего он не смягчил, а сделал только хуже: сыщика закрутило, и он упал не на ноги, а на спину. Несколько секунд лежал, оглушенный, пытаясь понять, что он себе сломал. Потом кое-как поднялся, подобрал багаж и выскользнул на улицу.
У входа в номера Гладынюка стояли две пролетки. Возле них сбились в кружок несколько здоровяков. Ого… Спиридон Асланов в знак уважения к Лыкову послал для его убийства чуть не десяток гайменников. Стараясь не хромать (левая нога сильно болела), сыщик доковылял до угла. Сел в экипаж и приказал ехать на вокзал.
Однако бандиты нашли его и там. Через полчаса Дудка с четырьмя громилами вошли в зал ожидания первого класса и нагло уселись напротив сыщика. На глазах у всех его, конечно, не зарежут и даже дадут сесть в вагон. Но потом все будет плохо. Если убийц впустили сюда, значит, у них билеты в первый класс. Они расположатся рядом с Лыковым и ночью пойдут на штурм. Или дождутся, когда станет невмоготу и питерец сунется в туалет. Прикончат на унитазе — вот достойная смерть… Что же делать?
Надворного советника особенно бесил идиотизм ситуации. Раз он уже бегал так от полиции, но то было в маленьком городке Варнавине, где сыщик схлестнулся с местными властями. А тут? Столица края, вокруг полно городовых. Но стоит питерцу зайти хоть за тумбу, его сразу зарежут. Надо держаться на виду. И все равно рано или поздно ребята улучат момент и нападут. Влип, однако.
Как насмешку, вспоминал сейчас Лыков свои слова о том, что уголовные не посмеют его и пальцем тронуть. В Киеве зальют все керосином и поднесут спичку… Самодовольный бахвал! Тебя же предупредили. Что с того, что ты чиновник особых поручений Департамента полиции? Паршивый околоточный в жалком чине коллежского регистратора вполне распорядился твоей участью. Невероятно, но факт.
Однако жалеть себя было некогда. И надворный советник принял решение. Он поманил к себе через окно станционного жандарма:
— Унтер-офицер, ко мне!
Тот подошел и козырнул. Лыков показал ему полицейский билет и приказал:
— Отведи вот этих пятерых к начальнику пункта, установи самоличности, и пусть мне письменно их доложат.
Жандарм недоуменно спросил:
— А за что я их задержу, ваше высокоблагородие? Они же ничего противозаконного не делают.
— Я не сказал задержать, я сказал установить самоличность. Живо выполнять!
Служивый подошел к бандитам и сконфуженно предложил им следовать в жандармский пункт. Дудка подумал секунду и велел своим бугаям подчиниться. Как только они ушли, Лыков выскочил на площадь перед вокзалом, прыгнул в извозчика и приказал:
— В штаб военного округа.
Он ехал и думал об одном: только бы Дикая Мавра оказался на месте. Объясняться с другими бесполезно. Кто поверит, что чиновнику всемогущего Департамента полиции в столице края нужна защита?
К счастью для Лыкова, дежурный генерал был у себя и принял гостя сразу.
— Алексей Николаевич, как ваше дознание? И почему вы с чемоданом?
— Здравствуйте, Алексей Алексеевич. Вот, решил у вас переночевать.
— Простите, не понял…
— Мне надо выбраться из Киева. А меня преследуют уголовные и хотят убить. Нужно пересидеть где-то до утра, а потом исхитриться сесть в поезд.
— Опять не понял, — еще более удивился Маврин. — Вас преследуют, хотят убить… Почему бы вам не обратиться в полицию?
— Долго объяснять, Алексей Алексеевич. Коротко говоря, полиция с ними заодно.
— Вот это да! Но кто эти люди?
— Убийцы, а во главе их околоточный надзиратель сыскного отделения Асланов.
— Асланов? Лучший сыщик Юго-Западного края? — Маврин ткнул в лежавшие пред ним газеты: — Любимый герой наших уголовных хроникеров, они очень его хвалят.
— И есть за что. Но я своим дознанием сильно его стеснил. Спиридон Федорович держит в руках весь криминальный Киев. А начальник отделения Желязовский у него на подхвате.
— Но есть полицмейстер, черт возьми! И губернатор!
— Оба сейчас в отпуску. К тому времени, когда они вернутся, меня уже похоронят. И девять дней отметят.
Генерал смотрел на сыщика и растерянно хлопал глазами. В голове у военного человека не укладывалась мысль, что чиновника МВД могут зарезать в столице края средь бела дня…
— И как быть?
— Ну, Алексей Алексеевич, я добрался до вас живой, а дальше все просто, — весело пояснил сыщик. — Армия разве мне не поможет?
— Конечно, поможет! — гаркнул генерал-майор. — Да мы их в муку изотрем! Сейчас же доложу Драгомирову, он камня на камне от полиции не оставит.
— Не надо.
— Но почему? Вы столичный чиновник, приехали с ответственным поручением. Михаил Иванович лично вас видел и один раз уже посодействовал.
— Не надо, — повторил сыщик. — Доказать я ничего не могу, ребята хитрые, уничтожили все улики. Официально делу ход давать нельзя. То, что я сказал, — исключительно для вашего личного сведения. Лучше помогите мне убраться из города. Под охраной солдат сесть в поезд где-нибудь на ближней станции. Но перед этим избавиться от «хвоста».
— Гхм… А нельзя в муку?
— Увы, нет. Просто спасите мне жизнь.
Маврин встал, одернул мундир:
— Что я должен сделать?
Лыков подошел к окну, выглянул на улицу. За углом стояла пролетка с одиноким пассажиром.
— Вон их наблюдатель. От вокзала меня вели двое, один отлучился подать сигнал. Скоро появятся остальные.
— Мы их отгоним.
— Будет лишь хуже. Бандиты затаятся где-нибудь не на виду.
— И как быть?
Сыщик сел, выдохнул. Стало ясно, что он весь на нервах.
— Давайте условимся так. Я у вас переночую. Можно?
— Здесь неудобно, — возразил генерал. — В здании есть жилые помещения, но лишь в квартире начальника окружного штаба. А она не предназначена для посторонних лиц.
— А в казарме где-нибудь?
— Найдем место получше казармы. Приглашаю вас к себе. Вера Васильевна, моя супруга, будет рада такому гостю.
— А где вы живете?
— На Левашовской. Есть свободная комната, вы никого не стесните.
Лыков задумался. В генеральскую квартиру гайменники лезть, скорее всего, не посмеют. Но вдруг?
— А дети у вас имеются?
— Две дочки, — с гордостью заявил Алексей Алексеевич.
— Нет, это может быть опасно. Дети… Нет, лучше поместите меня туда, где детей нет.
Генерал фыркнул:
— Чего вы боитесь, право слово? Кто посмеет атаковать мою квартиру?
Но сыщик упорствовал, и Маврин в конце концов согласился:
— Пусть будет по-вашему, хоть мне это и непонятно. В офицерских домах в Военно-Соборном переулке отыщется свободная комната. Я сейчас распоряжусь.
— А там безопасно?
Маврин усмехнулся:
— Три десятка офицеров, и при них денщики.
— Но при офицерах еще и семьи?
— Да, там отведено жилье лишь для семейных.
— Повторю, я опасаюсь не за себя, а за женщин и детей, — пояснил сыщик. — Люди, что гонятся за мной, отчаянные. Могут ночью сунуться. Лучше бы мне ночевать там, где только военные.
— Да будет вам, — махнул рукой генерал. — Вообще уж… Военно-Соборный переулок весь наш, там кругом погоны. Никто не сунется.
— Ну хорошо. А утром? Как мне попасть на пригородную станцию?
Маврин задумался, потом стал искать на столе какие-то бумаги.
— Ага, вот. Завтра Пятый понтонный батальон совместно с Третьим полевым инженерным парком выдвигаются на учения в район Феофаниевской пустыни.
— Это где?
— Двенадцать верст от Киева и семь от Демиевки, на юго-восток, — ответил генерал. — Так-то рядовые маневры, но будет много солдат, больше тысячи штыков. Среди них мы вас и спрячем.
— Переоденете в солдатскую форму? — высказал догадку сыщик.
— Понадобится — переоденем. Но кто посмеет напасть на вас при такой силе?
— Понятно, — сообразил Лыков. — Мы выдвигаемся поутру, удаляемся от людных мест. Бандиты следуют за нами в отдалении. Так-так… — Он хищно ухмыльнулся: — Запомнит меня Аким до новых веников.
— Какой Аким?
— Хозяин трактира «Веники» и одновременно подручный Асланова, он командует уголовными. В пролетке их будет четверо или пятеро. Вы дозволите проучить стервецов?
— Налететь ни с того ни с сего на мирных людей? — смутился генерал. — Я, конечно, понимаю, что вы вряд ли ошибаетесь на их счет… Но как-то неловко.
— Минуту назад вы предлагали мне истереть негодяев в муку.
Алексей Алексеевич замялся:
— Я и сейчас готов… Если Михаил Иваныч разрешит…
— Не будем впутывать Драгомирова в наши дела. Поступим так. Мы перехватим бандитов на дороге и предложим им показать содержимое карманов. Уверен, вы увидите много интересного. И когда сомнения в образе жизни этих «мирных людей» исчезнут, тогда и решите. Годится?
— Годится. Какие еще есть просьбы, Алексей Николаевич? Я скоро уйду на совещание. Поесть не хотите? Мой денщик принесет вам обед из кухмистерской.
— Поесть хочу, спасибо. А можно позвать фельдшера?
— Что случилось? — встревожился Маврин.
— Прыгал из окна второго этажа, когда спасался. Содрал кожу на спине, болит. Хорошо бы йодом помазать. И вывихнутую ногу чем-нибудь замотать…
— Это мигом.
Алексей Николаевич пообедал вполне сносно, потом ему оказали медицинскую помощь. Через полтора часа Маврин вернулся с совещания. Посмотрел на умиротворенного гостя и сказал:
— Поедемте.
— Заселяться?
— Точно так.
Они вышли из здания окружного штаба и уселись в коляску. Через Институтскую, Левашовскую и Александровскую добрались до Печерска и свернули к Большому Николаю.
— Глядите, Алексей Алексеевич: нас сопровождают, — сказал сыщик генералу, когда они катили мимо Дворцового парка. Тот вывернул шею, присмотрелся и выругался.
— Ну ничего, в офицерских домах надежно, — успокоил он надворного советника.
Дом в Военно-Соборном переулке выглядел неброско. Два этажа, два подъезда, позади сараи и летние кухни. Перед домом гуляли бонны с мальпостами и бегали собаки в ошейниках. Генерал лично поместил гостя в свободную комнату в квартире бездетного подполковника Семушкина. Сам подполковник был на службе. Его жена выделила нежданному соседу постельное белье. Все было как-то по-семейному. Чувствовалось, что тут коммуна и военные живут дружно, без церемоний.
Вечером Алексей Алексеевич появился опять — проведать сыщика. Он был не один, с генералом приехала его супруга. Вера Васильевна оказалась веселой и приветливой дамой без всякой фанаберии. Маврины, как выяснилось, решили-таки уговорить сыщика остановиться у них на квартире. Тот с трудом отбился от их дружественного натиска.
Убедившись, что гость неприступен, Маврин заговорил о другом:
— А давайте мы вашего недруга изничтожим.
— Асланова? Но как?
— Я уже придумал. Все-таки скажем Драгомирову. Вы опишете, как было дело. Его высокопревосходительство — человек вспыльчивый. Даст команду, и негодяя выкинут со службы в два счета, без прошения. Никто не станет разбираться, есть доказательства вины или нет. Раз начальник края приказал, значит, виноват.
Лыков подумал и отверг идею.
— Не стоит, — сказал он. — Только кажется, что за Спиридона некому заступиться. Я убежден, что он осведомитель генерала Новицкого в полиции. Поэтому так быстро передали жандармам дело Афонасопуло. Надо ли сталкивать Михаила Ивановича с этим кретином?
Дикая Мавра загрустил:
— Тогда действительно не стоит. У Драгомирова с Новицким и без того плохие отношения. У меня нет права осложнять командующему жизнь.
— Вот и не будем.
— Что, спустите главарю бандитов?
— Увы, Алексей Алексеевич. Придется. И вообще, я сейчас думаю не о мести Асланову.
— А о чем же?
— О том, как ночь пережить. Все-таки мамаши с детьми меня смущают. Вдруг бандиты попытаются взять меня в ножи?
— Ах, вы об этом? Сейчас поправим!
Генерал подозвал чьего-то денщика и велел передать приказ дежурному офицеру крепости: выставить возле дома вооруженный караул. Только на одну ночь. Вскоре прибежали часовой с подчаском и встали под окнами.
— Вот за это спасибо, — расчувствовался сыщик. — Теперь спать я буду крепко.
Но он ошибся. Хотя вечер прошел тихо и уютно: явился Семушкин и пригласил гостя к ужину. Гость в качестве ответной любезности послал все того же денщика за пивом, и солдатик притащил целую корзину. А ночью в комнату Лыкова с улицы кинули бутылку с керосином. Она была заткнута тряпкой, которую предусмотрительно подожгли. Алексей Николаевич не растерялся и накрыл очаг пламени матрасом. На шум прибежал хозяин в лиловых подштанниках. Сыщик велел ему раздобыть воды. Пожар быстро потушили, но настроение жильцам подпортили сильно. Жена Семушкина перепугалась, сам офицер молчал, но смотрел волком. Зачем им такой постоялец?
Утром прибыл полувзвод драгун и сопроводил Лыкова до окружного штаба. Маврин уже знал о ночном происшествии.
— Никак не предполагал такой наглости, — сказал он сконфуженно. — Вы опасались, а я не верил. Считал вас паникером.
— Они надеялись, что я выбегу из дома, — пояснил надворный советник. — Сидели, сволочи, напротив и ждали.
— Но опять просчитались.
— Так неловко перед хозяевами, — признался Лыков. — Явился к ним гость… Чуть из-за меня не сгорели.
— Надо было обыскать округу. Найти их и переколоть штыками!
— Не до того пришлось. Женщин и детей успокаивали.
— Да… Однако вы живучи. Лексей був парубок моторний…
— Что? — не понял сыщик.
— Это из «Энеиды» Котляревского, — пояснил генерал. — Для малороссов она как «Илиада» Гомера.
Кое-как питерец дотерпел до начала учений. Неумытый, голодный, он довольствовался лишь чаем со стола генерала Сухомлинова. Спасибо и на этом. В десять часов утра плотные колонны саперов выступили на маневры.
Маврин отпросился у командующего проинспектировать их, не сообщив ни слова о столичном чиновнике, которого надо было вывести из города. Дежурный генерал трусил на крепком гнедом жеребце. Лыкову тоже дали лошадь. Алексей Алексеевич присмотрелся к сыщику и одобрил:
— Для клеенки вы неплохо держитесь в седле.
— Я не совсем штатский. Анну с мечами второй степени кому попало не дают.
— У вас шейная Анна с мечами?! Но за что? Я хоть и генерал-майор, но такой не имею.
— Мы с Виктором участвовали в секретной экспедиции Военного министерства в труднодоступном районе Дагестана. Ловили турецких шпионов. В виде исключения меня наградили боевым орденом.
— Тогда извиняюсь за клеенку.
Колонна сначала шла вдоль Днепра. Миновала Китаевскую пустынь и повернула к югу. Через пять верст намечался привал. Сыщик гарцевал в группе офицеров. Время от времени он пропускал отряд мимо себя и всматривался назад. И вскоре заметил одинокий экипаж. Пароконные дрожки двигались на отдалении, стараясь не сближаться с военными. Сыщик выпросил у саперов бинокль и смог опознать преследователей. Это были те самые люди в черных костюмах, что приходили в гостиницу.
Алексей Николаевич пришпорил коня и нагнал Маврина. Тот живо поинтересовался:
— Ну, есть?
— Есть, Алексей Алексеевич. Плетутся в трехстах саженях позади. Их сразу не видно из-за пыли.
— Точно ваши приятели?
— Точно. Я узнал трактирщика Дудку.
— Что ж, тем хуже для них. Действуем по плану. Поручик Шелофостов, ко мне!
Подлетел смуглый ловкий офицер, начальник охотничьей команды саперной бригады.
— Рассыпьте ваших людей. Мы с надворным советником встанем вон за теми кустами.
Два десятка разведчиков укрылись в зарослях по обеим сторонам дороги. Через четверть часа дрожки с бандитами поравнялись с засадой. Свисток — и экипаж был захвачен.
Когда сыщик подошел к пленным, трактирщик спорил с офицером. Но увидел Лыкова и сразу замолчал.
— Что, Аким, не ждал? Здорово. Ты ловил меня, а поймал я тебя.
— Не збагну, про що ви, ваше високоблагородіє, — спокойно ответил маз. — Ми їдемо у торгових справах, поспішаємо. Нікого не кривдили, тут солдати налетіли. В чому справа?
— Всем выйти и встать в ряд, — скомандовал сыщик. Кто-то из блатных замешкался и тут же получил банку в спину.
Надворный советник всмотрелся в извозчика, и присоединил его к бандитам. Явно поздник! Потом прошелся вдоль шеренги. Остановился возле белобрысого верзилы, принюхался.
— Алексей Алексеевич, у этого руки пахнут керосином. Фуфер! Он и кинул ту бутылку, сволочь.
Подскочил Маврин, наклонился, втянул носом воздух и матерно выругался.
— И детей не пожалел, тварь!
Он наотмашь ударил фартового по лицу. Тот даже не покачнулся.
— Ну-ка вывернули карманы, — приказал сыщик.
Уголовные покосились на окруживших их солдат. Те только ждали повода, чтобы пустить в ход приклады… Пришлось бандитам подчиниться.
Револьвер оказался лишь у Дудки. Зато на компанию насчитали четыре ножа, кистень и два кастета. Отыскались также «выдры» — маленькие щипцы, которыми воры поворачивают снаружи ключ, вставленный изнутри в замок.
— А это что такое, Алексей Николаевич? — удивился генерал, разглядывая узкий ремешок с петлей на одном конце и деревянной чуркой на другом.
— Это удавка. Работает она так…
Питерец продел чурку в петлю, накинул ремень на шею белобрысому и чуть-чуть затянул. Тот сразу схватился руками за горло и захрипел.
— Ах вы… — ошалел Маврин. — Да я! Да мы…
— Страшно даже подумать, сколько людей могли задавить этим ремешком, — сказал из-за плеча Лыков. — Помните наш разговор? Убедились, какие это мирные жители?
По бледному лицу Алексея Алексеевича ходили тени. С трудом уняв злость, он ответил:
— Помню. Убедился.
Сыщик встал перед Дудкой:
— Ну, сочтемся, Аким Харитоныч?
— Бийте, пане Лыков, — ответил тот, не моргнув глазом. — Ваша влада.
Лыков ударил так, чтобы сломать мазу челюсть сразу в четырех местах. Врезал и отошел. Трактирщик распластался по земле. Фартовые смешались.
— Поручик, распорядитесь дальнейшим, — приказал Дикая Мавра. Шелофостов тут же обратился к своим людям:
— Видели, ребята, что у них в карманах лежит?
— Так точно!
— Это горлорезы. Преподайте им урок. Убивать нельзя, но проучить следует. Приступайте.
Лыков с Мавриным не стали наблюдать за расправой. Они отошли к своим коням, постояли, поговорили о каких-то пустяках. С дороги доносились звуки ударов и стоны. Потом все кончилось.
— Ну, прощайте, — сыщик протянул генералу руку. — Спасибо вам, Алексей Алексеевич. Вы мне, весьма вероятно, жизнь спасли.
— Однако, скажу я, служба у вас опаснее военной.
— Что поделать? Кто-то должен грязь вычищать.
На всякий случай Маврин приставил к Лыкову двух разведчиков. Сыщик подстраховался и решил ехать не в Москву, а в Одессу. Верховые сделали крюк и вышли к станции Боярка. Здесь питерец сдал солдатам казенного коня и вручил по трешнице. Перекрестился и вошел в вагон.
Погони за ним, разумеется, не было. Через три дня Лыков прибыл в Петербург. С вокзала явился на службу и сделал доклад директору Департамента полиции.
Зволянский слушал и с каждой минутой мрачнел. Когда надворный советник закончил, Сергей Эрастович спросил:
— Значит, доказательств вины Асланова у тебя нет?
— Ни малейших.
— Что намерен делать?
— А что я могу сделать? — ответил Лыков. — На усмотрение начальства.
— Уж нет, я на себя не возьму! — воскликнул действительный статский советник. — Идем к министру.
Сипягин смог принять их только поздно вечером. Так же мрачно он выслушал доклад и задал тот же вопрос. Лыков ответил чуть более обстоятельно:
— Снять околоточного надзирателя вполне во власти вашего высокопревосходительства. И, сказать по правде, такому негодяю, как Асланов, не место в полиции.
— А если вы ошибаетесь на его счет? Мы уволим тогда честного и полезного человека.
— Я не ошибаюсь. У меня просто нет доказательств.
Тут встрял Зволянский:
— Дмитрий Сергеевич, я знаю Лыкова много лет. Он все свои дознания доводил до суда. Это первая осечка. Да и осечка ли? Я ему верю. Если Алексей Николаевич говорит, что надзиратель Асланов связан с преступниками, значит, так и есть.
Сипягин подумал-подумал и сказал:
— Поехали к Витте. Это ведь он кашу заварил. Пусть теперь хлебает ее с нами вместе.
Министр финансов принял полицейских у себя в гостиной. В комнатах мелькнула жена Витте Матильда и сразу исчезла… Лыков в третий раз за день изложил произошедшие в Киеве события.
Витте внимательно изучил бумаги Прозумента. Потом тоже задал вопрос, но другой:
— Значит, Михаил Меринг отношения к убийству не имеет?
— Не имеет. Он нанял уголовных… образумить Афонасопуло. А те перестарались. Убивать Меринг не хотел.
Сановник покосился на своего приятеля-министра. Сипягин кивнул:
— Разумеется, дальше нас не уйдет.
Витте чуть не плюнул с досады:
— Говорил мне Федор Федорович Меринг, что старший из его сыновей кончит дурно. И оказался прав…
Все молча ждали продолжения.
— Михаил — сильный математик, — опять заговорил после паузы министр финансов. — Из него вышел бы хороший ученый. Но, как сказал мне однажды старый доктор, у него характер игрока. Плохо, очень плохо.
— Что плохо? — спросил Сипягин. — Дела против него мы открывать не станем.
— Отвратительно!
— Но почему?
— Потому, — объяснил один министр другому, — что Меринг пятнает мое имя.
— Разорится и перестанет.
На этих словах Витте встал и протянул Лыкову руку:
— Алексей Николаевич, я весьма признателен вам за ваш рассказ. И за проделанную в Киеве работу.
Тут же обернулся к Сипягину:
— Поужинаешь с нами?
Зволянский с Лыковым тихо удалились. Сановники не обратили на их уход никакого внимания.
Утром следующего дня Лыков отправился на почту. Вложил в ценный пакет золотой крест и короткую записку, в которой сообщал в Харьков сестре Володимерова о смерти брата. И о том, что тот в последние свои минуты вспоминал о ней. Еще указал, что Володимеров умер в Киевской тюрьме, находясь под следствием, и обвинялся в грабежах с убийствами.
Сыщику было не по себе. Он провалил дело, не смог довести его до суда. Это произошло бы рано или поздно, у всех случаются неудачи. Даже Благово однажды оказался бессилен, и убийца избежал каторги. Но тут злодей жив-здоров и при должности. Сколько еще горя он принесет людям? Используя свою власть, Зволянский предложил Асланову добровольно подать в отставку, но киевский губернатор воспротивился. Сипягин отстранился от дела и отказался послать в столицу Юго-Западного края ревизию. Лыкову объяснили, что в город ожидается приезд государя. И Трепов заявил министру, что не может менять ключевые фигуры в полиции накануне августейшего визита из соображений безопасности. Сыщик понял, что это отговорка, которая всех устраивала. На самом деле, конечно, Сипягин пошел на поводу у Витте. А тот был против ревизии из шкурных соображений: мало ли что всплывет про его зятя? В результате Асланов остался безнаказанным.
Наказать, и то с большим запозданием, удалось лишь Цихоцкого. Проступки по службе не прошли ему даром. Итоги ревизии киевской полиции могли бы затеряться в недрах Департамента, но благодаря Зволянскому всплыли-таки наружу. Цихоцкий был отправлен в отставку два года спустя. Правда, при этом его произвели в генерал-майоры. И поехал его превосходительство управлять купленным на взятки имением…
Через месяц после возвращения из Киева Высочайшим указом по гражданскому ведомству Алексей Николаевич Лыков получил чин коллежского советника. Причем со старшинством с 1 января 1899 года. Видимо, это было своеобразное извинение Сипягина перед ним — за то, что втянул в неприятную историю…
