Ойгена фон Ройца он едва успел перехватить на постоялом дворе. Барон стоял в конюшне у стойла и наблюдал, как Йохан седлает его коня. Обернувшись на звук шагов, он с гневным изумлением поднял брови.

– Экселенц…

– Ну наконец-то! Клянусь распятием, я успел уже пожалеть, что сам не двинулся на проклятый монастырь! И если бы ты заставил меня прождать еще час, моя печень истекла бы желчью от нетерпения!

– Ротшлосс наш, – сказал Николас без долгих прелюдий.

– Хвала Господу… – Ойген осекся и подозрительно сощурился. – Что-то не слышу радости в твоем голосе.

– Прошло не слишком гладко, экселенц. Пришлось рубиться с монахами, и… аббат Герман мертв.

– Та-ак… – Глаза рыцаря короны будто подернулись льдом.

– Боюсь, он не оставил нам выбора. Случись иначе, наши жизни стали бы для вас меньшей из потерь.

Несколько мгновений фон Ройц буравил его взглядом, острым, как кинжал. Потом приказал:

– Рассказывай.

– Ты сам это видел?

– Не только я. Дитрих, Гейнц, Оливье и еще три десятка людей – все видели.

– Звучит как сказка какого-нибудь трубадура. Если бы я тебя не знал столько лет…

– Понимаю, экселенц, – Николас замялся. – Я и сам едва верю тому, чему оказался свидетелем.

Барон покачал головой и протянул коню кусок подсоленного хлеба. Тот ткнулся большими губами в хозяйскую ладонь, ухватил краюшку и с удовольствием принялся жевать. Ойген фон Ройц бережно провел рукою по пышной гриве.

– Хороший мальчик, Роланд, хороший… Николас, это какой-то трюк. Я много где побывал, повидал немало. На моей памяти ни один чернокнижник, стоя на вязанке хвороста, не сумел всем своим чародейством хотя бы погасить брошенный в костер факел. Но и святые старцы, сказать по совести, могут не больше. Времена Моисея остались в прошлом. Это трюк, иначе и быть не может.

– У Дитриха сломано три ребра, – сказал Николас бесстрастно. – А его лошадь вывернуло наизнанку. Если это трюк, я хотел бы такому обучиться, экселенц.

– Недурно сказано, – барон усмехнулся. – Лошадь наизнанку… Ты прав, конечно, умение стоящее.

Они вышли во двор, где их уже дожидался Карл. Конюх вывел следом Роланда. Легко, будто играючи, фон Ройц поднялся в седло, наклонившись, похлопал коня по шее.

– Едем к ратуше, – распорядился он, когда оруженосец и Николас тоже оказались на лошадях, и тут же приказал министериалу: – Рассказывай дальше.

– Мы обшарили замок. Заглянули в каждый темный угол, нашли еще парочку монахов. Увы, не избранных.

– Это тоже ключник сказал? Меня удивляет, что вы так охотно ему поверили.

– Не в нем дело, – Николас покачал головой. – Укажи он нам на кого-то из уцелевших братьев, я бы усомнился в его честности.

– Вот как. Отчего же?

– Я видел тех. Когда впервые побывал в Ротшлоссе, помните? Та компания, что вернулась в монастырь под утро… Что-то было в них – во взглядах, в движениях. Это трудно объяснить, экселенц. Чем отличается медведь, выросший в зверинце, от медведя, которого ты выманил из собственной берлоги? Избранные сражались с нами точно одержимые, они будто не чувствовали ни боли, ни страха. Людям Девенпорта пришлось убивать, чтобы не погибнуть самим.

– И вы перебили всех?

– Я видел, как несколько монахов скрылись в донжоне, когда умер аббат. И мы их не нашли. Думаю, избранные знали тайный ход из замка.

– Значит, всех, кто мог быть полезен, вы частью перебили, а частью упустили, – подытожил барон холодно. – Как же так, Николас? Раньше ни ты, ни Оливье меня не подводили.

– Девенпорт не виноват, экселенц. Из нас только я мог оценить, с кем предстоит схватиться. И оценил неверно.

Карл громко и насмешливо фыркнул, но тут же окаменел лицом, встретив неодобрительный взгляд фон Ройца.

– Слова благородные, но это лишь слова. Что вы предприняли, дабы поправить дело?

– Обыскали комнату аббата.

– Нашли что-нибудь интересное?

– Да. С дюжину книг, совсем не похожих на Святое Писание. «О знаниях, обретенных во время бдений ночных», «Воззвание к подлинным сущностям», «Verum scientificum», «De Cecidit operibus»…

– Николас, – проворчал барон, – не терзай мой слух латынью. Что у аббата от подштанников мандрагорой попахивает – это, конечно, хорошо, ибо доказывает справедливость наших решений. Но хотелось бы увидеть нечто посущественнее парочки пыльных еретических фолиантов.

Оруженосец снова не удержался, фыркнул.

– Есть и посущественнее, экселенц. Письма.

– Ага, – фон Ройц повернулся к министериалу и выразительно приподнял бровь. – От кого?

– От матушки Агнессы, аббатисы…

– … здешних цистерцианок. Я знаю. Что в них интересного?

– Думаю, аббата и мать настоятельницу связывало какое-то общее дело. Мать Агнесса осторожничала, доверяя слова бумаге. Ничего лишнего, сплошь намеки, иносказания. Но вот это лежало не в ларце, а на столе у аббата. Полагаю, оно было последним.

Николас протянул барону листок желтой бумаги, до половины исписанный крупным, торопливым почерком.

– Читай сам. Терпеть не могу ломать глаза, сидя в седле.

– Да, экселенц. Здесь написано: «Ты старый глупец, Герман, страх совсем лишил тебя разума. С Вороном следовало договориться, а не давать ему повод для ссоры. Но ты поспешил, и теперь получить его расположение будет куда труднее. Нам придется готовиться к худшему. Я немедля добавлю к охране еще трех верных, пошли троих и ты. Впредь будь благоразумен, ибо торопливость воистину ведет к гибели. И боле не спрашивай меня о моих обязательствах, прежде я ни разу не отступала от них. Агнец прибудет в срок. Агнесса».

– Будь я проклят, если хоть что-нибудь понял! – воскликнул Карл.

– Сплошной туман, – барон кивнул, однако по изогнувшей его губы слабой усмешке министериал догадался, что смысл чужого послания не ускользнул от фон Ройца. – Значит, «договориться с Вороном», со мной стало быть. Но отец Герман поспешил. Смекаешь, Николас?

– Приказал убить меня.

– Похоже на то. И торопливость почтенному аббату воистину вышла боком. Как полагаешь, что охраняют «верные»?

– Источник.

– Возможно, возможно. Еще какой-то «агнец прибудет в срок»… Туман, сплошной туман.

– В письмах, что я успел просмотреть, агнцы упоминались еще дважды.

– Она ведь монашка, – бросил Карл с пренебрежением. – Монашки вечно о таком болтают.

Барон словно лишь теперь заметил оруженосца, держащегося от него по левую руку.

– Карл, мой мальчик, – сказал он негромко и даже как будто ласково, – поезжай-ка вперед да передай герру Глассбаху, что я буду с минуты на минуту. А если его нет в ратуше, то разузнай, где он, отыщи и пришли ко мне.

– Но… – Юноша осекся, растерянно моргнул и, поклонившись господину, пришпорил своего гнедого.

– Меньше забот – крепче сон, – произнес Ойген, проводив оруженосца взглядом. – Славный паренек, когда-нибудь станет достойным рыцарем… Так о чем я говорил? Агнцы, агнцы… Чем занят Оливье? Почему не вернулся вместе с тобой?

Внезапная перемена темы не сбила Николаса с толку.

«Потому что хитрый мерзавец явно предпочел, чтобы известие о нашей неудаче Ворон получил от меня, а не от него», – подумал он с иронией, но вслух сказал:

– Девенпорт вернется завтра, экселенц. Он надеется отыскать тайный ход, которым ушли монахи.

– Ротшлосс – старый замок. В таких местах проще разобрать стены до основания, чем найти тайники.

– Мне показалось, наш капитан уверен в себе.

– Клянусь распятием, тебе так покажется, даже когда он будет стоять один против сотни с тростинкой вместо меча. Видел бы ты его под Ауссигом…

Под Ауссигом Николас не был, но историю эту знал. Когда конница Прокопа Голого опрокинула крестоносцев, хваленые рыцари Альбрехта бежали, точно перепуганные зайцы. Поле вокруг чешского вагенбурга устлали тысячи немецких трупов. Под бароном убили жеребца, в боку у него сидело с полдюжины осколков от пущенного из гаковницы каменного ядра, забрало шлема смяло гуситское молотило. Ойген фон Ройц уже прощался с белым светом, когда два десятка простых ландскнехтов пробились к нему сквозь пьяных от крови таборитов. Оливье Девенпорт протащил на закорках оглушенного рыцаря короны, закованного в миланскую бригантину, доброе лье. А потом возле какой-то опустошенной деревушки он и четверо оставшихся солдат схватились с дюжиной своих же братьев наемников, дезертировавших из стана «Христова воинства». Барон пришел в себя уже под конец схватки и, по его собственным словам, чуть Богу душу не отдал, увидев над собой демона в иссеченной кольчуге, с ног до головы покрытого кровью и копотью. Демон улыбался.

– В бою он хорош, – признал Николас. – Да и хитрости ему не занимать.

– Оливье не из тех, кто пробуждает безотчетную любовь, – фон Ройц усмехнулся. – Обычно его безотчетно ненавидят, и для того нередко есть причины. Но он – тот человек, на которого я могу положиться, и один стоит целого отряда. Понимаешь меня?

– Да, экселенц.

– Вот и славно… Нет, ты только посмотри! Воистину, помянешь дьявола…

Возле ратуши их поджидали двое: солдат из охранного десятка и сам Девенпорт – усталый, пропыленный, но явно чем-то довольный.

– Вот так нежданная встреча, – сказал Ойген, подъехав ближе. – А Николас меня заверил, что высечь тебя плетьми мне посчастливится только завтра.

– В городе бедлам, господин, – капитан поклонился. – Мне спокойней, когда вы со своею плетью прохаживаетесь где-нибудь неподалеку.

– Ха! Врешь ведь, шельмец. Ну давай, говори. Не с пустыми же руками примчался.

– Как можно, чтобы с пустыми? Я нашел, что искал, вот и вернулся раньше.

Хоть Николас и сам недавно говорил про уверенность Девенпорта, но сейчас, услышав его слова, поразился. Как же получилось у наемника управиться так скоро?!

Оказалось, случай помог: монахи бежали из Ротшлосса столь поспешно, что в кладовой, где начинался ход, учинили беспорядок. Один из людей Оливье приметил сдвинутые с места бочонки и корзины, позвал командира, а уж вместе они быстро отыскали пустую бочку без дна, поставленную над узким колодцем. Колодец привел в тесный лаз, оканчивающийся в сотне шагов за стенами замка.

– Там ручей, – рассказывал Девенпорт, – с башен его не видно. Да у нас и не было наверху никого, но эти олухи о том не знали и бежали не по голым камням, а прямо по руслу. Следы остались хорошие, я почти лигу прошел, пока они от ручья не повернули. И опять спешили, ублюдки, бросились напрямик, не раздумывая. Потому я их до самой тропы проследил.

– До какой тропы? – Барон подался вперед, лицо его сделалось напряженным, в глазах блеснуло предвкушение охотника, увидевшего добычу.

– Сдается мне, до той самой, по которой они в горы тайком ходили.

«Источник! – воскликнул мысленно Николас. – Да неужто же Девенпорт…»

Миг спустя он уже понял: нет, до загадочного Источника капитан не добрался. Ибо начинал наемник свой рассказ бодро и не без самодовольства, а как заветную тропу упомянул, так заговорил сухо, скучно:

– Прошли по ней еще с лигу или поменьше, она привела к пещере. Отшельник или нет, но кто-то там и впрямь жил: остались очаг, охапка соломы, отхожая яма… словом, обжитое местечко – видно сразу. У нас с собой были факелы, так что тянуть не стали, полезли в чертову нору. Шагов с полсотни одолели, а дальше – все, ходу нет.

– Завал? – догадался Николас.

Девенпорт нехотя кивнул.

– Наглухо закупорено, не пробиться. Свод просел, поперек прохода глыбы с меня размером, и меж ними – ни просвета. Пусть меня бесы в пекло живьем заберут, если обошлось без бочонка с порохом.

– Разобрать завал долго? – спросил барон без особой, впрочем, надежды в голосе.

– Так долго, что и браться не стоит. Да и они там, внизу, небось не дураки, свою затычку стеречь станут. Как услышат, что копаем, им ничто не помешает все наши труды одним махом снова похоронить.

Фон Ройц молча кивнул и вошел в ратушу, Николас и Оливье поспешили за ним. Они всполошили скучающего у дверей стражника, распугали стайку писцов и стали подниматься по широкой каменной лестнице. На середине пролета барон внезапно остановился. Повернувшись вполоборота к своим людям, он, наконец, подвел итог размышлениям:

– Похоже, в руках у нас пусто. Мы теперь знаем наверняка: Источник есть, и человеку он дарует небывалую, чудесную мощь. Мы знаем почти наверняка: Источник скрыт гдето под землей. Вот и все, что нам известно. Но даже об этом – никому ни полслова.

– Кто-нибудь да пронюхает, – проворчал Девенпорт. – В монастыре многие видели… лишнее. Стража, монахи, да те же обозники…

– Нет, – Николас покачал головой. – Все они видели то, что сумел сделать аббат, но про Источник даже монахи мало что знают.

– Всех монастырских – под замок, и пусть сторожат их только твои парни, Оливье. Инквизитору я скажу, будто в горах мы ищем беглых еретиков. Уяснили?

– Да, экселенц, – сказал Николас, зная наверняка, что ответа от них барон вовсе не ждет.

Взгляд у фон Ройца уже стал рассеянным, на лицо легла тень глубокой задумчивости.

– Агнцы, – буркнул он, отворачиваясь. – Эти проклятые агнцы… Тревожат они меня.