Глава 2
«САД ФЛО»
Утро выдается хмурым, холодным и голодным. Разбуженная урчанием живота, я вылезаю из постели, цокоча зубами.
Со вчерашней усталостью сон, увы, не справляется. А ведь мне еще предстоит много и внимательно колдовать… К счастью, резерв полон, и первым заклинанием этого дня становится заклинание, придающее бодрости, брошенное на кисленький отвар из сушеных ягод трех видов: черники, земляники и белой смородины.
Рассудив, что топить печь и готовить кашу долго, одеваюсь и иду за завтраком в пекарню Алоны Бороды. Иногда можно позволить себе расточительство.
Запах выпекающейся сдобы плывет в морозном воздухе, дразня обоняние и подстегивая аппетит. К булочной при пекарне подхожу, основательно продрогнув и настроившись на вкусный завтрак. Несмотря на ранний час, свет призывно горит в окне лавочки.
Колокольчик над дверью задорно звякает.
— Доброе утро, Эллина, — улыбаюсь жене старшего сына пекарши.
— Доброе, Соннэя! — Улыбка расцветает на лице миловидной брюнетки с блестящими от счастья глазами. Полгода назад она вышла замуж без благословения родителей и не жалеет об этом.
— Обычно тебя спозаранку сюда не отправляют, — замечаю я, обводя голодным взглядом прилавок за спиной девушки, одетой в светло-зеленое платье с белым передником.
Какое разнообразие на полках! Большущие калачи, сахарные кренделя, маковые бублики, баранки с хрустящей корочкой, медовые плюшки, румяные сайки… Вздохнув, разворачиваюсь к лоткам, где лежит хлеб — формовый кирпичиками и самый дешевый в виде толстых лепешек.
— Власко с родными полночи пекли калачи и пирожки для свадьбы дочки мясника Якоба Рябого. Но зная Алону, предположу, что недолго она позволит сыновьям спать, скоро меня кто-нибудь сменит.
— Ясно. Эллина, мне четыре подовых, пожалуйста.
Девушка сноровисто наполняет мой холщовый мешочек лепешками, самым приемлемым мучным изделием для тех, кто экономит. Дешевле, пожалуй, только печь самостоятельно, чего я, к сожалению, делать не умею.
Пока я отсчитываю восемь медяшек, Эллина интересуется:
— Ты только за покупками? Или есть время поболтать?
— А у тебя есть что мне рассказать?
— О да! Кстати, оценишь пирожки? Это моя четвертая попытка, удачная, раз Алона разрешила выставить на продажу.
Невестка пекарши щедро наполняет тарелку пирогами и наливает чашку травяного настоя. Отказаться — значит обидеть девушку, которая считает себя обязанной мне, как говорят, до гробовой доски.
С Эллиной мы не подруги, но есть то, что нас объединяет: маленькая, но очень некрасивая тайна.
На второй день после зачисления в академию я набрела на пекарню и нечаянно стала свидетельницей ссоры Эллины с бывшим женихом. Молодой купец, вернувшись из длительной поездки за товаром и узнав, что у него больше нет невесты, заскочил к предательнице высказать все, что о ней думает. Девушке повезло, что она не стала его женой: купчишка, прежде чем хлопнуть дверью, наотмашь хлопнул ее по щеке.
Опухшую красную щеку и кровоточащую губу, рассеченную кольцом негодяя, не скроешь от вспыльчивого молодожена, который вот-вот вернется в пекарню. И Эллина, судорожно останавливающая кровь мокрым платком, только и могла что шептать: «Власко его убьет, а затем сядет в тюрьму… Убьет и сядет…» Проникшись ее уверенностью и не думая о последствиях, я сняла браслет и убрала следы удара.
Моя мама утверждает, что девушку должен защищать ее избранник. Но если ошибешься с выбором, готовься к тому, что оберегать себя и свою семью будешь сама… Так и вышло у Эллины, которая знала о бешеном нраве ревнивца, но все-таки вышла за него замуж и вынуждена была молчать о своей обиде, чтобы супруг не угодил за решетку…
Вспыльчивый Власко не узнал о визите бывшего жениха, и трагедии не случилось. О том, что я целительница, а не магичка-бытовик, Эллина своей новой семье не сообщила, честно храня мой секрет.
— Действительно вкусно. С творогом и орехами мне понравились больше всего, — искренне хвалю старательную девушку. — Так что там ты хотела рассказать?
— Алона решила женить еще одного сына.
— А Слав об этом знает? — улыбаюсь я.
Средний сын пекарши слывет бабником и кутилой. Но, несмотря на тягу к транжирству, Алона доверяет ему закупку продуктов для пекарни. И вроде парень неплохо справляется, заменив отца, погибшего год назад во время очередного наплыва нежити под стены Вышеграда. Старшему Бороде и его попутчикам не хватило считаных минут, чтобы обоз въехал в город.
— Нет, она хочет женить Бриса, — девушка прыскает со смеха, — и уже составляет список угодных невесток.
— Ого!..
Как там в сказках? Старший сын — умный детина, средний — так и сяк, а младший вовсе как дурак… В целом Брис безобидный, добродушный парень, немного медлительный на решения — он даже с посетителем пекарни не может расплатиться без одобрительного взгляда матери, начиная смущаться и сбиваться в счете. В этом, подозреваю, виновата только сама Алона, до сих пор не выпустившая последнее чадо из-под своей юбки.
— Ага. И главный признак лучшей женушки для Бриса — здоровье и толстый зад.
— Зачем толстый зад? — Заинтригованная, я толком не прожевываю, торопясь спросить.
— Чтобы рожала легко.
— А, ты хотела сказать широкий таз? — Заметив, что на лице девушки проступает печаль, прямо спрашиваю: — Что случилось, Эллина?
— Свекровь говорит, что я бесплодна, и требует, чтобы мы с Власко сходили к целителю. А я боюсь, что она не ошибается.
В чем-то пекарша права, желая невестку с широкими тазовыми костями. Таким женщинам рожать обычно легче. Но совсем необязательно, что тонкокостная Эллина не может иметь детей.
— Вообще-то, если беременность не наступает спустя несколько месяцев после свадьбы, рано говорить о бесплодности. Иди сюда, я посмотрю.
Эллину упрашивать не надо. Несложные диагностирующие заклинания первому курсу разрешены, но браслет лучше снять: женские болезни нам еще не преподавали, и за крупицы знаний я должна благодарить маму.
Вытерев руки о поданную салфетку с цветочной вышивкой, аккуратно прощупываю низ живота Эллины через тончайшую ткань платья, одновременно магическим взором выискивая пятна и узелки на ауре.
Некоторые целители пренебрегают пальпацией, тогда как моя мама считает ее обязательной, особенно для брюшной полости. Физический контакт врача с пациентом магией не заменить.
Я в этом убедилась на примере пару лет назад, когда мама нащупала в жировой ткани молодой аристократки яйца водяного паразита, подцепленного ею во время купания в модном грязевом озере близ столицы. Диагностирующими заклинаниями крапчатого червя сложно выявить, и он может годами жить в теле своего носителя, медленно его отравляя.
— Эллина, ты здорова, — торжественно объявляю девушке, забывшей дышать во время осмотра.
— Спасибо! Ты чудо, Соннэя!
Улыбаясь, поднимаю голову и от неожиданности вздрагиваю. Приникнув лицом к стеклу, так что нос некрасиво плющится, в окно за нами подсматривает какой-то мужчина. О нет, не какой-то. Это Слав, средний сын пекарши.
Звякает колокольчик, и молодой человек, щеголевато одетый, скорее в манере магов-боевиков, чем мещан, входит в магазин. Его темно-карие глаза маслено блестят:
— А что вы здесь делаете, девулечки?
Вот это его снисходительное «девулечки» раздражает не только меня — Эллина пренебрежительно фыркает:
— Я работаю, Слав. Соннэя совершает покупки.
— М-да? И что же она покупала, оглаживая твою талию? — вкрадчиво любопытствует средний Борода.
— Это я покупала… услугу бытовика.
— Что? — удивляется Слав, и его похабная ухмылка вянет.
— Я жирное пятно посадила на новое платье, — глядя на деверя честными глазами, объясняет девушка. — Соннэя меня выручила. Спасибо тебе огромное!
Эллина не ограничивается словами — в мою сумку опускается большой пирог с мясом. Мне неудобно, чувствую себя побирушкой, но отказаться — значит вызвать подозрение у Слава. К тому же, если Алона узнает, что я не взяла плату, попытается понизить цены на мои услуги бытовика.
— Ах, пятно, — разочарованно протягивает Слав и уже другим, деловым тоном сообщает: — Мать прислала меня на замену. Иди домой, Эллина, к мужу.
— Ладно, раз в моих услугах больше нет нужды, я тоже пойду. До свидания!
— Подожди, я с тобой, Соннэя.
Эллина вмиг избавляется от передника и, подхватив со стула подбитый мехом плащ, подходит к деверю. Слав молчаливо помогает ей одеться, при этом пытливо глядя на меня.
Спасибо святым покровителям за находчивость Эллины. Держала бы ответ я — обязательно призналась бы, что проводила диагностику. И ушлый Слав свою выгоду не упустил бы… А выполнять еще чьи-то прихоти для меня катастрофично.
На посещение пекарни я потратила больше времени, чем планировала. Поэтому, добавив несколько свежих зелий в лекарский ящичек, потрясающе вместительный, с обилием ячеек, подаренный мэтром Фликсом, быстро переодеваюсь и иду на место встречи с Нолем. И приблизительно через час приступаю к своим обязанностям.
А если точнее, то пытаюсь приступить…
Я пока лишь дважды приводила в порядок внешность девушек Фло, и моим наставником был целитель Херт. Он же и брал на себя основную часть работы, я была на подхвате. А сегодня пожилой господин прийти не смог: владелица борделя сообщила, что он заболел, и лоск навожу я одна.
И без целителя Херта утро погублено, быстро превращаясь в фарс…
— В очередь, губошлепка! — орет на Пиону высокая брюнетка.
— Я на своем месте, кобылища!
Лица закутанных в простыни куртизанок красны, кулаки сжаты. Если бы не строгость хозяйки борделя, они давно бы вцепились друг другу в волосы. Но, к счастью, за подобное серьезно наказывают вплоть до выдворения из «Сада Фло».
— Растетеха!
— Хабалка надутая!
— Успокоились обе, дурынды стоеросовые! Пока Садовница не пришла! — кошкой шипит третья куртизанка.
— Девчонки, хватит визжать! — кричит позади нее миниатюрная шатенка с волосами до колен. — Заткнитесь!
— Пусть губошлепка занимает очередь!
— Повторяю для глухих! Я тут стояла до тебя, тупая ты лахудра!
Растерявшись, я беспомощно наблюдаю за перепалкой девиц, которые старше меня самое малое года на два и по жизни опытней раз в десять. Я не знаю, что делать, как их успокоить, навести порядок, пока и вправду не пришла госпожа Фло. Старого целителя девушки уважают и боятся, ведь от его вердикта зависит, останутся они тут или их попросят уйти. Стоит ему сказать: «Цыц, шлюшки!» — и наступает тишина.
А я… Им известно, я — временное здесь явление. Та, кто заклинаниями уберет веснушки на теле, придаст волосам блеск, а коже бархатистость. Со мной можно не считаться.
Хотя…
— Рты захлопнули, шлюшки! — Чувствую, как мой язык горит после гадкого ругательства. Впрочем, щеки под маской тоже.
Какофония из визга и кошачьего фырканья стихает. Голубые, зеленые, синие, карие, серые глаза широко распахнуты, ненакрашенные губы округлены.
— Кто не хочет остаться лысой и вылететь на улицу, заткнулись, ясно?
— Ты не посмеешь, деточка, — произносит тоненьким голоском Виола, сидящая в дальнем конце купальни. Маленького роста, хрупкая девушка выглядит как несовершеннолетняя, тогда как на самом деле ей скоро исполнится тридцать. — Фло не простит порчу нашей внешности.
— Скажу, что перепутала крема, — нагло улыбаюсь я, а у самой внутри все холодеет от страха не выдержать заявленный тон игры. Отступлюсь, не проявлю твердость — и стану для этих девиц говорящим дополнением к баночкам с зельями. — Я-то свой проступок отработаю, а ты? Спроси у Пионы, нужны ли Садовнице уродцы?
Грубо и некрасиво. Я знаю, но иначе нельзя.
Тишина в купальне удручающая. Куртизанки глядят на меня потрясенно. Еще бы! Вежливая целительница неожиданно нагрубила. Святые покровители, как мне стыдно…
— Иди, Пиона, ты вроде как-никак приболела, — внезапно произносит брюнетка.
— Спасибо, Мирта, — белозубо улыбается моя вчерашняя пациентка и лебедем проплывает вперед. — Я запомню твою доброту.
Остальные девицы молча выстраиваются в ряд позади них.
— Соннэя, вчера я все делала так, как ты велела, — хвалится Пиона.
— Вижу. Ты молодец, губы в порядке. Теперь давай посмотрим, что с остальным.
Пиона, поведя точеными плечами, сбрасывает простыню, в которую куталась. Не стыдясь своей наготы, заводит руки за голову и медленно поворачивается, демонстрируя всю себя.
— Крем для удаления волос, — вручаю ей черную баночку.
— И все? — удивляется блондинка.
— Потом добавлю осветляющее заклинание — госпожа Фло недовольна, что твои волосы потемнели на пару тонов.
— А чего она хотела? Зима, солнца нет, чтобы они выгорали. — Хмыкнув, Пиона уходит со своим зельем.
Следующая Мирта. Чернявая куртизанка хмурится, но покорно демонстрирует тело.
— Волосы подними. Спасибо. Теперь улыбнись.
К черной банке она получает отбеливающую зубы пасту и совет пить меньше ирдийского чая.
Девушки, переименованные Садовницей в честь цветов, идут стройной вереницей. Жасмин, Азалия, Гардения, Примула, Камелия, Цинния… Расслоившиеся ногти, огрубевшие пятки, тусклые волосы, досадливые прыщи и пигментные пятна… И средства борьбы с ними — крема, притирки, примочки, порошки и заклинания.
Виола подходит в числе последних. Безмятежное личико в форме сердечка не выражает каких-либо эмоций — это ее обычное состояние. Тогда как для гостей, выбирающих подруг на ночь, она правдоподобно играет задорную, взбалмошную девицу, только-только перешагнувшую порог совершеннолетия.
Когда я впервые увидела Виолу, ужаснулась тому, что госпожа Фло незаконно удерживает в борделе девочку-подростка… Повезло, что целитель Херт удержал от доноса стражникам, иначе испортила бы отношения с Фликсом и его сестрой из-за недоразумения.
Господин Херт (титул учтивости и право на обращение «эрд» он утратил по собственной, как старик выразился, глупости) на многое открыл мне глаза. В частности, убедил в полезности и необходимости борделей, которые еще какие-то тридцать лет назад в Кронийской империи были под запретом.
Во все времена сильному полу требовалось больше физической любви, чем он мог получить бесплатно. В Вышеграде таких мужчин — две трети жителей: воины и маги-боевики гарнизона, студенты ВАМП. «Всем им нужны нежность и тепло, — объяснял целитель, — иначе они, — ох, бедняжки-то какие! — не смогут защищать город и империю. И хорошо, что есть женщины, которые готовы удовлетворить спрос на ласку за определенную цену. Они оберегают нравственность, давая добровольно то, что сильный пол так жаждет получить, порой идя на преступление…»
После Виолы, уносящей три баночки с кремами и зачарованную на кудрявость расческу, ко мне подходят сестрички Рут и Рози.
Темноволосые смешливые девушки решаются заговорить не по делу, тем самым разряжая грозовую атмосферу в купальне.
— Девчонки, а знаете, сколько ушло времени на осмотр? — весело произносит Рут. — Всего полтора часа!
— Ого, мы сегодня быстро управляемся, можно будет отоспаться, — радуется Пиона.
Избавившись от лишней растительности на теле, она отмокает в широком бассейне купальни. Отмокает, естественно, голышом.
— Это не мы быстро, а Соннэя, — возражает Рози и прыскает в кулачок: — Она-то не выбегает в туалет каждые полчаса, как Херт…
Дружный громкий хохот заполняет купальню. Полуголые красавицы сейчас искренни и лишены малейшего жеманства.
Я недоумеваю. Что смешного? Целитель уже в возрасте, влажность и высокую температуру ему переносить тяжело, а они, бессовестные, хохочут. Или я чего-то не знаю?..
Успокоившись, Рут интересуется:
— Фло предупреждала, что нам с сестрой можно выкрасить несколько прядей в синий и зеленый?
В самом дорогом доме терпимости Вышеграда волосы куртизанок, следуя моде среди аристократок страны, красят в естественные тона. Сейчас только студентки-магички из простолюдинок да богатые мещанки порой решаются оживить свой облик пестрыми прядками. А все из-за табу, возникшего благодаря вдовствующей императрице, которая ненавидит радужноволосую фаворитку сына. И аристократки, опасаясь впасть в немилость, предусмотрительно отказываются от давней традиции магией расцвечивать локоны. А всего каких-то пять лет назад, по словам мамы, прически придворных дам поражали феерией цвета.
Собираясь в Вышеград, я первым делом наколдовала себе фиолетовые локоны и только потом прикупила амулет, слегка искажающий внешность. Слабенькая маскировка, и все же теперь мало кто заподозрит меня в причастности к родовитому семейству.
— Предупреждала, да. Займусь окрашиванием, как только закончу стандартные процедуры…
Я резко умолкаю, и Рут пугается:
— Что? Что-то не так со мной?
Все девицы настороженно смотрят на нас. Даже Рози делает осторожный шажок в сторону от сестры. Нехорошие болезни излечимы, но занимается ими целитель Херт, что делает процесс выздоровления, по словам куртизанок, невыносимым.
— У тебя воспаление. Я извещу госпожу Фло, что работать тебе нельзя минимум двое суток, пока будешь пить отвары.
Беспокойство сменяется облегчением, и девушки больше не прислушиваются к нашему разговору.
— Двое суток я и сама не прочь отдохнуть после вчерашнего, — объявляет Рут, довольно потягиваясь.
И я вспоминаю не только о том, что близняшек посещал оборотень, но и о Каррае, идущем к Мартике. Настроение почему-то портится.
Завершив все процедуры, вызываю Йоля. Вместе с вышибалой поднимаемся к кабинету госпожи Фло. Постучаться не успеваю — дверь распахивается сама, и Фло огорошивает:
— Раз Херта нет, Корицей занимаешься ты.
— Но…
— Не спорь со мной, Соннэя! Я и так слишком снисходительна к тебе, цветик. Болячки не лечишь, неугодный плод не вытравливаешь, зелья очарования не варишь. — Перечисляя, Фло загибает пальцы, и я невольно замечаю, что ногти у нее заострены. Похоже, маникюр в стиле оборотниц снова входит в моду.
— Жалуйтесь господину Фликсу, пусть переводит меня в другое место.
Фло грозит ухоженным пальчиком:
— Думаешь, самая хитрая? Не дождешься! Осмотри Корицу, уверяю, там нет ничего, с чем бы ты не справилась.
Что-то очень в этом сомневаюсь. Как и Пиона с Мартикой, Корица — девушка на особом положении. Но если первая поразительно красива, а вторая имеет слабый магический дар, то третья куртизанка интересна мужчинам, которые любят причинять боль.
О том, что такие существуют, увы, я узнала не здесь, а немного раньше. И вспоминать об этом совсем не хочется…
Я могу еще поломаться, отказываясь исполнять часть работы господина Херта, но совесть не позволяет, напоминая, что целители должны помогать всем страждущим. А Корица с ее особыми клиентами в моем лечении нуждается наверняка.
— Хорошо, я это сделаю, — на лице хозяйки борделя расплывается улыбка, которая тотчас вянет, — а вы увеличите плату в два раза.
— Соннэя! Святая Виржия не любит жадных девочек!
— Святая Виржия не любит девочек бедных, потому что они не могут сделать ее дому подношения. — Слова вырываются прежде, чем я их осмысливаю.
Нет, все-таки работа здесь меня портит.
Йоль одобрительно подмигивает, а госпожа Фло хохочет, и ее пышный бюст весело колышется.
— Ладно, накину ползлатника сверху, вымогательница. Иди, цветик, Корица тебя ждет.
Пока поднимаемся на третий этаж, успеваю себя осудить, а затем простить. Я работаю в борделе, но не по своей воле. С другой стороны, здесь студентка первого курса получает больше, нежели при больнице академии под присмотром целителя-наставника. Там платят сущие гроши, которых не хватит для достижения поставленной цели, даже если я перестану есть.
Стучусь в дверь. В ответ тишина.
— Уснула она, что ли, пока ждала?
— А ну, дай я.
Йоль настойчиво тарабанит. Молчание… И меня осеняет: а вдруг ей стало плохо?!
Отпихнув здоровяка, я резко открываю дверь, вбегаю в комнату и сбиваю с ног миниатюрную девушку, да еще придавливаю ее собой.
— Слезь с меня… — хрипит Корица, прозванная так хозяйкой за золотисто-коричневый цвет волос. — Йоль, спаси!
— Извини. — Поднявшись, помогаю встать своей пациентке. — Ты не отвечала, и я испугалась, что тебе плохо.
— Я говорила «войдите», ты просто глухая, — сипит куртизанка, заново перевязывая пояс халата.
Угу, этот шепот услышит разве что оборотень. Мысленно делаю себе пометку: исцелить сорванное горло.
— Соннэя, я пойду?
— Конечно, Йоль, — отмахиваюсь от охранника, погрузившись в диагностику.
Через пять минут список увечий удлиняется: синяки, следы плетки, потертости от веревки, краснота глаз, тусклые волосы…
Мои собственные волосы встают дыбом. А Корица, не замечая реакции на свои слова, испытывает восстановленный голос, рассказывая, как ей повезло с нынешним поклонником:
— Страстный и умелый, он мастер превращать боль в наслаждение… И думает в первую очередь о моем удовольствии, такой заботливый!
Невольно кошусь на еще не убранные следы от связываний. Да, очень заботливый…
— И безумно щедрый — платит за ночь, даже когда не собирается появляться, лишь бы Фло не предлагала меня другим. И, наверное, красивый. — Заметив мой недоуменный взгляд, мечтательно поясняет: — Он, как и ты, носит маску, это так романтично!
Одно из двух: или лицо господина сильно изуродовано, или он женат и боится, что супруга узнает о его темных пристрастиях.
Исполнив свои обязанности, едва ли не выскакиваю из комнаты.
А Корица вежливо кричит вслед:
— Заходи как-нибудь еще, поболтаем за чаем!
Пребывание рядом с куртизанкой, считающей боль удовольствием, тягостно до такой степени, что, позабыв о правилах безопасности, я не вызываю охранника.
И за это вскоре расплачиваюсь.
— Блудницы! Прелюбодеи! — Грозно крича, по коридору быстро шагает мужчина в темном камзоле. Полы его расстегнутого плаща напоминают опущенные крылья падальщика.
Всполошенные куртизанки выглядывают и, охая, прячутся обратно.
— Создатель и его наместники покарают вас!
Обычно с обличительными речами в бордель прибегают жены, узнавшие, где ночами пропадает благоверный, или служители дома какого-нибудь святого… Как правило, Фло таких живо приводит в чувство.
Тотчас сориентировавшись, пытаюсь также укрыться. Поздно! Блюститель нравственности меня замечает:
— Распутница! Своим дыханием ты оскверняешь мир!
Мои ноги резко подгибаются — в полумраке коридора я наконец узнаю мужчину. Граф Рубер Уман Эктор, младший и единственный оставшийся в живых сын герцога Монтэма, владетеля этого сурового края и Вышеграда в частности, а также одного из меценатов ВАМП.
Схватив меня за предплечье, благородный эрд вопит прямо в ухо:
— Развратница, а еще чародейка! Не отпирайся, я чую в тебе магию! Император оплачивает учебу, а ты продаешь свое тело, тварь?!
— Эрд, успокойтесь! Вы ошибаетесь!
Я вижу, как в конце коридора появляются бледный Йоль и запыхавшаяся Фло. Но могу надеяться лишь на себя — применять силу к чопорному аристократу, входящему в городской совет, они не решатся.
И пока меня трясут так, что клацают зубы, свободной рукой вытаскиваю из горловины платья знак святой Виржии, свидетельство зарока жить в чистоте.
— Вы ошибаетесь, эрд, я не блудница!
Взгляд на амулет, и герцогский отпрыск сдувается.
— Но… но что ты тут тогда делаешь? — искренне изумляется граф Эктор. Секунда, и его лицо багровеет от гнева. — А-а-а! Ты здесь практикуешь, мерзавка!
Тонкие пальцы, быстро-быстро перебирая ткань, закатывают поочередно рукава моего платья:
— Где?.. Где браслет?!
Папочка, ты сейчас далеко, но, надеюсь, ощущаешь мою благодарность! Спасибо, что показал, как снимать следящие артефакты!
— Эрд, вы ведете себя недостойно! — Пока аристократ стоит ошарашенный, представляю на своем месте мамину сестру, умеющую замораживать любого своей надменностью. И требую: — Отпустите меня!
Растерянный граф Эктор подчиняется:
— Что вы забыли в обители порока, эрдесса?
Опасаясь наткнуться на подобную облаву, устроенную хранителями общественной морали, я заранее подобрала разные варианты ответов для разных ситуаций.
— У меня скоро свадьба, должна же я знать, чего ожидать в первую брачную ночь?
— Эрдесса! Ваши устремления — дорога к погибели! Одумайтесь и не читайте никчемных книжонок!
Эту версию я действительно подсмотрела в романе модного писателя. Сюжет «Поцелуя темного принца» прост: юная аристократка, желая порадовать жениха, просит куртизанок обучить ее искусству соблазнения. И после череды приключений выходит замуж за самого принца Ирдийской империи. Вздор, безусловно, мы с мамой смеялись, читая об этом, но было время, когда в столице не одному отцу благородного семейства пришлось вытаскивать глупую дочурку из борделя. К слову, правитель Ирдии предупредил автора любовного романа, чтобы тот не появлялся в его стране.
— Эрд, проводите душеспасительные беседы со своими детьми.
Гордо вздернув нос, я иду к ошарашенным зрителям моего маленького представления.
— Эрдесса, представьтесь, я обязан поговорить с вашими родителями!
— Я совершеннолетняя, эрд, не утруждайтесь. — Вру и не краснею.
Не дожидаясь ответных действий аристократа, ускоряю шаг и вскоре сбегаю по лестнице на первый этаж.
— Ну ты и лицедейка… — догнав, одаряет меня комплиментом Йоль. — Не высовывайся из кабинета Фло, пока она разбирается с аристократом.
И я не высовываюсь. После всех неприятных событий меня трясет, хочется с головой укрыться одеялом. Или хотя бы попить водички.
Нахожу хрустальный кувшин и, проверив его содержимое на наличие ядов (вдруг один из цветиков, обидевшись на хозяйку, вздумал ее отравить?), заклинанием придаю свойства успокоительного и жадно пью прямо из сосуда. Да, я нарушаю одно из своих правил — не касаться напитков и еды под крышей этого дома. Но я испугалась до полусмерти, а пара глотков наговоренной воды поможет продержаться до конца дня.
Дагер, племянник Фло, без прикрас описал коварство родной тети в первый же день, когда меня направили сюда на работу. Как-то Фликс, его отец, попросил сестру помочь избавиться от неугодной невесты сына, и Фло, ловко войдя в доверие пары, напоила девушку чаем со снотворными травами, а затем уложила несчастную в кровать ее старинного поклонника. К чести Дагера, он не отказался от возлюбленной, да только она выбрала не его, а другого, того, с кем проснулась…
Амулет вызова, накаляясь, обжигает шею. Срываю — красный! Срочный вызов, вопрос жизни и смерти! Но кто и где нуждается в помощи?.. Точно не в борделе — за мной просто явились бы.
Фло вбегает в комнату, когда я уже поправляю капюшон плаща:
— Собирайся! Рыжего подрезали!
— Йоль уже возле кареты?
— Нет, тебя повезу я, — звучит с порога низкий голос.
Как любила говаривать моя нянька, о степном волке речи, а он навстречу.
Мысленно упомянутый Дагер внешне спокоен, можно лишь догадываться, как сильно он переживает о товарище.
Без споров спешу за молодым человеком, несмотря на то что ехать с ним в одной карете ужасно не хочется. И Дагер об этом знает, поэтому не пристает с разговорами.
Лишь на заднем дворе «Сада Фло», увидев привязанную к коновязи мышастую лошадь, с укором смотрю на спутника.
— Соннэя, верхом быстрее, Рыжий истекает кровью.
Хочешь не хочешь, а ехать с Дагером придется.
И вскоре наша лошадь уже скачет по улицам Вышеграда резвым галопом.
У дома святой Виржии, покровительницы любой женщины, независимо от ее возраста, социального или семейного статуса, мы останавливаемся. Нас ждут: один юный служка забирает поводья, другой провожает к боковому входу.
— Прости, Соннэя, правила прежде всего. — Дагер вынимает из кармана темно-зеленого камзола плотный платок и завязывает мне глаза.
Некоторое время иду, ведомая под руку типом, на которого безумно зла. На Рыжего, кстати, тоже. И его я ненавижу больше — он усложнил мое пребывание в Вышеграде, поставив выполнение цели под угрозу.
Скрип двери. Запах затхлости и плесени ударяет в нос. Мы начинаем спускаться в катакомбы.
— Осторожно, ступени. Их четырнадцать.
Когда я впервые спросила о подземных ходах, Дагер предупредил, что Фликс не любит любопытных. Пришлось искать другой источник знаний — местных жителей, чьи предки обитают в городе со времен его основания.
Катакомбы тянутся не только под Вышеградом, но и под гарнизоном, врезаясь в горную гряду. Частью рукотворные, частью природного происхождения, эти ходы одно время были спасением для осажденных мирных жителей, которые могли уйти из оцепления в глубь империи. Однако полвека назад после землетрясения, устроенного вражескими магами, большинство тоннелей обвалилось — и карты устарели. Желания составить новые у градоначальника не возникло, тогда как у Фликса — очень даже. И подземный лабиринт остался доступен лишь криминальным гильдиям, которые лет двадцать возглавляет бессменный мэтр.
Уныло стонет ржавыми петлями очередная дверь.
— Порог, — любезно предупреждает сын теневого правителя Вышеграда. — Устала? Могу понести.
— Нет, сама дойду, — цежу сквозь зубы, иначе молчание Дагер расценит как знак согласия.
Запах плесени усиливается, а с ним усиливаются холод и влажность.
Святые покровители! Услышь я какие-то полгода назад, где доведется бродить, ни за что не поверила бы. Я и катакомбы?! «Нет, это невозможно», — поклялась бы тогдашняя я. И, к сожалению, ошиблась бы.
Случается, нашу судьбу меняет мгновение. Одно неосторожное слово, неосмотрительный взгляд или самонадеянный поступок — и спокойная размеренная жизнь идет наперекосяк. А Искуситель хохочет над потерявшим все горемыкой. Особенно недруг Создателя радуется, когда на добрый порыв отвечают черной неблагодарностью.
Буквально месяцем раньше я спокойно подрабатывала бытовиком в небогатых кварталах Вышеграда. Быстро очистить заклинанием кухню от копоти и жира, зачаровать кладовку от мышей, прогнать муравьев, уничтожить моль и восстановить цвет ткани — все давалось мне легко, хоть этому я училась, уже оказавшись далеко от дома. И небольшие, но стабильные суммы капали в мою шкатулку: я брала вдвое меньше, нежели студенты с бытового факультета, поэтому в трактиры, пекарни, магазины и мастерские меня приглашали охотно. Со временем можно было рассчитывать на разрастание клиентуры, и я спокойно бы собрала необходимую сумму, не нарушая закон.
Но однажды мне не повезло магичить на кухне трактира «Посох и шляпа», где люди Фликса назначили встречу пришлым конкурентам, пытавшимся урвать кусочек власти. Договориться бескровно о возвращении залетных туда, откуда они явились в Вышеград, не удалось.
И когда на кухню вбежала заплаканная дочь хозяина и запричитала, что им конец, ведь под их крышей ранили сына Фликса, я, глупая, вспомнила, что учусь на целителя. Я даже не удосужилась спросить, кто такой Фликс! Впрочем, даже зная, что истекает кровью единственный отпрыск мэтра криминальных гильдий Вышеграда, наверняка не смогла бы оставить его без помощи.
Рана оказалась неопасной, тем более что кровь остановил специальный амулет. И я с чистой совестью вернулась к прерванной работе, не подозревая о том, что товарищ спасенного, рыжий низкорослый нахал, залез в мою оставленную без присмотра сумку и вытащил браслет студентки ВАМП.
Его пропажу я обнаружила лишь дома. И промучилась всю ночь, гадая, куда он подевался. А рано утром, когда шла в «Посох и шляпу», надеясь отыскать браслет там, остановилась карета без гербов, и бывший пациент предложил нанести визит мэтру теневых гильдий.
Фликс встретился со мной, накинув иллюзорный облик. И поэтому о нем истинном могу сказать две вещи: приятный голос да силища, как у горного медведя, — одной рукой он, не напрягаясь, переставил стоящий на его пути дубовый стул. Переставил вместе со мной.
В первую же встречу мэтр, умело напугав меня, разузнал мое настоящее имя и обстоятельства, поспособствовавшие появлению в приграничном городе. Выведал почти все.
И больше я себе не принадлежала. Фликс рассказал, что ждет меня в ближайшее время, если откажусь работать на него: отчисление из ВАМП и магический вестник, отправленный тетке с сообщением, где искать беглую племянницу. И все, одну глупую жалостливую девчонку подвязали на незаконную целительскую практику.
Однако не все так плохо: Фликс почему-то не отказывает, когда прошу, чтобы запретных зелий, лечения нехороших болезней и вытравления плода от меня не требовали. Очень надеюсь, что из-за сына, у которого таки проснулась совесть…
— Мы на месте, Соннэя, — сообщает Дагер. — И я молю тебя — помоги Рыжему, на самом деле он хороший парень, что бы ты о нем ни думала.
Мастер воровской гильдии — хороший парень? Мир перевернулся…
— Я помогу ему не из-за того, кто он, а оттого, кто я.
Дагер, хмыкнув на мое пафосное заявление, стучится, судя по издаваемым звукам, в окованную железом дверь. Считаные секунды — и мы в помещении, где тепло и сухо.
Я слышу стон и прерывистое тяжелое дыхание. Когда платок сдергивают с моих глаз, не озираясь по сторонам, сразу бросаюсь к пациенту.
Рыжий мечется по полу, устланному толстыми коврами. Без сознания, в мокрой от пота и крови одежде, с кинжалом, торчащим из живота, он выглядит настолько скверно, что на миг я теряю уверенность.
Собраться помогает полный муки шепот:
— Пить…
Исполнить его просьбу, не зная, что с ним, нельзя, поэтому поскорее приступаю к осмотру.
Проникающее ножевое ранение брюшной полости без повреждения внутренних органов. Потеря крови не критична — у вора при себе имелся амулет, ее останавливающий. И просто замечательно, что ни он, ни его товарищи не выдернули нож из раны.
Медленно вытаскивая кинжал, вернее стилет, судя по трехгранному лезвию, тут же заживляю заклинанием поврежденные сосуды. Рыжий счастливчик, ничего серьезного не задето.
Только почему он без сознания, если кровопотеря незначительна? Интуиция вопит, что я что-то упускаю из вида. Куском обеззараженной ткани аккуратно очищаю освобожденную от ножа рану:
— Свет! Мне нужно больше света!
И мне его дают. Не вижу, кто подносит светильник ближе, да это и не важно. Имеет значение лишь то, что обнаруживаю: темно-алую суховатую кайму вокруг маленькой дырочки, будто оружие в момент удара раскалили. Склонившись над животом парня, принюхиваюсь — пахнет гнилыми яблоками. Неужели это…
Как бы мне ни хотелось ошибаться, но при осмотре вижу на стилете почти незаметные темные разводы — остатки орохорского яда, того, что не выявляется диагностирующим заклинанием, когда он в малых дозах.
— Вор отравлен соком горечавки лазурной, редкого и оттого дорогого растения…
— Противоядие у тебя есть? — резко перебивает Дагер.
— Нет. Можно лишь вывести из организма яд… попытаться вывести, если не слишком поздно.
— Действуй! — приказывает Дагер, голосом напоминая своего папочку.
За несколько мгновений развожу во фляжке с водой порошок из десяти очищающих трав, разворачиваюсь к мастеру воров и понимаю, что он…
Нет! Не может быть! Только не мой первый серьезный пациент!
Пока я паникую, руки действуют сами. Часть приготовленной жидкости выливаю на комок корпии и прикладываю к ране. Остальное лекарство отдаю Дагеру:
— Когда скажу, напоишь его. Ясно?
Руки на грудь. Связка из двух взаимодополняющих заклинаний: одно принуждает забиться сердце, другое — заработать легкие.
— «Scintillam», — взволнованно произношу слово-ключ, вглядываясь в раненого в поисках ответной реакции.
Лицо белокожего Рыжего кажется одутловатым, как брюхо полежавшей на солнцепеке рыбы. Запах гнилого яблока забивает мой нос, провоцируя дурноту.
— «Scintillam»!
Понимая, что в теле вора затухает последняя искорка жизни, продолжаю исчерпывать свой резерв энергоемкими чарами:
— «Scintillam»!..
В глазах темнеет. За спиной кто-то навязчиво зудит:
— Хватит, горечавка подействовала. Рыжий добрался до убежища слишком поздно…
Нет, не поздно. Какой негодяй этот Рыжий! Решил уйти к Создателю, не попросив прощения за то, что втянул меня в мир теневых гильдий?! Бессовестный!..
— Scin…
Мозолистая рука закрывает мне рот, не давая произнести заклинание. Затем кто-то оттаскивает от пациента:
— Дагер, именитые целители не всегда спасают отравленных горечавкой. Что ты хочешь от студентки?
После слов незнакомца до меня наконец доходит: я не справилась.
Святые покровители, мой пациент умер. Умер!
Рыжий, ненавистный Рыжий мертв…
Я когда-то пожелала ему смерти, и он умер. На моих руках умер… И руки мои в его крови…
Я не справилась! Создатель, я не справилась! И человек умер!
— Соннэя, эй! Слышишь меня?
Встревоженный Дагер щелкает пальцами перед лицом — я вижу и слышу его. Но ответить не могу… не вижу смысла. Я ведь не справилась…
— Наверное, ступор? — раздается сбоку тот же незнакомый голос, но желания взглянуть на его обладателя нет. — Вези ее к Херту. И скорее!
Смутно помню, как выбирались на поверхность, хоть глаза на этот раз и не завязывали. Да и дорога, похоже, иная — крутой лестницы не повстречалось, сам путь сделался короче. А может, это потому, что меня несли на руках?
Хотя… это все не важно. Я не справилась. Рыжего больше нет. И я — никчемная магичка…
Немного прихожу в себя, услышав, как остервенело колотит в двери Дагер. Любопытство выползает из своего укрытия, чтобы вскоре опять впасть в уныние, — мы явились к целителю Херту.
— Кого там волкодлаки принесли? — произносит заплетающимся языком старик. — А, Дагер! Еще и не с пустыми руками пожаловал… Проходи.
— Что с ней?
— Сейчас посмотрим… — Целитель наклоняется, обдавая меня перегаром.
Господин Херт, болея, употребляет алкоголь? Но разве так можно? Впрочем, это не имеет значения. Неудачница не вправе давать опытному магу рекомендации.
— У нее умер пациент? Я прав?
— Да… Рыжего пырнули стилетом, смазанным горечавкой.
— У девочки изначально не было шанса спасти твоего друга.
— Что с ней?
— Срыв. Он поначалу случается у всех, а затем шкура грубеет, и чужими бедами нас не пронять. Ничего страшного, оклемается.
— Точно?
— Обижаешь, Дагер.
— Что нужно сделать, чтобы вывести ее из этого состояния быстрее?
Господин Херт, хмыкнув, произносит непонятные слова. Но мой носильщик почему-то злится:
— Захлопни пасть, старая пьянь! Иначе пересчитаю зубы!
— Дело твое, но так было бы быстрее и приятней, — насмешливо скрипит целитель. — Сейчас принесу зелье от нервов.
Херт возвращается с бутылкой, завернутой в бумагу:
— Девочка, послушай старого дурака, окажешься дома, выпей его обязательно. Тебе полегчает, поверь, милая.
И целитель гладит меня по щеке.
Как попала домой, помню смутно.
Понимание, что сижу на кровати в своем съемном флигельке, приходит не сразу. Руку оттягивает крепко сжимаемая бутылка с лекарством.
Господин Херт прав, я должна его выпить, если совсем уж небезнадежна как будущий врачеватель.
Раздираю бумагу… На пыльной этикетке золотится надпись «Слезы Шаора». Вместо успокоительного мне вручили ром, доставляемый из островного королевства Шаор? Напиток, стоимость которого один златник за бутылку?
Глухой смех вырывается из груди, и напряжение спадает.
