Глава 4
Когда отрасль слепа
Марк Хаузер был ведущим профессором психологического отделения в Гарварде, он приобрел известность благодаря своим работам в области когнитивных способностей животных и человека. Хаузер со своей козлиной бородкой, сверкающими глазами и гордой осанкой обращал на себя всеобщее внимание – это был мужчина, очевидно наслаждавшийся статусом альфа-самца. Он слыл интеллектуалом, о нем гремела слава, его знали студенты, коллеги-ученые и популярные СМИ. Затем в 2010 году в прессу просочилась информация, что в Гарварде Хаузера признали виновным в восьми неуточненных случаях нарушения научной этики. Год спустя он подал в отставку с должности в университете. Хотя ни Хаузер, ни представители Гарварда так и не уточнили, в чем именно заключались проступки экс-профессора, в 2002 году журнал Cognition отказался печатать его статью, и, по информации СМИ, после того как работавшие в лаборатории Хаузера студенты обвинили его в фальсификации данных, Гарвард решил провести собственное расследование [1].
Как писала Chronicle of Higher Education, бывшие ассистенты Хаузера, помогавшие ему в проведении экспериментов, стали с подозрением относиться к его методам и в конце концов сообщили о своих опасениях в администрацию Гарварда.
Хаузер давно утверждал, что приматы (особенно макаки-резус и эдиповы тамарины) могут распознавать алгоритмы так же, как дети. Ассистенты обвинили его в ложном кодировании видеозаписей поведения обезьян [2]. В одном эксперименте, писала Chronicle, команда Хаузера просматривала видеозаписи и кодировала реакцию обезьян. Пленке, в которой животные опознавали алгоритм, присваивался один код, той, где им это не удавалось, – другой. Согласно стандартному протоколу исследований, для надежности результата видеозаписи независимо друг от друга просматривали и кодировали два человека. В эксперименте, описанном в Chronicle, пленку просматривали и кодировали Хаузер и его ассистент. Другой ассистент, анализируя результаты, обнаружил, что, согласно наблюдениям его коллеги, обезьяны не заметили изменения алгоритма. Однако, согласно кодированию Хаузера, они отреагировали на то, что алгоритм стал другим. Если Хаузер был прав, эксперимент прошел успешно и подлежал публикации; если все правильно сделал ассистент, то эксперимент провалился. Второй ассистент и работавший в лаборатории студент выпускного курса предложили Хаузеру пригласить третьего исследователя для нового кодирования результатов, однако Хаузер отверг их идею. Обменявшись несколькими электронными письмами со своими молодыми коллегами, Хаузер сообщил им: «Меня все это достало». Анализировавший данные ассистент и студент-выпускник заново пересмотрели пленки без разрешения Хаузера и независимо друг от друга закодировали результаты. Оба пришли к выводу, что эксперимент был провальным и что кодирование Хаузера не отражало поведение обезьян на видео. По мере того как ширились слухи об этом происшествии, несколько других членов лаборатории отметили, что у них уже случались конфликты с Хаузером, когда они замечали, что он записывает ложные данные и настаивает на их использовании.
В 2010 году как раз перед тем, как стало известно о должностных преступлениях Хаузера, я делал презентацию на конференции, организованной для членов правительства Нидерландов в Гааге. Целью конференции было рассказать высокопоставленным политикам о достижениях исследователей, изучающих поведение при принятии решений и другие области психологии. В Соединенных Штатах Америки из всех общественных наук политиков занимает только экономика, однако представители властных структур Нидерландов живо интересовались тем, что может дать им психология. Известный профессор психологии голландского Тилбургского университета Дидерик Стапель был центральной фигурой в этой попытке обратить внимание правительства на психологические исследования, и именно он пригласил меня в Гаагу. К несчастью, вскоре после конференции Стапеля уволили из Тилбургского университета за то, что многие годы он фабриковал данные своих исследований: под сомнение были поставлены более 30 его работ. 31 октября 2011 года комитет Тилбургского университета обнародовал информацию об этом инциденте. Все началось с сообщения трех неназванных молодых коллег Стапеля о его обмане. В историях Хаузера и Стапеля молодые ученые в поисках взаимной поддержки делились друг с другом информацией, которая стала доказательством нечестности их известных коллег.
Отвечая на обвинения, выдвинутые против него во внутреннем отчете, Стапель заявил:
Как ученый я потерпел неудачу. Я подделывал данные и фабриковал результаты экспериментов. Я поступал так неоднократно на протяжении долгого периода времени. Я понимаю, что шокировал и возмутил коллег своим поступком. Я подставил под удар свою область деятельности – социальную психологию. Я стыжусь этого и глубоко сожалею… Я не устоял перед искушением признания, публикаций и привилегий, которое со временем становилось все сильнее. Я хотел слишком многого и слишком быстро. В системе, где проверок не так много, где люди работают в одиночку, я пошел по скользкой дорожке. Я хочу подчеркнуть, что причиной ошибок, которые я совершил, не был эгоизм [3].
Недавно еще два широко известных психолога вошли в список ученых, которых обвиняют в фальсификации данных. Эти истории подделки результатов экспериментов трагичны, их широко освещали в СМИ. Интересно, что в случае Хаузера и Стапеля именно молодые ученые заметили мошенничество и поступили, как им подсказывала совесть, а их имевшие доступ к той же информации старшие коллеги не сделали ничего. Здесь стоит сказать вот о чем. Во-первых, мне бы хотелось, чтобы наказание за подтасовку данных было более суровым. Во-вторых, такие случаи не создают серьезной угрозы научному прогрессу. Исследователи-фальсификаторы встречаются нечасто, и научные нормы, требующие, чтобы результаты были воспроизводимы экспериментальным путем, являются серьезной защитой от ложных выводов. Если научному сообществу не удается воспроизвести результаты, полученные исследователем, на его работу начинают смотреть с подозрением.
Но редкий случай разоблачения явного мошенничества ослепляет нас еще сильнее. Я не говорю о том, что возможна систематическая фальсификация, которую никто не раскрыл. Какими бы шокирующими ни были эти два дела, правда состоит в том, что молодые коллеги поделились своими подозрениями и рано или поздно, но начали действовать. Для научной области или целого направления гораздо опаснее коллективно вздохнуть с облегчением, когда на поверхность выходит по-настоящему серьезное нарушение этических норм. Большинство с уверенностью заявит, что они не виноваты ни в чем таком. Но, заметив настоящее мошенничество, мы можем не увидеть того, что подрывает нашу репутацию менее явно, чем подделка, и что гораздо менее интересно СМИ, – и эта опасность угрожает целым областям. Что происходит, когда общепринятые методы и подходы становятся настолько неприемлемы, что подмоченной оказывается репутация целой научной области?
