На очереди оставался вопрос о порохе. Публика с волнением ожидала его разрешения. Размеры снаряда и длина орудия были уже намечены, какое же количество пороха понадобится для выстрела? Никогда еще в мировой истории не воспламенялось сразу такое огромное количество взрывчатого вещества.

Считается общеизвестным, — и до сих пор это часто повторяют, — что порох был изобретен в XIV веке монахом Шварцем, который заплатил жизнью за свое великое изобретение. Но теперь уже доказано, что предание это должно быть отнесено к числу средневековых легенд. Пороха никто собственно не выдумал; он происходит непосредственно от «греческого огня», в состав которого также входили сера и селитра. Вначале это была смесь горючая, но с течением времени она превратилась в смесь взрывчатую.

Однако если все образованные люди прекрасно знают легенду об изобретении пороха, то лишь немногие ясно представляют себе его механическую силу. Между тем это необходимо знать, чтобы уяснить себе важность данного вопроса для членов комитета.

Один литр пороха весит приблизительно два фунта (900 граммов); воспламеняясь, он производит четыреста литров газа; свободно расширяясь при температуре 2400°, газы могут занять пространство в четыре тысячи кубических литров. Таким образом, объем пороха относится к объему образовавшихся из него при взрыве газов, как 1 к 4000. Отсюда легко представить тот страшный напор, который должны произвести эти газы, когда они сжаты в пространстве в четыре тысячи раз меньшем их нормального объема.

Все это было отлично известно членам комитета, и, открыв заседание 10 октября, Барбикен предоставил слово майору Эльфистону, который во время войны был главным начальником пороховой части.

— Дорогие друзья, — сказал этот выдающийся специалист, — приведу вам сначала бесспорные цифры, которые должны послужить основанием для наших заключений. Ядро в двадцать четыре фунта, о котором нам третьего дня в столь поэтических выражениях упоминал достопочтенный Мастон, выбрасывается из орудия при помощи всего шестнадцати фунтов пороха.

— Достоверна ли эта цифра? — спросил Барбикен.

— Абсолютно достоверна, — ответил майор. — На заряд пушки Армстронга, выпускающей снаряд в восемьсот фунтов, идет только семьдесят пять фунтов пороха, а колумбиада Родмена, при заряде в сто шестьдесят фунтов пороха, посылает ядро весом в полтонны на расстояние шести миль. Эти данные вне всяких сомнений: я лично подписывал в артиллерийском комитете соответствующие протоколы.

— Совершенно верно, — подтвердил генерал.

— Так вот какой вывод можно сделать из этих данных, — продолжал майор, — количество пороха в пушке не увеличивается пропорционально весу ядра. В обыкновенных пушках на ядро в двадцать четыре фунта идет шестнадцать фунтов пороха, то есть вес пороха составляет две трети веса ядра; но это соотношение не является постоянным. Так, например, заряд пороха для ядра в полтонны должен был бы равняться тремстам тридцати трем фунтам, а между тем, оказывается, достаточно всего ста шестидесяти фунтов, то есть меньше половины указанного количества.

— К какому же заключению вы приходите? — спросил председатель.

— Дорогой майор, — вмешался Мастон, — если довести вашу теорию до логического конца, то выйдет, что при очень большом весе ядра можно при выстреле совсем обойтись без пороха…

— Мой друг Мастон сохраняет свою шутливость даже в самых серьезных вопросах, — возразил майор, — но пусть он успокоится: для нашей колумбиады я предложу такое количество пороха, которое вполне удовлетворит его артиллерийское самолюбие. Однако прежде всего я считаю необходимым указать, что во время войны после ряда опытов количество пороха на заряд было сокращено до одной десятой веса ядра.

— Совершенно верно, — подтвердил Морган. — Однако прежде чем решить, какое количество пороха необходимо для выстрела, я полагаю, надо столковаться насчет сорта пороха.

— Я предлагаю крупнозернистый порох, — ответил майор, — он воспламеняется быстрее, чем мелкозернистый.

— Это так, — заметил генерал, — но он очень вредит орудию и быстро засоряет его канал.

— Вот еще! Эти недостатки могут иметь значение только для пушки, которая должна долго стрелять, а наша колумбиада выстрелит всего один раз. Нам не угрожает опасность, что пушка разорвется, и необходимо, чтобы порох воспламенился мгновенно, ибо тем полнее будет механическое его действие.

— Можно сделать несколько запалов, — предложил Мастон, — чтобы одновременно воспламенить порох с разных сторон.

— Конечно, можно, — ответил Эльфистон, — но это чрезвычайно затруднит управление пушкой. Поэтому я снова предлагаю крупнозернистый порох, который устраняет все эти затруднения.

— Пусть будет так, — согласился генерал.

— Для заряда своей колумбиады, — продолжал майор, — Родмен употреблял крупный порох с зернами величиной в каштан; входивший в его состав уголь приготовлялся из древесины ивы, которую пережигали в чугунных котлах. Этот порох тверд на ощупь, блестящ, не оставляет никакого следа на руке, содержит значительное количество водорода и кислорода, воспламеняется мгновенно и, несмотря на свою разрушительную силу, почти что не засоряет орудие.

— Ну, что же, — заявил Мастон, — мне кажется, тут нечего колебаться. Я предпочитаю этот порох всякому другому.

— Даже золотому порошку? — с язвительной усмешкой спросил майор.

Вместо ответа его вспыльчивый друг погрозил ему своим железным крючком.

До сих пор Барбикен не вмешивался в прения. Он предоставил говорить другим, а сам слушал. Очевидно, он обдумывал какую–то свою идею. Поэтому он ограничился тем, что спросил:

— А сколько, по–вашему, потребуется пороха, друзья мои?

— Пятьсот тысяч! — заявил майор.

— Восемьсот тысяч! — крикнул Мастон.

На этот раз Эльфистон не решился упрекнуть своего коллегу в преувеличении. В самом деле, требовалось добросить до Луны снаряд весом в двадцать тысяч фунтов, для чего надо было сообщить ему начальную скорость в двенадцать тысяч ярдов в секунду. На минуту все смолкли.

Молчание прервал Барбикен.

— Дорогие друзья, — начал он спокойным голосом, — я исхожу из основного положения, что сила сопротивления стенок нашей пушки, установленной особым образом, беспредельна. Итак, я удивлю вас и даже уважаемого коллегу Мастона: он был слишком робок в своих расчетах, — я предлагаю удвоить предложенные им восемьсот тысяч фунтов.

— Миллион шестьсот тысяч фунтов?! — воскликнул Мастон, подскочив от изумления.

— Да, не меньше.

— Но в таком случае выходит по–моему: пушка должна быть длиною в полмили.

— Очевидно, так, — подтвердил майор.

— Миллион шестьсот тысяч фунтов пороха, — продолжал секретарь комитета, — будут занимать пространство около двадцати двух тысяч кубических футов. Ваша пушка, имея объем всего в пятьдесят четыре тысячи кубических футов, будет наполнена порохом до половины, но тогда ее канал не будет обладать достаточной длиной, чтобы расширение пороховых газов оказало нужное действие на снаряд…

Возразить было нечего. Мастон был прав. Взгляды всех остановились на председателе.

— Тем не менее, — сказал Барбикен, — я настаиваю на таком именно количестве пороха. Подумайте хорошенько, миллион шестьсот тысяч фунтов пороха разовьют шесть миллиардов литров газа. Шесть миллиардов! Слышите?

— Но что же тогда делать? — спросил генерал.

— Очень просто; необходимо сократить это громадное количество пороха, но без ущерба для его двигательной силы.

— Прекрасно! Но каким же образом?

— Я вам сейчас скажу, — спокойно отвечал Барбикен.

Слушатели так и впились в него глазами.

— В самом деле, ничего нет легче, — продолжал Барбикен, — как сократить в четыре раза объем пороха. Разумеется, всем вам известно то любопытное вещество, из которого состоят ткани растений и которое называется клетчаткой.

— Ах! — воскликнул майор. — Я вас понимаю, дорогой Барбикен.

— Это вещество, — продолжал председатель, — встречается в природе в совершенно чистом виде, например в хлопке, который не что иное, как пух, покрывающий семена хлопчатника. При соединении на холоде с азотной кислотой клетчатка превращается в вещество, совершенно нерастворимое, быстро воспламеняющееся и обладающее громадной взрывчатой силой. Не так давно, в тысяча восемьсот тридцать втором году, это вещество открыл французский химик Браконно, назвавший его ксилоидином. В тысяча восемьсот тридцать восьмом году французский химик Пелуз изучил различные свойства этого вещества, и, наконец, в тысяча восемьсот сорок шестом году Шонбейн, профессор химии в Базеле, предложил его в качестве пороха для военных целей. Этот порох был назван азотистой хлопчаткой…

— Или пироксилином, — заметил Эльфистон.

— Или гремучей ватой, — добавил Морган.

— Неужели ни один американец не причастен к этому открытию? — воскликнул Мастон, задетый в своем патриотизме.

— К сожалению, не могу назвать ни одного, — отвечал майор.

— Однако, чтобы удовлетворить Мастона, — продолжал председатель, — я скажу, что один из наших сограждан немало поработал над изучением пироксилина. Вам известно, что коллодий, который является очень важным материалом, применяемым в фотографии, не что иное, как пироксилин, растворенный в смеси серного эфира и спирта, а коллодий открыл Мейнард, когда он был еще студентом–медиком в Бостоне.

— Да здравствует Мейнард и хлопчатобумажный порох! — крикнул шумливый секретарь «Пушечного клуба».

— Вернемся к пироксилину, — продолжал Барбикен. — Вам известны его свойства, и они для нас драгоценны; изготовление его необычайно просто: стоит погрузить хлопок на пятнадцать минут в дымящуюся азотную кислоту, затем промыть в большом количестве воды, потом высушить, и — готов пироксилин.

— В самом деле, нет ничего проще, — заметил генерал.

— К тому же пироксилин совершенно нечувствителен к сырости, — и это особенно драгоценное для нас свойство, потому что заряжать нашу пушку придется несколько дней подряд. Сверх того пироксилин воспламеняется при ста семидесяти градусах, а не при двухстах сорока, и быстрота его разложения, сгорания и взрыва так велика, что можно поджечь его, положив на кучу обыкновенного пороха, и пироксилин сгорит до конца, прежде чем порох успеет воспламениться.

— Превосходно, — заметил майор.

— Однако он дороговат.

— Пустяки! — воскликнул Мастон.

— Наконец, пироксилин придает снаряду скорость, в четыре раза превосходящую скорость от обыкновенного пороха. Я добавлю даже, что если к пироксилину примешать калийной селитры в пропорции восемь к двум, то его взрывчатая сила увеличится в еще большей степени.

— Но разве это необходимо? — спросил майор.

— Не думаю, — ответил Барбикен. — Таким образом, вместо миллиона шестисот тысяч фунтов пороха достаточно взять четыреста тысяч фунтов гремучей ваты, и так как можно без всякой опасности спрессовать пятьсот фунтов хлопчатника в пространстве двадцати семи кубических футов, то весь наш пороховой заряд займет в канале колумбиады не более тридцати кубических туазов. Таким образом, снаряду придется пролететь в канале семьсот футов под напором шести миллиардов литров газов, прежде чем он выпалит из пушки по направлению к ночному светилу.

При этой тираде Мастон не в силах был сдержать свой восторг, — он ринулся в объятия своего друга почти со скоростью пушечного снаряда и, конечно, сокрушил бы его, если бы Барбикен не был построен из материала, способного выдержать даже удар бомбы.

Этим инцидентом закончилось третье заседание комитета. Барбикен и его отважные коллеги, для которых, казалось, не существовало ничего невозможного, разрешили сложные вопросы о снаряде, об орудии и о порохе. План был готов, оставалось только его выполнить.

— Ну, это уж мелочи, сущие пустяки! — изрек Дж. Т. Мастон.