Книга: Том 2. Путешествие к центру Земли. Путешествие и приключения капитана Гаттераса
Назад: Путешествие и приключения капитана Гаттераса
Дальше: ГЛАВА ВОСЬМАЯ Толки матросов

Часть первая АНГЛИЧАНЕ НА СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ «Форвард»

 

«Завтра, с отливом, бриг «Форвард», под командой капитана К. 3., при помощнике капитана Ричарде Шандоне, отойдет из Новых доков Принца по неизвестному назначению».
Вот что можно было прочесть в газете «Ливерпуль Геральд» от 5 апреля 1860 года.
Отплытие простого брига не составляет важного события для самого крупного торгового порта в Англии. Кто приметит этот корабль среди множества судов всех размеров и национальностей, которые едва вмещаются в громадных доках, простирающихся на две мили в длину?
Однако 6 апреля с самого утра изрядная толпа теснилась на набережной Новых доков; казалось, там собралась чуть ли не вся многолюдная корпорация ливерпульских моряков. Грузчики окрестных верфей побросали свою работу, коммерсанты - свои мрачные конторы, купцы - свои опустевшие магазины. Разноцветные омнибусы, курсирующие вдоль доков, ежеминутно высаживали на набережную все новые партии любопытных; казалось, весь город был охвачен одним желанием: присутствовать при отплытии брига «Форвард».
«Форвард» представлял собою винтовой бриг в сто семьдесят регистровых тонн, с машиной в сто двадцать лошадиных сил. По внешнему виду он мало чем отличался от других стоявших в порту бригов. Но если он не представлял ничего необычного в глазах простой публики, то знатоки замечали в нем некоторые особенности, относительно которых моряк никогда не ошибется.
На борту «Наутилуса», стоявшего невдалеке на якоре, несколько человек матросов перебрасывались словами, делая самые разнообразные догадки о назначении брига.
- На что бы ему такие мачты? - спрашивал один из матросов, - Где это видано, чтобы паровое судно несло так много парусов?
- Должно быть, - ответил широколицый краснощекий боцман, - этот бриг больше надеется на ветер, чем на свою машину, и если его верхние паруса так велики, то это потому, что нижним придется частенько бездействовать. Я уверен, что «Форвард» отправляется в северные или южные полярные моря, а там ледяные горы зачастую задерживают ветер, и тогда плохо приходится судну.
- Ваша правда, мистер Корнгиль, - подхватил третий матрос. - А приметили вы совершенно отвесный форштевень?
- К тому же, - прибавил Корнгиль, - форштевень снабжен острой, как бритва, стальной наделкой, которая может разрезать надвое трехпалубный корабль, если «Форвард» на полном ходу налетит на него.
- Без всякого сомнения, - подтвердил плававший по реке Мерсей лоцман, - ведь при помощи винта бриг преисправно отмахивает по четырнадцати миль в час. А как он поднимался против течения во время пробного плавания - просто загляденье! Поверьте мне, это судно - отменный ходок.
- Да и под парусами бриг не ударит в грязь лицом, - продолжал Корнгиль, - он хорошо ходит против ветра и отлично слушается руля. Я буду не я, если бриг не махнет в полярные моря! И еще одна особенность! Приметили вы, как широк у него гельмпорт, в который проходит головка руля?
- Что правда, то правда, - согласились собеседники Корнгиля. - Но что же все это означает?
- А то, голубчики мои, - с презрительным самодовольством бросил Корнгиль, - что у вас и глаз во лбу нет, да и смекалки не хватает. Это означает, что рулю хотели дать побольше простора, чтобы его легко можно было снять и снова поставить на место. А среди льдов, сами знаете, это случается частенько.
- Правильно! - воскликнули хором матросы «Наутилуса».
- Да и сам груз брига, - прибавил один из них, - говорит за то, что мистер Корнгиль прав. Я узнал от Клифтона, который очертя голову нанялся на бриг, что «Форвард» берет на пять или на шесть лет продовольствия и огромный запас угля. Уголь, съестные припасы - вот весь его груз, да еще шерстяная одежда и тюленьи шкуры.
- Ну, значит, - сказал Корнгиль, - тут и сомневаться нечего. Но раз уж ты, молодчик, знаешь Клифтона, то не говорил ли он тебе, куда отправляется судно?
- Ничего не сказал, потому что и сам того не знает. Так завербован и весь экипаж. Куда идет судно- узнает каждый, когда прибудут на место.
- Узнают, как же! К черту в зубы - вот куда! - заметил какой-то скептик.
- Но зато какое жалованье, - продолжал, воодушевляясь, приятель Клифтона, - какое славное жалованье! В пять раз больше обыкновенного! Да если бы не такая плата, Ричард Шандон не завербовал бы ни одной души. И то сказать, какое-то чудное судно, идет бог весть куда и как будто не очень-то собирается вернуться назад! Нет, я ни за что бы не согласился!
- Согласился бы ты или нет, дружище, - возразил Корнгиль, - тебя все равно не взяли бы на «Форвард».
- Это почему?
- Да потому, что ты не отвечаешь поставленным условиям. Мне говорили, что женатые не принимаются на бриг, а ведь ты уже среди них. Поэтому тебе нечего задирать нос, он и без того у тебя курносый.
Все расхохотались, даже матрос, получивший щелчок.
- Да и самое название брига что-то уж больно смелое, - продолжал Корнгиль. - «Форвард» - «Вперед»! Но до каких же это пор вперед? И в довершение всего никто не знает, кто его капитан.
- Как не знать - знают, - сказал молодой, наивный на вид матросик.
- Что ты сказал? Его знают?
- Да, знают.
- Слушай, молодчик, - сказал Корнгиль, - уж не считаешь ли ты Шандона капитаном брига?
- Но... - начал было матросик.
- Так знай же, что Шандон - помощник капитана, и ничего больше. Это бравый и смелый моряк, китобой, он хорошо себя зарекомендовал, парень надежный и во всех отношениях достойный командовать судном. Но как бы то ни было, он не командует бригом; он такой же капитан, как ты или я, не в обиду мне будь сказано. Что же касается человека, который после бога должен быть первым на корабле, то о нем ничего неизвестно даже самому Шандону. В свое время настоящий капитан должен явиться, только неизвестно, когда это произойдет и на каком побережье - в Новом или Старом свете. Ричард Шандон не говорил, да и не имеет права говорить, куда направит бриг.
- Уверяю вас, мистер Корнгиль, - возразил молодой матрос, - что кое-кто уже объявлен капитаном на бриге, о нем говорится в письме, которое получил Шандон и в котором ему предлагалась должность помощника капитана.
- Как так! - воскликнул Корнгиль, хмуря брови. - Ты будешь меня уверять, будто на бриге имеется капитан?
- Так оно и есть, мистер Корнгиль.
- Кому ты это говоришь? Мне?
- Ну да, потому что так сказал мне тамошний боцман Джонсон.
- Мистер Джонсон?
- Ну да, он сам мне это сказал.
- Сам Джонсон?
- И не только сказал, но даже показал мне капитана.
- Показал капитана? - переспросил ошеломленный Корнгиль.
- Да, показал!
- И ты его видел?
- Собственными глазами.
- Кто же это такой?
- Собака.
- Собака?..
- Собака о четырех ногах?
- Да!
Велико было изумление матросов «Наутилуса». При других обстоятельствах они просто бы расхохотались. Собака - капитан брига в сто семьдесят тонн! Просто умора! Но «Форвард» был такой чудной корабль, что прежде, чем смеяться или что-нибудь отрицать, следовало хорошенько поразмыслить. Даже Корнгилю было не до смеха.
- И Джонсон показал тебе этого диковинного капитана-собаку? - обратился он к матросику. - И ты его видел?
- Как вижу вас, не в обиду вам будь сказано.
- Ну, что вы скажете? - спросили матросы Корнгиля.
- Ничего не скажу, - резко ответил он, - решительно ничего, разве только, что «Форвардом» командует или сам сатана, или сумасшедшие, которых следовало бы засадить в Бедлам.
Матросы молча смотрели на бриг, где уже заканчивались приготовления к отплытию; никому из них и в голову не приходило, что боцман Джонсон мог подшутить над молодым матросом.
Молва о собаке облетела уже весь город, и в толпе любопытных многие отыскивали глазами собаку-капитана, едва ли не считая ее каким-то сверхъестественным существом.
Впрочем, уже давно «Форвард» обращал на себя всеобщее внимание: его необычная конструкция, таинственность предприятия, отсутствие капитана, самый способ, каким Ричарду Шандону было предложено наблюдать за постройкой брига; тщательный подбор экипажа; неизвестное назначение корабля, о котором лишь немногие догадывались, - все это окружало бриг атмосферой тайны.
Ничто так не волнует мечтателя, поэта, а в особенности философа, как отплывающее судно. Мысль летит за кораблем, представляя себе его во время борьбы с волнами и ветром, во время его отважных странствий, которые далеко не всегда заканчиваются возвращением в порт. Подвернись тут какое-нибудь необычное обстоятельство, и корабль предстанет в фантастическом образе даже перед людьми с очень ленивым воображением.
Так было и с «Форвардом». Конечно, большинство зрителей не могли делать авторитетных замечаний, подобно Корнгилю, но каждый высказал свое мнение, и за три месяца распространилось немало всяких слухов; в городе только и было толков что о «Форварде».
Бриг был заложен на верфи в Бёркенхеде, предместье Ливерпуля, находящемся на левом берегу реки Мерсей; Бёркенхед связывали с портом беспрестанно сновавшие взад и вперед паровые катера.
Верфи «Скотт и К°» - одни из лучших судостроительных фирм в Англии - получили от Шандона смету и подробный проект, где с величайшей точностью были указаны водоизмещение, размеры и приложены тщательно выполненные чертежи судна. Все говорило о проницательности и опытности разработавшего проект инженера. Шандон располагал значительными средствами; работы начались немедля и по требованию неизвестного судовладельца выполнялись быстро.
Конструкция брига давала полную гарантию его прочности; очевидно, он должен был выдерживать громадное давление, потому что его корпус, сделанный из индийского дуба, отличающегося чрезвычайной твердостью, был связан железными креплениями. Некоторые моряки задавали вопрос: почему корпус корабля, снабженный такими креплениями, не был сделан целиком из железа, как у многих паровых судов? На это получался один и тот же ответ: у таинственного инженера имелись на то свои особые основания.
Мало-помалу бриг принимал на верфи определенную форму; его прочность и плавные обводы восхищали знатоков. Как это заметили матросы «Наутилуса», форштевень брига, составлявший прямой угол с килем, был снабжен не волнорезом, а стальной наделкой, отлитой в мастерских Хоторна в Ньюкасле. Форштевень придавал бригу необычный вид, хотя у него не было ничего общего с военными судами. Все же у него на шканцах стояла шестнадцатифунторая пушка; укрепленная на вертикальной оси, она легко поворачивалась во все стороны. Впрочем, несмотря на пушку и форштевень, вид у брига был далеко не воинственный.
5 февраля 1860 года странный корабль был благополучно спущен на воду при огромном стечении зрителей.
Но если бриг не был ни военным, ни торговым судном, ни увеселительной яхтой, - ибо никто не совершает прогулок с запасом продовольствия на шесть лет, - то что же это был за корабль?
Быть может, он отправлялся на поиски сэра Джона Франклина и его кораблей «Эребуса» и «Террора»? Но ведь в предыдущем 1859 году лейтенант Мак-Клинток вернулся из плавания в полярные моря, представив неопровержимые доказательства гибели этой злополучной экспедиции.
Быть может, «Форвард» собирался сделать новую попытку открыть пресловутый Северо-Западный проход? Но капитан Мак-Клур открыл его еще в 1853 году, а его лейтенанту Кресуэлу выпала честь первым обогнуть американский материк от Берингова до Девисова пролива.
Однако для людей компетентных было очевидно, что «Форвард» готовится к плаванию в полярные моря. Уж не направляется ли он к Южному полюсу, намереваясь пройти дальше китобоя Уэделя и капитана Джемса Росса? Но зачем, с какой целью?
Хотя можно было о многом догадаться по конструкции брига, - каких только не строили предположений!
На другой день после спуска брига на воду машина была доставлена из мастерских Хоторна, находившихся в Ньюкасле.
Машина эта, в сто двадцать лошадиных сил, с качающимися цилиндрами, занимала немного места. Мощность ее была весьма значительна для судна в сто семьдесят тонн, несшего много парусов и весьма быстроходного.
Бриг блестяще выдержал испытания, и боцман Джонсон по этому поводу нашел нужным сказать приятелю Клифтона:
- Когда «Форвард» одновременно идет под парусами и под паром, то под парусами он идет быстрее.
Приятель Клифтона, по правде сказать, не слишком-то понял смысл этой сентенции, но ему казалось, что всего можно ожидать от корабля, которым командует собака.
После установки машины стали грузить продовольствие; это заняло немало времени, ибо корабль запасался припасами на целых шесть лет. Продовольствие состояло из соленого и вяленого мяса, копченой рыбы, сухарей и муки; погрузили мешки с кофе и ящики с чаем, и в трюме выросли настоящие горы. Ричард Шандон тщательно следил за погрузкой этого драгоценного товара. Все было размещено, снабжено ярлыками и занумеровано в строжайшем порядке; погрузили также в большом количестве так называемый пеммикан, компактный продукт, изобретенный индейцами, содержащий очень много питательных веществ.
Самый подбор съестных припасов доказывал, что плавание будет продолжительным. При виде бочонков с лимонным соком, пакетов с горчицей, известковых препаратов, щавельного семени и ложечной травы, словом, сильных противоцинготных средств, столь необходимых при плавании в южных и северных полярных морях, человек смышленый сразу же догадывался, что «Форвард» отправляется в области вечного льда. Без сомнения, Шандону наказали обратить особенное внимание на эту статью груза, так как он позаботился о нем не меньше, чем об аптеке.
Если на бриге было немного оружия, - что успокаивало людей робкого десятка, - то его пороховой погреб был переполнен, а это не обещало ничего хорошего. Единственная, стоявшая на полубаке пушка не могла претендовать на такое количество пороха, - следовательно, и тут было над чем призадуматься. На бриге находились также огромные пилы, различного рода мощные механизмы, рычаги, свинцовые кувалды, ручные пилы, большие топоры и т. д., а также множество цилиндров со взрывчатым веществом, которого хватило бы, чтобы взорвать Ливерпульскую таможню. Все это было очень странно, если не страшно. Само собой разумеется, корабль был снабжен ракетами, сигнальными аппаратами и фонарями.
Зрители, толпившиеся на набережных доков, любовались также длинным вельботом из красного дерева, пирогой из жести, обтянутой гуттаперчей, и надувными лодками: это были резиновые мешки, которые легко можно было надуть и превратить в байдарки. В этот день толпою владело особенное любопытство и волнение, ибо с началом отлива «Форвард» должен был отправиться в свой неведомый рейс.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ Неожиданное письмо

 

Вот текст письма, полученного Ричардом Шандоном восемь месяцев тому назад:

 

«Абердин, 2 августа 1859 года.
Ричарду Шандону.
Ливерпуль.

 

Милостивый государь!
Настоящим письмом уведомляю вас о передаче шестнадцати тысяч фунтов в банкирскую контору «Маркуарт и К°» в Ливерпуле. Прилагаемые при сем и подписанные мною ордера позволяют вам располагать кредитом в указанном банке всего на сумму в шестнадцать тысяч фунтов.
Вы меня не знаете. Это неважно. Но я вас знаю. А это главное.
Предлагаю вам место помощника капитана на бриге «Форвард», которому предстоит, быть может, продолжительное и опасное плавание.
Если вы откажетесь, то все отпадает. Если же согласитесь, то будете ежегодно получать пятьсот фунтов стерлингов, а по истечении каждого года в течение всей кампании размер вашего оклада будет увеличиваться на одну десятую.
Бриг «Форвард» еще не существует. Он должен быть построен под вашим наблюдением с таким расчетом, чтобы не позже, чем в первых числах апреля 1860 года, мог выйти в море. При сем прилагается подробный проект и смета. Вы должны будете строго их придерживаться. Бриг будет построен на верфи гг. Скотт и К°, с которыми вы и войдете в соглашение.
В особенности обращаю ваше внимание на экипаж «Форварда»; он будет состоять из меня - капитана, вас - помощника капитана, второго помощника, боцмана, двух механиков, ледового лоцмана, восьми матросов и двух кочегаров, всего - из восемнадцати человек, в том числе и доктора Клоубонни, который явится к вам в свое время.
Желательно, чтобы лица, отправляющиеся на бриге «Форвард», были англичане, люди независимые, бессемейные, неженатые, выносливые и готовые ко всему, к тому же воздержанные, ибо употребление крепких напитков, даже пива, не будет допускаться на бриге. Вы преимущественно будете выбирать людей сангвинического темперамента, обладающих большим запасом жизненной энергии.
Вы предложите им плату, в пять раз превышающую обычную; по истечении каждого служебного года она будет увеличиваться на одну десятую. По окончании плавания каждому из матросов будет выдано по пятьсот, а вам - две тысячи фунтов стерлингов. Необходимые для этого суммы будут внесены в банк вышеупомянутых гг. Маркуарт и К°.
Поход будет продолжительным и трудным, но он принесет вам славу. Итак, вам нечего колебаться, мистер Шандон!
Отвечайте по адресу: Гетеборг (Швеция), до востребования К. З.
P. S. 15 февраля текущего месяца вы получите большого датского дога, с отвислыми губами, темно-бурого, с поперечными черными полосами. Вы примете его на борт и распорядитесь кормить ячменным хлебом и наваром из брикетов говяжьего сала. О прибытии собаки потрудитесь уведомить в Ливорно (Италия) вышеуказанного адресата К. З.
Капитан «Форварда» явится в надлежащее время. В момент отплытия вы получите новые инструкции.
Капитан брига «Форвард» К. З.».

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Доктор Клоубонни

 

Ричард Шандон был заправский моряк; в течение долгих лет он командовал китобойными судами в арктических морях и во всем Ланкастере пользовался солидной репутацией. Подобное письмо, разумеется, удивило Шандона, но как человек, видавший виды, он подошел к вопросу трезво и хладнокровно.
Шандон удовлетворял всем поставленным условиям: у него не было ни жены, ни детей, ни родственников, он был вольной птицей. Советоваться ему было не с кем, и он сразу же направился в банк «Маркуарт и К°».
«Если денежки налицо, - размышлял он, - остальное устроится само собой».
В банке его приняли с почтительностью, какую заслуживает человек, которого ожидают в кассе шестнадцать тысяч фунтов. Выяснив вопрос о деньгах, Шандон потребовал лист бумаги и размашистым почерком моряка написал по указанному адресу письмо, в котором выразил свое согласие.
В тот же день он вошел в соглашение с бёркенхедскими судостроителями; спустя сутки киль брига «Форвард» уже лежал на стапеле верфи.
Ричард Шандон был человек лет сорока, сильный, энергичный и смелый; эти три качества необходимы каждому моряку и придают ему самоуверенность, мужество и хладнокровие. Его считали человеком завистливым и неуживчивым; матросы скорее боялись, чек любили его. Но такая слава не могла помешать Шандону успешно вербовать экипаж, так как всем было известно, что он умел выпутаться из любых трудностей.
Шандон опасался одного - как бы таинственная сторона предприятия не отпугнула моряков.
«Лучше всего, - сказал он себе, - держать язык за зубами. Всегда найдутся морские волки, которые захотят знать всю подноготную, зачем, мол, да почему; но так как я и сам толком ничего не знаю, то нелегко будет им отвечать. Этот «К. З.» наверняка какой-нибудь чудак; но в конце концов он меня знает и рассчитывает на мою опытность, а этого достаточно. Что касается корабля, то мы отделаем его на славу, и не будь я Ричард Шандон, если бриг не отправится в полярные моря. Однако все это останется в тайне между мной и моими помощниками».
Затем Шандон занялся вербовкой экипажа, придерживаясь требований капитана относительно семейного положения матросов и состояния их здоровья.
Он знал одного славного молодца, весьма надежного и опытного моряка по имени Джемс Уолл. Уоллу было лет под тридцать, и он уже не раз побывал в северных морях. Шандон предложил ему место второго помощника. Джемс Уолл ни минуты не колебался, потому что страстно любил свое ремесло и желал только одного - поскорее отправиться в море. Шандон рассказал ему, а также некоему Джонсону, нанятому на бриг боцманом, все, что знал сам.
- Что ж, попытаем счастья, - сказал Уолл, - не все ли равно, куда плыть? Если даже речь идет о Северо-Западном проходе... ну, что ж, возвращались люди и оттуда!
- Не всегда, - возразил Джонсон. - Из этого, впрочем, не следует, что туда нельзя идти.
- Можно смело сказать, - начал опять Шандон, - что это плавание предпринимается в благоприятных условиях. «Форвард» - отличное судно и с помощью своей машины может уйти далеко. Восемнадцать человек экипажа - больше нам и не надо.
- Восемнадцать человек! - сказал Джонсон. - Как раз столько было на корабле американца Кейна, когда он отправился в свое знаменитое плавание к Северному полюсу.
- А все-таки странно, - продолжал Уолл, - что находится еще желающий пройти из Девисова пролива в Берингов. Экспедиции, посланные на поиски адмирала Франклина, обошлись Англии больше семисот шестидесяти тысяч фунтов, а между тем не дали никаких практических результатов. Черт возьми, интересно знать, кто это решается рискнуть своим состоянием для такой затеи?
- Имейте в виду, Джемс, - ответил Шандон, - что все это одни предположения. Куда мы пойдем - в северные или южные моря, - я и сам не знаю. Быть может, дело идет о каких-нибудь открытиях. Впрочем, на днях должен явиться некий доктор Клоубонни, который наверное знает больше нас и все разъяснит. Поживем - увидим.
- Ладно, увидим, - сказал Джонсон. - А я тем временем постараюсь подыскать надежных ребят. Что до их жизненной энергии, как выражается капитан, то за это я ручаюсь вам наперед. В этом отношении можете вполне на меня положиться.
Джонсон был прямо бесценный человек; он приобрел большой опыт в арктических плаваниях. Он был боцманом на корабле «Феникс», входившем в состав экспедиций, отправлявшихся в 1853 году на поиски Франклина. Этот отважный моряк был свидетелем смерти французского лейтенанта Белло, которого он сопровождал во время его переходов по льдам. Джонсон знал чуть ли не всех моряков в Ливерпуле, и он немедленно приступил к вербовке экипажа.
Шандон, Уолл и Джонсон действовали так успешно, что в первых числах декабря экипаж был уже в полном составе. Однако дело не обошлось без трудностей: многих соблазняла высокая плата, но вместе с тем страшила судьба экспедиции; иной матрос, смело приняв предложение, через некоторое время брал слово назад и возвращал задаток, так как друзья отговаривали его от участия в таинственной экспедиции. Но все как один старались проникнуть в тайну и надоедали расспросами Шандону, который всякий раз спроваживал их к Джонсону.
- Что я могу тебе сказать, друг мой? - неизменно отвечал Джонсон. - Я знаю не больше твоего. Во всяком случае, ты будешь в хорошем обществе, среди молодцов не робкого десятка, а это что-нибудь да значит! Поэтому тут нечего долго раскидывать умом: согласен или нет?
И большинство матросов соглашалось.
- Пойми же, наконец, - добавлял иногда боцман, - что у меня большой выбор. Такой платы еще не получал ни один матрос. А как вернешься, получишь вдобавок кругленький капиталец. Штука, братец ты мой, лакомая!
- Что и говорить, лакомая, - соглашался матрос. - Будешь обеспечен на всю жизнь!
- Не скрою от тебя, - продолжал Джонсон, - что плавание будет долгое, трудное и опасное. Так и сказано в наших инструкциях. Ты должен знать, за что берешься. Работать наверняка придется изо всех сил, а может, и сверх силы. Поэтому, если ты не из храбрых, если не прошел огонь, воду и медные трубы, если у тебя нет дьявольской выдержки, если ты не готов ко всему на свете, - ну, словом, если дрожишь за свою шкуру, то поворачивай оглобли и дай место молодцам посмелее тебя.
- Но, мистер Джонсон, - говорил припертый к стене матрос, - вы-то хоть знаете капитана?
- Пока что наш капитан - Ричард Шандон.
Надо сказать, что так думал и сам Шандон; он легко поддался мысли, что в последнюю минуту поступят точные указания о маршруте путешествия и он останется капитаном «Форварда». Он не раз высказывал такое мнение в беседе с помощниками или с приятелями на бёркенхедской верфи, следя за работами по постройке брига, шпангоуты которого уже торчали на стапелях, напоминая скелет кита.
Шандон и Джонсон строго придерживались инструкций относительно выбора матросов. Вид у завербованных был вполне надежный, и они обладали жизненной энергией в количестве, достаточном, чтобы двигать машину «Форварда». Все говорило за то, что они смогут противостоять лютой стуже. Это были уверенные в себе, энергичные, решительные, крепкого сложения люди. Однако не все они были богатырского телосложения. Шандон даже сперва не решался принять некоторых из них, например, матросов Гриппера, Гарри и гарпунщика Симпсона, показавшихся ему несколько худощавыми. Но так как они были люди крепкие, смелые и сильные, то в конце концов их приняли.
Весь экипаж состоял из протестантов одного и того же толка. Во время экспедиций общая молитва и чтение библии объединяют людей различного склада и подкрепляют их в минуты уныния; на корабле нельзя допускать разномыслия в вопросах веры. Шандон убедился на опыте, насколько полезны такие собрания и как они поддерживают дух экипажа; из этих соображений к ним всегда прибегают на судах во время продолжительных полярных плаваний.
Покончив с вербовкой экипажа, Шандон, Джонсон и Уолл занялись заготовкой продовольствия, строго придерживаясь инструкций капитана, инструкций точных, ясных, подробных, определяющих как количество, так и качество любого из продуктов. Благодаря ордерам, которые имел Шандон, все оплачивалось чистоганом, со скидкой восьми процентов, добросовестно отмечавшейся всякий раз Шандоном.
В январе 1860 года все было в полной готовности: экипаж, продовольствие и груз. Бриг начал уже принимать определенную форму. Шандон каждый день бывал в Бёркенхеде.
23 января, утром, по своему обыкновению, Шандон находился на палубе одного из тех широких паровых катеров, которые снабжены рулем на носу и корме, чтобы избежать крутых поворотов, и совершают рейсы между берегами реки Мерсей. В воздухе стоял обычный туман, заставлявший моряков прибегать к помощи компаса, хотя рейс длился не более десяти минут.
Как ни густ был туман, он не помешал Шандону заметить приземистого, полного человека с умным веселым лицом и приветливым взглядом. Человек этот подошел к Шандону, схватил его за обе руки и стал трясти их с горячностью, живостью и фамильярностью «чисто южной», как выразился бы француз.
Однако этот субъект, как ни странно, не был уроженцем юга; он сыпал словами и энергично жестикулировал; казалось, его мысли непременно должны были выразиться в словах и жестах, иначе могли бы взорвать его черепную коробку. Глаза его, маленькие, как это часто бывает у умных людей, и большой подвижной рот были чем-то вроде предохранительных клапанов, через которые вырывался излишек внутреннего напряжения; говорил он так много и так быстро, что Шандон ничего не мог разобрать.
Однако он узнал маленького человека, хотя никогда его не видел: он сразу понял, с кем имеет дело, и, улучив момент, когда незнакомец на миг замолчал, спросил:
- Доктор Клоубонни?
- Он самый, собственной персоной! Вот уже добрые четверть часа я ищу вас и спрашиваю у всех и каждого. Поймите же мое нетерпение! Еще пять минут- и я сошел бы с ума! Итак, вы помощник капитана, Ричард Шандон? Значит, вы существуете? Вы не миф? Вашу руку, вашу руку! Позвольте еще раз пожать ее! Да, это рука Ричарда Шандона! Но если существует Ричард Шандон, то существует и бриг «Форвард», которым он командует; если он командует бригом, то отправится в море, а если отправится в море, то возьмет с собой доктора Клоубонни!
- Ну да, доктор, я Ричард Шандон, бриг «Форвард» существует и отправится в плавание.
- Это вполне логично, - ответил доктор, сделав глубокий вдох, - вполне логично. Я от души этому рад, я на верху блаженства! Давно уже я жду такого случая, давно уже хотел предпринять подобное путешествие. Я уверен, что мы с вами...
- Позвольте... - перебил его Шандон.
- Я уверен, - продолжал доктор, не слушая Шандона, - что мы с вами заберемся далеко и не сделаем ни шагу назад.
- Однако... - возразил Шандон.
- Потому что вы уже доказали свою опытность и мне известен ваш послужной список. Да, вы - отличный моряк!
- Не угодно ли вам...
- Разве можно хоть на минуту сомневаться в вашем мужестве, вашей храбрости и вашем искусстве! Капитан, назначивший вас своим помощником, не ошибся, уверяю вас!
- Да не в этом дело, - сказал Шандон, теряя терпение.
- А в чем же? Ради бога, не мучайте меня!
- Черт возьми, да вы не даете мне и слова сказать! Скажите, пожалуйста, доктор, что побудило вас принять участие в экспедиции брига «Форвард»?
- Письмо, очень любезное письмо, - вот оно, письмо добрейшего капитана, очень лаконичное, но весьма убедительное!
С этими словами доктор протянул Шандону письмо следующего содержания:

 

«Инвернесс, 22 января 1860 года.
Доктору Клоубонни.
Ливерпуль.

 

Если доктору Клоубонни -угодно отправиться на бриге «Форвард» в продолжительное плавание, то он может явиться к помощнику капитана Ричарду Шандону, получившему соответствующие инструкции.
Капитан брига «Форвард» К. З

 

- Письмо получено сегодня утром, и я готов сегодня же подняться на борт «Форварда».
- Вы, доктор, по крайней мере знаете, какова цель этой экспедиции? - спросил Шандон.
- Ничуть не бывало! Впрочем, это неважно, главное - лишь бы отправиться куда-нибудь. Говорят, будто я человек ученый; но это неправда, сэр, я ничего не знаю; правда, я сочинил кое-какие книжонки, которые расходятся недурно, - но лучше бы мне этого не делать. Публика слишком уж снисходительна, если покупает их. Ничего я не знаю, говорю вам, за исключением того, что я величайший невежда. Но мне дают возможность пополнить, или, вернее, уточнить, мои познанья - в области медицины, хирургии, истории, географии, ботаники, минералогии, конхиологии, геодезии, химии, физики, механики и гидрографии; ну что ж, я согласен и, уверяю вас, не заставлю себя просить!
- Так значит, - разочарованным тоном сказал Шандон, - вам неизвестно, куда отправляется «Форвард»?
- Напротив, известно! Он отправляется туда, где можно чему-нибудь научиться, что-нибудь открыть, сопоставить, где можно встретить другие обычаи, другие страны, изучать другие народы и присущие им нравы; словом, бриг отправляется туда, где мне еще не приходилось бывать.
- Но скажите точнее! - воскликнул Шандон.
- Могу и точнее, - ответил доктор, - я слышал, что бриг отправляется в северные моря. Ну что ж, на север так на север!
- По крайней мере, - спросил Шандон, - вы знаете капитана брига?
- Понятия о нем не имею! Но, поверьте мне, это достойный человек!
Сойдя на берег в Бёркенхеде, Шандон разъяснил доктору положение вещей, и таинственность предприятия сразу же воспламенила воображение Клоубонни. При виде брига он пришел в восторг. С этого дня доктор не расставался с Шандоном и каждое утро осматривал корпус «Форварда».
Впрочем, ему было поручено организовать аптеку на бриге.
Клоубонни был врач, и хороший врач, но практикой занимался мало. В двадцать пять лет он, как и многие, был уже доктором медицины, а в сорок - настоящим ученым, известным всему городу; он был выдающимся членом Литературного и философского общества в Ливерпуле. Он обладал небольшим состоянием, и это позволяло ему лечить больных бесплатно, что, впрочем, не уменьшало ценности его советов. Любимый всеми, как личность в высшей степени обаятельная, он никогда не причинял вреда ни другим, ни себе. Живой и, пожалуй, несколько болтливый, он отличался чистосердечием и щедростью.
Как только в городе узнали о водворении доктора на бриге, его друзья приложили все усилия, чтобы отговорить его от участия в экспедиции, но это только укрепило ученого в раз принятом им решении: если доктор где-нибудь пустил корни, то едва ли кому-нибудь удалось бы сдвинуть его с места.
С этого времени всякого рода толки, догадки, предположения и опасения стали расти, как грибы, не по дням, а по часам; это не помешало, однако, спустить «Форвард» на воду 5 февраля 1860 года. Через два месяца бриг был уже готов к отплытию.
15 февраля, как сказано было в письме капитана, по Эдинбургской железной дороге в Ливерпуль в адрес Ричарда Шандона был доставлен датский дог. Собака казалась злой, трусливой и мрачной, и глаза у нее были какие-то странные. На медном ошейнике было вырезано слово «Форвард». Шандон в тот же день принял собаку на борт и о получении ее сообщил по адресу: «Ливорно, К. З.».
Экипаж «Форварда» состоял из: 1) капитана К. З., 2) Ричарда Шандона, помощника капитана, 3) Джемса Уолла, второго помощника, 4) доктора Клоубонни, 5) Джонсона, боцмана, 6) Симпсона, гарпунщика, 7) Бэлла, плотника, 8) Брентона, первого механика, 9) Пловера, второго механика, 10) Стронга (негра), повара, 11) Фокера, ледового лоцмана, 12) Уолстена, оружейника, 13) Болтона, матроса, 14) Гарри, матроса, 15) Клифтона, матроса, 16) Гриппера, матроса, 17) Пэна, матроса, 18) Уорена, кочегара
Таким образом, не считая капитана, экипаж был весь налицо.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Собака-капитан

 

5 апреля наступил день отплытия «Форварда». Присутствие доктора на бриге несколько успокаивало умы: куда бы ни отправился достойный ученый, можно было смело следовать за ним. Но все же большая часть матросов была в некоторой тревоге, и Шандон, опасаясь, как бы дезертирство не произвело некоторого опустошения в рядах экипажа, торопился выйти в море: потеряв берег из виду, матросы волей-неволей покорятся своей участи.
Каюта доктора Клоубонни находилась под ютом и занимала всю кормовую часть брига. Каюты капитана и его помощника, расположенные друг против друга, выходили окнами на палубу. Каюту капитана, снабдив различными инструментами, мебелью, дорожной одеждой, книгами, бельем и утварью, подробно перечисленными в списке, наглухо заперли. По распоряжению неведомого капитана ключ от этой каюты был отправлен в Любек, следовательно, только он сам мог в нее войти.
Это очень беспокоило Шандона, ибо отнимало у него шансы на командование бригом. Он превосходно оборудовал свою каюту, так как ему были хорошо известны условия полярных экспедиций.
Каюта Уолла находилась рядом с кубриком, служившим матросам спальней. Там было очень просторно, и едва ли они нашли бы на другом судне более удобное помещение. О них заботились, как о ценном грузе; посреди кубрика стояла большая печь.
Доктор Клоубонни, вступивший во владение своей каютой 6 февраля, то есть на другой день после спуска брига на воду, весь ушел в свои хлопоты.
- Самым счастливым животным на свете, - рассуждал он, - была бы улитка, если бы она могла по своему желанию построить себе раковину. Постараюсь же быть разумной улиткой.
Действительно, эта раковина, в которой ему суждено было пробыть долгое время, принимала очень уютный вид. Клоубонни радовался, как ребенок или как ученый, приводя в порядок свое научное хозяйство. Его книги, гербарии, точные механизмы, физические приборы, коллекции термометров, барометров, гигрометров, дождемеров, подзорных труб, компасов, секстантов, карт, планов, склянки, порошки, пузырьки его довольно богатой походной аптечки - все это приводилось в порядок, которому мог бы позавидовать Британский музей. Пространство в шесть квадратных футов содержало неисчислимые богатства; доктору стоило только, не сходя с места, протянуть руку, чтобы мгновенно сделаться медиком, математиком, астрономом, географом, ботаником или конхиологом.
По правде сказать, он гордился своим хозяйством и был счастлив в своем плавучем святилище, где с трудом могли бы уместиться трое самых тощих его приятелей. Впрочем, вскоре появились и друзья и притом в таком количестве, что даже покладистый доктор не выдержал и под конец сказал, перефразируя известное изречение Сократа:
- Мой дом невелик, но дай бог, чтобы он никогда не наполнялся друзьями.
Для полноты описания «Форварда» добавим, что конура большого датского дога находилась как раз под окном таинственной каюты; но свирепый обитатель конуры предпочитал бродить по нижней палубе и трюму; казалось, не было возможности приручить его, и никто не мог совладать со странным нравом собаки. По ночам ее жалобный вой зловеще отдавался в глубине трюма.
Быть может, она тосковала по своем отсутствующем хозяине? Или инстинктивно предчувствовала опасности предстоящего путешествия? Или предвещала грядущие напасти? Последнее казалось матросам вероятнее всего. Правда, некоторые подшучивали над ее повадками, но в душе считали собаку каким-то дьявольским отродьем.
Один из матросов, по имени Пэн, на редкость грубый малый, бросился однажды на собаку, чтобы ее отколотить, но оступился, упал на шпиль и раскроил себе голову. Разумеется, и в этом случае обвинили во всем злосчастную собаку.
Клифтон, самый суеверный из всего экипажа, заметил, что, находясь на юте, собака постоянно бродила на наветренной стороне; позже, когда бриг уже вышел в море и ему приходилось лавировать, странное животное после каждого поворота меняло место и упорно держалось наветренной стороны, словно настоящий капитан.
Доктор Клоубонни, который своей кротостью и приветливостью, казалось, мог бы смирить тигра, напрасно старался задобрить собаку, он только даром потратил труд и время.
Так как собака не откликалась ни на одно имя «собачьего календаря», то матросы под конец стали называть ее «Капитаном», ибо она прекрасно знала все морские порядки и, видимо, не раз уже побывала в плавании.
Понятно, чем был вызван шутливый ответ боцмана приятелю Клифтона, и не удивительно, что большинство матросов приняло его всерьез. Некоторые, правда, улыбались, вспоминая слова боцмана, но втайне ожидали, что в один прекрасный день собака примет человеческий образ и на бриге раздастся громкая команда капитана.
Хотя Ричард Шандон и не разделял этих суеверных страхов, но в душе он не был спокоен. Вечером 5-го, накануне отплытия, он сидел, дружески беседуя в кают-компании с доктором, Уоллом и Джонсоном.
Все четверо осушали уже по десятому стакану грога, надолго прощаясь с этим напитком, потому что, согласно предписаний, полученных в письме из Абердина, на время плавания все люди на бриге, начиная с капитана и кончая кочегаром, становились «водохлебами», то есть не должны были получать ни вина, ни пива. Крепкие напитки отпускались только в случае болезни, да и то по предписанию врача.
Уже добрый час беседовали они об отъезде. Если все распоряжения капитана действительно осуществятся, то Шандон получит завтра письмо, содержащее последние инструкции.
- Если из этого письма, - говорил Шандон, - я не узнаю имени капитана, то по крайней мере станет известным хоть место назначения брига. Иначе - куда же мы пойдем?
- На вашем месте, - ответил нетерпеливый доктор, - я отплыл бы, не дожидаясь письма. Ручаюсь, что это письмо нагонит нас в дороге.
- Вы так уверены, доктор? Но интересно знать, куда бы вы направили корабль?
- К Северному полюсу! Это само собой разумеется, - тут не может быть ни малейшего сомнения.
- Ни малейшего сомнения? - протянул Уолл. - Но почему же не к Южному полюсу?
- К Южному? - воскликнул доктор. - Никогда! Неужели капитан захочет пересекать весь Атлантический океан? Вы только представьте себе это, дорогой Друг.
- У доктора на все готов ответ, - сказал Уолл.
- Допустим, что на север, - начал опять Шандон. - Но куда же именно, доктор: к Шпицбергену? Или к Гренландии? Или к Лабрадору? Или, наконец, в Баффинов залив? Если все дороги ведут к одному месту, то есть к непроходимым льдам, то, во всяком случае, дорог этих много, и мне было бы очень трудно выбрать ту или другую. Можете ли вы дать мне точный ответ?
- Нет, - ответил Клоубонни, досадуя, что не может ничего сказать. - Но если вы так и не получите письма - что вы будете делать?
- Да ничего; стану ждать.
- Вы не отправитесь? - воскликнул доктор, отчаянно потрясая стаканом.
- Конечно, нет.
- Так будет благоразумнее всего, - спокойно заговорил Джонсон, в то время как доктор, которому не сиделось на месте, взволнованно расхаживал вокруг стола. - Да, так будет благоразумнее, хотя дальнейшая проволочка может иметь дурные последствия. Во-первых, теперь самое благоприятное время года, и если мы в самом деле двинемся на север, то необходимо воспользоваться таяньем льдов, чтобы пройти Девисов пролив. Во-вторых, экипаж с каждым днем все больше волнуется; друзья да товарищи подбивают наших матросов оставить бриг, и их запугивания могут сыграть с нами скверную шутку.
- К тому же, - добавил Джемс Уолл, - если среди матросов начнется паника, то они сбегут все до одного, и как вы наберете тогда новую команду?
- Но что же делать! - воскликнул Шандон.
- Ждать, как вы и сказали, - ответил доктор, - но ждать только до завтрашнего дня и не отчаиваться. Обещания капитана исполнялись до сих пор с поразительной точностью; поэтому нет оснований думать, что в свое время нам не будет сообщено, куда направляется бриг. Лично я ни на минуту не сомневаюсь, что завтра мы будем уже в Ирландском море, а потому, друзья мои, предлагаю вам выпить последний стакан грога за успех нашего плавания. Правда, оно начинается в несколько странных обстоятельствах, но с такими моряками, как вы, у нас тысяча шансов на счастливый исход!
И все четверо чокнулись в последний раз.
- А теперь, - обратился Джонсон к Шандону, - если позволите дать вам совет, приготовьте все к отплытию. Экипаж должен быть убежден, что вы вполне уверены в своих действиях. Получите вы завтра письмо или нет, - все равно снимайтесь с якоря. Не разводите паров; ветер, видимо, установился, и что может быть легче, как спуститься по течению. Пускай лоцман взойдет на борт; в час отлива выходите из дока и становитесь на якорь за Бёркенхедским мысом; наши люди не будут иметь никаких сношений с берегом, и если этому дьявольскому письму суждено попасть в наши руки, то, поверьте, оно найдет нас там, как и во всяком другом месте.
- Умно сказано, Джонсон, - воскликнул доктор, протягивая руку старому моряку.
- Будь по-вашему! - согласился Шандон.
После этого все разошлись по своим каютам.
В эту ночь думы об отплытии тревожили их и во сне.
На другой день с первой почтой Ричард Шандон не получил ни строчки.
Тем не менее он энергично готовился к отплытию. Слух об этом разнесся по всему Ливерпулю, и, как мы уже знаем, огромная толпа зрителей хлынула на набережную Новых доков Принца.
Одни приходили на бриг, чтобы в последний раз обнять товарища, другие - чтобы отговорить приятеля, третьи - чтобы взглянуть на странное судно, четвертые - чтобы разузнать про цель плавания. Многим не понравилось, что в этот день Шандон был молчаливее и сдержаннее, чем обычно.
Однако у него имелись на это уважительные причины.
Пробило десять. Пробило одиннадцать. Прилив должен был кончиться к часу дня. Шандон стоял на рубке и тревожно разглядывал толпу, ища человека, который разрешит его сомнения. Напрасные надежды! Матросы «Форварда» молча исполняли приказания помощника капитана, не спуская с него глаз; все напряженно ждали вести, которая, однако, не приходила.
Джонсон заканчивал последние приготовления к отплытию. Погода стояла пасмурная; на море поднялось сильное волнение; дул свежий юго-восточный ветер, но выход из реки Мерсей не представлял затруднений.
Полдень. Опять ничего. Доктор Клоубонни взволнованно шагал по палубе, поглядывая по сторонам, жестикулировал и «жаждал моря», как он выражался со свойственной ему ученой изысканностью. Он был сильно взволнован, хотя и старался сдерживаться. Шандон до крови искусал себе губы.
В эту минуту подошел Джонсон.
- Если вы хотите воспользоваться отливом, - сказал он, - то времени терять не следует. Нам понадобится час, чтобы выйти из дока.
Шандон в последний раз осмотрелся по сторонам и взглянул на циферблат. Был уже первый час.
- Снимайтесь! - сказал он шкиперу.
- Эй, вы, расходитесь! - крикнул Джонсон, приказывая посторонним очистить палубу «Форварда».
Толпа заколыхалась, направляясь к сходням, матросы стали отдавать последние швартовы.
Началась суматоха, так как матросы бесцеремонно спроваживали с палубы любопытных; к гаму толпы примешивалось рычание собаки. Внезапно дог стал яростно протискиваться сквозь густую толпу. Он глухо ворчал.
Собаке дали дорогу; она вспрыгнула на ют, и - трудно поверить, но подтвердить это могут сотни свидетелей - собака-капитан держала в зубах письмо.
- Письмо! - вскричал Шандон. - Так, значит, он на бриге?
- Без сомнения, он был здесь, но теперь его уже нет, - ответил Джонсон, показывая на палубу, совершенно очищенную от праздных зрителей.
- Капитан, Капитан, сюда! - кричал доктор, стараясь схватить письмо, которое собака не давала ему, делая большие прыжки. Казалось, она хотела вручить пакет самому Шандону.
- Сюда, Капитан! - крикнул моряк.
Собака подошла к нему. Шандон без труда взял письмо, и Капитан три раза громко пролаял среди глубокой тишины, царившей на бриге и набережной.
Шандон держал в руке письмо, не вскрывая его.
- Да читайте же! - воскликнул доктор.
Шандон взглянул на конверт. Там не было обозначено ни числа, ни адреса, стояло только:
«Помощнику капитана Ричарду Шандону, на бриге «Форвард».
Шандон распечатал письмо и прочел:

 

«Направляйтесь к мысу Фарвель. Вы прибудете туда 20 апреля. Если капитан не явится, вы пересечете Девисов пролив и пройдете Баффиновым заливом до залива Мелвилла.
Капитан «Форварда» К. З.»

 

Шандон тщательно сложил это лаконическое письмо, сунул его в карман и отдал приказ об отплытии. Под свист восточного ветра голос его звучал как-то особенно торжественно.
Вскоре «Форвард» был уже вне дока и, направляемый ливерпульским лоцманом, маленький бот которого шел невдалеке, вступил в фарватер реки Мерсей. Толпа повалила на внешнюю набережную доков Виктории, чтобы в последний раз взглянуть на загадочное судно. Мигом были поставлены марселя, фок и бизань, и «Форвард», оправдывая свое название, быстро обогнул Бёркенхедский мыс и полным ходом вышел в Ирландское море.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ В открытом море

 

Порывистый, но попутный ветер налетал бурными шквалами. «Форвард» быстро рассекал волны; винт его бездействовал.
В три часа дня навстречу попался пароход, совершающий рейсы между Ливерпулем и островом Мэном. Его капитан окликнул бриг, и это было последнее слово напутствия, услышанное экипажем «Форварда».
В пять часов лоцман сдал командование бригом Ричарду Шандону и пересел на свой бот, который, искусно лавируя, вскоре скрылся на юго-западе.
К вечеру бриг обогнул мыс на южной оконечности острова Мэна. Ночью море сильно волновалось; «Форвард» шел попрежнему отлично, оставил мыс Эйр на северо-западе и направился к Северному проливу.
Джонсон был прав: в открытом море инстинкт моряков одержал верх над всякими опасениями. Убедившись в надежности брига, матросы стали забывать о необычности этого плавания. Быстро наладилась нормальная судовая жизнь.
Доктор с наслаждением вдыхал морской воздух. Во время шквалов он бодро расхаживал по палубе; для ученого мужа у него была неплохая морская походка.
- Что ни говорите, а море - славная вещь, - сказал Клоубонни Джонсону, поднимаясь на палубу после завтрака. - Я поздно познакомился с ним, но постараюсь наверстать упущенное.
- Вы правы, доктор; я готов отдать все материки за кусок океана. Говорят, будто морякам быстро надоедает их ремесло, но я вот уже сорок лет хожу по морю, а оно мне все так же нравится, как и в первый день.
- Какое наслаждение чувствовать под ногами надежный корабль, а насколько я могу судить, «Форвард» ведет себя молодцом.
- Вы не ошиблись, доктор, - сказал Шандон, подходя к собеседникам. - «Форвард» - превосходное судно, я утверждаю, что ни один корабль, предназначенный для плавания во льдах, не был лучше оборудован и снаряжен. Это мне напоминает, как тридцать лет назад капитан Джемс Росс, отправлявшийся на поиски Северо-Западного прохода...
- На бриге «Победа», - с живостью перебил доктор, - он был такой же почти вместимости, как и наш, и также снабжен машиной.
- Как? Вы это знаете?
- Как видите, - продолжал доктор. - В то время машины находились еще в младенческом состоянии, и машина брига «Победа» была причиной многих досадных задержек. Капитан Джемс Росс, долго и напрасно чинивший ее по частям, кончил тем, что разобрал ее и бросил на первой же зимней стоянке.
- Черт побери! - вырвалось у Шандона. - Да вы, я вижу, знаете все подробности!
- А то как же! - отвечал доктор. - Я прочел сочинения Парри, Росса, Франклина, донесения Мак-Клура, Кеннеди, Кейна, Мак-Клинтока, - кое-что и осталось в памяти. Добавлю еще, что тот же Мак-Клинток на винтовом, вроде нашего, бриге «Фокс» гораздо легче и успешнее достиг своей цели, чем все его предшественники.
- Совершенно верно, - ответил Шандон. - Мак-Клинток - отважный моряк: мне довелось с ним плавать. Можете еще добавить, что, как и он, в апреле месяце мы будем в Девисовом проливе; и если нам удастся пробраться между льдами, то мы далеко продвинемся.
- Если только, - сказал доктор, - нас в первый же год не затрет льдами в Баффиновом заливе, как это было с «Фоксом» в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году, и тогда нам придется зимовать среди сплошного льда.
- Надо надеяться, что мы окажемся счастливее, мистер Шандон, - отвечал Джонсон. - Если уж на таком судне, как «Форвард», не пройти, куда хочешь, то верно придется махнуть рукой на все эти затеи.
- Впрочем, - начал опять доктор, - если капитан будет находиться на бриге, то он, конечно, будет знать, как ему поступать, - не то, что мы; ведь письмо до того лаконично, что никак не догадаешься о цели экспедиции.
- Достаточно уж того, - с, живостью ответил Шандон, - что мы знаем, какого держаться курса. Полагаю, что еще добрый месяц мы сможем обойтись без сверхъестественного вмешательства незнакомца и его распоряжений. Впрочем, на этот счет мое мнение вам уже известно.
- Ну, да! Я думал, как и вы, - заметил доктор, - что этот человек оставит за вами командование бригом, а сам не появится, но...
- Но что? - с оттенком неудовольствия спросил Шандон.
- После получения второго письма я переменил мнение.
- Почему же, доктор?
- Да потому, что это письмо хотя и указывает вам путь, но не говорит о целях плавания; между тем необходимо знать, куда мы идем. Мы в открытом море, и я спрашиваю вас: как это мы можем получить третье письмо? В Гренландии почтовая связь, вероятно, оставляет желать лучшего. Знаете что, Шандон, я думаю, что капитан ждет нас в каком-нибудь датском поселении, в Хольстейнборге или Упернивике. Возможно, что он отправился туда, чтобы запастись тюленьими шкурами, закупить собак и сани и заготовить все необходимое для полярных экспедиций. Поэтому меня ничуть не удивит, если в одно прекрасное утро он выйдет из своей каюты и самым естественным манером начнет командовать бригом.
- Может быть, - процедил сквозь зубы Шандон. - Однако ветер свежеет, и не следует в такую погоду рисковать брамселями.
Шандон покинул доктора и приказал убрать верхние паруса.
- Однако он упорно стоит на своем, - сказал боцману доктор.
- Да, - отвечал Джонсон, - и это тем печальнее, доктор, что, быть может, вы окажетесь правы.
В субботу, под вечер, «Форвард» обогнул Галловейский мыс, маяк которого был замечен на северо-востоке. Ночью он миновал мыс Кинтайр, затем мыс Фэр на восточном побережье Ирландии. К трем часам прошел остров Ратлин и Северным проливом вышел в океан.
Это было в воскресенье, восьмого апреля.
Англичане, в особенности моряки, педантично соблюдают воскресные дни. Поэтому часть утра была посвящена молитве и чтению вслух библии, которое охотно взял на себя доктор.
Переходивший в ураган ветер грозил отбросить бриг к ирландскому берегу; волнение было сильное, качка - крайне утомительна. Немудрено было бы заболеть морской болезнью, и если доктор не заболел, то лишь потому, что он этого сильно не хотел. В полдень мыс Малин скрылся из виду на юге; это был последний клочок европейской земли, оставленный позади отважными мореплавателями, многим из них не суждено было снова увидеть родину; они долго следили глазами за исчезавшей на горизонте землей.
С помощью секстанта и хронометра определили положение брига: 55°57' широты и 7°10' долготы.
Ураган стих к девяти часам вечера; «Форвард», не убавляя хода, держал курс на северо-запад. В этот день бриг обнаружил свои высокие морские качества; ливерпульские знатоки не ошиблись: «Форвард» оказался превосходным парусным судном.
В течение нескольких дней бриг быстро двигался на северо-запад; ветер стал южным; море сильно волновалось; «Форвард» шел на всех парусах. Буревестники и тупики носились над ютом; доктор очень ловко подстрелил одну из птиц, и она упала на палубу.
Симпсон, гарпунщик, поднял ее и подал Клоубонни.
- Неважная дичь, доктор, - сказал он.
- Напротив, из нее можно приготовить отличное блюдо.
- Как? Вы станете есть эту дрянь?
- Да, и вы тоже, друг мой, - сказал Клоубонни.
- Брр! - воскликнул Симпсон. - Мясо этой птицы отдает ворванью и горчит, как у всех морских птиц.
- Ладно! - сказал доктор. - Я особенным способом приготовлю эту дичь, и если вы догадаетесь, что это мясо морской птицы, то я никогда в жизни больше не застрелю ни одного буревестника.
- Значит, вы, доктор, вдобавок ко всему еще и повар? - спросил Джонсон.
- Ученый должен знать всего понемногу.
- В таком случае, берегись, Симпсон, - сказал боцман. - Доктор - уж такой ловкий, что, пожалуй, мы и в самом деле примем буревестника за отменную куропатку.
Клоубонни не ударил лицом в грязь: он искусно снял с буревестника подкожный слой жира, которого больше всего на ножках, от этого исчезла горьковатость и противный привкус рыбы. Приготовленного таким образом буревестника все, в том числе и Симпсон, признали отличной дичью.
Во время последнего шторма Ричард Шандон смог вполне оценить достоинства своего экипажа. Он изучал каждого матроса в отдельности, что обязан делать каждый благоразумный командир судна, желающий избегнуть в будущем непредвиденных осложнений. Он знал теперь, на кого можно рассчитывать.
Джемс Уолл душой и телом был предан Шандону; дело он знал хорошо, был усердный исполнитель, но ему не хватало инициативы; как второстепенное должностное лицо он был на месте.
У Джонсона, человека испытанного в борьбе с морем, избороздившего полярные моря, не было недостатка в хладнокровии и отваге.
Симпсон, гарпунщик, и Бэлл, плотник, были люди надежные, дисциплинированные и преданные долгу. Ледовый лоцман Фокер, воспитанный в школе Джонсона, мог оказать экспедиции большие услуги.
Лучшими из матросов, повидимому, были Гарри и Болтон: Болтон, парень веселый и словоохотливый, любил побалагурить; у Гарри, малого лет тридцати пяти, было энергичное лицо, но он был бледноват и несколько задумчив.
Матросы Клифтон, Гриппер и Пэн, видимо, менее энергичные и решительные, не прочь были при случае и пороптать. Гриппер в момент отплытия чуть не ушел с брига, только чувство стыда удержало его на «Форварде». Если все будет хорошо, если не придется подвергаться большим опасностям и работа не будет слишком изнурительной, то на этих трех матросов можно вполне положиться. Но им необходима была сытная пища, потому что путь к их сердцу шел, так сказать, через желудок. Хотя и предупрежденные заранее, они все еще не хотели считать себя «водохлебами», за обедом скорбели об отсутствии водки и джина, тем не менее они старались отыграться на кофе и чае, которые могли пить вволю.
Что касается механиков, Брентона и Пловера, и кочегара Уорена, то до сих пор они только и делали, что прохаживались по палубе или сидели, скрестив на груди руки.
Итак, Шандон достаточно изучил своих подчиненных.
14 апреля «Форвард» пересек великое течение Гольфстрим, которое направляется вдоль восточных берегов Америки, доходит до Ньюфаундленда, затем уклоняется на северо-восток и огибает берега Норвегии. Бриг находился на 51°37' широты и 22°58' долготы, в двухстах милях от Гренландии. Заметно похолодало; термометр опустился до тридцати двух градусов, то есть до точки замерзания.
Доктор, не считая нужным одеваться по-зимнему, ходил, как все матросы. Занятно было глядеть, как Клоубонни щеголял в высоких сапогах, в которые он, так сказать, входил всей своей особой, в широкой клеенчатой шляпе и в таких же брюках и куртке. Во время сильных дождей или когда волны перекатывались через палубу, он сильно смахивал на тюленя. Надо сказать, это сходство чрезвычайно льстило его самолюбию.
В течение двух дней продолжалась буря; северо-западный ветер значительно замедлял движение брига. С 14 до 16 апреля море не утихало, но в понедельник хлынул проливной дождь, почти мгновенно успокоивший море.
Шандон обратил внимание доктора на это обстоятельство.
- Ну, да, - сказал доктор, - этим подтверждаются интересные наблюдения китобоя Скорсби, члена Королевского Ливерпульского общества, в котором и я состою членом-корреспондентом. Он отмечает, что во время дождя волны почти исчезают, даже при сильном ветре. Напротив, в сухую погоду море волнуется даже от слабого ветра.
- Как же объясняют это явление, доктор?
- Очень просто: его вовсе не объясняют.
В это время ледовый лоцман, стоявший на вахте на брам-салинге, заметил милях в пятнадцати справа под ветром плывущую глыбу льда.
- Ледяная гора под этой широтой! - воскликнул доктор.
Шандон взглянул в подзорную трубу в указанном направлении и подтвердил сообщение лоцмана.
- Вот так штука! - воскликнул доктор.
- Это вас удивляет? - смеясь, заметил Шандон. - Неужели нам так повезло, что мы, наконец, можем чем-нибудь вас удивить?
- В первый момент это меня удивило, хотя, собственно говоря, тут нечему удивляться, - с улыбкой отвечал доктор. - Ведь бриг «Энн де Пуль» из Гриспонда в тысяча восемьсот тринадцатом году под сорок четвертым градусом северной широты был буквально затерт льдами; его капитан Деймент насчитывал целые сотни айсбергов.
- Значит, - сказал Шандон, - и в этом отношении кое-чему мы можем поучиться у вас?
- Очень немногому, - скромно ответил доктор. - Могу только добавить, что ледяные горы встречались и под менее высокими широтами.
- Я это хорошо знаю, дорогой доктор, потому что, будучи юнгой на военном шлюпе «Флай»...
- В тысяча восемьсот восемнадцатом году, - подхватил доктор, - в конце марта, вы прошли между двумя плавающими ледяными островами под сорок вторым градусом широты.
- Ну, это уж чересчур! - воскликнул Шандон.
- Зато совершенно справедливо. Поэтому нечего удивляться тому, что, находясь на два градуса севернее, «Форвард» встретил на траверсе айсберг.
- Вы, доктор, - продолжал Шандон, - настоящий кладезь премудрости, из которого только и остается, что черпать.
- О, мой источник иссякнет гораздо скорее, чем вы думаете. Но если бы мне удалось наблюдать вблизи это интересное явление, я был бы счастливейшим из докторов.
- Могу себе представить... Джонсон, - обратился Шандон к боцману, - мне кажется, ветер начинает свежеть?
- Да, - отвечал боцман. - Но мы идем очень медленно, и вскоре течение Девисова пролива даст себя знать.
- Вы правы, Джонсон. Если мы хотим быть двадцатого апреля в виду мыса Фарвель, необходимо идти под парами, иначе нас снесет к берегам Лабрадора. Уолл, прикажите развести пары.
Приказание Шандона было исполнено; через час давление в котле было уже достаточным; паруса были убраны, и винт, вспенивая воду своими лопастями, помчал бриг против северо-западного ветра.*

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ Великое полярное течение

 

Вскоре многочисленные стаи буревестников и тупиков - обитателей этих печальных мест - возвестили о близости Гренландии. «Форвард» быстро двигался к северу, оставляя за собой длинную полосу черного дыма.
Во вторник, 17 апреля, около одиннадцати часов утра ледовый лоцман впервые заметил на небе ледяной отблеск. Ледяное поле должно было находиться по крайней мере в двадцати милях к северу. Несмотря на довольно густые облака, над горизонтом стояло ослепительное белое сияние. Опытные моряки не могли ошибиться насчет этого явления: по яркости отблеска они заключили, что его отбрасывает большое скопление льда, находящееся вне поля зрения, миль за тридцать от брига.
К вечеру подул южный попутный ветер; Шандон в целях экономии приказал поднять паруса и прекратить пары. «Форвард» под марселями, кливером и фоком быстро направился к мысу Фарвель.
Восемнадцатого числа, в три часа, был замечен ледяной поток; на поверхности моря, на фоне неба, ярко вырисовывалась тонкая яркобелая полоска. Повидимому, поток шел от восточных берегов Гренландии, а не из Девисова пролива, потому что льды преимущественно держатся у западных берегов Баффинова залива. Час спустя «Форвард» уже пробирался между льдинами; в самых сплоченных частях ледяного потока льдины колыхались от зыби, хотя были крепко спаяны между собой.
На следующий день на рассвете вахтенный приметил какой-то корабль: то был датский корвет «Валькирия», шедший контр-галсом к «Форварду» и направлявшийся к Ньюфаундленду. Сила течения пролива начала чувствоваться, и, чтобы противостоять ей, пришлось прибавить парусов.
Шандон, доктор, Джемс Уолл и Джонсон стояли на юте, наблюдая скорость и направление течения.
- Доказано ли, - спросил доктор, - что в Баффиновом заливе существует постоянное течение?
- Ну, конечно, - ответил Шандон, - ведь парусные суда с трудом идут против него.
- Тем более, - добавил Джемс Уолл, - что оно встречается у восточных берегов Америки и западных берегов Гренландии.
- В таком случае этот факт подтверждает мнение моряков, уверенных в существовании Северо-Западного прохода, - сказал доктор. - Скорость этого течения приблизительно пять миль в час, и трудно допустить, чтобы оно начиналось в заливе.
- Ваше рассуждение очень убедительно, доктор, - заметил Шандон, - потому что этот поток направляется с севера на юг, а в Беринговом проливе существует другое течение, которое идет с юга на север и, по всей вероятности, дает начало первому.
- Таким образом, господа, - сказал доктор, - можно допустить, что Америка совершенно отделена от полярных земель и что воды Тихого океана, обогнув ее северные берега, изливаются в Атлантический океан. Впрочем, вследствие более высокого уровня Тихого океана воды его должны направляться к морям Европы.
- Однако, - возразил Шандон, - должны же существовать какие-нибудь факты, подтверждающие эту теорию. Если же они есть, - не без иронии добавил он, - то наш всеведущий ученый должен их знать.
- Еще бы! И если это вас интересует, - любезно отозвался доктор, - я вам скажу, что китов, раненных в Девисовом проливе, через некоторое время убивали у берегов Восточной Азии, причем в теле их еще торчали европейские гарпуны.
- Если они не обогнули мыс Горн или мыс Доброй Надежды, то неизбежно должны были обойти вокруг северных берегов Америки. Это несомненно так, доктор, - заметил Шандон.
- Но чтобы вполне вас убедить, дорогой Шандон, - улыбаясь, сказал Клоубонни, - я могу привести и другие факты, например, наличие в Девисовом проливе большого количества пловучих деревьев: лиственниц, осин и других древесных пород, характерных для теплых стран. Мы знаем, что Гольфстрим не дал бы этим деревьям достигнуть пролива; но если их там находят, то, значит, они могли попасть в него только через Берингов пролив.
- Вы меня убедили, доктор; впрочем, трудно было бы вам не поверить после таких доводов.
- Кстати, - заметил Джонсон, - вот предмет, который нам многое объяснит. Я вижу в море дерево довольно крупных размеров, и если мистер Шандон позволит, мы поднимем на борт этот древесный ствол и спросим у него, из какой страны он прибыл.
- Отлично! - воскликнул доктор. - Сначала правило, затем подтверждающий его факт.
Шандон отдал приказание; бриг направился к замеченному куску дерева, и немного спустя матросы не без труда подняли его на борт.
Это был ствол красного дерева, до самой сердцевины источенный червями, без чего он, впрочем, и не мог бы плавать.
- Вот великолепное доказательство! - восторженно воскликнул доктор. - Дерево это не могло быть занесено в Девисов пролив течениями Атлантического океана; с другой стороны, реки Северной Америки тоже не могли занести его в полярный бассейн, поскольку красное дерево растет только под экватором; ясно, как божий день, что оно попало сюда прямехонько через Берингов пролив. Впрочем, посмотрите, господа, на этих червей: они водятся только в теплых странах.
- Это наносит удар ученым, отрицающим существование знаменитого прохода, - заметил Уолл.
- Это положительно убивает их! - отвечал доктор. - Я постараюсь набросать маршрут этого дерева: оно занесено в Тихий океан какой-нибудь рекой Панамского перешейка или Гватемалы; затем течение увлекло его вдоль берегов Америки до Берингова пролива, и волей-неволей дерево попало в полярные моря. Заметьте, это дерево еще довольно крепкое и еще не стало губчатым, поэтому можно думать, что оно недавно покинуло родину и благополучно миновало препятствия, какие встречались в проливах, ведущих в Баффинов залив; подхваченный северным течением, ствол прошел Девисов пролив и, наконец, попал на борт «Форварда», к великой радости доктора Клоубонни, который просит у господина Шандона позволения сохранить на память кусок этого дерева.
- Сделайте одолжение, - сказал Шандон. - Но позвольте мне в свою очередь сказать вам, что вы будете не единственным обладателем такого рода находки. У губернатора датского острова Диско...
- ...у берегов Гренландии, - прервал его доктор, - имеется стол, сделанный из дерева, добытого из моря при таких же обстоятельствах, - мне это известно, дорогой Шандон. Но я не завидую северному сановнику, потому что, не будь так трудно вылавливать эти стволы, я мог бы отделать целую спальню таким деревом, - так его здесь много.
Всю ночь со среды на четверг дул яростный ветер. Пловучие стволы попадались все чаще. Приближаться к берегу было опасно в эту пору года, когда часто встречаются льдины, поэтому Шандон приказал убавить паруса, и «Форвард» пошел несколько медленнее под фоком и стакселем.
Термометр опустился ниже нуля. Шандон велел выдать экипажу теплую одежду: шерстяные куртки и брюки, фланелевые фуфайки и теплые чулки, какие носят норвежские крестьяне. Каждый матрос был снабжен, кроме того, морскими непромокаемыми сапогами.
Что касается Капитана, то он довольствовался своей природной шубой; повидимому, он был мало чувствителен к колебаниям температуры и, вероятно, уже не раз переносил подобного рода лишения. Впрочем, как датский дог, он и не имел права быть слишком требовательным. Его редко видели, так как он почти все время прятался в самых темных уголках корабля.
К вечеру в просвете тумана показались берега Гренландии под 37°2'7" долготы. Доктор, вооружившись подзорной трубой, несколько минут наблюдал цепь остроконечных гор, покрытых ледниками; но густой туман вскоре закрыл их, точно театральный занавес, упавший в самом интересном месте пьесы.
20 апреля утром «Форвард» оказался в виду айсберга высотой в сто пятьдесят футов, севшего в этом месте на мель еще в незапамятные времена. Оттепели не оказывали на него никакого действия и щадили его причудливые формы. Его видел еще Сноу; Джемс Росс в 1829 году зарисовал его, а в 1851 году французский лейтенант Белло, на корабле «Принц Альберт», совершенно ясно мог его разглядеть. Понятно, что доктор пожелал иметь изображение этой замечательной горы и очень удачно срисовал ее.
Нет ничего удивительного, что такие громады садятся на мель и неразрывно сливаются с морским дном; обычно они возвышаются над водой примерно на одну треть своего объема, так что айсберг, о котором идет речь, сидел в море на глубине около восьмидесяти морских саженей.
Наконец, при температуре, не превышавшей в полдень + 12° (-11° Ц), под хмурым, затянутым туманом небом наши мореплаватели увидели мыс Фарвель. «Форвард» пришел в срок к месту назначения, и если бы таинственный капитан вздумал явиться в такую дьявольскую погоду, ему не пришлось бы сетовать на неаккуратность Шандона.
«Так вот он, - сказал себе доктор, - этот знаменитый мыс, так метко названный! Многие, подобно нам, прошли его, но немногим суждено было снова его увидать. Неужели здесь навеки надо распроститься с друзьями, оставшимися в Европе? Вы прошли здесь, Фробишер, Найт, Барло, Вогем, Скрогс, Баренц, Гудзон, Блосвиль, Франклин, Крозье, Белло, но вам не суждено было снова увидеть родной очаг, и мыс этот поистине был для вас мысом Прощания».
В 970 году мореплаватели, отправившиеся из Исландии, открыли Гренландию, Себастиан Кабота в 1498 году поднялся до 56° широты; Гаспар и Мигель Котреаль между 1500 и 1502 годами достигли 60°, а Мартин Фробишер в 1576 году поднялся до залива, носящего и поныне его имя.
Джону Девису принадлежит честь открытия пролива в 1585 году; два года спустя, во время своей третьей экспедиции, этот отважный моряк и славный китобой достиг семьдесят третьей параллели, отстоящей от полюса на двадцать семь градусов.
Баренц в 1596 году, Уэймут в 1602 году, Джемс Холл в 1605 и 1607 годах, Гудзон, имя которого дано обширному заливу, глубоко врезающемуся в материк Америки, в 1610 году, Джемс Пуль в 1611 году - более или менее продвинулись по проливу, отыскивая Северо-Западный проход, который должен был значительно сократить путь между Новым и Старым светом.
Баффин в 1616 году открыл в заливе, носящем его имя, пролив Ланкастера; в 1619 году по следам его отправился Джемс Манк, а в 1719 году - Барло, Вогем и Скрогс, пропавшие без вести.
В 1776 году лейтенант Пикерсгилл, посланный навстречу капитану Куку, пытавшемуся подняться на север через Берингов пролив, достиг 68°; в следующем году Йонг с этой же целью поднялся до острова Женщин.
В 1818 году Джемс Росс прошел вдоль берегов Баффинова залива и исправил гидрографические ошибки своих предшественников.
Наконец, в 1819 и 1820 годах знаменитый Парри отправился в пролив Ланкастера, преодолев большие трудности, дошел до острова Мелвилла и получил премию в пять тысяч фунтов стерлингов, назначенную парламентом тому из английских мореплавателей, кто пересечет стосемидесятый меридиан при широте высшей, чем семьдесят седьмая параллель.
В 1826 году Бичи достиг острова Шамиссо; Джемс Росс с 1829 до 1833 года зимовал в проливе Принца Регента и наряду с другими важными исследованиями открыл магнитный полюс.
Между тем Франклин занялся сухопутным исследованием северных берегов Америки, от реки Макензи до мыса Тернагейн; с 1823 до 1835 года по его следам шел капитан Бак, исследования которого были дополнены в 1839 году Дизом, Симпсоном и доктором Рэ.
Наконец, сэр Джон Франклин отплыл из Англии в 1845 году на двух кораблях «Эребус» и «Террор» с целью открытия Северо-Западного прохода; он проник в Баффинов залив, миновал остров Диско, и с тех пор о нем больше не было известий.
На поиски экспедиции Франклина направился целый ряд спасательных экспедиций, результатом которых было открытие Северо-Западного прохода и подробное исследование полярных земель, берега которых чрезвычайно изрезаны.
Самые отважные моряки Англии, Франции и Соединенных Штатов отправлялись в эти суровые страны, и благодаря их усилиям прежнюю, неверную, запутанную, карту полярного материка можно теперь увидать только в архиве Королевского географического общества в Лондоне.
В таких чертах представлялась воображению доктора любопытная история полярных стран, когда он, опершись на поручни, следил взглядом за длинной бороздой, тянувшейся по волнам за бригом. Имена смелых моряков возникали в его памяти, и, казалось, он видел под прозрачными сводами ледяных гор бледные тени людей, не вернувшихся на родину.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Девисов пролив

 

В течение дня «Форвард» легко прокладывал себе дорогу среди разбитых льдин. Ветер был благоприятный, но температура очень низкая; воздушные течения охлаждались, проносясь над ледяными полями.
Ночью были приняты крайние меры предосторожности, так как ледяные горы в громадном количестве скопились в тесном проходе; нередко на горизонте их насчитывали целыми сотнями. Отделившись от крутых берегов, они таяли под лучами апрельского солнца и погружались в пучину океана, источенные волнами. Встречались также скопления пловучего леса, столкновений с которым следовало избегать. Поэтому на вершине фок-мачты устроили из бочки с подвижным дном так называемое «воронье гнездо», в котором ледовый лоцман, частично защищенный от ветра, наблюдал за морем, предупреждал о замеченных льдинах и, в случае надобности, указывал путь бригу.
Ночи становились все короче. Благодаря рефракции солнце показалось уже 31 января; день ото дня оно все дольше держалось над горизонтом. Но обильный снегопад сильно затруднял видимость, и плавание становилось все тяжелее.
21 апреля в просвете тумана показался мыс Отчаяния. Экипаж изнемогал от работы; со дня вступления брига в область льдов матросы не имели ни минуты отдыха; пришлось прибегнуть к помощи паровой машины, чтобы проложить «Форварду» дорогу среди скучившихся ледяных масс.
Доктор и Джонсон беседовали на корме, а Шандон отправился в свою каюту, чтобы соснуть несколько часов. Клоубонни любил разговаривать со старым моряком, который приобрел большой опыт и знания в своих многочисленных путешествиях. Доктор чувствовал к нему большую симпатию, и боцман отвечал ему тем же.
- Не правда ли, - говорил доктору Джонсон, - страна эта не похожа на другие страны? Ее назвали Зеленой Землей, а между тем она лишь в течение нескольких недель в году оправдывает свое название.
- Как знать, любезный Джонсон, - ответил доктор, - не имела ли эта страна в десятом веке полного права на такое название? Немало переворотов совершилось на земном шаре, и вы наверное очень удивитесь, если я вам скажу, что, по словам исландских летописцев, восемьсот или девятьсот лет тому назад на этом материке процветало до двухсот поселков.
- Это настолько меня удивляет, доктор, что мне даже трудно поверить, потому что Гренландия - печальная страна.
- Как она ни печальна, а все-таки дает приют своему населению и даже цивилизованным европейцам.
- Без сомнения. На острове Диско и в Упернивике мы встретим людей, которые решились поселиться в этих угрюмых местах. Однако я всегда думал, что они остаются там скорее по необходимости, чем по собственному желанию.
- Охотно верю. Впрочем, человек ко всему привыкает, и, по-моему, гренландцы менее достойны сожаления, чем рабочие наших больших городов. Быть может, они и несчастные, но, во всяком случае, не обездоленные люди. Я говорю: несчастные, хотя это слово не вполне выражает мою мысль. Действительно, если они не пользуются благами стран умеренного пояса, то на долю этих людей, освоившихся с суровым климатом, выпадают удовольствия, каких мы даже не можем себе представить.
- Надо думать, что это так, доктор, потому что небо справедливо. Но я часто бывал у берегов Гренландии, и всякий раз у меня сжималось сердце при виде этих безотрадных пустынь. Следовало бы хоть немного скрасить все эти мысы, косы и заливы, давши им более приветливые названия, потому что мыс Разлуки и мыс Отчаяния едва ли могут привлечь к себе мореплавателей.
- Мне тоже приходило это на ум, - ответил доктор. - Но названия эти представляют географический интерес, которым не следует пренебрегать. Если рядом с именами Девиса, Баффина, Гудзона, Росса, Парри, Франклина, Белло я встречаю мыс Отчаяния, то вскоре нахожу также залив Милосердия; мыс Провидения как бы противостоит мысу Горя; мыс Недоступный посылает меня к мысу Эдема; я покидаю мыс Поворотный для того, чтобы отдохнуть в заливе Убежища. Перед моими глазами проходит беспрерывный ряд опасностей, неудач, препятствий, успехов, бедствий и достижений, связанных с именами моих великих соотечественников, и, словно коллекция древних медалей, эти названия воскрешают всю историю полярных морей.
- Вы глубоко правы, доктор, и дай нам бог во время нашего путешествия побольше встречать заливов Успеха и поменьше мысов Отчаяния.
- Я сам от души этого желаю, Джонсон. Но скажите, экипаж хоть немного образумился, забыл свои страхи?
- Пожалуй, немного забыл. Но, по правде сказать, с тех пор как мы вошли в пролив, матросы опять начали толковать о фантастическом капитане. Они ожидали, что он явится на бриг у берегов Гренландии, а между тем его нет как нет. Между нами говоря, доктор, не кажется ли вам это несколько странным?
- По правде сказать, да.
- И вы верите, что капитан этот в самом деле существует?
- Ну, конечно!
- Но почему же он так странно себя ведет?
- Откровенно говоря, Джонсон, я думаю, что этот человек хотел как можно дальше завести экипаж, чтобы возвращение было уже невозможно. Будь он на бриге в момент отплытия, всякий бы захотел знать, куда направляется судно, а это могло затруднить капитана в его действиях.
- Почему же?
- Допустим, что он задумал какое-нибудь предприятие, превосходящее силы человека, хочет проникнуть туда, куда еще никто не проникал, - как вы думаете, удалось ли бы ему при таких условиях навербовать экипаж? Но, отправившись в путь, можно уйти так далеко, что останется только одно: продвигаться вперед.
- Очень может быть, доктор. Я знавал многих отважных авантюристов, одно имя которых приводило всех в ужас и которые никогда не нашли бы людей, готовых сопровождать их во время их опасных экспедиций...
- Кроме меня, Джонсон! - воскликнул доктор.
- А также и меня, - ответил Джонсон. - Итак, я утверждаю, что наш капитан принадлежит к числу именно таких авантюристов. Но поживем, увидим. Полагаю, что в Упернивике или в заливе Мелвилла этот молодец преспокойно явится на бриг и объявит нам, куда ему взбрело на ум направить судно.
- Я такого же мнения, Джонсон. Однако трудненько будет подняться до залива Мелвилла. Посмотрите: льдины окружают нас со всех сторон, и «Форвард» с трудом пробирается вперед. Взгляните на эту беспредельную ледяную равнину.
- Мы, китобои, доктор, называем такую равнину ледяным полем.
- А вот с той стороны - раздробленное поле. Видите эти длинные льдины, которые соприкасаются краями? Что это такое?
- Это паковый лед; если скопление льдов имеет круглую форму, мы называем его просто «пак», а если оно длинное, его зовут «потоком».
- А как называются льдины, которые плавают поодиночке?
- Это дрейфующие льдины; будь они немного повыше, они назывались бы айсбергами, или ледяными горами. Столкновение с ними очень опасно, и корабли стараются их обходить. Посмотрите на это возвышение, образованное напором льдов, - вот там, на той ледяной поляне; мы называем его торосом; если бы основание его было под водой, то это был бы ледяной риф. Чтобы легче было ориентироваться в полярных морях, пришлось дать особое название различным видам льдов.
- Ах, какое изумительное зрелище! - восклицал доктор, созерцая чудеса полярных морей. - Какие причудливые, разнообразные картины и как они действуют на воображение!
- Без сомнения, - ответил Джонсон. - Иной раз льдины принимают прямо фантастические формы, и матросы объясняют их на свой лад.
- Полюбуйтесь, Джонсон, на это скопление льдов! Ни дать ни взять восточный город с минаретами и мечетями, освещенный бледными лучами луны! А там, дальше, длинный ряд готических арок, напоминающих часовню Генриха Седьмого или здание Парламента.
- Правда, доктор, здесь на всякий вкус что-нибудь найдется. Но в этих городах и храмах жить опасно, да и приближаться к ним не рекомендуется. Иные из этих минаретов шатаются на своем основании, и самый маленький из них легко может раздавить судно вроде нашего «Форварда».
- И находились же люди, которые отваживались забираться сюда, без помощи пара! - продолжал Клоубонни. - Кажется прямо невероятным, что парусные суда могли продвигаться среди этих пловучих ледяных скал!
- А между тем они продвигались, доктор! Когда ветер был противный, - а мне не раз доводилось это испытывать, - на одну из таких льдин забрасывали якорь, и некоторое время судно дрейфовало вместе с ней, в ожидании, когда можно будет двинуться дальше. Правда, при таком способе передвижения требовались целые месяцы для того, чтобы пройти путь, который мы свободно проходим в несколько дней.
- Мне кажется, - заметил доктор, - температура начинает несколько понижаться.
- Это было бы очень досадно, - ответил Джонсон. - Для того чтобы массы льдов распались и ушли в Атлантический океан, необходима оттепель. В Девисовом проливе льды встречаются в гораздо большем количестве, потому что между Уолсингемским и Хольстейнборгским мысами берега заметно сближаются. Но за шестьдесят седьмым градусом мы встретим в мае и июне более удобные для навигации воды.
- Да, но сперва надо пройти пролив.
- Ну, конечно, доктор. В июне и июле мы нашли бы проход свободным от льдов, как нередко его находят китобойные суда; но у нас очень точные инструкции: нам велено быть здесь уже в апреле. Если я не ошибаюсь, наш капитан - парень не робкого десятка, у которого крепко засела в голове какая-то мысль. Он для того пораньше и отправился в море, чтобы подальше уйти. Впрочем, поживем - увидим.
Доктор не ошибся, заметив понижение температуры; в полдень термометр показывал уже + 6° (-14° Ц); северо-западный ветер разогнал тучи и помогал течению нагромождать массы пловучих льдов на пути брига. Впрочем, не все льдины двигались в одну сторону; многие, и притом самые высокие, увлекаемые подводным течением, шли в противоположном направлении.
Плавание брига было сопряжено с большими трудностями; механики не имели ни минуты отдыха. Управление машиной производилось с палубы при помощи целой системы рычагов; по распоряжению вахтенного офицера ход брига то ускоряли, то замедляли. Порой нужно было проскользнуть в расселине среди ледяных полей; порой приходилось пускаться наперегонки с айсбергом, угрожавшим запереть единственный свободный проход. Нередко случалось, что какая-нибудь льдина, неожиданно рухнув в море, заставляла бриг быстро податься назад, чтобы не быть раздавленным. Скопившиеся в проливе массы льдов, увлекаемых и нагромождаемых северным течением, грозили преградить путь кораблю в случае, если бы их спаяло морозом.
В этих местах встречалась бесчисленные стаи птиц - буревестники и чайки носились над морем, испуская оглушительные крики; толстоголовые, с короткой шеей и приплюснутым клювом, чайки рассекали воздух длинными крыльями, не обращая внимания на снежные вихри, поднимаемые бурей. Своим полетом пернатые несколько оживляли безотрадный полярный пейзаж.
Множество пловучих деревьев неслось по течению, с шумом сталкиваясь между собой; кашалоты с громадной, словно раздутой головой, приближались к кораблю, но их и не думали преследовать, хотя Симпсону, гарпунщику, очень этого хотелось. К вечеру заметили тюленей, которые плавали между большими льдинами, выставив из воды круглую голову.
Двадцать второго числа температура еще более понизилась. «Форвард» ускорил ход, чтобы проникнуть в удобные проходы; встречный северо-западный ветер окончательно установился; паруса убрали.
В воскресенье у экипажа выдался свободный день. На этот раз молитвы и священное писание читал Шандон. Затем матросы занялись охотой на глупышей и набили их изрядное количество. Изготовленная надлежащим образом, по рецепту Клоубонни, дичь оказалась приятным добавлением к столу офицеров и матросов.
В три часа пополудни «Форвард» достиг Кин-де-Сэля и горы Суккертоппен; море сильно волновалось; с серого неба по временам спускался густой туман. Однако в полдень удалось произвести обсервацию и определить положение корабля. Бриг находился под 65°20' широты и 54°22' долготы. Итак, чтобы встретить более благоприятные условия плавания и свободное от льдов море, надо было пройти еще два градуса.
В течение 24, 25 и 26 апреля продолжалась беспрерывная борьба со льдами; управление машиной стало крайне утомительным; поминутно приходилось то закрывать, то пускать пары, которые со свистом вырывались из клапанов.
Во время густого тумана близость айсбергов можно было определить лишь по глухому грохоту обвалов. Бриг рисковал натолкнуться на скопления пресного льда, замечательного своей прозрачностью и твердого, как гранит. Ричард Шандон не упускал случая пополнить запасы пресной воды и каждый день погружал на бриг несколько тонн этого льда.
Доктор никак не мог привыкнуть к оптическим обманам, которые в этих широтах нередко вызывает преломление световых лучей. Айсберг, удаленный на десять-двенадцать миль от брига, представлялся ему незначительной белой массой, находившейся совсем близко. Клоубонни настойчиво старался привыкнуть к этому странному феномену, чтобы впредь не поддаваться иллюзии.
Порой приходилось тянуть судно вдоль ледяных полей или работать шестами, которыми матросы отталкивали от брига опасные льдины, - все это вконец изнурило экипаж, а между тем в пятницу 27 апреля «Форвард» находился еще на непроходимом рубеже полярного круга.

 

Назад: Путешествие и приключения капитана Гаттераса
Дальше: ГЛАВА ВОСЬМАЯ Толки матросов