Книга: Том 2. Путешествие к центру Земли. Путешествие и приключения капитана Гаттераса
Назад: ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Дальше: ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

 

Ужин был быстро съеден, и маленький отряд устроился на ночлег как мог лучше. Ложе было жесткое, крыша малонадежная, в общем положение не из веселых. Мы находились на высоте пяти тысяч футов над уровнем моря. Однакож мой сон в эту ночь был особенно спокоен; так хорошо мне не приходилось уже давно спать. Я даже не видел снов.
На другое утро мы проснулись полузамерзшими; было очень холодно, хотя солнце светило чрезвычайно ярко. Я встал с своего каменистого ложа, чтобы насладиться великолепным зрелищем, открывавшимся перед моими глазами.
Я находился на вершине южного конуса Снайфедльс. Мой взор охватывал с этой выси большую часть острова. Благодаря обычному оптическому обману при наблюдении с большой высоты берега острова как будто приподнимались, а центральная его часть как бы западала. Можно сказать, что у моих ног лежала топографическая карта Хельбесмера. Передо мною расстилались долины, пересекавшие во всех направлениях остров, пропасти казались колодцами, озера - прудами, реки - ручейками. Направо от меня тянулись бесчисленные ледники и высились горные пики; над некоторыми из них вздымались легкие клубы дыма. Волнообразные очертания этих бесконечных горных кряжей, покрытых вечными снегами, словно гребни волн пеной, напоминали мне море во время бури. А на западе, как бы являясь продолжением этих вспененных гребней, величественно раскинулся океан. Глаз едва различал границу между землей и морем.
Я весь отдался восторженному чувству, которое испытываешь обычно на больших высотах, и на этот раз я не страдал от головокружения, потому что уже освоился с высоким наслаждением смотреть на Землю с высоты. Я забыл о том, кто я и где я! Я жил жизнью эльфов и сильфов, легендарных обитателей скандинавской мифологии. Мои ослепленные взоры тонули в прозрачном свете солнечных лучей. Упиваясь этим очарованием высоты, я не думал о бездне, в которую вскоре должна была ввергнуть меня судьба. Но появление профессора и Ганса, отыскавших меня на вершине горного пика, вернуло меня к действительности.
Дядюшка, обратясь лицом к западу, указал мне на подернутые дымкой туманные очертания Земли, выступавшие над морем.
- Гренландия, - сказал он.
- Гренландия? - воскликнул я.
- Да, мы всего на расстоянии тридцати пяти лье от нее. Во время оттепели белые медведи добираются до Исландии на льдинах, течением уносимых с севера. Но это неважно! Мы теперь на вершине Снайфедльс; вот его два пика - южный и северный. Ганс скажет нам, как по-исландски называется тот, на котором мы сейчас стоим.
Охотник ответил:
- Scartaris.
Дядюшка взглянул на меня с торжествующим видом.
- К кратеру! - сказал он.
Кратер Снайфедльс представлял собою опрокинутый конус, жерло которого имеет около полу лье в диаметре. Глубину же его я определил - приблизительно в две тысячи футов. Можно себе вообразить, что творилось бы в таком резервуаре взрывчатых веществ, если бы вулкан вздумал метать свои громы и молнии. Воронка вряд ли была шире пятисот футов в окружности, и по ее довольно отлогим склонам легко можно было спуститься до самого дна кратера. Я невольно сравнил кратер с жерлом огромной пушки, и это сравнение меня напугало.
«Взобраться в жерло пушки, которая, возможно, заряжена и каждую минуту может выстрелить, настоящее безумие!» - подумал я.
Но отступать было уже невозможно. Ганс с равнодушным видом шагал во главе нашего отряда. Я молча следовал за ним.
Чтобы облегчить спуск, Ганс описывал внутри кратера большие эллипсы. Приходилось идти среди вулканических «висячих» залежей, которые, случалось, обрывались при малейшем сотрясении и скатывались на дно пропасти. Гулкое эхо сопровождало их падение.
На пути встречались внутренние ледники; тогда Ганс шел с особой осторожностью, ощупывая почву палкой с железным наконечником, чтобы узнать, нет ли где расщелин. В сомнительных местах мы связывались между собой длинной веревкой, чтобы тот, у кого нога начинала скользить, мог опереться на спутников. Предосторожность эта была необходима, но она не исключала опасности.
Между тем, несмотря на трудности, непредвиденные нашим проводником, спуск шел благополучно, если не считать утери связки веревок, выпавшей из рук одного из исландцев и скатившейся кратчайшим путем в пропасть.
В полдень мы оказались на дне кратера. Я взглянул вверх и через жерло конуса, как через объектив аппарата, увидел клочок неба. Лишь в одном месте глаз различал пик Скартариса, уходящий в бесконечность.
На дне кратера находились три трубы, через которые во время вулканических извержений вулкана Снайфедльс центральный очаг извергал лаву и пары. Каждое из этих отверстий в диаметре достигало приблизительно ста футов. Их зияющие пасти разверзались у наших ног. У меня не хватало духа взглянуть внутрь их. Профессор Лиденброк быстро исследовал расположение отверстий; он задыхался, бегал от одного отверстия к другому, размахивал руками и выкрикивал какие-то непонятные слова. Ганс и его товарищи, сидя на обломке лавы, посматривали на него; они, видимо, принимали его за сумасшедшего.
Вдруг дядюшка дико крикнул. Я подумал, что он оступился и падает в зев бездны. Но нет! Он стоял, раскинув руки, расставив ноги, перед гранитной скалой, возвышавшейся в самой середине кратера, подобно грандиозному пьедесталу для статуи Плутона. Во всей позе дядюшки чувствовалось, что он до крайности изумлен, но изумление его сменилось вскоре безумной радостью.
- Аксель, Аксель! - кричал он. - Иди сюда, иди!
Я поспешил к нему. Ганс и исландцы не тронулись с места.
- Взгляни, - сказал профессор.
И с тем же изумлением, если не с радостью, я прочел на скале, со стороны, обращенной к западу, начертанное руническими письменами, полустертыми от времени, тысячу раз проклятое имя:

 

 

- Арне Сакнуссем! - воскликнул дядюшка. - Неужели ты и теперь еще будешь сомневаться?
Я ничего не ответил и пошел, в смущении, обратно к своей скамье из отложений лавы. Очевидность сразила меня.
Сколько времени я предавался размышлениям, не помню. Знаю только, что когда я поднял голову, то увидал на дне кратера только лишь дядюшку и Ганса. Исландцы были отпущены и теперь спускались уже по наружным склонам Снайфедльс, возвращаясь в Стапи.
Ганс безмятежно спал у подножья скалы, в желобе застывшей лавы, где он устроил себе импровизированное ложе; дядюшка метался внутри кратера, как дикий зверь в волчьей яме. У меня не было ни сил, не желания встать; и, следуя примеру проводника, я погрузился в мучительную дремоту, боясь услышать подземный гул или почувствовать сотрясение в недрах вулкана.
Так прошла первая ночь внутри кратера.
На следующее утро серое, затянутое свинцовыми тучами небо нависло над кратером. Поразила меня не столько полная темнота, сколько бешеный гнев дядюшки. Я понял причину его ярости, и у меня мелькнула смутная надежда. И вот почему.
Из трех дорог, открывавшихся перед нами, Сакнуссем избрал один путь. По словам ученого исландца, этот путь можно было узнать по признаку, указанному в шифре, а именно, что тень Скартариса касается края кратера в последние дни июня месяца.
Действительно, этот пик можно было уподобить стрелке гигантских солнечных часов, которая в известный день, отбрасывая свою тень на кратер, указывает путь к центру Земли. Вот почему, если не выглянет солнце, не будет и тени. А следовательно, и нужного указания! Было уже 25 июня. Стоило тучам покрыть небо на шесть дней, и нам пришлось бы отложить изыскания до следующего года.
Я отказываюсь описать бессильный гнев профессора Лиденброка. День прошел, но никакая тень не легла на дно кратера; Ганс не трогался с места, хотя его должно было удивлять, чего же мы ждем, если только он вообще был способен удивляться! Дядюшка не удостаивал меня ни единым словом. Его взоры, неизменно обращенные к небу, терялись в серой, туманной дали.
26 июня - и никаких изменений! Целый день шел мокрый снег. Ганс соорудил шалаш из обломков лавы. Я несколько развлекался, следя за тысячами импровизированных каскадов, образовавшихся на склонах кратера и с диким ревом разбивавшихся о каждый встречный камень.
Дядюшка уже больше не сдерживался. Даже более терпеливый человек при таких обстоятельствах вышел бы из себя: ведь это значило потерпеть крушение у самой гавани!
Но, по милости неба, за великими огорчениями следуют и великие радости, и профессор Лиденброк получил удовлетворение, способное заслонить испытанное им отчаяние.
На следующий день небо было все еще затянуто тучами; но в воскресенье, 28 июня, в предпоследний день месяца, смена луны вызвала и перемену погоды. Солнце заливало кратер потоками света. Каждый пригорок, каждая скала, каждый камень, каждая кочка получала свою долю солнечных лучей и тут же отбрасывала свою тень на землю. Тень Скартариса вырисовывалась вдали своим острым ребром и неприметно следовала за лучезарным светилом.
Дядюшка следовал по ее стопам.
В полдень, когда предметы отбрасывают самую короткую тень, знаменательная тень Скартариса слегка коснулась края среднего отверстия в кратере.
- Тут! - вскричал профессор. - Тут пролегает путь к центру земного шара! - прибавил он по-датски.
Я посмотрел на Ганса.
- Forüt! - спокойно сказал проводник.
- Вперед! - повторил дядя.
Было один час тридцать минут пополудни.

 

Назад: ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Дальше: ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ