ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Сезон дождей. - Вопрос одежды. - Охота на тюленей. - Изготовление свечей. - Работа по отделке Гранитного дворца. - Два мостика. - Снова на устричной отмели. - Что Герберт нашел у себя в кармане
Зима наступила в июне - этот месяц соответствует декабрю в Северном полушарии. Зимняя пора началась холодными ливнями и свирепыми ветрами, завывавшими без передышки. И тут обитатели Гранитного дворца могли как следует оценить свое жилище, недосягаемое для ярости стихий. Прежнее их убежище плохо защищало бы их от зимних холодов; могло случиться также, что туда снова вторгнутся волны во время больших приливов, когда их подхлестывают ветры, налетающие с открытого моря. Предвидя такую беду, Сайрес Смит даже принял некоторые меры предосторожности; он желал уберечь от порчи кузнечный горн и плавильные печи, сложенные теперь в Трущобах.
Весь июнь колонисты употребили на различные работы, не забывая, однако, охоты и рыбной ловли, так что запасы в их кладовой не оскудевали. Пенкроф собирался, как только у него выдастся свободный часок, заняться устройством всякого рода западней, на которые он возлагал большие надежды. Он наделал из волокон растений множество силков, и теперь крольчатник ежедневно доставлял Гранитному дворцу изрядное количество кроличьих тушек. Набу некогда было и передохнуть - он все трудился над соленьем и копченьем мяса, запасая его впрок.
Давно пора было подумать об одежде. У колонистов имелось только то платье, в котором они были, когда их выбросило на остров. Одежда эта была теплая, сшита из добротных, прочных тканей, каждый берег ее, старался держать в чистоте, но все же она поизносилась и требовала замены. А кроме того, в случае суровой зимы она плохо защищала бы от холода.
Но как раз об одежде изобретательный Сайрес Смит не позаботился, - он занят был удовлетворением других, более насущных нужд: устройством убежища, обеспечением пищей, и хотя вот-вот могли нагрянуть холода, вопрос об одежде еще не был разрешен. Колонисты смирились с мыслью, что первую зиму всем придется немного померзнуть. Ничего не поделаешь, роптать на испытания не следует. Вот придет весна, тогда поведут охоту на муфлонов, которых видели при обследовании горы Франклина, и настригут с них шерсти. А уж Сайрес Смит сумеет изготовить из этой шерсти теплые и прочные ткани... Каким образом? Он придумает.
- Ну, что ж, придется зимой сидеть в Гранитном дворце да греться у камелька, - сказал Пенкроф. - Дров у нас много, нечего их жалеть.
- Да ведь остров Линкольна находится не на очень высоких широтах, - заметил Гедеон Спилет. - Может быть, зима тут совсем и не суровая. Помнится, вы говорили, Сайрес, что в Северном полушарии на тридцать пятой параллели лежит Испания. Правда?
- Совершенно верно, - ответил инженер, - но ведь и в Испании случаются очень суровые зимы, - холод, снег, лед! Может быть, зима не щадит и остров Линкольна. Но как бы то ни было, это все же остров, и поэтому климат на нем должен быть более мягкий.
- А почему, мистер Сайрес? - спросил Герберт.
- Видишь ли, голубчик, море является как бы огромным хранилищем тепла, которое накапливается в нем в летнюю пору. Летом солнце нагревает его, а зимой море отдает в воздух сбереженное тепло, поэтому на побережьях морей и океанов средняя температура летом ниже, а зимой выше, чем в глубине материка.
- Посмотрим, посмотрим, - заключил Пенкроф. - Будут холода или не будут - это меня мало беспокоит. А вот дни уже стали короче, вечера длиннее. Не обсудить ли нам вопрос об освещении нашего дома?
- Ничего нет легче, - ответил Сайрес Смит.
- Обсудить? - спросил моряк.
- Разрешить.
- А когда начнем разрешать?
- Завтра. Устроим охоту на тюленей.
- Будем, значит, делать сальные свечи?
- Ну, что вы, Пенкроф! Стеариновые, а не сальные.
Действительно, таков был замысел инженера - замысел вполне осуществимый, так как в распоряжении колонии имелись теперь известь и серная кислота, а тюлени, облюбовавшие островок Спасения, могли дать жир, необходимый для изготовления свечей.
Наступило воскресенье, 4 июня. Это был праздник - троицын день, и решено было отметить его. Все работы прекратили, посвятив этот день отдыху и молитве. Теперь колонисты острова Линкольна возносили к небу благодарения. Они уже не были несчастными людьми, потерпевшими крушение и выброшенными на голый островок. Они больше ни о чем не просили, они благодарили провидение.
На следующий день, 5 июня, в довольно пасмурную погоду, отправились на островок Спасения. Чтобы переправиться вброд через пролив, надо было ждать, когда опадет вода, и тут колонисты решили, что они обязательно построят, как сумеют, лодку, - тогда им легче будет сообщаться с островком и с любым местом на побережье и можно будет подняться в ней вверх по реке Благодарения во время большой экспедиции для обследования юго-западной части острова, которое было отложено до первых вешних дней.
Тюленей на лежбище оказалось много, и охотники, вооружившись палицами с железными наконечниками, без особого труда забили с полдюжины тюленей. Наб и Пенкроф освежевали туши, но принесли в Гранитный дворец только жир и шкуры, - из шкур предполагалось сшить прочную обувь.
Охота принесла Сайресу Смиту около трехсот килограммов тюленьего жира, и инженер решил употребить его на выделку свечей.
Способ производства он применил самый простой, и если не получил свечей высшего сорта, то все же они были вполне пригодны для освещения. Будь у Сайреса Смита одна только серная кислота, и то он мог бы, обработав ею какое-либо вещество, вроде тюленьего жира, выделить из этой смеси глицерин, а затем, залив полученное соединение крутым кипятком, он без труда высвободил бы из него олеин, пальметин и стеарин. Но для упрощения дела Сайрес Смит предпочел омылить жир раствором извести. Таким способом он получил известковое мыло, которое под действием серной кислоты легко было разложить на сернистую известь и на жирные кислоты.
Из трех этих кислот - олеиновой, пальметиновой и стеариновой - олеиновая кислота, находившаяся в жидком состоянии, была отжата давлением, а две остальных образовали ту массу, из которой надо было отливать свечи.
Изготовление свечей заняло лишь сутки. Фитили после нескольких проб сделали из растительных волокон и окунули их в расплавленную массу; получились настоящие стеариновые свечи, сформованные вручную, им не хватало лишь отбелки и полировки. Конечно, они уступали качеством свечам фабричной выделки, у которых фитиль пропитывается борной кислотой, а поэтому стекленеет по мере сгорания и сгорает весь целиком; но Сайрес Смит сделал пару превосходных щипчиков, чтобы снимать нагар, и в долгие зимние вечера самодельные свечи сослужили большую службу обитателям Гранитного дворца и получили высокую оценку с их стороны.
Весь июнь кипела работа по отделке нового жилища. Столярам нашлось много дела. Принялись также улучшать изготовленные раньше инструменты, считая их теперь слишком топорными; пополнили набор инструментов новыми. Так, например, в Гранитном дворце появились ножницы. Наконец-то колонисты могли постричься, и если не побриться, то хоть подправить бороду и придать ей любую форму по своему вкусу. Правда, Герберт был еще безусым юнцом, а у Наба борода плохо росла, зато их товарищи так обросли, что появление ножниц оказалось очень кстати.
Бесконечных трудов стоило сделать ручную пилу, так называемую ножовку, но в конце концов ее смастерили, и, направляемая сильной рукой, она прекрасно резала древесину и вдоль и поперек. При помощи пилы наделали столов, табуреток, скамеек, шкафов и обставили этой мебелью главные комнаты; соорудили кровати, но единственной постельной принадлежностью у каждого был тюфяк из морской травы. Прекрасный вид имела теперь кухня с ее многоярусными полками и расставленной на полках разнообразной глиняной утварью, с кирпичной печкой и даже с кусками пемзы для чистки посуды; Наб священнодействовал там, словно химик в своей лаборатории.
Вскоре столяры стали плотниками: после того как был создан при помощи взрыва новый водосток, стало необходимым построить два моста, - один на плато Кругозора, другой на берегу моря. Ведь теперь и плато и берег пересекал быстрый поток, через который приходилось перебираться, чтобы попасть в северную часть острова. Желая избежать переправы, колонисты волей-неволей делали большой крюк и огибали плато с западной стороны, доходя до самых истоков Красного ручья. Проще всего было перебросить два мостика длиною в двадцать - двадцать пять футов; для наведения их потребовалось несколько стволов деревьев, кое-как обтесанных топором. Эти работы заняли несколько дней, а как только мосты были готовы, Наб и Пенкроф воспользовались ими для путешествия к устричной отмели, которую в свое время открыл Герберт. Они захватили с собой грубо сделанную тележку, заменившую прежнюю неудобную плетенку, и привезли с отмели несколько тысяч устриц, которые быстро прижились на новом месте. Среди подводных скал, близ устья реки Благодарения, появилась новая устричная колония. Устрицы были превосходного вкуса, и в Гранитном дворце ежедневно лакомились ими.
Как видите, остров Линкольна, хотя он был исследован поселенцами лишь в незначительной части, уже доставлял им все необходимое. И казалось весьма вероятным, что в его лесах, тянувшихся от реки Благодарения до Змеиного мыса, в самых потаенных уголках щедрая природа припасла для них новые сокровища.
Только одного ее дара не хватало поселенцам острова, и это оказалось для них тяжелым лишением. У них было достаточно и мясной пищи и растительной, служившей приправой к мясу; отвар из корней драцены, подвергнутый брожению, давал им кисловатый, похожий на пиво напиток, который они предпочитали воде; хотя на острове не было ни сахарного тростника, ни сахарной свеклы, они даже выделывали сахар, собирая для этого сладкий сок сахарного клена (Acer sacharinum) - одного из представителей семейства кленовых, произрастающих во всех странах умеренного климата, на острове его было довольно много; они приготовляли очень приятный чай из монарды, обильно разросшейся в крольчатнике, и, наконец, у них в избытке имелась соль, единственный минерал, употребляющийся человеком в пищу, - не было у них только хлеба.
Быть может, впоследствии колонистам удалось бы заменить хлеб каким-нибудь похожим на него суррогатом - крупой из сердцевины саговой пальмы или мучнистыми плодами хлебного дерева, - возможно, что это ценнейшее дерево росло в лесах южной части острова, но пока оно еще не встречалось колонистам.
Однако и тут провидение пришло им на помощь. Правда, эта помощь явилась в виде бесконечно малой величины, но, при всей своей изобретательности, при всем своем уме, Сайрес Смит не мог бы создать того, что Герберт совершенно случайно нашел однажды за подкладкой своей куртки, когда занялся ее починкой.
В этот день с неба потоками низвергался ливень, обитатели Гранитного дворца коротали время за разными поделками, собравшись вместе в своем «зале», и вдруг юноша воскликнул:
- Вот так штука! Смотрите, мистер Сайрес, - зернышко пшеницы!
И он показал товарищам зерно, одно-единственное зернышко, попавшее из дырявого кармана куртки за подкладку.
Находка объяснялась очень просто. В Ричмонде Герберт всегда сам кормил диких голубей, которых подарил ему Пенкроф, и имел обыкновение держать для них в кармане корм.
- Зерно пшеницы? - с живостью спросил инженер.
- Да, мистер Сайрес. Но только одно, одно-единственное!
- Ну, голубчик, одолжил! - смеясь, воскликнул Пенкроф. - Право, одолжил!.. Да что ж мы можем сделать из одного зернышка?
- Хлеб будем печь, - ответил Сайрес Смит.
- Хлеб, булки, пирожные, торты! - насмешливо подхватил моряк. - Много воды утечет, пока это зернышко накормит нас до отвала хлебом.
Не придавая никакого значения своей находке, юноша хотел было бросить ее на пол, но Сайрес взял зерно из рук Герберта и, внимательно его рассмотрев, определил, что оно нисколько не повреждено.
- Пенкроф, - спокойно спросил он, глядя на моряка в упор, - сколько колосьев вырастает из одного хлебного зерна? Вы знаете?
- Один колос, я полагаю, - ответил моряк, удивленно посмотрев на него.
- Нет, Пенкроф, - десять! А вы знаете, сколько зерен в одном колосе?
- Ей-богу, не знаю.
- В среднем - восемьдесят, - сказал Сайрес Смит. - И вот, если мы посадим это зерно, то при первом урожае соберем восемьсот зерен, а они дадут нам при втором урожае шестьсот сорок тысяч зерен, а при третьем - пятьсот двенадцать миллионов, а при четвертом - более четырехсот миллиардов зерен. Вот какова пропорция!
Товарищи молча его слушали. Такие цифры их ошеломили. Однако подсчеты Сайреса Смита были правильны.
- Да, друзья мои, - продолжал инженер. - Волею природы потомство хлебного зернышка возрастает в геометрической прогрессии. Впрочем, размножение пшеницы, зерно которой дает при первом урожае восемьсот зерен, - ничто по сравнению с маком, у которого в одной коробочке тридцать две тысячи зерен, и с табаком, у которого один корень дает триста шестьдесят тысяч семечек. Если б не многочисленные причины, мешающие их размножению, два этих растения заполонили бы в несколько лет весь шар земной.
И инженер снова принялся допрашивать Пенкрофа:
- А теперь скажите, Пенкроф, вы знаете, сколько буасс составят четыреста миллиардов зерен?
- Нет, не знаю, - ответил моряк. - Зато уж наверняка знаю, что я - дурень.
- Да будет вам известно, что это составит три миллиона буассо, считая по сто тридцать тысяч зерен на буассо.
- Три миллиона буассо? - воскликнул Пенкроф.
- Три миллиона.
- За четыре года?
- За четыре года, - подтвердил Сайрес Смит, - и даже за два, если в этих широтах мы будем собирать, как я надеюсь, два урожая в год.
Тут уж Пенкроф не мог удержаться и, по своему обыкновению, оглушительно крикнул «ура».
- Итак, Герберт, - добавил инженер, - твоя находка очень важна для нас. В тех условиях, в каких мы здесь оказались, друзья мои, все может сослужить нам службу. Не забывайте этого, прошу вас.
- Не беспокойтесь, мистер Сайрес, не забудем, - ответил Пенкроф. - И если я найду семечко табаку, которое дает по триста шестьдесят тысяч семечек, то - уж будьте уверены - я не пущу его по ветру! А теперь, знаете, что мы должны сделать?
- Посадить зернышко, - ответил Герберт.
- Да, - согласился Гедеон Спилет, - и надо посадить его с должной почтительностью, ибо в нем заложены наши будущие урожаи.
- Только бы оно проросло! - воскликнул моряк.
- Обязательно прорастет, - ответил Сайрес Смит.
Дело происходило 20 июня, в пору, самую благоприятную для посадки единственного и оттого драгоценного зернышка пшеницы. Сперва хотели было посадить его в глиняный горшок, но, рассудив, решили положиться на природу и доверить его непосредственно земле. Посев произвели в тот же день, и, разумеется, приняты были все меры, чтобы это важнейшее дело прошло успешно.
Погода немного прояснилась; колонисты поднялись на плато Кругозора и выбрали неподалеку от Гранитного дворца защищенный от ветра уголок, куда солнце, наверно, слало в полдень весь жар своих лучей. Землю там очистили от камней, старательно вскопали, разрыхлили, можно сказать даже перебрали руками, растирая каждый комочек, удалили всех червей и жучков, подбавили слой перегноя, подмешав к нему немного извести, и, наконец, торжественно посадили зерно в увлажненную землю и обнесли это место изгородью.
У колонистов было такое чувство, словно они заложили краеугольный камень величественного здания. Пенкрофу вспомнился тот день, когда он с такими предосторожностями готовился зажечь единственную уцелевшую спичку. Но теперь дело было куда важнее - ведь огонь злополучные аэронавты тем или иным способом, рано или поздно добыли бы, но никакие силы человеческие не могли бы возродить пшеничное зернышко, если б оно, к несчастью, погибло!