ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Подводные скалы
Тем временем утомительный переход продолжался. 2 февраля, спустя шесть дней после отплытия, с «Макари» еще не было видно оклендского побережья, хотя ветер был попутный — юго–западный, но бригу препятствовали встречные течения, и он еле двигался вперед. Море было бурное. «Макари» сильно качало, его корпус трещал, нырял в волны и с трудом оттуда поднимался. Плохо натянутые ванты, бакштаги и штаги слабо держали мачты, и сильная качка расшатывала их.
К счастью, Билль Галлей, не любивший торопиться, не поднимал всех парусов, в противном случае мачты неизбежно сломались бы. Джон Манглс надеялся, что жалкая посудина благополучно доползет до гавани, но его огорчало, что его спутникам приходится ехать в столь плохих условиях.
Однако ни леди Элен, ни Мери Грант не жаловались, хотя непрерывный дождь вынуждал их сидеть в рубке, где было душно и сильно качало. Поэтому, не обращая внимания на дождь, они порой выходили на палубу, и только нестерпимые порывы ветра заставляли их спускаться обратно в тесную рубку, более пригодную для перевозки товаров, чем пассажиров, а тем более пассажирок.
Друзья всячески старались развлечь их. Паганель пытался рассказывать всевозможные истории, но они не имели успеха. Печальное возвращение действовало на путешественников угнетающе. Поскольку прежде они с интересом внимали повествованиям географа о пампе и Австралии, постольку теперь Новая Зеландия оставляла их холодными и равнодушными. И действительно, ведь они плыли в этот мрачный край помимо своей воли, без энтузиазма, в силу роковой необходимости.
Из всех пассажиров «Макари» наибольшего сожаления заслуживал Гленарван. Его редко можно было видеть в рубке — ему не сиделось на месте. Человек нервный, легко возбуждающийся, он не мог примириться с бездельничаньем. Все дни, порой даже ночи, проводил он на палубе, не обращая внимания ни на волны, хлеставшие по ней, ни на потоки дождя. Он то неподвижно стоял, опершись на поручни, то лихорадочно расхаживал по палубе, упорно вглядываясь в нависший кругом туман, а если туман на мгновение рассеивался, то Гленарван всматривался в просветы, словно вопрошал немые волны и хотел одним взмахом руки разорвать эту завесу тумана, это скопление паров, застилавшее горизонт. Он не мог примириться с постигшим его несчастьем, и лицо его выражало глубокое страдание. Это был энергичный человек, до сей поры счастливый и могущественный, которому вдруг изменило и то и другое.
Джон Манглс не покидал Гленарвана и вместе с ним переносил все прихоти непогоды. В этот день Гленарван с особенной настойчивостью вглядывался в просветы на горизонте.
— Вы ищете землю, сэр? — спросил Джон Манглс.
Гленарван отрицательно покачал головой.
— Однако я уверен, что вы с нетерпением ждете той минуты, когда покинете этот бриг, — промолвил молодой капитан. — Еще тридцать шесть часов тому назад мы должны были увидеть огни Оклендского порта.
Гленарван промолчал. Он продолжал смотреть в подзорную трубу в ту сторону горизонта, откуда дул ветер.
— Земля не в той стороне, — заметил Джон Манглс. — Вам следует направить подзорную трубу направо, сэр.
— Зачем, Джон? — ответил Гленарван. — Ведь я не землю ищу.
— А что же, сэр?
— Мою яхту! Мой «Дункан»! — гневно ответил Гленарван. — Она плавает в этих водах, пенит эти волны и служит зловещему ремеслу пиратов! Яхта тут, Джон! Тут, говорю вам, на пути между Австралией и Новой Зеландией. Я предчувствую, что мы встретим ее.
— Лучше бы нам не встречать ее, сэр!
— Почему, Джон?
— Вы забываете, сэр, в каком мы положении. Что мы будем делать на этом бриге, если «Дункан» погонится за нами? Мы не в силах будем уйти от него.
— Уйти, Джон?
— Да, сэр! Мы будем напрасно пытаться сделать это! Нас захватят, и мы окажемся во власти этих негодяев, а Бен Джойс уже показал, что не остановится перед преступлением. Речь идет не о нашей жизни — мы будем защищаться до последнего вздоха! А потом что? Подумайте, сэр, о леди Гленарван, о Мери Грант.
— Бедные женщины! — прошептал Гленарван. — У меня сердце разрывается, Джон, и порой я прихожу в отчаяние. Мне кажется, что нас ждут новые беды, что судьба ополчилась против нас, я боюсь, Джон!
— Вы, сэр?
— Не за себя, Джон, но за тех, кого я люблю и кого вы тоже любите.
— Успокойтесь, сэр, — ответил молодой капитан. — Бояться нечего. «Макари» идет плохо, но все–таки идет. Билль Галлей — тупоумная скотина, но ведь я-то здесь, если я увижу, что подходить к берегу опасно, то поведу судно обратно в открытое море. Итак, с этой стороны почти или даже совсем нет опасности. А вот оказаться бок о бок с «Дунканом», вот это было бы ужасно, и я на вашем месте, сэр, осматривал бы горизонт не для того, чтобы увидеть его, а для того, чтобы уйти от него.
Джон Манглс был прав: встреча с «Дунканом» была бы роковой для «Макари». Ибо встреча с пиратами была бы страшна именно в этих водах, где они могли свободно разбойничать. К счастью, в этот день яхта не появилась, и шестая ночь со времени отплытия из залива Туфолда наступила без каких–либо угрожающих признаков.
Но этой ночи суждено было стать ужасной. Стемнело внезапно в семь часов вечера. Небо было грозным. Инстинкт моряка заговорил даже в пьяном Билле Галлее. Протирая глаза, тряся своей большой рыжей головой, он вышел из каюты и с силой втянул в себя воздух, как другой выпил бы стакан воды, и затем начал осматривать паруса. Ветер свежел и, повернув на четыре румба к западу, нес бриг к новозеландскому побережью.
Билль Галлей, грубо ругая матросов, велел им убрать брамселя. Джон Манглс мысленно одобрил это распоряжение капитана, но промолчал. Он решил не вступать ни в какие разговоры с грубияном–моряком. Но ни молодой капитан, ни Гленарван не ушли с палубы. Два часа спустя ветер усилился, и Билль Галлей приказал взять марселя на рифы. С этой работой было бы трудно справиться команде из пяти человек, если бы не имелись двойные реи американской системы, при наличии которых достаточно было опустить верхнюю рею, чтобы площадь марселя значительно уменьшилась.
Прошло еще два часа. Море становилось все более бурным. Волны так резко били в бриг, что всякий раз казалось, будто киль его натыкается на подводные скалы, но этого не было, тяжелый корпус брига с трудом поднимался на волну. Набегавшие сзади волны перехлестывали через борт и бурно разливались по палубе. Шлюпка, висевшая над левым бортом, была смыта нахлынувшим валом.
Джон Манглс тревожился. Любому другому судну такие волны были не страшны, но тяжеловесный «Макари» мог сразу пойти ко дну, ибо каждый раз, когда он зарывался в волны, то вода, заливавшая палубу, не успевая стекать по желобам, угрожала затопить бриг. Чтобы ускорить сток воды, благоразумнее было бы прорубить топорами отверстия в верхней части бортов, но Билль Галлей не согласился на эту меру предосторожности. Впрочем, «Макари» угрожала большая опасность, и ее предотвратить уже не было времени.
Около половины двенадцатого ночи до Джона Манглса и Вильсона, стоявших у борта с подветренной стороны, донесся какой–то необычный шум. Инстинкт моряков заставил их насторожиться. Джон схватил матроса за руку.
— Прибой! — сказал он.
— Да, — отозвался Вильсон, — волны разбиваются о рифы.
— Не больше как в двух кабельтовых?
— Не больше. Там земля!
Джон перегнулся через борт, посмотрел на темные волны и крикнул:
— Лот, Вильсон, лот!
Хозяин «Макари», стоявший на носу, повидимому, ничего не подозревал. Вильсон схватил лот, свернутый в лотбаке, и бросил его в воду. Лотлинь заскользил между его пальцами, но на третьем узле остановился.
— Три сажени, — крикнул Вильсон.
— Капитан, мы у бурунов! — крикнул Джон, подбегая к Биллю Галлею.
Заметил ли Джон Манглс, как Галлей пожал плечами, или нет, было неважно, только молодой капитан кинулся к рулю, повернул румпель, тогда как Вильсон, бросив лот, стал подтягивать марсель, чтобы привести бриг к ветру. Рулевой, которого Джон Манглс с силой оттолкнул, даже не понял, чем вызвано это внезапное нападение.
— К наветренным брасам! Трави! Трави! — кричал молодой капитан, поворачивая бриг таким образом, чтобы уйти от бурунов.
С полминуты судно шло, почти задевая правым бортом рифы, и, несмотря на темноту, Джон разглядел саженях в четырех от «Макари» белые гребни ревущих волн. Тут Билль Галлей, поняв, наконец, грозящую судну опасность, потерял голову. Полупьяные матросы не могли понять, чего от них требует капитан. Его сбивчивая речь, противоречивость его приказаний, все говорило о том, что этот тупоумный пьяница не обладал хладнокровием. Галлей был совершенно ошеломлен: он полагал, что земля от него в тридцати — сорока милях, а она оказалась в восьми. Судно отнесло течением в сторону от его обычного пути, и это захватило незадачливого капитана врасплох.
Благодаря быстрому вмешательству Джона Манглса «Макари» избежал бурунов. Но Джон Манглс не знал фарватера. Быть может, рифы окружали его со всех сторон? Ветер нес бриг прямо на восток, и каждую минуту он мог налететь на подводную скалу.
Вскоре шум прибоя стал нарастать справа. Пришлось снова лавировать. Джон снова положил руль на ветер. Перед форштевнем судна то и дело возникали буруны. Надо было во что бы то ни стало выйти в открытое море. Но удастся ли этот маневр на неустойчивом судне, с малой парусностью? Шансов на успех было мало, но другого выхода не было.
— Руль на ветер! На борт! — крикнул Джон Манглс Вильсону.
«Макари» приближался к новой гряде подводных скал. Море вокруг кипело. Наступила минута мучительного ожидания. Волны светились от пены, будто вспыхивая фосфорическим светом. Море дико ревело.
Вильсон и Мюльреди налегли изо всех сил на штурвал. Вдруг почувствовался страшный толчок. «Макари» наткнулся на подводную скалу. Ватер–штаги лопнули, и фок–мачта потеряла устойчивость. «Удастся ли повернуть судно без других аварий?»
Нет, не удалось — ветер внезапно спал, бриг увалило под ветер. Нахлынувший вал подхватил его, поднял, понес прямо на рифы и со страшной силой швырнул на скалы. Фок–мачта со всей оснасткой рухнула. Бриг дважды ударился килем о скалы и замер, накренившись на правый борт на тридцать градусов.
Стекла в рубке разлетелись вдребезги. Пассажиры выбежали на палубу, но волны перекатывались по ней, и оставаться там было небезопасно. Джон Манглс, зная, что судно основательно увязло в песке, попросил пассажиров вернуться в рубку.
— Скажите правду, Джон, — спокойно спросил Гленарван, — что нам грозит?
— Правду, сэр? Хорошо: ко дну мы не пойдем, хотя судно может быть разбито волнами, но у нас есть время принять нужные меры.
— Теперь полночь?
— Да, сэр, надо подождать до утра.
— Нельзя ли спустить шлюпку?
— При такой волне и среди такого мрака это невозможно. К тому же мы даже не знаем, где можно пристать к берегу.
— Хорошо, Джон, останемся здесь до утра.
В это время Билль Галлей метался, словно сумасшедший, по палубе. Его матросы, придя в себя, вышибли дно у бочонка с водкой и начали пить. Джон предвидел, что это пьянство не замедлит вызвать дикие выходки. Рассчитывать на капитана нельзя было, он уже утратил свой авторитет. Этот жалкий человек рвал на себе волосы, ломал руки и думал только о своем грузе, который не был застрахован.
— Я разорен! Я погиб! — орал он, перебегая от одного борта к другому.
Джон Манглс не стал утешать его. Он посоветовал своим спутникам вооружиться, и все приготовились в случае необходимости дать отпор матросам. Те пили бренди, выкрикивая ужасные ругательства.
— Первого, кто только осмелится приблизиться к рубке, я убью, как собаку, — спокойно заявил майор.
Матросы, видимо, поняв, что с ними церемониться не будут, вдруг куда–то исчезли. Джон Манглс забыл об этих пьяницах и с нетерпением ждал рассвета.
Бриг оставался совершенно неподвижным. Ветер стих. Море мало–помалу успокоилось. Корпус судна мог продержаться на воде еще несколько часов. С восходом солнца Джон Манглс надеялся разглядеть берег. Если пристать к нему будет возможно, то ялик, единственное оставшееся на судне средство сообщения, перевезет на берег команду и пассажиров. Ялику придется совершить несколько рейсов, ибо он мог вместить не более четырех человек. А шлюпка, как известно, была сорвана и унесена нахлынувшим валом в море.
Обдумывая опасное положение, в котором они все оказались, Джон Манглс, опершись о люк, прислушивался к шуму прибоя. Он старался разглядеть что–либо в окружавшем его беспросветном мраке. Он спрашивал себя, на каком расстоянии находится эта, столь желанная и столь опасная земля. Буруны часто отстоят на много миль от побережья. Выдержит ли легкая, хрупкая лодка такой большой переход?
В то время как Джон Манглс, обдумывая все это, ждал первых проблесков зари, пассажирки, успокоенные молодым капитаном, спали на своих койках. Полная неподвижность судна обещала им несколько часов отдыха. Гленарван, Джон Манглс и их спутники, не слыша больше криков мертвецки пьяных матросов, тоже слегка задремали, и в час ночи на «Макари», который лежал на своем песчаном ложе, воцарилось полное спокойствие.
Около четырех часов утра на востоке показались первые проблески зари. Облака слегка посветлели в бледных лучах рассвета. Джон Манглс поднялся на палубу. Туманная завеса висела на горизонте. Что–то как бы волнообразно колебалось высоко в утренних парах. Слабая зыбь пробегала по морю, и волны океана сливались с неподвижными тучами.
Джон Манглс ждал. Мало–помалу светлело, восток окрасился алым цветом. Туманная завеса медленно взвилась, из воды постепенно выступали черные скалы. Наконец, за каймой пены обрисовалась полоса, а над нею загорелся, словно маяк, яркий свет — то солнце, еще не взошедшее, осветило остроконечную вершину горы. Земля находилась не больше как в девяти милях.
— Земля! — вскричал Джон Манглс.
Его спутники, проснувшиеся от этого крика, выбежали на палубу и молча глядели на берег, видневшийся теперь на горизонте. Гостеприимный или враждебный, он должен был дать им приют.
— Где Билль Галлей? — спросил Гленарван.
— Не знаю, сэр, — ответил Джон Манглс.
— А матросы?
— Скрылись, как и он.
— И, вероятно, мертвецки пьяны, как и он, — добавил Мак—Наббс.
— Разыщите их, — сказал Гленарван. — Нельзя же их бросить здесь, на этом судне.
Мюльреди и Вильсон спустились в кубрик и через две минуты вернулись. Там никого не оказалось. Они тщательно обыскали судно, до самого дна трюма, но ни Билля Галлея, ни его матросов нигде не нашли.
— Как! Никого? — сказал Гленарван.
— Не упали ли они в море? — спросил Паганель.
— Все возможно, — отозвался Джон Манглс, очень встревоженный этим исчезновением. Затем, направляясь на корму, он крикнул: — К ялику!
Вильсон и Мюльреди последовали за ним, чтобы спустить на воду ялик, но его не было — ялик исчез.