Через десять минут Джемс Старр и Гарри Форд вышли, наконец, из главного штрека.

Молодой горняк со своим спутником подошли к большому гроту, если только можно так назвать обширную и мрачную подземную выработку. Это пространство, однако, не было совершенно темным. Из устья заброшенного ствола, пробитого из верхних горизонтов, в него проникал слабый свет. По этому же стволу происходила и вентиляция шахты Дочерт. Благодаря своей меньшей плотности теплый воздух устремлялся отсюда к стволу Ярроу.

Таким образом сквозь толстый сланцевый свод в это подземелье попадало немного воздуха и света.

Там-то, в подземном жилище, выдолбленном в сланцевых массивах, на том самом месте, где некогда работали могучие подъемные машины, и жил уже десять лет Симон Форд со своей семьей.

Старый мастер охотно называл свое жилище «коттеджем».

Благодаря небольшим сбережениям, накопленным за долгую трудовую жизнь, Симон Форд мог бы жить на солнце, среди деревьев, в любом месте Соединенного королевства; но он и его домашние предпочли не покидать копей, где они были счастливы, - у них были одинаковые мысли и вкусы. Да, им нравился этот коттедж, погребенный в недрах шотландской земли, на глубине в полторы тысячи футов. Одним из достоинств этого жилища являлось то обстоятельство, что здесь нечего было бояться налоговых агентов, которым поручалось производить перепись налогоплательщиков: сюда-то они не придут отыскивать хозяев коттеджа.

В описываемое время Симон Форд, бывший рудничный мастер шахты Дочерт, был еще очень бодр для своих шестидесяти пяти лет. Высокий, сильный, хорошо сложенный, он мог бы считаться одним из самых замечательных уроженцев кантона, поставляющего столько бравых и рослых солдат в полки гайлендеров.

Симон Форд принадлежал к старинной шахтерской семье, - его родословная восходила к тем временам, когда начались первые разработки шотландских угольных залежей.

Не производя археологических изысканий, чтоб узнать, пользовались ли углем древние греки и римляне и разрабатывали ли китайцы угольные копи задолго до нашей эры, не исследуя вопрос о том, действительно ли название минерального топлива происходит от имени одного бельгийского кузнеца XII века, - можно и без этого утверждать, что английские угольные бассейны были первыми, в которых началась правильная разработка. Уже в XI веке Вильгельм Завоеватель делил между своими соратниками добычу Ньюкаслского бассейна. В XIII веке Генрих III выдал патент на разработку «морского угля». Наконец, к тому же веку относится упоминание о залежах в Шотландии и Уэлсе.

Именно в это столетие предки Симона Форда спустились в рудники Каледонии. И с тех пор все Форды, поколение за поколением, трудились там. Они были простыми рабочими. Извлекая драгоценное топливо, они работали, как каторжники. Полагают даже, что рабочие в угольных шахтах, как и в солеварнях, были настоящими рабами. В XVIII веке это мнение было так широко распространено в Шотландии, что в эпоху войны Претендента опасались, не восстанут ли двадцать тысяч шахтеров в Ньюкасле, чтобы отвоевать себе свободу, которой, по их убеждению, они были лишены.

Как бы то ни было, Симон Форд гордился тем, что принадлежит к великому племени шотландских шахтеров. Он работал там же, где и его предки орудовали кайлом, обушком и киркой. К тридцати годам он стал мастером на шахте Дочерт, крупнейшей на Эберфойлских копях. Он страстно любил шахтерское дело и долгие годы усердно выполнял свои обязанности. Единственным его огорчением было то, что он видел, как истощается пласт, и предчувствовал наступление момента, когда месторождение будет выработано.

Тогда-то он занялся разведкой новых пластов во всех шахтах Эберфойла, сообщавшихся между собой под землей. Ему посчастливилось открыть несколько пластов - уже в последний период эксплуатации рудника. Он чудесно пользовался своим шахтерским чутьем, и инженер Джемс Старр высоко ценил его. Можно сказать, что он угадывал залежи в глубине копей, как деревенский вещун обнаруживает скрытые в земле родники.

Но, как уже сказано, настал момент, когда в копях совсем не стало угля. Бурение не давало больше никаких результатов. Ясно было, что угольная залежь полностью выработана. Работы прекратились. Шахтеры разбрелись.

Поверят ли нам? Большинство из них было в отчаянии. Те, кто знает, как человек может любить свой труд, не удивятся этому. Симон Форд, несомненно, был потрясен больше всех. Он был прирожденным шахтером, из тех, чья жизнь тесно связана с жизнью шахты. Он не покидал шахту со дня рождения и, когда работы прекратились, пожелал остаться в ней. И он остался. На Гарри было возложено снабжение подземного жилища всем необходимым; что же касается Симона, то за десять лет он не поднимался на поверхность и десяти раз.

- Идти наверх? Зачем? - говорил он и не покидал своих черных владений.

Впрочем, в этом совершенно здоровом месте, при постоянно ровной температуре, старый мастер не знал ни летней жары, ни зимних холодов. Семья его была здорова. Чего еще он мог желать?

Но в глубине души он был сильно опечален. Он тосковал о шуме, о движении, о жизни прежних дней, когда шахта так деятельно разрабатывалась. Однако его поддерживала одна постоянная мысль.

- Нет! нет! Залежь еще не исчерпана! - повторял он.

И плохо пришлось бы тому, кто при Симоне Форде посмел бы усомниться, что Старый Эберфойл когда-нибудь воскреснет из мертвых! Почтенный мастер не расставался с надеждой открыть новый пласт, который вернет шахте прежнее великолепие. Да! если бы понадобилось, он снова взялся бы за кайло и его старые, но еще крепкие руки уверенно врубились бы в скалу. Итак, он бродил по темным штрекам, то один, то с сыном, наблюдая, ища, и к вечеру возвращался в коттедж усталый, но не отчаявшийся.

Мэдж, высокая и сильная женщина, была достойной подругой Симона Форда, «доброй женой», как говорят в Шотландии. Как и ее муж, Мэдж не захотела уходить из шахты Дочерт. Она разделяла в этом отношении все надежды и мечты Симона. Она ободряла его, побуждала к действию, она твердила с уверенностью, согревавшей сердце старого мастера:

- Эберфойл только спит, Симон! Ты прав. Это только отдых, а не смерть!

Мэдж тоже умела обходиться без внешнего мира и довольствоваться счастьем семейной жизни в темном коттедже.

Туда-то и прибыл Джемс Старр.

Инженера ждали. Хозяин коттеджа Симон Форд, стоявший у порога, бросился навстречу своему бывшему начальнику, лишь только вдали показалась лампа Гарри Форда.

- Добро пожаловать, мистер Джемс! - вскричал он, и голос его громко отдался под сланцевыми сводами. - Добро пожаловать в коттедж шахтного мастера! Если дом семейства Форд и погребен под землей на глубине в полторы тысячи футов, он от этого не стал менее гостеприимным.

- Как поживаете, дорогой Симон? - спросил Джемс Старр, пожимая руку хозяину.

- Очень хорошо, мистер Старр. Да и как могло бы быть иначе? Ведь мы защищены здесь от всякой непогоды. Ваши леди ездят летом подышать воздухом в Ньюхейвен и Порто-Белло, а лучше бы они проводили по нескольку месяцев в Эберфойлских копях. Они бы не рисковали схватить насморк, как в осеннюю сырость на улицах старой столицы.

- Не буду вам противоречить, Симон, - ответил Джемс Старр, радуясь, что старый мастер ничуть не изменился. - Право, я сам не знаю, почему не обменяю своего дома в Эдинбурге на какой-нибудь коттедж рядом с вашим!

- Как вам будет угодно, мистер Старр. Я знаю одного из ваших бывших шахтеров, который был бы особенно рад оказаться вашим соседом.

- А как Мэдж?.. - спросил инженер.

- Здорова, еще здоровее меня, если это возможно, - ответил Симон Форд. - И рада случаю угостить вас. Я думаю, она превзойдет самое себя, чтобы достойным образом принять вас!

- Увидим, Симон, увидим! - сказал инженер, который не мог остаться равнодушным при мысли о хорошем завтраке после такой долгой прогулки.

- Вы проголодались, мистер Старр?

- Положительно проголодался. За дорогу у меня разыгрался аппетит. Я приехал в такую ужасную погоду!

- A-а! Там, наверху, идет дождь! - заметил Симон Форд с видом глубокого сострадания.

- Да, Симон, и Форт волнуется, как море!

- Так вот, мистер Джемс, здесь никогда не бывает дождя! Но мне не нужно описывать вам, какие у нас преимущества. Вы знаете их не хуже меня! Вы прибыли в коттедж - это главное, и я еще раз говорю: добро пожаловать!

Симон Форд и Гарри ввели Джемса Старра в большую комнату, освещенную несколькими лампами, из которых одна была подвешена к крашеной потолочной балке. Вокруг стола, накрытого вышитой скатертью, стояло четыре обитых кожей стула.

- Здравствуйте, Мэдж, - произнес инженер.

- Здравствуйте, мистер Джемс, - ответила шотландка, вставая навстречу гостю.

- Очень рад видеть вас, Мэдж.

- Охотно верю, мистер Джемс. Всегда приятно видеть тех, к кому вы были добры.

- Суп ждет, жена, - сказал Симон Форд, - а его нельзя заставлять ждать, да и мистера Джемса тоже. Он проголодался, как шахтер, и должен увидеть, что благодаря нашему мальчику в нашем коттедже ни в чем нет недостатка! Кстати, Гарри, - прибавил старый мастер, обратясь к сыну, - к тебе приходил Джек Райан.

- Я знаю, отец. Мы встретились в стволе Ярроу.

- Он славный и веселый парень, - продолжал Симон Форд. - Но ему, кажется, нравится наверху! У него в жилах не настоящая шахтерская кровь! Пожалуйте к столу, мистер Джемс, надо позавтракать поплотнее, так как возможно, что ужинать нам придется очень поздно.

Готовясь уже сесть за стол, инженер обратился к хозяину:

- Минутку, Симон. Хотите вы, чтобы я ел с аппетитом?

- Это будет для нас величайшей честью, мистер Джемс, - ответил Симон Форд.

- Но для этого нужно душевное спокойствие, а мне так хочется задать вам два вопроса.

- Говорите, мистер Джемс.

- Вы писали, что сообщите мне нечто интересное.

- Действительно, крайне интересное.

- Для вас?

- Для вас и для меня, мистер Джемс. Но я хочу рассказать вам все только после обеда и прямо на месте. Иначе вы мне не поверите.

- Симон, - проговорил инженер, - посмотрите на меня хорошенько... вот так... в глаза... Интересное сообщение? Да? Хорошо, я не прошу у вас дальнейших разъяснений, - прибавил он, словно прочитав в глазах у старого мастера ответ, на который надеялся.

- А второй вопрос? - осведомился мастер.

- Не знаете ли вы, Симон, кто мог написать вот это? - ответил инженер, показывая полученное им анонимное письмо.

Симон Форд взял его, очень внимательно прочел, потом передал сыну.

- Ты знаешь этот почерк? - спросил он.

- Нет, отец, - ответил Гарри.

- И на этом письме был штемпель Эберфойлской почтовой конторы? - спросил Симон Форд у инженера.

- Да, как и на вашем.

- Что ты об этом думаешь, Гарри? - встревоженно спросил Симон Форд.

- Я думаю, отец, - ответил Гарри, - что кому-то было нужно помешать мистеру Старру явиться на назначенное свидание.

- Но кто же, кто мог так хорошо отгадать мои мысли? - вскричал старый горняк.

И Симон Форд впал в глубокую задумчивость, из которой его вскоре вывел голос Мэдж.

- Сядем за стол, мистер Старр, - сказала она. - Суп остывает. Давайте пока не думать об этом письме.

По приглашению старушки все уселись за стол: Джемс Старр - напротив Мэдж, чтобы оказать ей честь, а отец с сыном - друг против друга.

Это был настоящий шотландский обед. Он начался крепким бульоном, в котором плавал основательный кусок мяса. По словам старого Симона, в искусстве приготовления такого супа у его жены не было соперниц.

Впрочем, то же можно было сказать и о курином рагу с пореем, заслуживавшем всяческих похвал.

Все это запивалось прекрасным элем из лучших пивоварен Эдинбурга.

Но главным национальным блюдом был пудинг из мяса и ячменной муки. Это замечательное блюдо, внушившее поэту Бернсу одну из его лучших од, постигла та же судьба, что и все прекрасные вещи в мире: оно исчезло, как сон.

Мэдж с удовольствием выслушала сердечные похвалы гостя.

После обеда подали сыр и превосходно приготовленное овсяное печенье. Десерт сопровождался несколькими стаканчиками превосходной хлебной водки двадцатипятилетнего возраста, то есть ровесницы Гарри.

Пиршество продолжалось добрый час. Джемс Старр и Симон Форд не только плотно поели, но и вдоволь наговорились - главным образом о прошлом старых Эберфойлских копей.

Гарри был молчалив. Дважды он вставал из-за стола и даже выходил из дома. Видно было, что нежданный случай с камнем тревожит его и что ему хочется осмотреть окрестности коттеджа. Анонимное письмо тоже не могло не обеспокоить его.

- Славный у вас сын, друзья мои! - сказал инженер Симону Форду и Мэдж, когда Гарри вышел из комнаты.

- Да, мистер Джемс, Гарри - любящий сын и надежный помощник, - с живостью ответил старый мастер.

- Ему нравится здесь, в коттедже?

- Он ни за что не покинет нас.

- Однако вам придется женить его.

- Женить Гарри! - вскричал Симон Форд. - Но на ком? На девушке сверху, которая любит праздники, танцы и будет предпочитать свой клан нашей шахте? Гарри не захочет этого!

- Симон, - возразила Мэдж, - ведь ты не потребуешь, чтобы наш Гарри никогда не женился?

- Я не буду требовать ничего, - ответил старый шахтер, - но с этим спешить нечего. Кто знает, не найдем ли мы для него хорошую невесту...

В этот момент возвратился Гарри, и Симон Форд умолк.

Когда Мэдж встала из-за стола, все последовали за ней и вышли посидеть у дверей коттеджа.

- Ну, Симон, - сказал инженер, - я вас слушаю.

- Мистер Джемс, - ответил Симон Форд, - мне не уши ваши нужны, а ноги. Хорошо ли вы отдохнули?

- И отдохнул и подкрепился. Я готов сопровождать вас, куда вам угодно.

- Гарри, - сказал Симон Форд, оборачиваясь к сыну, - зажги безопасные лампы.

- Вы берете с собой безопасные лампы? - воскликнул удивленный Джемс Старр.

В шахте, совершенно лишенной угля, нечего было бояться взрыва рудничного газа.

- Да, мистер Джемс, из осторожности.

- Не собираетесь ли вы, дорогой Симон, предложить мне одеться в костюм углекопа?

- Нет еще, мистер Джемс, нет еще! - отвечал старый мастер, глаза которого странно блестели из-под нависших бровей.

Гарри вошел в коттедж и почти тотчас же вышел, неся три безопасных лампы. Одну из них он подал инженеру, другую отцу, а третью оставил себе; она висела у него на левой руке, тогда как в правой он держал длинный шест.

- В путь! - произнес Симон Форд, беря тяжелое кайло, стоявшее у дверей коттеджа.

- В путь! - отозвался инженер. - До свиданья, Мэдж!

- Помоги вам бог, - ответила шотландка.

- Приготовь хороший ужин, жена, слышишь? - вскричал Симон Форд. - Вернувшись, мы будем голодны, как волки, и воздадим ему честь!