Глава 9
Боцман стоял в пяти метрах от Бригадира и сверлил его ненавидящим взглядом. Во рту собралась горькая слюна вперемешку с дорожной пылью и кровью из разбитой губы. Бросок Бригадира застал его врасплох и вынудил пропахать пару метров каменистой почвы своей физиономией, слегка подпортив фасад. Не то чтобы отставной моряк сильно беспокоился по поводу нескольких царапин на скуле и разбитой губы, просто было до крайности обидно. Второй день подряд его валяют по земле, как мешок для тренировок. Даже за противника не считают. Отмахиваются, как от назойливой мухи, и швыряют мордой в грязь. Это не просто обида, это унижение. Рушится вся так долго и скрупулезно выстраиваемая им иерархическая система. Крушение этой системы означает крах коллектива как единого целого! Неужели Бригадир этого не понимает? Должен понимать. Как никто другой должен. И понимал, пока с Пауком не связался. Паук ему с самого начала не нравился. Слабак, тряпка, летит, как мотылек, на сильных людей, своего голоса нет, только визг. Мажор, одним словом. Он олицетворял все то, что так Боцману не нравилось в человеке: несобранный, неряшливый, суетливый, разбросанный, без какого-либо стержня, ориентиров и жизненных установок, он плыл по жизни, постоянно все меняя, во все вмешиваясь, ставя под сомнение даже незыблемые понятия. Боцман искренне не понимал, зачем он нужен в коллективе, и поначалу издевался над ним вместе со всеми. Но потом он его понял и принял. Он, никто другой. Никто не сделал для Паука больше, чем он. Именно он взял Паука под свою защиту и не дал парням заклевать пацана. Именно он терпеливо и планомерно учил его премудростям туристической жизни. Именно он помогал экипироваться, готовиться к каждой экспедиции. Да всего не перечесть! Он стал Пауку как родной отец. А тут такая неблагодарность. Да еще унизил прилюдно, скотина. А Бригадир? Тоже мне друг называется. Вся экспедиция на Боцмане. Вся матчасть. Боцман достань, Боцман купи, Боцман обеспечь. А сам крысятника пригрел. На его сторону встал. Защищает. Не иначе как рассказал тот что-то такое, но очень ценное. А может, и достали уже. Теперь заныкать надо. Недаром всех слить хочет. И друга своего лучшего кинуть. А ведь нет у него человека ближе и преданней, чем Боцман. Не было. Это ведь он тогда ему жизнь спас. Ведь он его тогда в тундре не бросил. А он… Предатель.
Боцман не помнил, что с ним происходило вчера. От вчерашнего вечера остались лишь смутные тяжелые ощущения, как от отравления. На душе было гадко. А еще сохранилось воспоминание о нестерпимой боли, как будто перерезают пуповину. Нет, не перерезают, вырывают и бросают умирать под дождем на холодных камнях. Боцман не помнил, что это было, но почему-то прочно увязывал это с Пауком. Он помнил, как утром тот нагло ухмылялся прямо в лицо и нашептывал что-то подленькое Бригадиру на ухо. Боцман не дурак. Он может сложить дважды два и понять, что не зря Бригадир сегодня увязался с ним на прочесывание местности. Не доверяет он больше Боцману, контролирует. А башка, кстати, в том месте, откуда, по его мнению, вырвали пуповину, перестала болеть только недавно, когда мимо пещеры проходили, следы Пикселя проверяли.
И вот сейчас Бригадир его, своего лучшего друга, опустил еще раз, прилюдно. Теперь стоит, пистолетиком размахивает. А все его слушаются. Нет, не будет по его. Боцман медленно отодвинулся и, пока Бригадир раздавал свои ценные указания, вытащил из колоды топор. Он подошел чуть ближе. Отсюда не промахнешься. Да и расстояние нужное. Изготовился для броска, но его прервал резкий окрик.
– Эй, полегче, морячок, – донеслось со стороны ближайшей палатки.
Возле нее стоял крепкий мужчина в военной полевой форме с «глоком» в правой руке. Рядом с ним топтались два гиганта с автоматами наперевес.
– Волыну брось. А ты топор. Молодцы… Теперь назад… Рук не опускай, не надо… Так, все сели на корточки, руки за головы. Вот так, молодцы. Сейчас мои ассистенты вам помогут избавиться от лишних вещей, например, оружия, а я пока объясню правила поведения.
Из-за палаток вышли еще три крепких, хорошо вооруженных человека.
– Значит, вы решили покопаться на вверенной мне территории. Без спросу. Без разрешения. Нехорошо.
– Наша экспедиция согласована с Барином и проходит под его контролем. Я могу ему позвонить, и вы с ним все обсудите, – произнес Бригадир.
– Да? А у меня другие сведения. Вот он говорит, что это не так.
Крепыш отошел в сторону, и из-за его спины вышел нагло ухмыляющийся Санек.
– Санек, ты что? – удивленно спросил Боцман.
– Я ничего. А вот этот, – он указал на Бригадира, – с дружком своим все обязательства нарушили. Потому и смыться предлагал. Где твое насекомое, Бригадир?
– Я не знаю, Санек, но он предупреждал, что ты предатель, что ты нам всем смерть заготовил. Я не верил, дурак.
– Заткнись, тварь, – вскинулся Санек. – Где нож?!
– Успокойся, Александр, тут я спрашиваю, где что лежит. – Военный повернулся к Бригадиру. – Я так понимаю, ты тут смотрящий. Мы никого убивать не собираемся. Глупостей делать не будете – всех отпустим. Там с теми, с кем договаривались, сами объясняться будете. По своей земле бесплатно я никому не позволю шляться. Это даже Барин знает. А тебя, видимо, предупредить забыли. Вот незадача. Ну да ладно, я поправлю. Сам ты не местный, как я погляжу. Значит, с тебя налог больше. К тому же экспедицию со мной не согласовал. За это штраф полагается.
Спец вальяжно прохаживался перед строем, лениво помахивая пистолетом. Он явно наслаждался моментом, своей ролью вершителя судеб. Купался во власти, пил ее осторожно, по чуть-чуть, маленькими глоточками, смакуя ее и одновременно распаляя себя все больше и больше. Бригадир с тревогой следил за бандитом. Он хорошо знал такой тип людей. Знал и боялся. Он не раз встречался с ними, особенно в военный период своей жизни. Война их манит, притягивает как магнит. Они прирожденные воины, бесстрашные и самоотверженные. Но в основе их смелости лежит презрение к человеческой личности, готовность не задумываясь убить любого, кто покусился на его собственность. А еще война дает возможность не думать, не мучиться, а следовать простым решениям и в конце получить приз величия и власти, полного, тотального контроля над ситуацией, над людьми. Позволяет хоть ненадолго ощутить себя полновластным хозяином положения, сильным и всемогущим, как Господь.
Бригадир понимал, что этот человек не ограничится одной пламенной речью, лишь вербальной демонстрацией силы. Он захочет большего. Такие люди всегда хотят большего. Он захочет унизить, наказать. Нет, не всех. Это не надо. Это даже вредно. Он выберет кого-нибудь одного и будет его мучить так, чтобы кричал, просил пощады, унижался. И тогда он простит, отпустит, даже поможет, но только после полного признания его господином. Идеально на эту роль подходил сам Бригадир, ибо два медведя в одной берлоге все равно не уживутся. И это обязательно будет, но не сегодня. Сегодня он ему нужен.
– А теперь, господа, – продолжил бандит свое выступление, – снимаем свои курточки, кладем перед собой и делаем два шага назад.
– Выполняем, без самодеятельности, – тихо скомандовал Бригадир и первый снял куртку. Он прекрасно понимал опасность неподчинения. С такими людьми можно говорить только с позиции силы. Сейчас вся сила на той стороне, а значит, разговора не получится. Только расправа. А посему надо молчать и ждать, когда изменится расклад. А он изменится – в этом Бригадир не сомневался. Сразу они стрелять не стали – это хороший знак. Значит, чего-то хотят. Понять бы чего. Надо тянуть время. Но как? Бунтовать нельзя. Убьет сразу. С другой стороны, и скулить нельзя. Таких он тоже убьет. Только сначала помучает. Эти люди презирают слабых и не ценят их. Они уверены, что опираться можно только на то, что сопротивляется. Поэтому крайне важно обозначить границы, но таким образом, чтобы не оспаривать его лидерства. Значит, надо подыграть. Но как это объяснить парням?
– Вы что, лохи позорные, вам уши заложило? Так я сейчас исправлю! – неожиданно перешел на крик главарь шайки и выстрелил над головами. – Я сказал, куртки на землю. Живо!
– Выполнять! – громко скомандовал Бригадир и бросил свою куртку. – Ты скажи, командир, чего тебе надо, – примирительно предложил он. – Может, без пальбы обойдемся.
– Застегни хлеборезку. Параше слово не давали. Тявкать будешь, когда я разрешу.
– Как знаешь. Я думал, мы тут две недели уже, может, подсказать чего.
– Молчать! – Бандит выстрелил под ноги Бригадиру. Пуля ткнулась в камень совсем рядом. Выбитый ею осколок больно подбил колено. – Куртки на пол. Три шага назад. Молодцы. Теперь брюки. Снимаем – и пять шагов назад.
– Ты че, мужик?! – неожиданно подал голос Боцман. – Брюки-то на хрена?
– Боцман, снимай брюки, я прошу, – тихо прошипел Бригадир.
От звука его голоса на душе закипела злость.
– Да пошел ты, – громко огрызнулся Боцман. – Раскомандовался тут. Мужик, с брюками это перебор. Я голым задом на ветру свистеть не буду. Не по возрасту.
Он сделал шаг вперед и получил пулю в ногу. Боцман вскрикнул и тут же рухнул, схватившись за бедро. Между пальцами появилась кровь. Крот и Док бросились к раненому, но были быстро остановлены выстрелом под ноги.
– Я сказал, снимайте штаны и кидайте на пол, – хищно улыбаясь, произнес бандит. – Следующему прострелю живот, чтобы кишки по камням собирал.
Он брезгливо глянул на Боцмана, скрючившегося от боли и пытающегося зажать сильно кровоточащую рану.
– Быстрее, я сказал. Мне начинает надоедать эта игра.
Бригадир смотрел на истекающего кровью друга. Из глубин груди начала подниматься тяжелая черная злость. Это не в Боцмана стреляли. Это его ранили. Боцман был не просто его человеком. Боцман был другом. Лучшим другом, несмотря на все разногласия и ссоры. В свое время Боцман ему жизнь спас, вытащив из ледяных объятий тундры. Теперь, похоже, пришло время отдавать долги. Бригадир оскалился, начал медленно бледнеть, вгоняя себя в ярость, на лбу вздулись жилы. Он изготовился и прыгнул на врага, целясь в глотку. Но не преуспел. Главарь каким-то невероятно пластичным, кошачьим движением увернулся, а выдвинувшийся из-за его спины гориллообразный мордоворот встретил прикладом в голову. В затылке отдало мгновенной болью, перед газами вспыхнуло, поплыло, и Бригадир провалился в темноту.
– Унесите идиота, – разочарованно выдохнул Спец. – Не люблю самоубийц. Всю игру испортил.
Он немного постоял, наблюдая за тем, как оттаскивают тело Бригадира, и приказал Саньку:
– Ты собери все шмотки и тащи вон туда.
Санек с энтузиазмом енота-полоскуна бросился выполнять поручение.
– Гном, Малыш, прошманайте робу. Все цацки на стол.
Два гиганта начали профессионально быстро и тщательно просматривать одежду, потроша карманы, прощупывая подкладки. На брезент посыпались фонари, ХИСы, складные ножи, жумары, кроли, спусковухи и карабины. Кроме всей этой спелеологической и туристической дряни, которой набиты карманы всякого уважающего себя спелеолога, на свет божий извлекли несколько старинных монет и два перстня.
– Неплохо, неплохо, – приговаривал старший уголовник, рассматривая находки. – Вещи старинные, цены немалой. Хороший коллектив. Крысятник на крысятнике. «Ты здесь хозяин, а не гость, тащи с завода каждый гвоздь», – процитировал он старую советскую присказку и противно заржал.
– Закончили, тренер, – подал голос гигант, откликающийся на кличку Малыш. – Чисто.
– Добро. Прошмонайте вон того, – старший махнул в сторону сидящего на земле Боцмана. – Будет брыкаться – пристрелите.
– Сделаем, тренер. Поработаем в партере. Чую, на перевороте баллов наберем.
Мерзко улыбаясь, гиганты подошли к Боцману.
– Вот тут. – Боцман указал в область левого накладного кармана. – В клапане. Только режьте аккуратно. Прошу.
– Сабмишн, – разочарованно произнес Малыш.
– Туше, – согласился Гном.
Ловким движением Гном вскрыл клапан, и оттуда выпали две старинные монеты.
– Ух ты, крыса в призерах! – воскликнул Малыш, демонстрируя добычу, и вдруг резко ударил Боцмана ногой в голову. Боцман опрокинулся на камни и потерял сознание.
– Зачем? – удивленно спросил Гном.
– Не люблю крыс, – пояснил Малыш. – Надо пояс прошманать. Наверняка еще что-то заныкал.
Гном быстрыми точными движениями прощупал брюки, немного задерживаясь на поясе и клапанах многочисленных карманов, потом могучим пинком перевернул тело на живот и повторил процедуру обыска. Нащупал что-то на поясе, разрезал ткань и достал большой перстень из желтого металла с большим камнем и круглый костяной амулет с синими камнями. Повернувшись к напарнику произнес:
– Я в призах. С тебя котлета. – Немного подумал и добавил: – Крепко ты его, Малыш. Зря. Еле дышит. Помрет, не ровен час. Неспортивно.
– А мне похрен, – равнодушно бросил Малыш. – Тренер сказал, можно хоть с трупа снимать. Да оклемается еще. Они, крысы, живучие, страсть. Сам знаешь. Пуля по касательной прошла, даже кость не задета. А от нокаута отойдет. Воздухом подышит и отойдет.
Мордовороты неспешно повернулись и лениво зашагали на свои огневые позиции.
– Ну что, мальчики, – обратился главарь к сбившимся в кучу, ежащимся от холода «искателям сокровищ». – Можете одеваться. Сидите здесь. Мы осмотрим лагерь, потом решим, что с вами делать. Рыпаться не советую. Мои бойцы нервные. Не любят. Из круга не выходить. Кто выскочит – словит пулю. Захотите в туалет – гадьте здесь. Санек, проводи в лагерь, покажешь, что там к чему.
Санек с готовностью засеменил за новым хозяином.
Бандиты в основной своей массе скрылись в палаточном лагере. Охранять остались двое. Они разместились по разные стороны, грамотно перекрыв все возможные пути бегства. Перепуганные туристы сбились в кучу, зло и беспомощно поглядывая по сторонам.
– А ведь Бригадир был прав. Он хотел предупредить, – сказал в пустоту Крот. – А мы не слушали. Он всегда опасность нутром чуял.
– Согласен, – поддержал Глыба. – Мы на речи Боцмана повелись. Тогда это правильным казалось.
– Хорош ныть, – оборвал всех Док. – Все не так хреново. Шансы еще есть. Мы живы, значит, зачем-то нужны. Иначе бы постреляли всех – и дело с концом.
– Ага, ты Боцману об этом скажи.
– Да, Боцмана прибили как муху. У всех на виду. Значит, ничего не боятся. Уверены, что не заявим, – уныло проворчал Макс. – Как говорил мой прапрадед Сулейман ибн Обстулзадом-бей, мир с ними с обоими, если свидетеля не боятся, значит, его уже нет. Обыщут нас, заберут, что хотели, и в расход.
– Не вонять в танке! Мы еще живы, и пока нас никто не убивает. Боцман не в счет. Это случайность. А потом, с чего ты взял, что он мертв? В отключке – да. Но чтобы ударом убить, тут сильно постараться надо. Скорее всего, нокаут глубокий.
– Док верно говорит, – вступил в разговор Каа. – Лагерь им Санек и покажет, и расскажет все. Значит, для другого мы нужны. Скорее всего, сейчас допрашивать будут. По одному. Что видели, где лежит, где что спрятали.
– А что это нам даст, кладезь прозорливости? Лишь ненадолго отвлечет погонщика похоронного верблюда.
– А я не тороплюсь. Пусть отвлекает, – раздраженно рявкнул Док. – Лучше заткнись. Времени нет сопли разводить. Значит, так. Крот и Глыба, расскажете, что спрятали ценные монеты в дальней пещере. Остальные говорим, что монеты были. Сколько – никто не знает. Но доставали их в основном Крот и Глыба. Макс, ты расскажешь, что достал старинную диадему и отдал Кроту, чтобы тот ее припрятал. Где припрятал, ты не знаешь. Все рассказываем, что два дня назад Крот и Глыба занимались расчисткой дальней пещеры.
Док внимательно посмотрел в глаза товарищам и продолжил:
– Это я говорю для того, чтобы они повели нас в дальнюю пещеру. Ни они, ни Санек ее не знают. Там вначале ход широкий, что не вызовет подозрений. А потом она сразу переходит в узкую и извилистую галерею. Мы ее еще не исследовали и не знаем, чем она заканчивается, но сразу за поворотом, где развилка, очень удобное место для побега. По моей команде Крот, Макс, Каа и Глыба бегут в правый ход. Остальные в левый. Через пятьдесят метров они сходятся. Там точка сбора. За нами, скорее всего, вряд ли пойдут. Завалят вход, и все. А мы пару дней переждем и либо разберем завал, либо найдем новый выход.
– Либо сдохнем, как в мышеловке, – буркнул Макс.
– Есть идеи получше? Тогда говори. Не тереби меня за тестис. А нет – что сопли жевать? Там по стене вода бежит. Значит, ручей рядом. А значит, и выход, скорее всего, есть. Мы просто дальше не пошли. Паук сбил.
– Я согласен с Доком, – произнес Каа. – Мы там с Пикселем были. Пиксель говорил, что там ход направо поворачивает, откуда тянет холодом и влагой. Значит, рядом река. Тогда без оборудования не полезли.
– А стрелка́м в пещере не развернуться, – вступил Глыба. – Пока сообразят, мы уже в лазах. Толково придумано, Док.
– Это если они нас всех в пещеру поволокут, а не только Глыбу и Крота?
– В пещере трупы прятать проще, – оптимистично заявил Док. – Просто завалил, и самим таскать не надо. К тому же там вход широкий. Выглядит безопасным. А сразу за поворотом реально темно. Из-за перепада вообще ничего не видно. Пока глаза к свету привыкнут, мы смоемся.
– Ладно, шайтан с вами. Закрою сундук своего разума на замок надежды. Только как заставить их туда нас повести, да покарает аллах их икотой?
– Для этого говорим, что я сказал. Остальные говорят правду. Не врать, не злить, в глаза не смотреть. Могут бить, но врать только в рамках легенды.
Бригадир очнулся у медицинской палатки. Он лежал на небрежно брошенном коврике из полиуретана. Под голову была подсунута его куртка. Его еще мутило, перед глазами плыли коричневые круги, в голове стоял звон, как в пустом колоколе. Он слегка размежил веки и, стараясь не привлекать внимания, осмотрелся. Непосредственно около него охраны не было. Чуть в стороне сидел один бандит и перебирал аптечку.
«Где ребята? Что с Боцманом? Почему Санек с ними? Что делать?» – Мысли заметались, как муравьи в дождь. Его не убили, а приволокли сюда. И не просто приволокли и бросили, а положили. Бережно. Значит, чего-то хотят. Чего? Где ребята? Их держат отдельно? Зачем? Что с Боцманом? Ему помощь оказали? Где Паук? Его нашли? Это вряд ли. Тогда где он? Сбежал? Прежний Паук, может быть, и сбежал бы, а скорее всего, затаился бы где-нибудь и никаких действий не предпринимал, а если и предпринял, то что-нибудь дурацкое, находящееся за гранью логики. Например, обвал мог устроить или попытаться завалить всех в пещере. Много шума, море крови, героизм и абсолютно никакого толку. Идеальная, на его взгляд, спасательная операция. А новый Паук, или как его там, Рахман, так не поступит. Он не сбежит от страха. Ему не свойственно малодушие. Он далеко не трус, способен мыслить рационально, и, если убрать из его башки весь мистический мусор, получится очень толковый, выдержанный, находчивый товарищ с достойным набором лидерских качеств. Сложность в том, что в этот список входят такие качества, как полное безразличие к мнению окружающих, цинизм, патологический эгоизм и наплевательское отношение к интересам, здоровью и даже жизни товарищей. Вместе с тем подлость среди его характеристик отсутствовала. Он утверждал, что он воин. А воины своих не бросают. Значит, остается надежда, что он вернется. Как бы с ним согласовать планы, дать ему знак. Ну, с Пауком более или менее ясно. Кто еще? Санек? Нет. От него помощи не жди, он под контролем. Под контролем… Это слово как-то застряло в голове. Бригадир повторил его про себя еще несколько раз. Неожиданная догадка стеганула душу. Вот что имел в виду Паук, когда говорил, что для Санька мы все уже мертвы…
Вот почему он всячески затягивал экспедицию. Вот почему его папаша так легко согласился дать деньги. Все было отработано заранее. Мы находим, он сообщает, бандиты приходят и зачищают. Вот почему он так рвался бороться с крысятничеством. Он просто охранял свое. Вот откуда ноги растут в борьбе за ценный нож. Хорошо, что нож сейчас у Паука. Эх, зря я помешал тогда Пауку Санька шлепнуть. Он нас всех уже приговорил. Так все же кто под чьим контролем находится? Бандит контролирует Санька или наоборот? Этот уголовник не выглядит типом, которым может руководить Санек. Скорее, он пристукнет Санька, а потом все свалит на нас. И Санек этого не может не понимать. Но все же лезет. Почему? Может, его контролирует третья сторона, о которой Паук говорил? Если так, то что? Он будет стремиться нас всех прибить как можно скорее. Это противоречит планам бандитов? Видимо, нет. Тогда надо валить. Чем быстрее, тем лучше. Тут не побежишь: все простреливается. Бежать надо в пещерах, там не развернешься. Если бежать всем, то всех надо в дальнюю вести. Там ход раздваивается, и ландшафт удобный. Теперь надо понять, как заставить Санька и бандюков в дальнюю пещеру пойти.
