Глава 17
– Если фрицы по воде ушли, значит, самый короткий и безопасный путь там, – заявил Крот. – Туда нам надо.
– Трофейный первитин тебе придал сил, но отнял остатки разума, – возразил Макс. – Сколько ты пронырнешь? Метров тридцать, ну пятьдесят, если по течению. А потом что? Амба. Лежи на дне, отращивай жабры.
– Там не должно быть далеко, иначе бы ящиков с оборудованием не протащили. Да еще против течения, – не унимался Крот.
– А ты уверен, что они под водой их протащили? Может, все же по суше?
– Уверен. Тут один вход. В него не очень-то потаскаешь. Да и не видно, чтобы натоптано было.
– Согласен, – ответил Бригадир. – Но только мне кажется, что выход дальше чем пятьдесят метров. Шума ручья не слышно.
– Все равно не должно быть дальше. Может, там база какая перевалочная есть.
– Оборудование сюда лебедкой затаскивали. Там на берегу ее остатки есть.
– А веревка есть?
– Нет. Там веревки нет. Два мотка по сто метров мы нашли здесь, но насколько она прочная – большой вопрос.
– А как их тащили?
– Скорее всего, на поплавках. Ящики герметичные, в прорезиненном чехле. Привязывали поплавки, выводили уровень плавучести – и вперед.
– Ну сколько ты так протащишь? Сто метров? Вряд ли больше, а скорее меньше, – не унимался Крот. – Значит, вход рядом или база перевалочная.
– Хорошая теория. Оптимистическая трагедия, – похвалил Макс. – Но как ее проверить? Я сто метров не пронырну.
– Я пронырну, – сказал Рахман.
– Хорошо, допустим, туда сто метров проплыл, там ничего. И как назад? Да хрен с ним, нашел ты выход, или воздушный пузырь, или пещеру другую. Дальше-то что? Назад ты против течения не выплывешь.
– Ты гений, Макс! Там пещера. Другая пещера. – Бригадир хлопнул себя по лбу. – Помнишь, ниже, где водопад рядом. Мы в нее тогда пошли, но она завалена была. Тупик. Мы решили не раскапывать, Боцман тогда заметил, что там исхожено все было. Даже предположил, что это шахта, там и остатки какого-то механизма валялись. Помнишь?
– Помню, – отозвался Крот.
– Так вот это и есть выход. Фрицы оттуда зашли и туда вышли. А потом взорвали все к чертям.
– И чему ты радуешься? Мало того что мы не знаем, сколько до той пещеры, так еще известно, что она завалена. Тупик.
Бригадир запнулся, посмотрел на поникшего Крота, на непривычно хмурого Макса и торжественно изрек:
– «Что один человек собрал, другой завсегда разобрать сможет»! Мы разберем завал, тем более что они в спешке уходили. Вряд ли сильно старались завалить навсегда.
– Ты еще донырни туда, – резонно возразил Макс. – Причем с собой надо пронести лопату, лом и кувалду, они сами как-то не здорово плавают.
– Это не проблема. Их можно в ящике, на веревке, как фрицы делали.
Макс отвечать не стал. Он осуждающе посмотрел на Бригадира, уткнулся глазами в пол и замолчал. Повисла напряженная тишина.
– Итак, – вступил в разговор Рахман. – Я так понимаю, что у нас есть два пути. Один сухопутный, другой по воде. Тот, который по суше, долгий, опасный и вообще непонятно, есть ли там выход. Тот, который по воде, не менее опасный, но короче и, скорее всего, ведет к выходу. Так?
– Да, все так, о мудрейший. Только шанс утонуть процентов восемьдесят. И замерзнуть еще столько же. В такой воде больше пятнадцати минут не протянешь, плюс с выходом проблемы: он завален. А так ничего. По-моему, проще пойти назад и попробовать откопаться там, где вошли.
– А ты дорогу назад найдешь? – спросил Крот.
– Не уверен, – честно признался Макс. – Но полагаю, что вместе мы это осилим.
– Сложно будет, да и опасно это, – возразил Рахман. – Нас там уже ждут.
– Я назад дороги не найду. Это точно, – уверенно сообщил Крот. – Мы столько раз меняли направление, причем и по высоте тоже… Не найду я.
– А я в ту калибру больше не полезу. Я туда не пролезу. Факт.
– Это все потому, что кто-то слишком много ест, – назидательно произнес Крот.
– Это все потому, что в такое узкое очко только глисты проходят. Не полезу, по мне лучше утонуть быстро и безболезненно, чем заблудиться и сдохнуть от голода.
– Зачем тонуть? Нет, я тонуть не хочу! Я хочу вылезти отсюда как можно быстрее. Давайте в конструктив пойдем, давайте думать, как нам поднырнуть получше. Может, в баллонах кислород остался?
– Ты офонарел, Крот? Какой кислород?! Семьдесят лет прошло! Там все резинки в труху превратились!
– Резинки на масках вроде ничего, – задумчиво произнес Бригадир. – Они там чем-то смазаны, гибкие еще. А вот насчет шлангов не уверен, надо посмотреть. Баллоны тоже вряд ли пригодны.
– А может, наберем воздух в поплавок? Заткнем. Воздух кончился, открыл крышку, вдохнул, закрыл – и плыви дальше. Я в кино видел: там мужика в машине утопили, а он в покрышке дырку сделал и дышал, пока бандиты не ушли.
– Это кино, Крот. Не вдохнешь, поэтому в акваланге редуктор стоит.
– А если надуть что-нибудь?
– Та же фигня. Дышать под водой атмосферным воздухом можно только в колоколе. А мы большого не сделаем, а в маленьком воздуха мало.
– А что такое колокол? – спросил Рахман.
– Колоколом еще в Средние века пользовались. Бочку переворачивали и опускали в воду. Вода вытесняла не весь воздух. Можно дышать, если туда просунуть голову. Но все равно кислорода мало было, надолго не хватало. Потом туда стали воздух с поверхности мехами закачивать. Но это не наш случай, у нас компрессора нет.
– Макс, ты гений! – воскликнул Бригадир. – Мы можем набрать поплавков, сделать из них колокола и расставить их через двадцать метров. Пронырнул, глотнул кислорода и плыви дальше.
– Здорово! Гениально! – воскликнул Макс. – Вот слова, порожденные самой мудростью и сестрой ее – проницательностью! Как долго ты плыть собрался? Куда? Ты знаешь?
– Нет, – признался Бригадир. – Но не думаю, что придется грести больше ста метров.
– Думает он. А если нет? Да и сто метров – это очень много. Вы понимаете, что это дорога в один конец?
– Туда по течению. С куполом доплывем.
– Вот вы оптимисты! Сто метров – это минимум две минуты, если плыть, и четыре, если не плыть. Какая там глубина? А рельеф? Ты знаешь? Пройдет твой купол? Если он маленький, то воздуха там нет. А если большой, то не пройдет. К тому же стоит купол чуть наклонить, из него воздух выйдет! А потом, что, если больше плыть надо? Что, если нет там выхода? Назад уже не приплывешь.
– Назад можно на веревке. Мы нашли два мотка. Проверить только надо.
– Вы совсем с ума посходили. Семьдесят лет прошло. Это не шутка! Ни одна веревка не продержится.
– Я думаю, стоит рискнуть, – серьезно сказал Рахман. – Я готов попробовать.
– Предлагаю подготовить два купола, – оживился Бригадир. В его голосе появились нотки азарта. – К одному привязываем корзину. Вывешиваем на ноль и отпускаем по течению метров на тридцать. Со вторым Рахман ныряет как можно дальше. Мы контролируем за веревку, потом вытаскиваем его обратно. Даже если нахлебается, реанимируем. Минут пять вполне допустимо.
– Я тоже думаю, что рискнуть стоит, – вставил свое слово Крот. – Идея с промежуточным колоколом мне нравится, по крайней мере, позволяет обследовать первые метров пятьдесят дна. Тем более что маски есть и фонари еще работают.
– Парни, опомнитесь! – воздел руки к небу Макс. – Какая веревка? Она гнилая вся. Наверняка не выдержит. Это раз. Река – это вам не бассейн, дно неровное, русло извилистое. Веревка обязательно зацепится и будет мешать. Она же нас и утопит. Это два. Ну даже если туда кто-то еще проплывет, то обратно мы его не вытащим, даже если в сознании будет. Он обязательно где-нибудь да зацепится. Факт. Это три.
– Я полагаю, что там дно ровное и почти по прямой, иначе ящики было бы тяжело тащить. Либо ниши перевалочные есть, где груз перецепляли.
– Ну, предположим, ниша. Это значит, нам всем надо в нишу, а потом уже из нее дальше. Это если мы разведаем точно, а в разведку все равно должны все идти, ибо все должны сидеть в этой нише, чтобы вытащить того, кто будет дальше разведывать. Но это нереально, мы замерзнем. Вода четыре градуса. Десять минут – и труп.
– Ты нагнетаешь, – возмутился Крот. – Не десять, а пятнадцать. Может, там пещера какая, может, там обсохнуть можно.
– Да, и баня там походная стоит, и пиво с раками. Зачем такое говоришь? Зачем обнадеживаешь себя и нас? Зачем бросать гнилой мост надежды через зыбучие пески отчаяния?
– Насчет температуры Макс прав. Я не подумал, – угрюмо произнес Бригадир. – Получается, у нас вариантов нет. Только дорога в один конец, на авось.
– А может, проще назад, благоразумные наши?
– Назад не пойдем, – хмуро ответил Бригадир. – Дороги не найдем. И батарей хватит еще часов на шесть, не больше. Правда, ХИСы еще остались, но это несерьезно, сам знаешь. Так что времени у нас немного.
– К тому же они рядом, – вклинился Рахман. – Я не знаю, кто и где конкретно, но чувствую, что рядом, и оно серьезное. Немецкий колдун не зря эту пещеру своей цитаделью выбрал. Здесь должно быть и до врага близко, и выход рядом. Отсюда он ушел в свой последний поход. Он был довольно сильным магом. При нем один или несколько помощников, тоже маги. Он хорошо знал врага и готовился, он был уверен в успехе и проиграл. Можно только гадать, чего он хотел и чего добился, но живым он оттуда не вернулся. Факт. Его помощники убегали в спешке. Добили раненых и лишних свидетелей и слили. По воде. Потому что по суше – смерть. Я им верю.
Рахман встал, обвел всех внимательным взглядом и произнес:
– Я – Хранитель. Борьба с Навью – моя работа, и теоретически я сильнее любого мага. Но то, что нас преследовало, очень сильно. В этом теле мне с ним не справиться, по крайней мере сейчас. Уходя по суше, мы попадем в логово Зверя и будем играть по его правилам, на его земле, где он был запечатан много лет, где он силен. Это верная смерть, причем для вас это может быть хуже, чем просто смерть. Намного хуже, поверьте. Сейчас он нас потерял, не видит, но ищет и сильно злится. Пойдем обратно – нас прикончат в ближайшей калибре. Так что нам остается только вода. Даже если утонем, мы всего лишь умрем. Это не страшно, поверьте. Я уже умирал, это легко и даже приятно. Многие сознательно остаются в мире Нави, не хотят перерождаться, ибо возможности там безграничны. Но я не думаю, что мы утонем. С колоколами мы проплывем сто – сто пятьдесят метров без выхода на воздух, а это очень много.
– И там должны быть ниши, – перебил Рахмана Бригадир.
– Должны быть. Именно по тем причинам, по которым ты, Макс, не хочешь попробовать. Они сюда ящики притащили и отсюда с ящиками ушли. Это значит, что дно широкое и ровное и что есть выход на поверхность, где можно прикрепить рельсы, по ним веревка шла, к которой крепили ящики. Хоть течение не сильное, ящики против него хрен дотащишь.
Бригадир в волнении вскочил и активно размахивал руками, стараясь придать своим словам большей убедительности.
– А даже если нет, то с колоколами мы покроем метров сто – сто пятьдесят. На таком длинном участке обязательно должна быть ниша. Шансы на это процентов семьдесят, а при таких раскладах я лично всегда играю.
– Мы замерзнем, Бригадир, – угрюмо возразил Макс, но уже с меньшим энтузиазмом. – Вода очень холодная, как в проруби. Мы, буряты, зимой купаться не любим. Холодно нам, заболеть можно.
– Так от фрицев два или три гидрокостюма осталось. – Бригадир хлопнул себя по лбу. – Не знаю, насколько они рабочие, но выбери себе что-нибудь. Все же легче.
– Ну, ежели в гидрокостюме, тогда другое дело, – всплеснул руками Макс. – В костюме-то и потонуть краше. И труп красиво смотрится, сожрут не сразу. Что же ты раньше молчал? Про то, что вход завален, не забыл упомянуть, а про главное умолчал.
– Кончай ерничать, – сердито перебил Крот. – Ясно ведь, что нырять придется, нет другого пути. Даже тебе ясно. Перестань придуриваться, давай в конструктив.
– Какой конструктив. Слепцы! Тут один деструктив сплошняком, глаза разуйте. Мы либо потонем, что наиболее вероятно, либо замерзнем, либо помрем под завалом. Поскольку разобрать его у нас нечем.
Макс торопливо оглядел всех и остановил умоляющий взгляд на Кроте, схватил его за рукав и затараторил, глядя прямо в глаза другу:
– Крот, дружище, ну ты хоть послушай! С этим повелителем теней все ясно, да хранит Господь отечественную медицину. Бригадир, похоже, тоже нездоров. Может, заразился, может, просто устал, но человек в здравом уме не даст себя каленым железом под хохлому расписывать. Но ты, Крот, ты же нормально соображаешь пока, да укрепится твоя нервная система. Ты-то должен понимать, что это самоубийство. Да, тремя разными способами, но финал один. И он очевиден.
– А по-моему, Макс, ты просто не умеешь плавать, оттого и поешь. Безусловно, риск есть, но он оправдан. Нам вряд ли плыть больше ста метров. С колоколами не утонем. А за пять минут не замерзнем. А насчет завала… так мы лом возьмем с собой. Заодно и согреемся. Я еще помню, Пиксель тогда говорил, что завальчик жиденький, разобрать можно, но незачем. Мол, там все равно вода. Так что давай, хорош ныть и давай думать, как плыть сподручней.
– Мышь печали грызет рахат-лукум моего сердца. Мой лучший друг заболел. Заразился сотрясением головного мозга. Он не хочет слышать голоса разума, а хочет верить в сказку, как ребенок. С вами невозможно разговаривать. Я вынужден уступить грубой силе.
Макс насупился, демонстративно опустил голову и замолк.
– Вот и славненько, – хлопнул Макса по спине Бригадир. – Вот и договорились. Я рад, что ты понял.
Последующие несколько часов были посвящены подготовке к эпической подводной одиссее. Рахман с Бригадиром приволокли остатки немецкого скарба, собрали поплавки, чехлы, прочий хлам. Крот с Максом проверили найденную веревку, перетрясли каждый сантиметр, вырезали гнилые и сопревшие участки. К их удивлению, около трети осталось в рабочем состоянии. Из нее сделали несколько фалов, самый длинный из которых составил около двадцати пяти метров. Затем из поплавков и металлических частей ящиков соорудили купола, причем конструкцию придумал Макс. Это он предложил распаять поплавок и соединить части хитрым образом с помощью каркаса из гвоздей и запаять это обратно. Таким образом, в получившуюся кастрюлю можно было засунуть голову целиком. Макс лично произвел все эти сложные операции. Швы получились не очень ровными, но прочными, надежными и, главное, абсолютно герметичными. Оказалось, что его отец работает автослесарем, в основном по жестянке. Макс с детства помогал отцу в гараже и довольно неплохо умел лудить, паять, варить, выгибать и сращивать. Крот изготовил из остатков чехлов для ящиков сетки и обвязки для груза, необходимого, чтобы колокола смогли погрузиться под воду. Потом Бригадир и Рахман провели испытания изготовленной конструкции, по результатам которой пришлось внести серьезные изменения в механизмы крепления сетки, поскольку для того, чтобы погрузить колокол в воду, пришлось забить ее камнями до отказа. Конструкция получилась громоздкой и неустойчивой, настолько неуклюжей и неповоротливой, что могла застрять в первом же повороте. А еще в нее очень трудно было просунуть голову. Вернее, просунуть было можно, но только под углом и с риском перевернуть колокол.
– За такую работу надо руки отрывать. Все равно они на заднице некрасиво смотрятся. – Таков был вердикт Бригадира по результатам испытаний.
Пришлось все переделывать. Причем кардинально. Крот изменил концепцию, и теперь обвязка представляла собой несколько больших подсумков, крепящихся сверху и по бокам колокола, что позволило уменьшить габариты, а также повысить устойчивость за счет более равномерного распределения балласта. То, что на изготовление обвязки ушел весь свободный материал, включая элементы одежды личного состава, Крота не смущало. Сохранявший мрачное настроение Макс оптимистично заявил, что все равно доплывут не все, а потому выжившим столько одежды не понадобится. Крот горячо поблагодарил товарища за моральную поддержку. Свои чувства он высказал с использованием сложных идиоматических конструкций непечатного характера. Макс возражать по существу не стал, однако выразил ряд замечаний стилистического плана. На его взгляд, несколько словосочетаний было употреблено неуклюже и не к месту. Для устранения указанных недостатков он посоветовал подтянуть свой интеллектуальный уровень хотя бы до показателей выпускника детского сада. Для подтверждения своей позиции он продемонстрировал свое владение образными идеологемами, в основном описывающими сексуальную жизнь членов коллектива, а также духов и прочей нечисти. Литературный диспут стал уверенно дрейфовать в сторону межличностных отношений и грозил перейти в поле физического противостояния, но вмешался Бригадир. Он скомандовал «брейк», развел оппонентов по углам и провел профилактические беседы, нацеленные на снижение градуса напряженности. Вскоре в пещеру вошел Рахман. Из одежды на нем была одна тельняшка, ботинки и нож в самодельных ножнах, болтающийся на шее вместо нательного креста. Он был мокрым, со всклокоченными волосами и сияющей неподдельным счастьем физиономией. От его раскрасневшегося от холодной воды тела валил пар. Выглядел он оскорбительно бодрым и довольным. Лицо озаряла широкая улыбка во все тридцать два зуба.
– Ну что, парни, – весело произнес он, – Бригадир оказался прав. Дно там ровное и прямое метров на сорок, дальше не видно. Я нырнул, насколько веревки хватило, наши колокола пройдут без проблем.
Он подсел к горящим факелам и постарался придвинуться как можно ближе к огню. Блаженная улыбка не сходила с лица.
– Для пессимистов сообщаю, что метров через тридцать есть выход на поверхность. Врать не буду, я не донырнул, но, судя по свету, там воздушный карман. Хоть течение и несильное, но я не рискнул. Кстати, о воде. Не такая она и холодная. Я думал, хуже будет. Я там минут десять проторчал – и ничего, только тонус повысился.
Он встал, снял свою почти высохшую тельняшку и принялся усиленно растирать тело.
– Вы что расшумелись-то? О чем спорим?
– Разошлись во взглядах на литературу, – ответил Бригадир.
– Да?! И про что говорили?
– Про «Титаник», – огрызнулся Макс.
– Опять ты за свое, – сплюнул Крот.
– А кто это? – спросил Рахман. – Я, признаться, не знаю, а у Паука спрашивать неохота.
– Так корабль один назывался, – елейным голосом произнес Макс. – Пошел ко дну со всем экипажем. Народу померло уйма, а кто не утонул, тот замерз. Очень актуальное произведение, поучительное. – Он пристально посмотрел на Рахмана, перевел взгляд на Крота и продолжил: – Там тоже верили, что они непотопляемые и им ничего не страшно. Умных людей не слушали, потом все померли. Очень поучительно.
– Так они же моряки, люди привычные. До седин редко кто доживает, знают, на что идут. В чем трагедия?
– Увы, – скорбно произнес Макс, – моряков-то там было как раз и немного. Остальные – обычные люди. Пассажиры.
– А-а-а, купцы. Тоже бывает. Профессия рисковая, почти как у воев. Зато барыш большой. У нас многие вои после службы в купцы шли, некоторые выживали. Для воя жизнь без риска – все равно что еда без соли. А так и риск, и прибыль, почет и уважение. У нас один купец был, Дадоном звали. Он у князя Гостомысла в дружине сотником был. В походе на Булгар ранение получил, да такое, что дальше служить не мог. Там на Юге и остался. Как оклемался, решил купцом заделаться. Все свои деньги в товар вложил. Первый караван сам провел. Удачно. Дальше – больше. Разросся. Целую империю создал. С Византией торговал, Месопотамией, Римом. В такие места залезал, что раньше о них и не слышали. Лет через двадцать богаче императора стал. Дома во всех столицах, титулы. Даже Великий Князь с почетом принимал. На золоте ел, на пуху спал. Под конец делами почти не занимался, жизнь только прожигал. Брюхо отъел такое, что двери пришлось расширить. Но однажды случайно встретил старого друга. Они еще служили вместе, потом вместе купечили. Ну а потом их дорожки разошлись. Дадон продолжил добро наживать, а друг роздал все свое имущество и ушел налегке навстречу солнцу. И вот они встретились. Дадон обрадовался, пригласил к себе, усадил за стол, за которым не стыдно императора потчевать. Закатил пир, богатством хвастался, показывал вещи диковинные, говорил о том, сколько добра он нажил, сколько у него домов, женщин, титулов… А гость знай себе цокал языком да ухмылялся в бороду. А под утро Дадон расплакался – он вдруг понял, что это он раньше жил, брал от жизни все, что мог. Скакал на горячем коне, сражался с врагами, плыл навстречу буре, брал на меч города, срывался с башен, догонял и убегал, побеждал и терпел поражения. Словом, жил… А сейчас… Сейчас не живет, а так, доживает. Копошится как пчела в сиропе. Каждый день как предыдущий. Тогда Дадон бросил клич, собрал всех старых друзей, родных и близких и спросил их: как мы живем? Зачем? Мужчины стали тучными, как женщины. Все заботы лишь о том, как набить мошну поплотнее. Все забыли, что такое честь, слава, подвиги. Никто не умирает в боях за Родину, за детей, за любовь. Человека мерим деньгами, уважение не по содеянному, а по накопленному… Так нельзя жить, сказал он. А потом собрал тридцать кораблей. Сказал, что через пару седмиц уходит в дальние края и что он призывает всех желающих последовать за ним.
– И что, нашлись желающие? – спросил Макс.
– Нашлись. Сначала все разошлись по своим домам, повесив головы. Седмицу над городом стоял женский плач и вой, как по усопшим. А уже за три дня до срока на кораблях не было места. Мужчины дрались за право сесть на весла, в их сытых, потухших глазах вновь сверкала прежняя удаль. Они выпрямляли спины, подтягивали животы, грубо шутили, громко и искренне смеялись. У каждого был с собой меч, и каждый украдкой любовно гладил соскучившейся рукой потемневшие от времени рукояти. Мужчины знали, что уходят в неведомое. Уходят навсегда, презрев уют и бросив нажитое добро. Многие из них погибнут в походе от ран и болезней, притом неизвестно, найдут ли они новую землю, смогут ли построить свою мечту. Но они ушли. Все. Ибо только так должен жить мужчина.
– Но это же глупо!
– Глупо, – согласился Рахман. – Только умом и пузом рабы живут. Свободный человек живет сердцем, потому для человека, а для мужчины особенно, всегда есть ценности бо́льшие, чем сытая жизнь, богатство и покой. Есть нечто, что ценнее самой жизни, и эту ценность можно осознать, только презрев смерть.
– Ну и как, они куда-нибудь пришли?
– Неизвестно. Никто не вернулся из похода. У нас ходили разные истории. Некоторые говорили, что Дадон нашел все же новые земли и выстроил там новое государство, крепкое и справедливое. Но это лишь слухи. Больше никого из тех, кто ушел с ним, не видели.
– Да, поучительная история, – произнес Бригадир. – Похожие мысли есть у всех народов. Например, мой любимый кодекс самураев Бусидо, что в переводе означает «Путь меча», или «Путь воина», гласит, что путь воина есть путь смерти. Когда перед тобой два пути, всегда выбирай тот, который ведет к смерти, ибо на другой толкает тебя твоя слабость. Не рассуждай, сконцентрируй свои мысли на избранном пути и следуй ему. Каждый миг думай о том, как будешь умирать. Не позволяй мыслям о долгой жизни завладеть тобой, ибо тогда погрязнешь в пороках. Живи, как будто каждый день – последний.
– Красиво сказано, – восхитился Рахман. – И очень верно. Не знаю, кто такие эти самураи, но говорить они умеют. Тот, кто боится смерти, умирает еще при жизни. Кто презрел смерть, живет в веках. Все решает дух. Только дух выше смерти.
– Красиво, возвышенно, задорно, но, к сожалению, не порно. Не торкает, – совсем грустно сказал Макс. – Мне моя голова дорога, хотя бы как память. И глупо рисковать ею ради порции адреналина с сомнительными перспективами. Я не хочу ни разу. Я знаю кучу более дешевых, надежных и безболезненных способов самоубийства, чем голым задом подводные гроты исследовать. Хотите помереть красиво – взяли дубье и вперед на врага, в атаку. Как ты, Паук, сказал, там верная смерть. Так пошли. Все по вашей теории.
– Там хуже, чем смерть, – произнес Рахман.
– Макс, ты боишься воды? – догадался Крот.
– До жути, – признался Макс. – Я в детстве едва не утонул. С тех пор даже в бассейне плавать боюсь.
– Ты же говорил, что в прошлом году в Египет ездил. Даже на дайвинг ходил.
– Ну ездил, ну ходил. Думал свой страх перебороть. Даже погрузился разок. Не поборол. Никаких красот не помню. За двадцать минут весь баллон высосал – и наверх. Вот и весь дайвинг.
– Хреново.
Рахман дал Максу невесть откуда взявшуюся плитку шоколада.
– А то!
Макс откусил сразу половину и произнес с набитым ртом:
– Я первый кандидат в утопленники. Нырять не умею, а если и нырну, то за две минуты выберу весь воздух в колоколе, и все. На дно. Так что плывите, а я по суше как-нибудь доберусь.
– Нет, дорогой, – сказал уверенно Рахман. – Все пойдем, никто не утонет. Ничего сложного нет, если сможешь успокоиться. Ты на минуту дыхание задержать можешь?
– На берегу – хоть на пять! Я специально тренировался. А вот в воде – нет.
– Это хорошо, что можешь. Вода холодная. Для дыхания хорошо. Ныряешь в ластах и с камнем. Ничего не делаешь, плывешь по течению. Все. Через тридцать метров, то есть максимум через сорок секунд, есть ниша с воздухом. Выходишь на поверхность, продышался – и опять. Почувствовал, что воздуха нет, выдохнул, сунул голову в колокол, вдохнул – и опять плывешь, ничего сложного. Главное – спокойствие. Да и мы рядом.
– Ты тупой?! Я же говорю: у меня именно с этим проблема. Я в воде паникую. Потому и нырять с вами отказываюсь.
– А чего молчал-то? – Крот подсел к другу. – Это меняет дело.
– Нет, – Рахман резко оборвал Крота, – не меняет. По суше идти нельзя, там смерть. Хуже чем смерть. Там рабство. Надо думать, как тебя страха лишить.
– Ну-ну, – скептически хмыкнул Макс. – Ты выйдешь – объявление в газету «Аномальные новости» дай: мол, снимаю сглаз, порчу, родовые фобии и бюстгальтеры за один час. Лечу шизофрению и запоры. Недорого. Быстро. Качественно.
– Слушай, – предложил Крот, – может, тебя того, по башке стукнуть, в колокол поместить и потащить, как ящик?
– Не думаю, что это хорошая идея, – отстранился Макс. – Я когда очнусь, если очнусь, шибко злой буду, как шайтан. Не убежишь, короче.
– По голове мы никого бить не будем, – сказал Бригадир. – Хотя в целом идея неплохая. А давай для тебя два колокола сделаем. Я запасной потащу.
– Не пойдет, не в колоколах дело.
– Эх, жалко, успокоительного нет. Вколол, маску надел, и знай себе тащи на веревке. Пусть улыбается и дышит по приказу. Красота!
– Слушай, – обрадовался Рахман, – это мысль. Я могу ввести тебя в сон, если захочешь, конечно. Тогда твоя воля перейдет ко мне. Ты поплывешь со мной в жесткой сцепке, ничего не почувствуешь. А на место прибудем – я тебя разбужу. По-моему, вариант.
– Нет, – отрезал Макс. – Не вариант. Это ты им всем мозги запудрил, а к моей голове даже не приближайся. Лучше пусть Крот по башке стукнет.
– Зачем ты так? – обиженно произнес Рахман. – Я никому мозгов не пудрил. Да и невозможно это, а подобный сон вообще штука сугубо добровольная.
– А ко мне? – вдруг спросил Бригадир.
– Что к тебе?
– Если он тебя ко мне привяжет, я с тобой в сцепке поплыву. Я тебя не брошу. Ты меня хорошо знаешь.
Макс внимательно посмотрел в открытое честное лицо Бригадира, человека, которого еще вчера мог не задумываясь назвать своим братом, самым надежным и понимающим другом. За истекшие сутки многое изменилось в сознании Макса. События последней ночи перетряхнули всю систему мировосприятия, добрались до самых глубин, до основ. Поколебалось все, но вера в своего командира оставалась незыблемой. Он не мог предать, не мог бросить. Макс это знал, чувствовал. Он посмотрел еще раз в его честные глаза и кивнул.
– Если к тебе, то согласен. По-другому никак.
– Сможешь? – Бригадир повернулся к Рахману.
– Попробую, – ответил тот. – Чуть сложнее, но решаемо.
– Ну вот и порешили. Пошли остальные колокола проверять.