И снова ветер бил в уши, трепал гривы коней и плащи, развевавшиеся за плечами всадников, как боевые знамена. Жирная грязь летела из-под копыт, и мокрое солнце весело отражалось в лужах. Моления о дожде сделали-таки свое дело, смилостивились боги, послали на землю благодатный дождь, ливший почти всю ночь, до самого утра. Напитались влагой поля, отмылся от въевшейся пыли придорожный кустарник, листва на деревьях стала чистой, как будто прозрачной, умытой. Мокрая трава зеленела вокруг, порывы ветра сдували с веток серебряные дождинки, розовато-сизые тучи быстро уплывали прочь, а в небе, темно-сине-лазурном, горбатилась яркая радуга, один конец которой упирался в левый берег Днепра, другой исчезал где-то за дальним лесом. Туда, в дальний лес, синеющий за холмами тонкой, прихотливо изгибавшейся линией, и держали путь всадники: Хельги-ярл, Кон-хобар Ирландец, Снорри, Никифор и проводник их, Порубор-отрок. Вчера на постоялый двор вновь заходил Ярил Зевота. Принес важную весть – от Ильмана Карася вызнал, что Истома Мозгляк с варягом Лейвом отправились третьего дня к старому капищу, что затерялось средь диких лесов древлянского порубежья. Чего им там делать, у капища, ведь не волхвы они, не кудесники? О том Ярил не знал. Зато ведал другое – к старому капищу вскорости ждали князя. Не Хаскульда-князя – Дирмунда, которого многие просто князем Диром прозывали. И что туда звало его в Перунов день? Мало ли в Киеве идолов иль где поближе? Чего ж куда глаза не глядят переться? Неспроста все это, ой, неспроста. А еще обмолвился Ильман Карась, что туда, к капищу, видно, увезли Лейв с Истомой недавно пойманных девок.

– Что?! – хором воскликнули Ирландец и Хельги. – Каких еще девок?

– Каких девок – про то не ведаю, – пожал плечами Ярил Зевота. – Знаю только, что увезли их в леса древлянские. Про то третьего дня, а то и пораньше, хвастал Ильману дружок его Истома Мозгляк, вином упившись изрядно. Что, дескать, повезут. А мест укромных там много.

Получив дирхем, Ярил удалился. Оставшиеся стали думать.

– Я людей дам, – не раздумывая, заявил хозяин двора, дедко Зверин, услыхав про девок и капище. Все ж таки и у него дочка пропала, Любима. – Человек сорок, с оружием. Прочешете весь лес.

– Подожди, Зверин, не суетись, – оборвал его ярл. – Сначала разведать нужно. Сам посуди, а если нет никого в капище? Или – не найдем мы его? Так и будем кружить по лесу, ровно вороны, каждому встречному на посмешище? Сорок всадников – не иголка, видны всякому. Нет уж, сперва мы вчетвером съездим, поглядим-посмотрим скрытно, опыта воинского нам не занимать, с любым супостатом сладим. А ты, коли хочешь помочь нам, лучше дай человечка – проводника, что тамошние места вельми знает.

– Есть у меня такой, – поразмыслив, кивнул Зверин. – Порубором кличут. Правда, молод еще, безус, однако те места ведает, сам оттуда ж и родом.

Порубор явился к обеду. Вошел, поклонился чинно. Вид имел представительный – рубаха, в небесно-синий цвет выкрашенная, с узорочьем нитками желтыми вытканная. Пояском наборным подпоясан, на ногах сапожки из зеленого сафьяна, чистые, не в пыли-грязи, видно, только что, перед входом и надел их отрок, а до двора гостиного босиком бежал, аж запыхался, бедный. Ликом светел, а вот волос черный, длинный, ремешком узорчатым стянут, глаза карие, губы узкие, на щеках румянец – не от бега, от скромности.

– Дедко Зверин сказывал, хотите вы места порубежные излазить? – еще раз поклонившись, чуть слышно спросил отрок Порубор.

– Хотим, – кивнул ярл. – Да ты не стой, парень, садись вон, на лавку.

– Благодарствую, – снова поклонился отрок, но на лавку не сел, так и продолжал стоять – стеснялся.

– Ну, хочешь – стой, – махнул рукой Хельги. – Места те, где старое капище, добре ли ведаешь?

– Люди говорят – ведаю добре. – Порубор похлопал ресницами. – А капищ старых там много. Которое вам надобно?

– А вот это мы у тебя хотели спросить, – усмехнулся Ирландец. – Поможешь?

– А как же! – Вскинув подбородок, воскликнул парень. – Затем и зван. – Помолчал немного, взглянул исподлобья, спросил тихонько: – Так вы, выходит, и есть варяги?

– Мы, выходит, и есть, – в тон ему, так же тихо, отозвался Хельги.

– Слава богам. – Выдохнул отрок. – А то я уж подумал, неужели опять бельмастый Греттир охоту затеял?

– А что, Греттир тоже в тех краях отирается? – переглянувшись с ярлом, спросил Ирландец.

– Бывает, – охотно откликнулся Порубор. – Капканы да ловитвы всякие ставит. Хитер изрядно Греттир, да скуп. А уж дочки его… – Отрока передернуло. – Ух, и приставучки! Не хотел бы я с ним опять связываться.

– Ну, уж теперь ты с нами связался. На коне скачешь?

– Обижаете.

– Тогда беги, отпрашивайся у отца-матери, поутру – в путь.

– Не у кого мне отпрашиваться, – опустив глаза в пол, еле слышно вымолвил отрок. – Сгубили злые хазары и отца, и матушку. Один дедко Зверин – родич остался, да и тот – дальний. Однако не опоздаю, приду, не беспокойтесь, – добавил он уже громче и вышел, тщательно прикрыв дверь.

На дворе уселся на бревно, сапожки сафьяновые снял, связав, на плечо повесил, да так и пошел босиком, по лопухам-зарослям, по траве щекотной, по улице пыльной. В шалаше, за Подолом, и жил летом отрок, зимой – как придется. Всю ночь дождище лил-поливал, шалаш насквозь вымочив, потому и не выспался отрок, пришел с утра на Зверинов двор – зевал.

С тех пор так и ехали – впереди Порубор на жеребце кауром, за ним – остальные.

Первое капище оказалось не столь уж далеко, в лощине, у холма, а с холма того – особливо, если забраться на деревину – весь Киев-град, как на ладони, виден. Осмотрели капище тщательно – идолы покосились, жертв, видно, давненько не приносили, ни следов вокруг, ни человечка прохожего. Нет, вряд ли здесь. Поскакали дальше. Мимо лугов заливных, голубых да зеленых, мимо рощ березовых, мимо клевера духмянного, мимо реки глубокой, Почайны. По пути несколько раз Порубора ждать приходилось – сигал парень в кусты, живот пучило, видно, у Зверина с голодухи огурцами объелся.

Другое капище и того хуже первого оказалось – запущено донельзя, заросло все травою, бузиною, да лопухами. Из того лопуха, ежели сок сварить – сладко будет. Порубор украдкой на лопухи посмотрел, облизнулся, заодно взгрустнул, матушку вспомнив – частенько та такой сок варила, сыночка баловала.

Нет, и это капище – не то.

– Ну, одни дальние остались, – в очередной раз выйдя из-за кустов, пожал плечами отрок. – А самое дальнее – в урочище на порубежье древлянском, там, у реки, раньше наша деревня стояла, покуда не сожгли. Места дикие. Помнится, с год назад, а то и поболе, прямо с капища на лед человек выскочил – молодой парень, всклокоченный, глаза дикие, вот такие! – Порубор сложил окружьем пальцы. – С неделю в себя приходил, отлеживался. Потом, поблагодарив, ушел.

– Ничего про себя не рассказывал парень-то?

– Ничего, – пожал плечами отрок. – А может, и рассказывал кому, да только я не слыхал. А имя его запомнил – Найден с Ильменя-озера.

– Найден?! С Ильменя-озера?!

Хельги с Ирландцем подскочили к Порубору, затрясли за плечи, давай, мол, веди скорее, урочище то показывай.

– Да покажу я, покажу, – испугался их энергии отрок. – Не трясите только.

– Не будем. Что, пучит живот-то?

– Да поменьше уже. Эх, сейчас бы черники сушеной… Ладно, я тут уже пожевал корешков. Поехали, что ли?

Быстро собравшись, поскакали. Снова потянулись вдоль дороги луга, поляны, да рощи, потом лугов да полян стало поменьше, все больше высились по сторонам деревья – елки, осины, сосны, да и дорога заметно сузилась, не дорога уже была – тропинка.

– Ой, остановитесь, – снова согнулся в седле Порубор. – Опять приспичило.

Спрыгнул с лошади – да в кусты, забыл уж давно и про стесненье свое, куда уж тут стесняться, коли так живот пучит, что не ровен час, и…

Отрок развязал порты, присел… И вскрикнул – прямо в глаза ему из кустов жимолости и лопухов смотрели недвижные глаза окровавленного трупа!

Порубор забыл и порты подтянуть. Так и выскочил с криком:

– Сюда, сюда!

– Да что случилось-то?

Хельги и остальные спешились, подошли к кустам. Труп отрока, по виду, чуть старше Порубора – лежал под кустами в нелепой позе, видно было, что его не так давно сбросили сюда с тропы. Еще и зверье не совсем объело. Вокруг еле заметно витал сладковатый запах смерти. Над мертвым лицом отрока, жужжа, вились блестящие изумрудно-зеленые мухи. Трава вокруг была покрыта бурыми пятнами. Их не смыл даже ночной дождь.

– Как же, смоешь тут такие лужи! – переворачивая труп на живот, усмехнулся ярл. – Слишком много крови, слишком… Ага! Я так и думал! – Он показал на истерзанную спину убитого.

– Кровавый орел! – ахнул Никифор. – Значит, это норманны?

– Ну да, – задумчиво кивнул Конхобар Ирландец. – Помнится, наш добрый друг Ярил говорил что-то о Лейве?

– Да, это похоже на Копытную Лужу, – поморщился Снорри. – Жаль, я его в детстве не придушил.

– А надо было, – хохотнул Ирландец. – Ну, что, в путь?

– Стойте! – замахал руками Никифор. – Нельзя оставлять его так, на потеху диким зверям. Думаю, стоит все-таки вырыть могилу несчастному. Это не займет много времени.

– Ты прав, Никифор, – отозвался Хельги. – Негоже не предать мертвых земле или огню. Ну, огонь мы жечь не будем, а могилу выроем.

Сняв дерн мечами, они принялись рыть землю. Копалось легко – почва была сырой, правда, из-за этого уделались в грязи, как чушки, зато могила была готова быстро. В нее и опустили несчастного, набросав над погребением небольшой холмик.

– Мы не знаем, кто ты и в каких богов верил, – встав над могилой, произнес Никифор. – Скорее всего, в Велеса, Ярилу, Перуна. Но пусть душе твоей будет легко в лучшем мире, пусть она знает – тело твое погребено, а мать-сырая земля да будет тебе пухом.

Украдкой – а вдруг убитый тайный христианин? – перекрестив холмик, Никифор сложил руки пред собой, постоял так немного, шепча губами молитву. Затем поднял глаза:

– Теперь – можно ехать.

И они поскакали дальше, мимо темных суровых елей и высоких сосен. Вороны каркали им вослед, а давно исчезнувшее из виду солнце окрашивало вершины деревьев кровавым светом смерти.

– Скоро стемнеет, – нагнал проводника ярл. – Доедем ли до урочища?

– Да вот же оно! – показал куда-то вперед Порубор. – А вон там – капище! Видите частокол? А вон, левее – Перунов дуб.

Хельги, спрыгнув с коня, предостерегающе поднял руку – не следовало с разгона врываться в столь дикое место, тем более, принадлежащее громовержцу Перуну.

Осторожно обходя поваленные давнишней бурей деревья, ярл и его люди проникли за частокол к дубу. Порубор вскрикнул, увидев на темных ветвях дерева обезглавленные тела двух молодых женщин.

– Похоже, здесь не так давно приносили жертвы, – тихо произнес ярл. – Что ж, обычное дело в Перунов день.

– Не совсем обычное, ярл, – возразил Конхобар Ирландец. Он тронул пальцами ветку. – Взгляни, это пыльца омелы, священного растения друидов. Да и дуб – не только дерево Перуна. Это еще и дерево Крома, кровавого кельтского бога. А жертвы… Надо точно узнать, как они были убиты.

– Снорри, сможешь сбить стрелой трупы?

– С одного раза. Вернее – с двух, трупов же два.

Вытащив лук, он прицелился. Вокруг уже было темно, но темные ветви дуба и их страшная ноша отчетливо чернели на темно-синем фоне неба. Просвистела стрела – и мертвые обезглавленные тела упали на землю.

Ирландец бросился к ним, словно собака на дичь.

– Убиты уколом железного прута в сердце! – Он поднял на ярла побледневшее лицо. – Это – он.

– Я тоже так думаю, – кивнул ярл. – Осталось лишь отыскать его. Я чувствую, он где-то поблизости.

Никифор посмотрел на обоих:

– Быть может, вы все-таки объясните, кто это – «он?» – обиженно спросил он. – А то шепчетесь меж собой…

– Черный друид Теней, – пояснил Конхобар Ирландец. – Мой бывший хозяин, возмечтавший о власти над миром. Похоже, мы встретим его под видом местного князя.

– А, тот, что чуть было не угробил нас в Таре? – вспомнил Никифор. – Смею заметить, это вполне достойный соперник, вполне.

– Еще бы! – усмехнулся Ирландец. – Друиды были сильны, когда здесь еще не было людей. И их черные знания еще не угасли.

– И мы – встали на их пути! – восхитился Никифор. – Вот, поистине, Божье благоволение. Даст Бог, мы остановим черное исчадие Ада! Верно, Снорри?

– Конечно, остановим, – хмыкнул тот. – Думаю, если мы доберемся до этого друида – ему от нас не поздоровится!

– Славно слышать ваши речи, друзья! – улыбнулся Хельги. – Что такое? – Он провел рукой по коре дуба. – Похоже, здесь что-то нацарапано! А ну, зажгите-ка факел.

В оранжевом пламени факела на темной коре дуба явственно проступили две зигзагообразные руны:

– продекламировал Хельги: – Я догадываюсь, кто мог написать их.

– Ладислава. Она видела их на рукояти твоего старого меча!

– Значит, мы на верном пути!

– И Черный друид причастен к ее похищению!

– Тем хуже для друида, – самонадеянно заключил Снорри.

Они решили подождать до утра. Чтобы не привлечь внимания друида, жертвы вновь вздернули на деревья. Заночевали у реки, привязав коней под деревьями. За день солнце высушило землю и спать на траве было приятно, тем более, что не очень-то докучали комары – сгинули куда, что ли? Не спал один Порубор. Все вздыхал, ворочался, думал. Вспомнилось вдруг ему, что раньше – матушка рассказывала – не было таких кровавых обрядов, они появились лишь после того, как в Киев пришли варяги. Значит, варяги – враги? Но вот эти – молодой насмешливый ярл и внешне нескладный, но такой ловкий Снорри, и загадочный Ирландец, и Никифор, наконец, в котором угадывался христианин – а их много повидал Порубор среди ромеев, неужели все они – враги? Пожалуй, нет. Порубор принялся перебирать всех своих знакомых варягов. Получилось не так уж и мало. Встречались, конечно, среди них и мерзавцы, но были и вполне достойные люди. Взять хотя бы того же бельмастого Греттира из Вика. Вроде бы и скупой он, и врун, каких мало, однако в голодный год кто помог Порубору? Он, Греттир. Ну, не один он, в числе многих, но ведь протянул же лепешку! А дочки его – Векса и Трендя, если разобраться, тоже вполне неплохие девки. Ну и что с того, что приставучие? Как зайдет к ним Порубор, так сразу орать начинают, в краску вводить, и говорят по-нашему хорошо, не как Греттир:

– Ой, кто к нам пришел! Поруша, зайчик. Ой, кого-то сейчас защекочем! А ну-ка, иди сюда, иди!

Один раз до икоты защекотали, змеюки! Порубор их потом за версту обходил, никуда и не деться было, даже на рынке, как увидят его, так в крик: «Поруша, зайчик!»

И не видел, не замечал Порубор, чтоб Векса с Тренд ей, либо тот же Греттир, либо еще кто из хорошо знакомых варягов так уж держался за старых своих богов. Многшие давно в местных богов поверили, а кое-кто – и подумать страшно – вообще ни во что не верили. Правда, слыхал он и злое про варягов. Как не слыхать? Но злое можно про тех, кто далеко, рассказывать, и тогда многие будут верить. А вот про тех, кто рядом… Ну, как хотя бы вот про этих злое скажешь – относились они к Порубору очень даже неплохо, да и меж собой дружны, смешливы. И, к примеру, уж никак не поверил бы Порубор в то, что, допустим, Векса с Трендей тайно приносят своим богам человеческие жертвы, ну, не поверил бы, потому что слишком хорошо их знал. Обычные люди – варяги, и все тут. Ни лучше полян, ни хуже. Порубор поворочался еще, подгреб под голову хворосту и незаметно уснул, свернувшись калачиком под густыми лапами ели. Спал спокойно, безо всяких сновидений, а когда проснулся, все вокруг давно уже встали. Перекусили на скорую руку и, оставив Никифора с отроком сторожить лошадей, решили осмотреть местность. Проводник им пока вроде не требовался – далеко уходить не собирались. Покрутиться малость вокруг да около урочища, мало ли что на пути попадется. Для начала подошли к урочищу, обнаружили у самого частокола чьи-то обглоданные кости, затем Снорри забрался на дуб, осмотрел окрестности. Посовещавшись, все решили расспросить-таки Порубора. Спустились к берегу, подозвали:

– Что там за высоченная сосна на закате солнца?

– Нет там никакой сосны, – уверенно ответил парень. – И не было никогда. Показалось вам.

– Да как же показалось? – рассердился Снорри. – Полезай-ка на дуб, да посмотри, коль не веришь!

Делать нечего – хоть и боялся Порубор высоты сызмальства, а поплевал на руки да полез. Как белка, с ветки на ветку. Вот один сук, вот другой – не заметил, как уже и вершина. Глянул вниз – мама дорогая! Высотища-то! Эдак кувырнешься – костей не соберешь. Глянул на закат и обомлел. И правда, не соврал Снорри – верстах в пяти от капища высилась одинокая сосна. Но ведь раньше ее там не было! И вырасти она не могла за год, ну никак не могла, не могла – и все тут! Но ведь вот она! Порубор помотал головой, помолился Перуну с Ярилой – сосна не пропадала. Как высилась нагло, так и высилась.

– Чудо какое-то, – спустившись, пожал плечами отрок. – Ну, не было раньше ее! Не было.

– Что спорить? – со смехом воскликнул ярл. – Пойдем, посмотрим, что там за невидаль.

– И меня возьмите, – попросил проводник. – Сам, своими глазами взгляну.

– А живот не схватит? – спросил Снорри.

Все засмеялись, и Порубор обиженно покраснел.

Небольшой острожек открылся для отряда Хельги неожиданно. Едва выбрались из оврага, так сразу чуть было не уперлись в высокий частокол.

– А вот – и сосна! – шепнул Порубор, показывая на узкую, замаскированную сосновыми ветками, башню. – Ловко придумано! Издалека на башню уж нипочем не подумаешь – Молчи, – обернувшись к нему, Снорри приложил палец к губам. Они еле успели укрыться в овраге, как из лесу к острогу вылетели всадники, видимо, с охоты. Довольно большой отряд – человек с полсотни – и первым скакал князь. В блестящем шлеме, с коротким копьем, с плащом, развевающимся за спиною как алые крылья. Носат, рыжебород, бледен.

– Дирмунд! – узнав, прошептал Хельги.

– А рядом с ним – Лейв, – показал Снорри. – Эх, сбить бы стрелой эту Копытную Лужу.

– Пока не время.

Прогрохотав по небольшому мостику через узкий ручей, кавалькада скрылась за частоколом острога. Слышно было, как заскрипели засовы в воротах.

– Будем брать? – азартно потер руки Снорри.

– Нет, – сказал ярл. – Их слишком много. Устроим засаду, возьмем языка. И, может быть, удастся сразиться с князем.

– Ты хотел сказать, с Дирмундом Заикой?

– С ним.

Кивнув, ярл снова укрылся в овраге – по дороге к острогу на взмыленном коне скакал одинокий всадник. Лупоглазый, словно бы прилизанный, с бородавкой на левой щеке.

– Где-тось я видал его в Киеве, – всмотревшись, произнес Порубор. А Снорри предложил:

– Захватим?

Хельги хотел уж было согласиться – и в самом деле, добыча сама шла в руки. Снорри раскрутил аркан… В этот момент заскрипели ворота, и целый отряд вылетел навстречу всаднику.

– Давно ждем тебя, Ильман! – закричал, гарцуя на коне возле ворот, Истома Мозгляк. – Новых отроков скоро ли привезешь?

– Скоро. – Ильман Карась спешился за воротами, бросил поводья подбежавшему Грюму, обернулся к Истоме:

– Харинтий Гусь, людокрад известный, к старому капищу не сегодня-завтра должен двоих привезти. Потом еще нескольких.

– Побыстрей бы. – Истома Мозгляк усмехнулся. – А то князь-батюшка гневаться изволит. Маловато, говорит, людишек в дружине, тебя вот недобрым словом поминал.

– А вы б еще больше их живота лишали, отроков-то, – ощерился Ильман Карась. – Так никаких людишек не напасешься!

– А то уж не твое дело, Ильмане. – Рассмеявшись, Истома спешился, взял гостя под руку и повел к крайней избе: – Хватит тебе ругаться, лучше откушай с дороги да кваску испей. Только не кричи так громко – аж на весь лес – князь-батюшка почивать после обеда лег, утомился. На ночь-то игрища воинские назначены. То-то потешимся!

Пройдя через двор, Истома с Ильманом Карасем скрылись в избе.

Хельги-ярл обернулся к своим:

– Слыхали?

– Да уж.

– Ночью разделимся, – сказал ярл. – Как только начнутся эти их игрища, я и Снорри проникнем в острог, а ты, Конхобар, вместе с Никифором и Порубором захватите кого-нибудь в суматохе. Только без шума.

Ирландец молча пожал плечами. Когда это он тут «шумел»?

– А я того лупоглазого признал, – вдруг подал голос проводник. – Это Ильман Карась, живоглот известный. Ну и людишки тут собрались, тьфу! – Отрок презрительно сплюнул, затем обернулся к Хельги: – А если засаду устраивать, так лучше, чем на краю болота, места нет. Я-то там почти каждую тропку знаю, а ежели кто чужой полезет, обязательно в трясину забредет.

– И далеко ль до болота? – поинтересовался ярл.

– Да не так и далеко, только неудобно. Дороги нормальной нет, одни гати. Лучше б сейчас отправиться, покуда дойдем, как раз стемнеет.

– А Никифор? – вспомнил ярл.

– Да справимся мы и без него, – со всей серьезностью заверил Ирландец. – Идем, парень.

Напутствуемые товарищами, Порубор с Ирландцем ужами скользнули из оврага наверх и скрылись с лесной чаще. Хельги-ярл и Снорри обратились в недвижных идолов и так, замерев, ждали наступления темноты. Где-то совсем рядом журчал ручей, а за ним, на поляне, токовал тетерев. Викинги даже вздремнули по очереди – сначала Снорри, затем, уже ближе к вечеру, сомкнул глаза и ярл. Хельги приснилась Сельма, в который раз уже, светловолосая, синеглазая, белокожая, она словно бы звала молодого мужа к себе, манила, убегая вдаль, и вдруг – пропала. К чему бы такой сон? Может быть, к тому, что он, Хельги-ярл, уж слишком давно не видел Сельму. Конечно, скучал по ней и по маленькой Сигрид, и все больше спрашивал себя: а правильно ли он поступил, оставив семью за морем? Может, стоило взять их с собой? Нет, пожалуй, все-таки не стоило. К чему без надобности рисковать жизнями близких? Тем более, не имея четкого положения в обществе. Кто он здесь, Хельги-ярл? Молодой варяг, искатель удачи и славы, каких много. Ни кола, ни двора, ни серебришка. Впрочем, нет, серебришко-то имеется – осталось от хазарского похода – да вот только тает с каждым днем, словно сугроб в теплом мае. Этак скоро и вовсе ничего не останется. Может, не следует дожидаться такого дня, а заранее наняться на службу к князю Хаскульду, либо предложить свои услуги какому-нибудь зажиточному купцу? Но прежде надо разобраться с Дирмундом. Неужели это и есть Черный друид? Все может быть, об умении друида менять облик Хельги был осведомлен. Избавить этот мир от крови, которая его ожидает – в этом заключалась миссия молодого ярла, и если б это удалось сделать – хотя бы убив Дирмунда – Хельги счел бы главную свою задачу выполненной. После этого можно было б и поискать свое счастье в Гардаре, либо, плюнув на все, вернуться домой, в Халогаланд, к жене и маленькой дочке.

Размечтавшийся ярл вздрогнул от толчка Снорри. Было уже довольно темно, не самая ночь, но уже близко к тому, густые сумерки окутывали острог, со двора которого вырывались желтые отблески – это люди Дирмунда зажгли факелы.

– Вот бы посмотреть, что там делается! – задумчиво произнес Снорри. – Ярл, а может, влезем по частоколу?

– Угу, – усмехнулся тот. – Чтобы сразу же попасться в лапы Дирмунда и его подручных?

– Так ведь у них там суматоха, – возразил Снорри. – Ну, сам-то послушай! Вон, и часовых на башнях нет!

– Что ж, будь по-твоему, – кивнул ярл. В самом деле, а как иначе туда попасть, если не через частокол? Через ворота, когда их откроют, чтобы выпустить всадников на ночные игрища? Можно, конечно, и через ворота. Только для этого надо стать бесплотными духами. Так что придется через частокол, другого пути нет… Правда, если там собаки…

– А мы – с подветренной стороны, – убеждал Снорри. – Тем более, вокруг полно белок.

– А при чем тут белки? – удивился ярл.

– Как при чем? Их тут – словно форели во время нереста в Радужном ручье! И собаки – а они тут есть, вон, слышно, как лают – к ним давно должны бы привыкнуть…

– Понял тебя. Сбей-ка с ветвей пару штук…

Две стрелы пустил Снорри – и два пушистых зверька упали к ногам викингов. Открутив белкам головы, друзья тщательно вымазались их кровью. Теперь собаки почуют белок, а не людей. Лаять, конечно, будут, не без этого – однако лай будет обычным, понятным сведущему человеку – ну, лает собака на дичь, на то она и собака.

Послюнявив большой палец, Снорри определил направление ветра.

– Оттуда. – Он указал на край оврага, густо поросший орешником и дроком.

– Очень хорошо, – оценив густоту кустов, удовлетворенно сказал ярл. – И есть место, где разбежаться. Чуть подождем, и…

Снорри молча кивнул. Уж кому-кому, а ему не нужно было объяснять, чего ждать. Ясно – сутолоки, когда откроют ворота.

За стенами острога ржали кони, слышались людские голоса и крики. Что кричали – было не разобрать, да викинги и не вслушивались особо – ждали, нетерпеливо посматривая на ворота.

А между тем, за частоколом происходило кое-что интересное, и, если бы Хельги и Снорри могли видеть это, то окончательно уверились бы, что в своих предположениях находятся на правильном пути. Лейв Копытная Лужа – в теплой бобровой куртке и плаще цвета свежей крови, с остроконечным шлемом на голове – откровенно любуясь собой, расхаживал перед выстроившимися на дворе отроками, босыми, одетыми лишь в порты из выбеленного холста. Отроков было немного – восемь, но это были самые лучшие. И пока единственные, кто уцелел за время учебы. Князь Дирмунд пожелал лично говорить с каждым. Впрочем, создавалось впечатление, что юные воины вовсе разучились говорить. Князь сидел под навесом, рядом с кузницей, в простом деревянном кресле, сколоченном из толстых досок. По левую руку от него стояли Истома с Ильманом, по правую горели во тьме сполохи горна. Вдоль частокола выстроились воины немногочисленной княжьей дружины, которых Дирмунд мечтал когда-нибудь полностью заменить юными воинами-волками, повязанными кровью, алчущими крови и готовыми проливать кровь по приказу своего повелителя.

Лейв Копытная Лужа подводил их к Дирмунду по одному. Князь разговаривал с каждым.

– Как твое имя?

– Равол-древлянин.

– Подойди сюда, Равол-древлянин. Ближе. Посмотри мне в глаза. Я хочу, чтобы ты был предан мне.

– Я убью за тебя любого, мой повелитель!

– Хорошо, Равол-древлянин. Иди же в кузницу, иди…

Следующий отрок. Потом другой. Третий… Ни один не избегнул черных глаз князя.

Ратибор-дрегович… Я убью за тебя любого, повелитель… В кузницу….

Ловуш… Вятша… Кипрей…

В кузницу…

А в кузнице уже пылал разогретый горн, и угрюмый кузнец Борновал с ухмылкой прикладывал к обнаженной груди отроков пылающее клеймо с изображением волка. Не застонал ни один. Выходя из кузницы, юные воины возвращались к частоколу, на груди их, около сердца, алело свежее клеймо.

– Как твое имя, воин?

– Немил… Готов убить за тебя любого…

– Как твое имя?

– Всеволод. Но ты это уже спрашивал, князь!

– Ничего, Всеволод. Иди же в кузницу… Немил, остановись здесь, у дверей. Проверю твою ловкость. На, возьми нож и убей Всеволода…

И, как только Всеволод вышел из кузницы, поджидавший его Немил – крепкий, мускулистый, с головой, круглой, словно качан капусты – ударил его острым клинком прямо под сердце, рядом с клеймом. Всеволод непонимающе посмотрел вокруг и медленно осел наземь. Глаза его закатились, изо рта вытекла струйка черной крови.

Немил молча поклонился князю. В светлых глазах отражалась лишь пустота. Дирмунд милостиво кивнул ему и с удовлетворением оглядел всех, таких же пустоглазых, покорных и готовых на все.

Равол, Ратибор, Ловуш, Кипрей, Немил, Вятша, Кроад. Семеро. А было – восемь. Восьмой, Всеволод, лежал мертвый. За то, что позволил себе сомневаться. Никого не было жаль Дирмунду – не в том дело, семеро отроков или восемь, да пусть бы остались и всего двое, пускай. Главное не в количестве, а в методе воспитания, который и проверял сейчас Дирмунд, вернее, Форгайл Коэл, Черный друид Теней.

– Вы выдержали первое испытание на сегодня, – холодно улыбаясь, поднялся он со своего кресла. – Испытание болью. Но это еще не все… – Он оглядел отроков пронзительным нелюдским взглядом. – Вас ждет сегодня и другое… А лучшего из вас… – Князь посмотрел на Немила. – Лучшего из вас ожидает сегодня награда. – Он повелительно щелкнул пальцами, Лейв Копытная Лужа понимающе кивнул, махнул рукою, и в тот же миг воины под руководством лысого Грюма вытащили на середину двора трех обнаженных девушек: Любиму, Ладиславу, Речку. Рот каждой был заткнут кляпом.

– Лучшие из вас познают сегодня девственницу, которую каждый выберет заранее. Лейв, дай им плеть!

Молодой варяг вытащил из-за пояса плеть и протянул ее первому из стоявших – Раволу-древлянину, длинному нескладному парню с пушком над верхней губой.

– Ударьте по спине ту, что захотите взять, – приказал князь. – И бейте от души, не стесняясь. Помните – это ваша добыча!

Просвистел в воздухе хлыст, щелкнул по телу… Осклабясь, Равол передал плеть следующему… После него ударил Ратибор. Затем – Ловуш. После – Кипрен, Немил, Кроад, Вятша…

Били, не стесняясь.

Четыре кровавые борозды вздулись на спине Ладиславы. Три – украсили нежную кожу Любимы. И лишь Речку не ударил никто.

– А теперь слушайте! – Когда девушек увели, громко произнес Дирмунд. – Трое молодых воинов сейчас будут убегать и прятаться. Четверо – искать и ловить. Время – до восхода солнца. Убивать нельзя, калечить – можно. Проигравшие будут жестоко наказаны, выигравшие – получат вожделенную девственницу. Кром поможет вам. В путь!

По знаку князя, стражники отворили ворота. Лейв Копытная Лужа быстро отсчитал троих:

– Равол, Ратибор и… и ты, Вятша, бегите. Помните, не заходить за край болота и бора. А вы… – Он обернулся к оставшимся: – Вы пока ждите… и… – Он усмехнулся. – Возьмите с собою собак.

Собаки уже поджидали их – трое здоровенных, откормленных кобелей-волкодавов. Навострив уши, они поводили носом в направлении южного края частокола и изредка лаяли.

– Белок чуют, – понимающе кивнул Истома. – Ничего, сейчас начнется потеха – быстро позабудут про белок!

И в самом деле, выпущенные следом за убежавшей тройкой собаки с лаем ринулись в лес, да с такой скоростью, что остальные четверо отроков еле за ними поспевали.

– Поедем и мы, княже! – Лейв низко поклонился. – Там, у болота, я велел нарыть ям с кольями для потехи, авось кто и попадется.

– Молодец, Лейв! Хорошо придумал, – одобрительно кивнул Дирмунд.

– А еще, князь, я нарочно послал вперед наименее верных.

– Как это – наименее верных?

– Ну, не то что бы совсем уж не верных, – замялся Копытная Лужа. – Но все ж есть у меня сомнения на их счет.

– Если есть сомнения, пусть их гонят к капищу, – хищная улыбка искривила тонкие губы друида, в черных, зияющих Тьмою, глазах его сквозило предвкушение торжества. – Боги любят обильные жертвы, – с усмешкой произнес он. – И мы пойдем им навстречу. Поедешь со мною, Лейв, – садясь в седло, небрежно бросил он. – Остальные пусть следят за тем, как гонят добычу…

Ладислава приникла к щели в дверях.

– Ну, что, что там? – нетерпеливо спросила Любима. Неплотно пригнанный кляп ей удалось вытолкнуть языком, а уж дальше можно было б и освободить от ненужной вещи товарок. Теперь девушки хотя бы могли переговариваться, да и то было хорошо, что ноги их были свободны. Зато руки сковывали тяжелые цепи.

– Уехали, – сообщила Ладислава. – Почти все, одна сторожа осталась.

– А ну, дай посмотреть. – Теперь приникла к щели Любима. – Ничего не видно – темно. – Оторвавшись от щели, девушка пожала плечами и вздохнула.

– А ведь, похоже, скоро конец нам, – покосившись на Речку, прошептала она на ухо Ладиславе. – Вначале снасильничают, а потом – к дубу, как Малушу с Добронравой.

– Могут и не сразу к дубу, – так же тихо ответила та. – Поначалу для себя придержат.

– В общем, бежать надо, – решительно сказала Любима, черноокая, худенькая, с черными, распущенными по смуглым плечам, волосами. – Как раз сейчас вполне подходяще. Все на забаве.

– Да, бежать, конечно, надо, – кивнула Ладислава. – Но вот беда, некому нам дверь отпереть? Чай, там засовец изрядный, если не замок.

– Замок? А стражник! – неожиданно откликнулась рыжая щербатая Речка. – Я уж видала, как он на вас обеих посматривал. И не только сегодня.

– А и правда! – охнула Ладислава. – Молодец, Речка, не худо придумала! Попытка – не пытка. Что, Любима-краса, зазовем к себе стражника? А как сунется – сразу цепью по голове – и в кузню. Цепи-то, чай, расковать надобно.

– А ты умеешь ковать?

– Спрашиваешь! Я ж из кузнецкой семьи. Там немного и делов-то, только шпон расковать – и все. Со скованными-то руками далеко не убежишь.

– Это точно.

– Ладно, решили, так решили. – Ладислава лукаво улыбнулась, сверкнув синими, словно цветы васильки, глазами. – Ну что, зовем полюбовничка?

Любима задорно тряхнула головой. Казалось бы – куда и боль ушла? Еще бы вот вспомнить как стражника звать?

– Жваном кличут.

– Жва-ан… Эй… Жва-ане… – приникнув губами к щели, позвала Ладислава.

Стражник отозвался неожиданно быстро, словно того и ждал – а может, и вправду, ждал?

Подошел к амбару, кривоногий, страшненький:

– Чего тебе?

– Да водицы б испить.

– Водицы? – Жван хмыкнул. – Запросто так и птичка не зачирикает. – Он многозначительно помолчал.

– Так не за просто так… – Послышался за дверью томный девичий голос. – Нас ведь все равно сегодня… Так пусть ты первый… Хоть напьемся вволю, ежели не обманешь.

– Я? Да не обману, девки! Счас, только ворота прикрою.

Смешно переваливаясь с ноги на ногу, стражник побежал к распахнутым воротам. Остановившись, обернулся к башне:

– Эй, Неждан! Я тут посплю немного. Ты, как наши поедут, свистни.

– Я бы тож поспал, – лениво отозвался с башни Неждан. – Ладно, спи. Свистну.

– Вот, благодарствую.

Довольный, как никогда, кривоногий стражник Жван схватился за левую створку ворот…

– Придет? – переглянулись запертые в амбаре девчонки.

– Придет, – усмехнулась Ладислава. – Вы б мужиками были, неужели б не пришли?

– А вдруг чего заподозрит неладное?

– Это глядя на нас-то? Да от наготы нашей у него вмиг дыханье остановится! Думаю, и не успеет он ничего заподозрить. Любима, у тебя удар сильный?

– Не знаю.

– Ну, тогда я буду бить, а ты завлекай… Ну, все девчонки. Кажется, идет!

За дверью раздались осторожные шаги. Любима, подперев ладонью голову, томно разлеглась посреди амбара, а Ладислава, подняв руки с тяжелой, намотанной на кулаки, цепью, затаилась в углу у входа. Шаги затихли перед самой дверью. Скрипнул отодвигаемый засов.

Едва стражник заглянул в амбар, как тут же получил хороший удар по башке! Ладислава ударила от души. Даже не пикнув, страж кулем свалился наземь.

– Бежим! – шепнула Любима.

– Осторожнее! – Ладислава предостерегающе подняла палец. – В тень!

От внимательного взгляда башенного стража их спасла только ночная тьма. Освещающие двор факелы горели тускло, да и те большей частью погасли, а луна как раз зашла за тучку. Пробежав по двору, девушки скрылись в кузнице. Слава богам, горн еще был горяч. Вполне достаточно для того, чтобы накалить прут для выбивки шпона. Положив руки Речки наручами на наковальню, Ладислава осторожно поднесла прут к шпону, ударила маленьким молотом. Звук показался неожиданно звонким, резким! Девчонки в страхе притихли, в любую минуту ожидая появления стража. Кузнеца они не боялись, знали – тот был большим охотником до воинских забав, наверняка и сейчас скакал к болоту вместе с остальными зрителями. Крайние башни острога тоже охранялись, но огни были далеко, и вряд ли там было что-нибудь слышно, однако вот центральная башня… Нет, вроде все обошлось!

Освободившись от наручников, беглянки бесшумно выбежали за ворота.

– Стойте, – неожиданно воскликнула Ладислава. – Слышите? Там – ручей. – Она кивнула на овраг.

– Ну, ручей, и что?

– А то, что он завсегда впадает в реку. А у них, между прочим, собаки. И какие! Река – наше спасение.

– Какая ж ты умница, Ладислава!

– Будешь тут умницей… Давайте быстро к ручью!

Девушки спустились в овраг, не чувствуя, как голые ноги нещадно жалит крапива. Вот и ручей, приятный, холодный, правда, дно каменистое. А кусты вокруг? Какие они жесткие, колючие! Да, не очень-то было удобно – бежать по лесу голышом. Но девчонки бежали, их гнали вперед страх и, одновременно, радость. Страх – понятно, а почему, радость? Потому что смогли! Удалось! Сумели! Теперь вот не сплоховать бы, прибавить шагу, и, главное, не сбиться с пути – найти реку.

Тяжело дыша, девчонки бежали по ночному лесу, словно нагие нимфы. В спину им светила выкатившаяся из-за тучи луна, а впереди, за деревьями, серебрилась широкая лента реки. Увидев ее, девушки почувствовали несказанную радость. Ну, вот еще чуть-чуть… Ну, вот… И пусть колючие ветки в лицо, и давно сбиты в кровь ноги, пусть! Зато вот она – свобода, вот оно – счастье. Казалось бы – много ли надо? Сделав последний рывок, девушки с разбега бросились в серебристые волны…

Хельги обозревал уже третью избу. Никого. Оставался еще амбар – но туда уже давно отправился Снорри. Чего же он там выжидает?

Осторожно проникнув в открытую дверь амбара, ярл замер – у самого входа, на старой соломе, лицом вниз лежал Снорри. На затылке его в свете луны чернела запекшаяся кровь.

Убит?

Хельги бросился к другу. Нет, вроде дышит.

– Эй, Снорри, Снорри! Ты жив?

– Вроде бы… – со стоном отвечал Снорри.

– Тогда держись. Будем выбираться отсюда.

Ярл взвалил приятеля на плечо и замер. За воротами явственно слышался приближающийся стук копыт.

– Что там? – поднял голову Снорри.

– Похоже, влипли, – усмехнулся ярл.